Сначала просто махали кулаками, потом озверели, в ход пошли кастеты и ремни с тяжелыми бляхами. Пашка выхватил нож с наборной рукояткой. Ударить не успел — появились менты.
Пожалуй, тянет на «попытку покушения без последствий».
Неизвестно чем привлек внимание Григория Матвеевича обычный плохо выбритый парняга, сидящий в обезьяннике. Дерзкими глазами, еще не успевшими остыть после схватки? Или наручниками? Рядовых нарушителей закона браслетами не жалуют.
Подхалимистый халдей в погонах охотно удовлетворил просьбу Мамыкина — отпустил «преступника».
Так Пашка и превратился в шестерку окимовского авторитета…
Придется звонить…
— Григорий Матвеевич, вас беспокоит Черницын…
— Говори, не теряй времени зря, — басом рявкнул Мамыкин. — Где телка?
Судя по голосу, босс находится в среднем состоянии — в меру раздраженном, в меру миролюбивом. Это еще ни о чем не говорит. Он легко переходит из одного состояние в другое.
— Дело в том, что мы малость опоздали…
Стараясь говорить уверенно, Пашка поведал о появлении в барачном поселке москвичей, о дерзком поведении Шаха, о невозможности взять сестру Кирилла силой, о задуманной им «спецоперации», в результате которой приказ босса непременно будет выполнен. Если понадобится, с кровопусканием.
— Начхать мне на твоего вшивого фрайера! — набирая обороты, заорал Мамыкин. Не больно уж и начхал, ехидно подумал Пашка. У Шаха людей побольше и вооружены они, не в пример, мамыкинским боевикам, более серьёзно. — Какая толстая тетка? Какой пучеглазый моджахед? Сначала узнай, кто приехал к Осиповым, потом звони. Понял, свистопляс, или пояснить?
— Все понял, Григорий Матвеевич, будет сделано…
Отделаться угодливыми заверениями не удалось, Мамыкин окончательно скатился в раздражительное состояние.
— Ты не заверяй меня в благонадежности, сам знаю, что ты из себя представляешь, плотва безмозглая. Подавай мне Лерку в любой упаковке, понял? Она должна подействовать на упрямого братца, который продолжает кочевряжиться. Мать даже не пикнет — побоится. Скажи ей, что дочка гостит у меня и все будет нормально. Куда денется железнодорожная работяга? Побежит в ментовскую? Пусть сбегает. Смешно даже…
Все, связь разорвана. Пашка укоризненно поглядел на умолкшую трубку. Будто она еще не все сказала. Никаких «спец операций» не предусмотренно, вырвать силой у Шаха его гостей — глупо даже подумать. Остается подстеречь беглянок возле вокзала
Блокада вокзала и прилегающих к нему улиц была организована по лучшим законам службы наружного наблюдения милиции. Проинструктированные, снабжённые словесными портретами беглецов, гвардейцы прогуливались по перрону и вагонам, ходили по тротуарам и скверам, разглядывали изящных и полых женщин, изучали мужчин с кавказской внешностью. Особенно старались парни, опозоренные Русиком.
Бесполезные усилия — Осиповы и москвичи будто провалились сквозь землю.
Ни взбешенный Мамыкин, ни главная его шестерка не знали, что, полакомившись блинчиками и множеством деликатесов, выставленных на стол гостеприимным хозяином, женщины, сопровождаемые Русиком, Шазом и двумя его боевиками, уехали в Москву на иномарках…
После возвращения, казалось бы, уничтоженного, искорененного капитализма, появились немалые свободы. Реальные, не лозунговые, расхваленные в газетах и по радио. И сразу, грибами после дождя, стали появляться всевозможные группировки и объединения. Мухоморные, основанные на грабежах и убийствах. Из «боровичков» — вызывающе верноподанные. Из «груздей» — зовущие к возврату благостного старого строя.
Уловив запашок наживы, Мамыкин немедля организовал свою криминальную структуру, которая подмяла под себя весь район. Сын малоизвестного адвоката Николай Шахов так же быстро занял свободную нишу, не грабительски криминальную, но и не праведно послушную новому руководству. Нечто среднее.
Бывшие пионервожатые, комсомольские бонзы и простые парни, не верящие в «светлое будущее», предпочитающие строить его по своему, потянулись к Шаху. Никаких анкет, никаких билетов — настоящая свобода. Единственное принуждение — безропотное подчинение. Не хочешь — скатертью дорожка, линяй к Маме или к другому боссу, по добровольному выбору.
Странно, но никто не линял.
Чем занималась шаховская группировка? Зайдут парни к разжиревшему торгашу или к нажившемуся на «прихватизации» новому русскому, вежливо, без угроз и демонстрации стволов, попросят из милосердия помочь обнищавшим гражданам, поделиться частью своего богатства. Ничего криминального — обычное цивилизованное, сугубо добровольное спонсорство.
Как правило, богачи предпочитают раскошелиться. Действительно, лучше поделиться частью, чем лишиться всего. Думать так — их проблемы. Бывает, и отказываются. Ну, что ж, вольному воля, не хотите помогать бедным, не помогайте. Просить не будем. Бог накажет.
И наказывал же! У одного сгорел магазин со всем содержимым — мебелью, товарами, холодильным оборудованием. Пожарные установили: короткое замыкание. Никакое не замыкание — Божья кара. У другого — свалилась с моста в реку машина с дорогостоящей бытовой техникой: компьютерами, телевизорами, стиральными машинами. Ментовские эксперты установили: человеческий фактор, водитель не справился с управлением. У третьего ночью в офис забрались грабители — унесли не только оргтехнику, но зачем-то им понадобилась техническая документация.
Шаховцы сочувствовали, переживали, предлагали помощь. Естественно, не безвозмездную. Страдающие бизнесмены не отказывались.
Однажды один придурок обратился за помощью к Маме. Тот, как принято, назвал солидную цену, получил согласие и забил стрелку. Шах охотно согласился. Рано или поздно толковище должно было состояться, так лучше пусть оно пройдет раньше.
Николай приехал на лесную поляну с опозданием на полчаса, что само по себе говорило о пренебрежительном отношении к противостоящей стороне. Сопровождали его два десятка бойцов в полном боевом снаряжении — с автоматами и даже с двумя гранатометами зарубежного производства.
Сравнил их Мама со своим войском, вооруженным в основном пистолетами и понял — стрелка будет не в его пользу. Если дойдет до схватки, если не удастся договориться о разделе сфер влияния, его «гвардейцев» либо перебьют, либо они сами разбегутся.
Тогда и было достигнуто согласие о вечном мире…
Короче, жизнь текла по обычному руслу — вверх, вниз, вираж, еще один, поворот, снова поворот. В основном, удачные, приносящие очередные барыши. Проколов было мало и они не брались в расчет.
Полученные деньги, за вычетом небольших процентов для развития организации, действительно, шли в школы, приюты или неимущим людям, которые даже дешевое молоко потребляют не каждый день, а уж икорку и балычок видели только во сне. Шах представлял себя в роли российского Родин Гудом, которому благодарные бомжи и инвалиды просто обязаны поставить памятник.
Он был просто переполнен идеями, одна другой интересней и заманчивей. К примеру, возродить, искорененные прежней властью, дворянские балы. Конечно, с платным входом. Или организовать шикарное празднество по какому-нибудь, не имеет значения какому, поводу. Скажем, отметить день рождения в России самогоноварения. Или создать громадную, в два этажа, дискотеку, на которой сограждане всех слоев и состояний вволю повеселятся, забудут о своих нуждах и проблемах.
Последняя идея настолько захватила его, что он решил не откладывать дела в долгий ящик. Спрашивается, зачем и для чего существует бездействующий клуб железнодорожников? Для собраний и заседаний? Мелко и несовременно. Для дорогостоящего показа американских боевиков, на которые, кроме новых русских, никто не ходит? Еще глупей. Для демонстрации и продажи обуви или меховых изделий? Пусть торгаши подберут другое, менее престижное здание. На той же привокзальной площади, ближе к обслуживаемому раньше контингенту машинистов и стрелочников.
Для осмотра будущей дискотеки Шах приехал в сопровождении четверых невооруженных парней. Если не считать, спрятанных под рубашками пистолетных стволов. Время такое, диктует свои правила безопасности. Встретил их директор клуба, более похожий на не выспавшегося сторожа, чем на главу культурно-просветительного учреждения.
Обойдя все комнаты, посетив зрительный зал, побывав в бывшей библиотеке, Шах назвал приемлемую, по его мнению, сумму в полсотни тысяч баксов. Директор заколебался былинкой на ветру. Ему и хотелось сбыть с рук пришедшее в упадок здание, и мучило предчувствие возмездия со стороны городской администрации.
— Ну, как я могу продать объект? — запинаясь вопрошал он, то ли от страха, то ли по причине головной боли после недавней пьянки вместе с худруком и двумя уборщицами. — Меня не поймут…
— За деньги — поймут и не осудят, — с нескрываемой насмешкой, ответил Шах. — Кинем мэрии пару кусков зелени, мигом и согласуют и утвердят сделку. Не тряси штанами, Куцикин, оформление беру на себя.
— Спасибо… Но клуб-то не мой и не мэрии — на балансе МПС.
В ответ — пренебрежительная гримаса. Чудак-человек, до сих пор не врубился в современность. Железнодорожные чиновники любят зелень не меньше их собратий, сидящих в администрации. Такова «селяви», работают в полную силу возрожденные из пепла рыночные отношения.
— Какой клуб, дядя? Разуй гляделки! Полы просели, на обнаженной дранке висят куски штукатурки, повсюду — матерная роспись, высовываются голые провода, замкнутся — сгоришь. А я вложу деньги, отремонтирую, перестрою, создам дискотеку, вместе с казино и варьете. Представляешь?
— Чего? — не понял похмельный директор, машинально нащупывая в кармане плоскую фляжку, наполовину заполненную желанным самопалом. — Какое еще варьете?
— Неуч ты, дядя, малокультурный. Простых вещей не понимаешь. Гляди!
Попытка изобразить чечетку не удалась — Шах с детства не любил ни пения, ни танцев, точно так относился к драматургии. Всю свою жизнь он посвятил более приятной науке — экономике. А вот боевики поддержали посрамленного босса — умело, даже талантливо изобразили степ. С притопами, прихлопами, азартными выкриками.
— Понял, бездарь? — сдвинув шляпу с макушки на лоб, осведомился Шах. — Казино и все прочее сам увидишь, когда реконструирую твое заведение. В зрительном зале — круглосуточная дискотека. В библиотеке — варьете. В каминой — казино. В кинозале — буфет. На втором этаже — комнаты для одичавшей, не вкусившей сладких плодов цивилизации публики Окимовска. А когда заводик на полную зафурычит и работяги станут получать приличную зарплату, вообще — кайф. Не прогорим.
Директор не в силах представить себе будущее великолепие своего захудалого клуба. Единственное желание — завить горе веревочкой, присосаться к горлышку фляжки. Поскорей бы свалили эти мужики, оставили его в покое!
— Я ничего не решаю, Николай, иди к Бабкину, освободи мою грешную душу. Сам должен понимать…
Шах огорченно вздохнул. Начинается очередная чиновничья круговерть. Иван отсылает к Петру, тот — к Сидору, который, получив на лапу, — к Ивану. Круг замкнется. Ничего не решающий Бабкин обязательно отфутболит просителя к фактическому хозяину города — к Мамыкину. Тот начнет почесываться и отнекиваться. Ему до фени, до перегоревшей лампочки идеи Шаха, которые для него не представляют никакой ценности.
Что же делать?
Размышления прервали мотоциклетные выхлопы. Рокер сдернул с головы шлем, подбежал к Шаху. Если бы сейчас присутствовала Клавдия, она с удивлением узнала бы в мотоциклисте недавнего пьяного парня, который, заикаясь и пошатываясь на ватных ногах интересовался причиной появления в барачном поселке толстой бабы с кавказским мужиком.
Она не знала, что «протрезвившийся» алкаш последовал за ними, подслушал застольную беседу, и, оседлав свой потрепанный мотоцикл, помчался к хозяину. То есть, к Шаху.
— Что стряслось, Костик? Ты чо? Змеюка укусила в задницу или кирпич на башку свалился?
Николай считал себя культурным, начитанным человеком, общаясь с себе подобными, он избегал простонародных выражений, тем более, матерщины, изъяснялся на чисто литературном языке, не замусоренном бандитским сленгом. Но при беседах с боевиками подлаживался под их уровень.
— Кажется, должны приехать большие люди. Очень большие, — Костик поднял руку выше головы. — Один уже появился. Здоровый мужик. Очень здоровый, с таким вот носом! — Костик приложил к своему курносому носу кулак. — Не разберешь, армяшка или грузин.
— К кому приехал? Да не тяни кота за хвост — поцарапает!
— К Осиповым. С кавказцем — толстая тетка, Клавдией зовут, слышал — из Москвы.
Шах радостно заулыбался. Появилась возможность проявить гостеприимство, показать, что не только в российской столице, но и в заштатном городишке на Оке умеют ценить добрых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Пожалуй, тянет на «попытку покушения без последствий».
Неизвестно чем привлек внимание Григория Матвеевича обычный плохо выбритый парняга, сидящий в обезьяннике. Дерзкими глазами, еще не успевшими остыть после схватки? Или наручниками? Рядовых нарушителей закона браслетами не жалуют.
Подхалимистый халдей в погонах охотно удовлетворил просьбу Мамыкина — отпустил «преступника».
Так Пашка и превратился в шестерку окимовского авторитета…
Придется звонить…
— Григорий Матвеевич, вас беспокоит Черницын…
— Говори, не теряй времени зря, — басом рявкнул Мамыкин. — Где телка?
Судя по голосу, босс находится в среднем состоянии — в меру раздраженном, в меру миролюбивом. Это еще ни о чем не говорит. Он легко переходит из одного состояние в другое.
— Дело в том, что мы малость опоздали…
Стараясь говорить уверенно, Пашка поведал о появлении в барачном поселке москвичей, о дерзком поведении Шаха, о невозможности взять сестру Кирилла силой, о задуманной им «спецоперации», в результате которой приказ босса непременно будет выполнен. Если понадобится, с кровопусканием.
— Начхать мне на твоего вшивого фрайера! — набирая обороты, заорал Мамыкин. Не больно уж и начхал, ехидно подумал Пашка. У Шаха людей побольше и вооружены они, не в пример, мамыкинским боевикам, более серьёзно. — Какая толстая тетка? Какой пучеглазый моджахед? Сначала узнай, кто приехал к Осиповым, потом звони. Понял, свистопляс, или пояснить?
— Все понял, Григорий Матвеевич, будет сделано…
Отделаться угодливыми заверениями не удалось, Мамыкин окончательно скатился в раздражительное состояние.
— Ты не заверяй меня в благонадежности, сам знаю, что ты из себя представляешь, плотва безмозглая. Подавай мне Лерку в любой упаковке, понял? Она должна подействовать на упрямого братца, который продолжает кочевряжиться. Мать даже не пикнет — побоится. Скажи ей, что дочка гостит у меня и все будет нормально. Куда денется железнодорожная работяга? Побежит в ментовскую? Пусть сбегает. Смешно даже…
Все, связь разорвана. Пашка укоризненно поглядел на умолкшую трубку. Будто она еще не все сказала. Никаких «спец операций» не предусмотренно, вырвать силой у Шаха его гостей — глупо даже подумать. Остается подстеречь беглянок возле вокзала
Блокада вокзала и прилегающих к нему улиц была организована по лучшим законам службы наружного наблюдения милиции. Проинструктированные, снабжённые словесными портретами беглецов, гвардейцы прогуливались по перрону и вагонам, ходили по тротуарам и скверам, разглядывали изящных и полых женщин, изучали мужчин с кавказской внешностью. Особенно старались парни, опозоренные Русиком.
Бесполезные усилия — Осиповы и москвичи будто провалились сквозь землю.
Ни взбешенный Мамыкин, ни главная его шестерка не знали, что, полакомившись блинчиками и множеством деликатесов, выставленных на стол гостеприимным хозяином, женщины, сопровождаемые Русиком, Шазом и двумя его боевиками, уехали в Москву на иномарках…
После возвращения, казалось бы, уничтоженного, искорененного капитализма, появились немалые свободы. Реальные, не лозунговые, расхваленные в газетах и по радио. И сразу, грибами после дождя, стали появляться всевозможные группировки и объединения. Мухоморные, основанные на грабежах и убийствах. Из «боровичков» — вызывающе верноподанные. Из «груздей» — зовущие к возврату благостного старого строя.
Уловив запашок наживы, Мамыкин немедля организовал свою криминальную структуру, которая подмяла под себя весь район. Сын малоизвестного адвоката Николай Шахов так же быстро занял свободную нишу, не грабительски криминальную, но и не праведно послушную новому руководству. Нечто среднее.
Бывшие пионервожатые, комсомольские бонзы и простые парни, не верящие в «светлое будущее», предпочитающие строить его по своему, потянулись к Шаху. Никаких анкет, никаких билетов — настоящая свобода. Единственное принуждение — безропотное подчинение. Не хочешь — скатертью дорожка, линяй к Маме или к другому боссу, по добровольному выбору.
Странно, но никто не линял.
Чем занималась шаховская группировка? Зайдут парни к разжиревшему торгашу или к нажившемуся на «прихватизации» новому русскому, вежливо, без угроз и демонстрации стволов, попросят из милосердия помочь обнищавшим гражданам, поделиться частью своего богатства. Ничего криминального — обычное цивилизованное, сугубо добровольное спонсорство.
Как правило, богачи предпочитают раскошелиться. Действительно, лучше поделиться частью, чем лишиться всего. Думать так — их проблемы. Бывает, и отказываются. Ну, что ж, вольному воля, не хотите помогать бедным, не помогайте. Просить не будем. Бог накажет.
И наказывал же! У одного сгорел магазин со всем содержимым — мебелью, товарами, холодильным оборудованием. Пожарные установили: короткое замыкание. Никакое не замыкание — Божья кара. У другого — свалилась с моста в реку машина с дорогостоящей бытовой техникой: компьютерами, телевизорами, стиральными машинами. Ментовские эксперты установили: человеческий фактор, водитель не справился с управлением. У третьего ночью в офис забрались грабители — унесли не только оргтехнику, но зачем-то им понадобилась техническая документация.
Шаховцы сочувствовали, переживали, предлагали помощь. Естественно, не безвозмездную. Страдающие бизнесмены не отказывались.
Однажды один придурок обратился за помощью к Маме. Тот, как принято, назвал солидную цену, получил согласие и забил стрелку. Шах охотно согласился. Рано или поздно толковище должно было состояться, так лучше пусть оно пройдет раньше.
Николай приехал на лесную поляну с опозданием на полчаса, что само по себе говорило о пренебрежительном отношении к противостоящей стороне. Сопровождали его два десятка бойцов в полном боевом снаряжении — с автоматами и даже с двумя гранатометами зарубежного производства.
Сравнил их Мама со своим войском, вооруженным в основном пистолетами и понял — стрелка будет не в его пользу. Если дойдет до схватки, если не удастся договориться о разделе сфер влияния, его «гвардейцев» либо перебьют, либо они сами разбегутся.
Тогда и было достигнуто согласие о вечном мире…
Короче, жизнь текла по обычному руслу — вверх, вниз, вираж, еще один, поворот, снова поворот. В основном, удачные, приносящие очередные барыши. Проколов было мало и они не брались в расчет.
Полученные деньги, за вычетом небольших процентов для развития организации, действительно, шли в школы, приюты или неимущим людям, которые даже дешевое молоко потребляют не каждый день, а уж икорку и балычок видели только во сне. Шах представлял себя в роли российского Родин Гудом, которому благодарные бомжи и инвалиды просто обязаны поставить памятник.
Он был просто переполнен идеями, одна другой интересней и заманчивей. К примеру, возродить, искорененные прежней властью, дворянские балы. Конечно, с платным входом. Или организовать шикарное празднество по какому-нибудь, не имеет значения какому, поводу. Скажем, отметить день рождения в России самогоноварения. Или создать громадную, в два этажа, дискотеку, на которой сограждане всех слоев и состояний вволю повеселятся, забудут о своих нуждах и проблемах.
Последняя идея настолько захватила его, что он решил не откладывать дела в долгий ящик. Спрашивается, зачем и для чего существует бездействующий клуб железнодорожников? Для собраний и заседаний? Мелко и несовременно. Для дорогостоящего показа американских боевиков, на которые, кроме новых русских, никто не ходит? Еще глупей. Для демонстрации и продажи обуви или меховых изделий? Пусть торгаши подберут другое, менее престижное здание. На той же привокзальной площади, ближе к обслуживаемому раньше контингенту машинистов и стрелочников.
Для осмотра будущей дискотеки Шах приехал в сопровождении четверых невооруженных парней. Если не считать, спрятанных под рубашками пистолетных стволов. Время такое, диктует свои правила безопасности. Встретил их директор клуба, более похожий на не выспавшегося сторожа, чем на главу культурно-просветительного учреждения.
Обойдя все комнаты, посетив зрительный зал, побывав в бывшей библиотеке, Шах назвал приемлемую, по его мнению, сумму в полсотни тысяч баксов. Директор заколебался былинкой на ветру. Ему и хотелось сбыть с рук пришедшее в упадок здание, и мучило предчувствие возмездия со стороны городской администрации.
— Ну, как я могу продать объект? — запинаясь вопрошал он, то ли от страха, то ли по причине головной боли после недавней пьянки вместе с худруком и двумя уборщицами. — Меня не поймут…
— За деньги — поймут и не осудят, — с нескрываемой насмешкой, ответил Шах. — Кинем мэрии пару кусков зелени, мигом и согласуют и утвердят сделку. Не тряси штанами, Куцикин, оформление беру на себя.
— Спасибо… Но клуб-то не мой и не мэрии — на балансе МПС.
В ответ — пренебрежительная гримаса. Чудак-человек, до сих пор не врубился в современность. Железнодорожные чиновники любят зелень не меньше их собратий, сидящих в администрации. Такова «селяви», работают в полную силу возрожденные из пепла рыночные отношения.
— Какой клуб, дядя? Разуй гляделки! Полы просели, на обнаженной дранке висят куски штукатурки, повсюду — матерная роспись, высовываются голые провода, замкнутся — сгоришь. А я вложу деньги, отремонтирую, перестрою, создам дискотеку, вместе с казино и варьете. Представляешь?
— Чего? — не понял похмельный директор, машинально нащупывая в кармане плоскую фляжку, наполовину заполненную желанным самопалом. — Какое еще варьете?
— Неуч ты, дядя, малокультурный. Простых вещей не понимаешь. Гляди!
Попытка изобразить чечетку не удалась — Шах с детства не любил ни пения, ни танцев, точно так относился к драматургии. Всю свою жизнь он посвятил более приятной науке — экономике. А вот боевики поддержали посрамленного босса — умело, даже талантливо изобразили степ. С притопами, прихлопами, азартными выкриками.
— Понял, бездарь? — сдвинув шляпу с макушки на лоб, осведомился Шах. — Казино и все прочее сам увидишь, когда реконструирую твое заведение. В зрительном зале — круглосуточная дискотека. В библиотеке — варьете. В каминой — казино. В кинозале — буфет. На втором этаже — комнаты для одичавшей, не вкусившей сладких плодов цивилизации публики Окимовска. А когда заводик на полную зафурычит и работяги станут получать приличную зарплату, вообще — кайф. Не прогорим.
Директор не в силах представить себе будущее великолепие своего захудалого клуба. Единственное желание — завить горе веревочкой, присосаться к горлышку фляжки. Поскорей бы свалили эти мужики, оставили его в покое!
— Я ничего не решаю, Николай, иди к Бабкину, освободи мою грешную душу. Сам должен понимать…
Шах огорченно вздохнул. Начинается очередная чиновничья круговерть. Иван отсылает к Петру, тот — к Сидору, который, получив на лапу, — к Ивану. Круг замкнется. Ничего не решающий Бабкин обязательно отфутболит просителя к фактическому хозяину города — к Мамыкину. Тот начнет почесываться и отнекиваться. Ему до фени, до перегоревшей лампочки идеи Шаха, которые для него не представляют никакой ценности.
Что же делать?
Размышления прервали мотоциклетные выхлопы. Рокер сдернул с головы шлем, подбежал к Шаху. Если бы сейчас присутствовала Клавдия, она с удивлением узнала бы в мотоциклисте недавнего пьяного парня, который, заикаясь и пошатываясь на ватных ногах интересовался причиной появления в барачном поселке толстой бабы с кавказским мужиком.
Она не знала, что «протрезвившийся» алкаш последовал за ними, подслушал застольную беседу, и, оседлав свой потрепанный мотоцикл, помчался к хозяину. То есть, к Шаху.
— Что стряслось, Костик? Ты чо? Змеюка укусила в задницу или кирпич на башку свалился?
Николай считал себя культурным, начитанным человеком, общаясь с себе подобными, он избегал простонародных выражений, тем более, матерщины, изъяснялся на чисто литературном языке, не замусоренном бандитским сленгом. Но при беседах с боевиками подлаживался под их уровень.
— Кажется, должны приехать большие люди. Очень большие, — Костик поднял руку выше головы. — Один уже появился. Здоровый мужик. Очень здоровый, с таким вот носом! — Костик приложил к своему курносому носу кулак. — Не разберешь, армяшка или грузин.
— К кому приехал? Да не тяни кота за хвост — поцарапает!
— К Осиповым. С кавказцем — толстая тетка, Клавдией зовут, слышал — из Москвы.
Шах радостно заулыбался. Появилась возможность проявить гостеприимство, показать, что не только в российской столице, но и в заштатном городишке на Оке умеют ценить добрых людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35