— Далибор сначала не соглашался, но я назначила такую цену, что он не смог устоять. — Ана молчала. — Тебе интересно? Ты сейчас поражена, теряешься в догадках… — Дора тихо засмеялась. — Знаешь, какое у меня было детство, красавица? Наверняка не такое, как у тебя. Нет, ты не можешь себе его представить. Все издевались надо мной и моей матерью. Мы с ней подыхали от голода, от болезней, бывали дни, когда нам не давали даже куска хлеба… Последняя приживалка в замке моего отца жила лучше и сытнее, чем я. — Дора недобро ухмылялась. — Но я терпела. Мать приучила меня к мысли, что я должна выжить. Это она внушила мне безумную надежду: настанет день, когда я стану королевой… Эта мысль согревала меня в самые жестокие морозы… поддерживала… окрыляла… — Дора раскинула в стороны руки и легко крутанулась на месте. — И это случилось! Перед смертью отец наконец признал меня своей дочерью и закрепил за мной право на трон. Нищая дочь Годки — нищей любовницы короля — теперь хозяйка огромной страны! Ты в моем замке. — Не в силах скрыть свою радость, Дора громко засмеялась. — Я пообещала Далибору на три года воздержаться от войны с ним. И разрешила ему жениться на мне. Самый желанный мужчина двух королевств теперь мой. Мой!
— Я счастлива умереть за его народ, — прошептала Ана помертвевшими губами.
— Умереть? — Дора прищурилась. — Нет, я не для этого тебя купила.
— А для чего? — резко спросила Ана.
— Я думаю, ты уже догадалась.
— Я не гадалка.
— Неужели? А я думала, каждая цыганка умеет гадать.
Сердце у Аны сжалось. Дора задумчиво рассматривала ее.
— О, дорогая, только я понимаю, как нелегко тебе жить среди людей… скрывать свои желания, чувства, — смиренно и даже робко сказала она, подходя поближе. — Когда я думаю о том, как коварна твоя бесхитростность, я испытываю не сравнимый ни с чем восторг.
— Оставь меня в покое, — глухо сказала Ана. — Что тебе нужно?
— Твоя сила. Твой необыкновенный дар. Твоя мощь, не доступная обыкновенным людям. Это просто чудо, что я встретила тебя… Мы станем друзьями, правда? — вкрадчиво сказала Дора. Ее черные глаза сверкали жутким, неприятным огнем.
Ана изумленно смотрела на Дору, и недобрые предчувствия, мучившие ее, все усиливались. Дора опасливо прикоснулась к ее руке. Ана резко отстранилась.
— Я счастлива… — почти благоговейным шепотом произнесла Дора. — Не каждый может похвастаться дружбой с оборотнем.
Муха кричал и сопротивлялся, как мог. Ухватив с обеих сторон за руки, слуги волокли его в покои короля. Король шел следом, пошатываясь, как больной. Карлика затолкали в плетеную корзину и подвесили на веревке под потолком, в нескольких метрах от пола.
… Озаренный огнем свечи, Далибор сидел за столом, обхватив голову руками. У его ног пристроился Рогач. Когда из покачивающейся корзины доносился слабый стон, пес поглядывал на корзину и недовольно ворчал.
— Я убью тебя, — после долгого молчания донеслось сверху.
— Ты опять? Молчи…
— Ублюдки вы с твоей Дорой, вшивой, потасканной… костлявой…
Король стукнул кулаком по столу. Рогач приподнялся и, посмотрев на короля, заворчал.
— Гадина… Я убью тебя. — Сверху раздались всхлипы.
— Моя родина гибнет, и если в моих силах остановить ее падение, неужели ты думаешь, что я постою за ценой?!
— Эта цена имеет название!
— Я не знал, что это преступление, — мечтать о лучшей жизни для своего народа…
— То, что ты сделал, — не преступление. Это хуже.
Далибор вскочил, как разъяренное животное, и закричал:
— Дора стерла бы мою страну с лица земли! Лучше погибнуть от собственного меча, чем изменить родине!
— Да, лучше погибнуть, — вторил ему голос из корзины. — Что ж ты не погиб?
Король опустился в кресло.
— Не погиб… Не погиб… — прошептал он.
Муха перестал плакать.
— Я знаю, почему ты не погиб, — сказал он. — Это Ана спасла тебя. Она разрезала свое платье и подкупила гонца, чтобы он объявил, что война отложена. Ты по-королевски отблагодарил ее, гадина… Молчишь? Не знаешь, что сказать… Мучайся теперь, если ты еще можешь что-нибудь чувствовать. Обнимайся со своей Дорой, которая вспарывала животы рудокопам…
— Замолчи! Замолчи! — страшным голосом закричал Далибор. — Я убью тебя! Рогач вскочил и залаял. Карлик засмеялся:
— Позови свою невесту. Вместе позабавитесь! И этого, серого, такое же чудовище, как и его хозяин…
Король упал за стол и глухой стон, похожий на рыдание, донесся до Мухи. Он на время замолчал, подумал и вдруг негромко произнес:
— Она любила тебя.
Далибор поднял голову.
— Она любила тебя, — повторил карлик, наблюдая за ним в дырочку в корзине.
— Замолчи…
— Любила.
— Замолчи!
Муха закричал во все горло:
— Она любила тебя! Любила!
Жестом, беспомощным, как женский упрек, король заткнул уши и тоже закричал — чтобы заглушить голос, который раздирал кровавую рану на его сердце…
Ветер заметал в низкое маленькое окошко рои белых мух. Лежа на полу, она с трудом дотягивалась до него, чтобы снова и снова взглянуть на серое ночное небо и жадно подставить ветру свое пылающее лицо. Если бы только увидеть звезды. Ей сразу стало бы легче.
У нее опять болят руки. Она поднесла к глазам почерневшую ладонь. Они пытали ее огнем. Она не кричала — кричит только слабый… Они хотели вызвать к жизни невозможное и отвратительное, то, о чем она все время пыталась забыть и что осталось где-то далеко, за той темнеющей горной грядой. Оно осталось далеко отсюда!
Она снова посмотрела в окно. Себя не обманешь… Прошлое всегда с нами. От него нельзя укрыться за высокими снежными перевалами. Оно настигнет тебя и там…
Снаружи начиналась буря. Ночной ветер становился все холоднее и неистовее, но в его голосе ей слышалось обещание скорого прихода весны. Еще совсем немного, и отступят долгие мглистые ночи — солнце растопит их холод; в долинах лопнут на деревьях почки, яростно пробьют землю зеленые ростки и заплещутся реки. Потом заколосятся хлеба, и посреди летнего зноя холод этой бесконечной ночи будет казаться ей далеким и призрачным. Да он уже и отступил… ей жарко… Рана в груди просто пылает, и горят ладони. Этот ветер… он стал вдруг нестерпимо горячим, и она не понимает — как это возможно? Наверное, это сон…
…Жаркий полдень плавит камни, и густое обжигающее марево скатывается с вершины холма, толкая в грудь девочку, карабкающуюся вверх. Там, высоко, ее ждет белокурый мальчик. Он звонко смеется и подбадривает ее. Она не узнаёт его, но тоже смеется, скрывая свое смущение, и упрямо взбирается по крутому склону, напрягая последние силы. Для нее сейчас нет ничего важнее, чем дойти до вершины.
— Иду, уже почти дошла… — все повторяет она, тяжело дыша. — Не смейся надо мной… Ты противный… Видишь, я уже дошла…
Из-под ног у нее сыплются камни, с шумом скатываясь вниз и где-то далеко встречаясь с землей. Она боится даже смотреть туда, на незнакомую ей сожженную зноем равнину, на раскаленные каменные россыпи и чахлые рощи, изнывающие под солнцем. Оглушающая тишина вокруг вдруг начинает звенеть, будто где-то далеко и печально заныли скрипки.
Не слушая их, мальчик протянул к ней руки и начал петь другую, свою, песню. Она остановилась и, с трудом сохраняя равновесие, прислушалась.
— Ты вернешься, дорогая… Ты взойдешь на этот зеленый холм, я обниму тебя, и мы никогда не расстанемся… — пел мальчик.
Он подошел к самому краю вершины, склонился, и она увидела, что у него светлая тень. Ей вдруг стало так легко и свободно стоять здесь, между небом и землей, и слушать этот родной, звонкий голос. Она узнала его… Она поднимется, и ее встретят все те, кто покинул ее и кого она так любит… Ее ждут!
Она обернулась — ее собственная тень тоже была светлой. Засмеявшись, она протянула руки к мальчику, поджидающему ее на вершине.
— Я иду к тебе, Ян, — сказала она. — Я иду к тебе.
Она выпрямилась и легко побежала вверх, больше не слушая грустную мелодию далеко позади себя, и вскоре та стихла совсем — хватающая за сердце… печальная, как неразделенная любовь…
— Смотри, ты мне не верила… — Ярош сунул Доре в руку кружевной платочек, испачканный чем-то голубым. Она поднесла его к глазам.
— Вчера мне даже показалось, что она вот-вот обернется, — трепеща, произнес один из стражников, провожающих Дору в подземелье. — Лицо сделалось таким страшным… ужас… Голову запрокинула назад и оскалилась, как… как…
— Быстрее! — вся задрожав от нетерпения, пробормотала Дора.
Стражники отворили тяжелую железную дверь. Дора, держа в руке горящий факел и путаясь в длинной шубе, стала торопливо спускаться по скользким ступенькам. От влажного и холодного воздуха факел сразу затрещал.
— Ждите здесь! — крикнула Дора стражникам. Те послушно замерли за дверью.
Она остановилась у решетки, перегораживающей комнату, трясущимися руками отомкнула большой замок и, воткнув чадящий и уже едва тлеющий факел в кольцо на стене, вошла внутрь. Ее глаза не сразу привыкли к темноте. Она постояла, прислушиваясь, и тихо позвала:
— Ана?
В углу что-то зашуршало. Дора двинулась на звук и отпрянула, наткнувшись на странного вида старуху. Ее темная фигура была маленькой и зловещей, и веяло от нее чем-то пугающим. Она стояла неподвижно, устремив на Дору пылающий взор.
— Ана?! — затрепетав, выдохнула Дора.
Она шагнула вперед и тут же обнаружила свою ошибку: Ана лежала на полу у окна. Старуха, склонившись над ее неподвижным телом, прислушалась, глубоко вздохнула, и от ярости ее просто скрючило.
— Как я ненавижу этих глупых людей… — всхлипнула она. — Ждать столько лет и все потерять… — Дора слушала ее, широко раскрыв глаза. — Какое красивое лицо… Девочка моя… — Старуха затопала ногами. — Нежная! Как цветок! А какое отважное сердце! — Она повернулась к Доре и затряслась еще сильнее. — Подойди-ка поближе, я выгрызу тебе глаза… — Дора завизжала от страха. — Безмозглая дурочка… Это я, я подкинула тебя Сохору… а ты нагадила мне… мерзавка… дрянь… — шипела старуха на отступающую в ужасе Дору.
— Как подкинула? Почему? — наконец выдавила та из себя. — Разве он не мой отец? Но ведь…
— Когда вы с Аной родились, я выкрала только тебя, — чтобы Стинс, ваш отец, тебя не убил… Но Ану — не успела… Зачем вы пытали ее? Разве в ваших силах было заставить ее воспользоваться ее даром? — Старуха едва не плакала от досады. — Даже я не могла этого сделать — столько лет… столько лет… — Она замахнулась на Дору своей клюкой, но со злостью разбила ее о каменную стену. Потом постояла, тряся огромной лысой головой, и повернулась к съежившейся Доре. — Не стану я тебя убивать… Конец твоей жизни просто замечателен… такого не придумаешь впопыхах…
— Возьми меня с собой, я буду помогать тебе… — дрожа от волнения, предложила Дора.
Старуха острым ногтем полоснула Дору по щеке, размазала между пальцами ярко-красную кровь и показала Доре.
— Вода, — презрительно сказала она. Потом шагнула в темноту и исчезла.
Вечером следующего дня в замок Далибора вернулся Бивой со своими лучниками. Он привез четыре сундука с драгоценностями, за которыми его посылала Ана. На это неслыханное богатство можно было много лет вооружать огромную армию и противостоять любому врагу. Узнав, что Далибор отдал Ану Доре, Бивой увел с собой свой отряд, навсегда покинув страну.
Ночью Муха прокрался в покои короля, к изголовью его постели. Король неподвижно лежал на спине. Карлик вскинул вверх руку со своим крошечным кинжальчиком.
— Смелее, Муха… — вдруг донесся до него надломленный голос.
Рука карлика задрожала, он опустил ее, потом замахнулся снова, швырнул оружие на пол и закричал, как будто ему причинили невероятную боль. Прибежавшая на шум охрана схватила его.
— Пустите его, — бесцветным голосом сказал король, даже не пошевельнувшись. — Пусть делает, что хочет.
Плача, Муха побежал в конюшню и вывел Ветра. Ему отворили ворота замка, и он ушел. Король стоял у окна и смотрел, как они уходят в темную ночь, заметаемую пургой. Через два дня их нашли замерзшими на пустынной дороге в лесу.
…Тягостная тишина, как в доме, где появился покойник, воцарилась в замке. Король несколько дней тихо ходил по комнатам и улыбался. Приближенные и слуги, стыдясь его состояния, старались не попадаться ему на глаза. Встретив кого-нибудь на своем пути, король останавливал и, положив руку ему на плечо, долго всматривался в лицо, что-то вспоминал, а потом отпускал.
14.
Модуль двигался по сложной траектории, заданной автопилоту в соответствии с задачами, возложенными на него. Самое главное, он должен был оставаться невидимым, и использовал для этого все свои возможности. Проще всего бортовому компьютеру было придавать движущемуся аппарату форму облака или маскироваться под метеорологические зонды землян, но он не злоупотреблял таким примитивом, способным ввести в заблуждение только неискушенную молодую цивилизацию, подобную земной. Для того, чтобы ускользнуть от более достойного противника, в ход шли серьезные способы маскировки — от сильного защитного экрана до исчезновений в искривленном пространстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43