Это была чаша, черная керамическая чаша в форме головы. Гротескное лицо завораживало своим уродством: клюв как у стервятника, ослиные уши, густая борода, широко раскрытые глаза навыкате, а в волосах кишмя кишат змеи. Губы неприятно изгибались в хитрой ухмылке, открывая взгляду ряды острых зубов.
Мистер Найтингейл проследил направление взгляда мистера Хантера. Но ни тени стыда не омрачило Бобова чела, несмотря на столь явное свидетельство его вероломства! Что за отпетый прохвост! Ведь в руке своей он сжимал ту самую чашу, что, в придачу к прочим вещицам, похитил из дома мистера Хантера в ту памятную ночь и в числе прочих подобных предметов решил оставить для личного употребления.
– Вижу, вижу, на что вы пялитесь, молодой джентльмен, да только это не считается, – проворчал Боб, тем не менее слегка раздосадованный допущенной оплошностью. А вот мистер Джон Хантер пока ни одного промаха не совершил: он стоял перед головорезами, скрестив руки на груди, великолепно владея собой и не задумываясь об опасности – живое воплощение самонадеянности и силы.
– Не лгите мне, любезный. Если не вернете таблички из электра, что похитили у меня из дома, последствия окажутся для вас крайне неблагоприятны.
– Крайне не-бла-го-при-ят-ны! – воскликнул Опоссум. – Это что еще такое, Боб? К чему он клонит-то?
– Неблагоприятные последствия, – пояснил второй собутыльник, – это, стало быть, что бы ни случилось, добра не жди.
Комментарий вызвал очередной всплеск бурного веселья; впрочем, Боб присоединился к собутыльникам без особого энтузиазма. Хотя признать это про себя оказалось непросто, было что-то такое в светском молодом щеголе, помимо желтого света, что сильнейшим образом его затрагивало: ощущение чего-то столь далеко превосходящего, столь могущественного, столь необычного, присущего одному лишь этому человеку, что пониманию просто не поддавалось. Немногое в этом мире – за исключением разве что вредоносной миссис Найтингейл – могло оказать на Боба такой эффект.
– А что, коли нет у меня этих табличек или как их там, о которых вы талдычите? – осведомился Боб. – Как я могу вернуть то, что мне не принадлежит?
– Я знаю, кто ваш хозяин. Если понадобится, я получу то, что мне нужно, от него.
Раздался новый взрыв смеха: бражники прикидывали велики ли шансы у молодого светского щеголя отвоевать что бы то ни было ценное у солтхедского скряги.
– Короче говоря, нет у меня ваших табличек, и вся недолга, – проговорил мистер Найтингейл. – И ничего про них я не знаю. В толк взять не могу, какого дьявола вы тут несете всякую чушь. Что до этой вот чаши – моя она, и весь сказ.
– Вот и весь сказ, – эхом подхватил обладатель зюйдвестки.
– Конечно, это Бобова чаша, – поддержал второй собутыльник. – Не видите разве, на ней его рожа красуется?
– Ага, – возликовал третий. – Его портрет как вылитый!
Юмора этих замечаний мистер Найтингейл не оценил и потому к последующему взрыву смеха не присоединился. Он уже твердо решил, что кое-кто из его сотоварищей – а именно двое – заслужил серьезное взыскание, и собирался лично о том порадеть – но позже.
Мистер Хантер невозмутимо расцепил скрещенные руки и отложил в сторону перчатки и шляпу. На губах его промелькнуло некое подобие улыбки – холодной и мимолетной. Он небрежно подбоченился и устремил на Боба и собутыльников в высшей степени странный, исполненный саркастической радости взгляд.
– Все понятно. Ну что ж, шанс у вас был. Все в этой жизни предрешено заранее и изменению не подлежит. Воистину, не стоило мне тратить время на низкого плута.
– Это да, это вы в самую точку попали: низкий плут, как есть, – подхватил второй из бражников. – А я и позабыл грешным делом, какой он низкий.
– Чистая правда, – закивал третий. – Он у нас низенький, зато широкий; ростом не вышел, стало быть.
– Ага, сущий коротышка, – поддержал Опоссум.
– Вы меня убедили; вижу, что до сих пор я пребывал в плену ложных допущений, – проговорил мистер Хантер, внезапно делаясь само великодушие. – Со всей очевидностью вы сказали мне правду, и того, что мне нужно, у вас нет. Более того, теперь понятно, в чьих руках эта вещь. Благодарю вас за то, что подтвердили мои подозрения. Не сдвинуть ли нам кружки, ребята, и не выпить ли за здоровье услужливого мистера Найтингейла?
– Тост, тост! – завопил Опоссум, размахивая пустой посудиной. – А монету-то кто выложит?
– Хозяин! – закричал мистер Хантер. – Еще грогу на всех! Я плачу.
– Выходит, мы, никак, подружились, а, молодой вы наш кровавый джентльмен, черт вас дери? – пробормотал услужливый Боб, слишком предусмотрительный, чтобы забыть об осторожности, пока на сцене событий – мистер Джон Хантер. Он злобно скосил глаза, пытаясь распознать мотивы и методы светского щеголя. Что-то в манере мистера Хантера, внезапно столь примирительной, внушало ему смутную тревогу. Боб выругал себя за то, что нечаянно выложил всю правду как есть: дескать, странные таблички, похищенные из дома мистера Хантера, уже не в его руках. Но с какой стати джентльмен так приободрился при этом известии? В конце концов, если имеешь дело с Иосией Таском, на успех надежды мало. Чего доброго, мистер Джон Хантер и впрямь спятил!.. От размышлений столь напряженных череп Боба раскалывался; однако в конце концов он вынужден был признать, что особых признаков сумасшествия мистер Хантер не проявляет. И уж конечно, сумасшествие с желтым светом даже сравнивать нечего!
Тут подоспел официант с заказанным напитком. Кружки наполнили, сдвинули в направлении мистера Найтингейла – и мистер Хантер провозгласил тост:
– За здоровье, за долгую жизнь и за великодушие мистера Найтингейла!
– Ага! Ага! – взревели приятели Боба.
– Так осушим же чаши и докажем тем самым, что вражда позабыта!
– Вот именно, – воскликнул обладатель зюйдвестки. – Давай, Боб, пей до дна. Не на твои же деньги гуляем! Он тебе заздравную чашу предлагает, в знак примирения, в конце-то концов!
– Ну, скажу я вам… – промолвил Боб, принюхиваясь к грогу, прежде чем пригубить, – ему вдруг пришло в голову, что с мистера Хантера станется подсыпать туда яда. В уродливом лице его отразилось удивление. – Мой любимый сорт!
– Ага, нос у него – что надо! – рассмеялся третий собутыльник.
– Никаких обид, – повторил Джон Хантер, доканчивая свою кружку. – Поскольку у вас для меня ничего нет, я отправлюсь за своей собственностью в Шадвинкл-Олд-Хаус. Она ведь там, да? Еще раз спасибо за ценные сведения.
Мистер Джон Хантер подобрал шляпу и перчатки и, напоследок окинув взглядом зал, распрощался и ушел.
Все так и покатились со смеху: бражникам рисовалось в воображении, как мистер Хантер предстанет перед скрягой – этим султаном высокомерия, этим высоким седовласым властелином – и потребует возвращения своего сокровища. Хохотали все, кроме Боба: тот, погрузившись в мрачную задумчивость, потягивал грог и не сводил бегающих глаз с двери, за которой исчез мистер Хантер. Хотя говорил тот вроде бы беспечно, мистер Найтингейл не сомневался: молодой кровавый джентльмен, черт подери, абсолютно серьезен.
Собутыльники приметили его настрой и сурово отчитали приятеля. Однако с ходом времени они все больше клевали носами над кружками – по мере того как спиртной дух все глубже просачивался в их мозг. А Боб все сидел, не говоря ни слова и тихонько постукивая по столу опустевшей чашей. Послышался чей-то смех – резкий, циничный, издевательский. Невесть с какой стати мистер Найтингейл глянул на чашу, внимательно присмотрелся к ней… ему вдруг показалось, что резное лицо ожило.
Он поморгал и посмотрел еще раз. Нет, это не иллюзия. Ухмыляющаяся физиономия ухмылялась по-прежнему, вот только губы разошлись сильнее, обнажив еще больше острых зубов. По мере того как усмешка делалась шире, круглые глаза сощурились, превратившись в хитрющие щелочки.
– Это еще что за обезьяньи штучки? – проворчал оторопевший Боб, почесывая в немытой голове.
Он поднес чашу к самым глазам, чтобы изучить ее повнимательнее: теперь страхолюдную рожу от его собственной физиономии отделяли какие-то несколько дюймов. Жутко кося глазом, он пытался понять, не изменились ли остальные черты резного лица. Издевательский смех прозвучал снова, и Боб потрясенно осознал, что звук доносится от чаши. Но не успел он что-либо предпринять, как чаша задвигалась в его руке… челюсти вцепились ему в нос, и остро заточенные зубы впились глубоко в кожу.
Вопли боли разбудили Бобовых сотоварищей; невзирая на свое состояние, они тут же встревоженно повскакивали на ноги. Испуганно оглядываясь по сторонам, однако не видя ровным счетом ничего, кроме мистера Найтингейла, уткнувшегося в чашу, они потребовали сообщить им, что происходит и кто в опасности. Но вот они заметили, что Боб выпустил чашу из рук, а она осталась в прежнем положении, прицепившись к носу точно этакий керамический нарост. Что еще хуже, чаша чуть заметно завибрировала: не иначе как от напряжения, ведь, чтобы удержаться на Бобовой физиономии, ей требовались немалые силы.
Тем временем на крики в отдельный зал сбежались хозяин заведения и официанты, а заодно и нескольких любопытных посетителей.
– Снимите ее с меня! – вопил Боб. Он вскочил на ноги и затанцевал вокруг стула, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой и встряхиваясь, точно ломовая лошадь. Никакого результата. Он завертелся волчком, как одержимый, и замолотил руками, словно, избавляясь от лишней энергии, мог хоть сколько-нибудь облегчить боль. Напрасно!..
– Уберите ее с моего лица! – ревел он.
Хозяин заведения храбро выступил вперед, ухватил мистера Найтингейла за плечи, выпрямляя беднягу, а затем вцепился в ручку чаши и яростно рванул ее на себя. Невзирая на все усилия, ему удалось лишь притянуть чашу к себе, а вместе с нею и измученного Боба.
– Нет! Нет! Нет! – заорал возмущенный страдалец. Из его глаз текли слезы, из носа – кровь. – Назад! Назад! Так не выйдет, ты, обезьяна!
Потрясенный трактирщик отступил на шаг-другой. Поначалу-то он счел все это озорной проделкой, как и Бобовы сотоварищи, – и факта этого не сокрыл.
– Никакая это не проделка! – завопил мистер Найтингейл, перескакивая с одной ноги на другую, как если бы по полу были рассыпаны раскаленные угли. – Ох, Боже мой, Боже мой, Боже мой… сжальтесь надо мной хоть кто-нибудь! – Он выдернул из кармана засаленный платок и попытался остановить им кровь. – Ох, Боже мой, Боже мой, Боже мой!
– Бога-то зачем призывать? – удивился один из зрителей: он, как и многие другие присутствующие, до сих пор не верил глазам своим и взять не мог в толк, что происходит. – Смел парень, ничего не скажешь! Вот уж не знал, что Боб Найтингейл в религиозность ударился! Неужто и впрямь рассчитывает на помощь с небес?
Собутыльники Боба были бессильны что-либо сделать: им оставалось лишь расступиться и наблюдать. Раза четыре или пять перепуганный Боб хватался за чашу, порываясь сдернуть ее с носа. Но едва пальцы его смыкались на ручке, боль многократно усиливалась. Чаша находилась в каком-то дюйме от его лица, так что Боб отлично видел, как один из сощуренных глаз приоткрылся и озорно ему подмигнул.
– Да что за шутки такие?.. Ох, Боже мой, Боже мой… молодой кровавый джентльмен, черт его дери… что за шутки-то? Это, никак, фокусы ваших богов с копытами? – выкрикнул он, обращаясь к давно ушедшему Джону Хантеру.
Спасения ждать было неоткуда: и не только потому, что помочь бедняге возможным не представлялось, но еще и потому, что никто не собирался ради него и пальцем пошевелить. Единственное исключение составлял трактирщик; впрочем, он заботился не столько о благополучии Боба, сколько о благоденствии и репутации своего заведения. Проблема Боба, посмею заметить, состояла в том, что окружали его и компатриоты, и знакомые, и деловые партнеры, – но вот, будучи человеком некомпанейским, друзьями он так и не обзавелся.
Боб попытался унять кровь, промакивая платком вокруг носа и под носом. Ну и зрелище же предстало взорам сторонних наблюдателей! Охваченный паникой Боб, с чашей на носу и смятым, пропитанным кровью носовым платком под нею, завывая, выделывал курбеты по всему залу.
По улице как раз проходил практикующий врач, некто доктор Суитман, и трактирщик зазвал его внутрь для консультации. Осмотрев пациента, доктор Суитман не задержался с диагнозом:
– У больного на носу чаша.
После чего он закурил сигару и покинул трактир «Корабль», не забыв сперва подробно проинструктировать пациента, куда доставить гонорар, причитающийся к выплате до тридцатого числа текущего месяца.
Хозяин заведения выбежал на улицу вслед за доктором, протестуя против вынесенного вердикта. Эскулап стремительно развернулся: в лице его читалось неприкрытое изумление.
– Доктор, а снять-то ее как? – воскликнул трактирщик. – Чашу, стало быть?
– О, я для этого не нужен. Я – врач общей практики, и только. А ему нужен человек с ножом – их хирургами называют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88
Мистер Найтингейл проследил направление взгляда мистера Хантера. Но ни тени стыда не омрачило Бобова чела, несмотря на столь явное свидетельство его вероломства! Что за отпетый прохвост! Ведь в руке своей он сжимал ту самую чашу, что, в придачу к прочим вещицам, похитил из дома мистера Хантера в ту памятную ночь и в числе прочих подобных предметов решил оставить для личного употребления.
– Вижу, вижу, на что вы пялитесь, молодой джентльмен, да только это не считается, – проворчал Боб, тем не менее слегка раздосадованный допущенной оплошностью. А вот мистер Джон Хантер пока ни одного промаха не совершил: он стоял перед головорезами, скрестив руки на груди, великолепно владея собой и не задумываясь об опасности – живое воплощение самонадеянности и силы.
– Не лгите мне, любезный. Если не вернете таблички из электра, что похитили у меня из дома, последствия окажутся для вас крайне неблагоприятны.
– Крайне не-бла-го-при-ят-ны! – воскликнул Опоссум. – Это что еще такое, Боб? К чему он клонит-то?
– Неблагоприятные последствия, – пояснил второй собутыльник, – это, стало быть, что бы ни случилось, добра не жди.
Комментарий вызвал очередной всплеск бурного веселья; впрочем, Боб присоединился к собутыльникам без особого энтузиазма. Хотя признать это про себя оказалось непросто, было что-то такое в светском молодом щеголе, помимо желтого света, что сильнейшим образом его затрагивало: ощущение чего-то столь далеко превосходящего, столь могущественного, столь необычного, присущего одному лишь этому человеку, что пониманию просто не поддавалось. Немногое в этом мире – за исключением разве что вредоносной миссис Найтингейл – могло оказать на Боба такой эффект.
– А что, коли нет у меня этих табличек или как их там, о которых вы талдычите? – осведомился Боб. – Как я могу вернуть то, что мне не принадлежит?
– Я знаю, кто ваш хозяин. Если понадобится, я получу то, что мне нужно, от него.
Раздался новый взрыв смеха: бражники прикидывали велики ли шансы у молодого светского щеголя отвоевать что бы то ни было ценное у солтхедского скряги.
– Короче говоря, нет у меня ваших табличек, и вся недолга, – проговорил мистер Найтингейл. – И ничего про них я не знаю. В толк взять не могу, какого дьявола вы тут несете всякую чушь. Что до этой вот чаши – моя она, и весь сказ.
– Вот и весь сказ, – эхом подхватил обладатель зюйдвестки.
– Конечно, это Бобова чаша, – поддержал второй собутыльник. – Не видите разве, на ней его рожа красуется?
– Ага, – возликовал третий. – Его портрет как вылитый!
Юмора этих замечаний мистер Найтингейл не оценил и потому к последующему взрыву смеха не присоединился. Он уже твердо решил, что кое-кто из его сотоварищей – а именно двое – заслужил серьезное взыскание, и собирался лично о том порадеть – но позже.
Мистер Хантер невозмутимо расцепил скрещенные руки и отложил в сторону перчатки и шляпу. На губах его промелькнуло некое подобие улыбки – холодной и мимолетной. Он небрежно подбоченился и устремил на Боба и собутыльников в высшей степени странный, исполненный саркастической радости взгляд.
– Все понятно. Ну что ж, шанс у вас был. Все в этой жизни предрешено заранее и изменению не подлежит. Воистину, не стоило мне тратить время на низкого плута.
– Это да, это вы в самую точку попали: низкий плут, как есть, – подхватил второй из бражников. – А я и позабыл грешным делом, какой он низкий.
– Чистая правда, – закивал третий. – Он у нас низенький, зато широкий; ростом не вышел, стало быть.
– Ага, сущий коротышка, – поддержал Опоссум.
– Вы меня убедили; вижу, что до сих пор я пребывал в плену ложных допущений, – проговорил мистер Хантер, внезапно делаясь само великодушие. – Со всей очевидностью вы сказали мне правду, и того, что мне нужно, у вас нет. Более того, теперь понятно, в чьих руках эта вещь. Благодарю вас за то, что подтвердили мои подозрения. Не сдвинуть ли нам кружки, ребята, и не выпить ли за здоровье услужливого мистера Найтингейла?
– Тост, тост! – завопил Опоссум, размахивая пустой посудиной. – А монету-то кто выложит?
– Хозяин! – закричал мистер Хантер. – Еще грогу на всех! Я плачу.
– Выходит, мы, никак, подружились, а, молодой вы наш кровавый джентльмен, черт вас дери? – пробормотал услужливый Боб, слишком предусмотрительный, чтобы забыть об осторожности, пока на сцене событий – мистер Джон Хантер. Он злобно скосил глаза, пытаясь распознать мотивы и методы светского щеголя. Что-то в манере мистера Хантера, внезапно столь примирительной, внушало ему смутную тревогу. Боб выругал себя за то, что нечаянно выложил всю правду как есть: дескать, странные таблички, похищенные из дома мистера Хантера, уже не в его руках. Но с какой стати джентльмен так приободрился при этом известии? В конце концов, если имеешь дело с Иосией Таском, на успех надежды мало. Чего доброго, мистер Джон Хантер и впрямь спятил!.. От размышлений столь напряженных череп Боба раскалывался; однако в конце концов он вынужден был признать, что особых признаков сумасшествия мистер Хантер не проявляет. И уж конечно, сумасшествие с желтым светом даже сравнивать нечего!
Тут подоспел официант с заказанным напитком. Кружки наполнили, сдвинули в направлении мистера Найтингейла – и мистер Хантер провозгласил тост:
– За здоровье, за долгую жизнь и за великодушие мистера Найтингейла!
– Ага! Ага! – взревели приятели Боба.
– Так осушим же чаши и докажем тем самым, что вражда позабыта!
– Вот именно, – воскликнул обладатель зюйдвестки. – Давай, Боб, пей до дна. Не на твои же деньги гуляем! Он тебе заздравную чашу предлагает, в знак примирения, в конце-то концов!
– Ну, скажу я вам… – промолвил Боб, принюхиваясь к грогу, прежде чем пригубить, – ему вдруг пришло в голову, что с мистера Хантера станется подсыпать туда яда. В уродливом лице его отразилось удивление. – Мой любимый сорт!
– Ага, нос у него – что надо! – рассмеялся третий собутыльник.
– Никаких обид, – повторил Джон Хантер, доканчивая свою кружку. – Поскольку у вас для меня ничего нет, я отправлюсь за своей собственностью в Шадвинкл-Олд-Хаус. Она ведь там, да? Еще раз спасибо за ценные сведения.
Мистер Джон Хантер подобрал шляпу и перчатки и, напоследок окинув взглядом зал, распрощался и ушел.
Все так и покатились со смеху: бражникам рисовалось в воображении, как мистер Хантер предстанет перед скрягой – этим султаном высокомерия, этим высоким седовласым властелином – и потребует возвращения своего сокровища. Хохотали все, кроме Боба: тот, погрузившись в мрачную задумчивость, потягивал грог и не сводил бегающих глаз с двери, за которой исчез мистер Хантер. Хотя говорил тот вроде бы беспечно, мистер Найтингейл не сомневался: молодой кровавый джентльмен, черт подери, абсолютно серьезен.
Собутыльники приметили его настрой и сурово отчитали приятеля. Однако с ходом времени они все больше клевали носами над кружками – по мере того как спиртной дух все глубже просачивался в их мозг. А Боб все сидел, не говоря ни слова и тихонько постукивая по столу опустевшей чашей. Послышался чей-то смех – резкий, циничный, издевательский. Невесть с какой стати мистер Найтингейл глянул на чашу, внимательно присмотрелся к ней… ему вдруг показалось, что резное лицо ожило.
Он поморгал и посмотрел еще раз. Нет, это не иллюзия. Ухмыляющаяся физиономия ухмылялась по-прежнему, вот только губы разошлись сильнее, обнажив еще больше острых зубов. По мере того как усмешка делалась шире, круглые глаза сощурились, превратившись в хитрющие щелочки.
– Это еще что за обезьяньи штучки? – проворчал оторопевший Боб, почесывая в немытой голове.
Он поднес чашу к самым глазам, чтобы изучить ее повнимательнее: теперь страхолюдную рожу от его собственной физиономии отделяли какие-то несколько дюймов. Жутко кося глазом, он пытался понять, не изменились ли остальные черты резного лица. Издевательский смех прозвучал снова, и Боб потрясенно осознал, что звук доносится от чаши. Но не успел он что-либо предпринять, как чаша задвигалась в его руке… челюсти вцепились ему в нос, и остро заточенные зубы впились глубоко в кожу.
Вопли боли разбудили Бобовых сотоварищей; невзирая на свое состояние, они тут же встревоженно повскакивали на ноги. Испуганно оглядываясь по сторонам, однако не видя ровным счетом ничего, кроме мистера Найтингейла, уткнувшегося в чашу, они потребовали сообщить им, что происходит и кто в опасности. Но вот они заметили, что Боб выпустил чашу из рук, а она осталась в прежнем положении, прицепившись к носу точно этакий керамический нарост. Что еще хуже, чаша чуть заметно завибрировала: не иначе как от напряжения, ведь, чтобы удержаться на Бобовой физиономии, ей требовались немалые силы.
Тем временем на крики в отдельный зал сбежались хозяин заведения и официанты, а заодно и нескольких любопытных посетителей.
– Снимите ее с меня! – вопил Боб. Он вскочил на ноги и затанцевал вокруг стула, подпрыгивая то на одной ноге, то на другой и встряхиваясь, точно ломовая лошадь. Никакого результата. Он завертелся волчком, как одержимый, и замолотил руками, словно, избавляясь от лишней энергии, мог хоть сколько-нибудь облегчить боль. Напрасно!..
– Уберите ее с моего лица! – ревел он.
Хозяин заведения храбро выступил вперед, ухватил мистера Найтингейла за плечи, выпрямляя беднягу, а затем вцепился в ручку чаши и яростно рванул ее на себя. Невзирая на все усилия, ему удалось лишь притянуть чашу к себе, а вместе с нею и измученного Боба.
– Нет! Нет! Нет! – заорал возмущенный страдалец. Из его глаз текли слезы, из носа – кровь. – Назад! Назад! Так не выйдет, ты, обезьяна!
Потрясенный трактирщик отступил на шаг-другой. Поначалу-то он счел все это озорной проделкой, как и Бобовы сотоварищи, – и факта этого не сокрыл.
– Никакая это не проделка! – завопил мистер Найтингейл, перескакивая с одной ноги на другую, как если бы по полу были рассыпаны раскаленные угли. – Ох, Боже мой, Боже мой, Боже мой… сжальтесь надо мной хоть кто-нибудь! – Он выдернул из кармана засаленный платок и попытался остановить им кровь. – Ох, Боже мой, Боже мой, Боже мой!
– Бога-то зачем призывать? – удивился один из зрителей: он, как и многие другие присутствующие, до сих пор не верил глазам своим и взять не мог в толк, что происходит. – Смел парень, ничего не скажешь! Вот уж не знал, что Боб Найтингейл в религиозность ударился! Неужто и впрямь рассчитывает на помощь с небес?
Собутыльники Боба были бессильны что-либо сделать: им оставалось лишь расступиться и наблюдать. Раза четыре или пять перепуганный Боб хватался за чашу, порываясь сдернуть ее с носа. Но едва пальцы его смыкались на ручке, боль многократно усиливалась. Чаша находилась в каком-то дюйме от его лица, так что Боб отлично видел, как один из сощуренных глаз приоткрылся и озорно ему подмигнул.
– Да что за шутки такие?.. Ох, Боже мой, Боже мой… молодой кровавый джентльмен, черт его дери… что за шутки-то? Это, никак, фокусы ваших богов с копытами? – выкрикнул он, обращаясь к давно ушедшему Джону Хантеру.
Спасения ждать было неоткуда: и не только потому, что помочь бедняге возможным не представлялось, но еще и потому, что никто не собирался ради него и пальцем пошевелить. Единственное исключение составлял трактирщик; впрочем, он заботился не столько о благополучии Боба, сколько о благоденствии и репутации своего заведения. Проблема Боба, посмею заметить, состояла в том, что окружали его и компатриоты, и знакомые, и деловые партнеры, – но вот, будучи человеком некомпанейским, друзьями он так и не обзавелся.
Боб попытался унять кровь, промакивая платком вокруг носа и под носом. Ну и зрелище же предстало взорам сторонних наблюдателей! Охваченный паникой Боб, с чашей на носу и смятым, пропитанным кровью носовым платком под нею, завывая, выделывал курбеты по всему залу.
По улице как раз проходил практикующий врач, некто доктор Суитман, и трактирщик зазвал его внутрь для консультации. Осмотрев пациента, доктор Суитман не задержался с диагнозом:
– У больного на носу чаша.
После чего он закурил сигару и покинул трактир «Корабль», не забыв сперва подробно проинструктировать пациента, куда доставить гонорар, причитающийся к выплате до тридцатого числа текущего месяца.
Хозяин заведения выбежал на улицу вслед за доктором, протестуя против вынесенного вердикта. Эскулап стремительно развернулся: в лице его читалось неприкрытое изумление.
– Доктор, а снять-то ее как? – воскликнул трактирщик. – Чашу, стало быть?
– О, я для этого не нужен. Я – врач общей практики, и только. А ему нужен человек с ножом – их хирургами называют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88