Мадлен всегда и во всем опиралась на принцип своего учителя, Збигнева Бжезинского: «Что плохо для русских, хорошо для всех остальных». Идеальным вариантом, конечно же, была мировая война против России и уничтожение трех четвертей ее населения, но все карты путал ядерный щит этой огромной северной страны. Тупые и злобные русские вместо того, чтобы добровольно принять протекторат США, долбанули бы по «мировому полицейскому» своими «СС-18» и «Тополями». Русские никогда не жалели расщепляемых материалов на боеголовки, так что удар пятидесятимегатонными зарядами оставил бы от американского континента одну большую оплавленную вмятину на дне океана.
Слова Бисмарка о том, что «Россия — это не страна, а часть света» и что война против нее всегда обречена на поражение агрессора, Олбрайт считала глупостью. Тем более что Бисмарк был немцем, а их Мадлен не любила почти так же, как и русских.
По правде говоря, Госсекретарь не любила никого.
Для Олбрайт все окружающие подразделялись на две категории — полезные и бесполезные ей лично. Именно потому она с такой легкостью была завербована «Моссадом». Израильская разведка давала деньги и способствовала продвижению Мадлен по служебной лестнице. А личное благополучие и возможность командовать подчиненными некрасивая и закомплексованная женщина ценила превыше всего.
— Итак, — Госсекретарь сложила ладони с фиолетовыми варикозными венами на выпирающем животике, — пройдемся еще раз. Ваша основная задача во время первого визита в Москву — не спугнуть русских. Делайте в Москве любые заявления, осуждайте наших чеченских друзей, говорите об обеспокоенности ООН и так далее… Пусть Борис и его окружение думают, что ваша миссия носит исключительно гуманитарный характер. Общие слова, ничего конкретного. Однако в своих беседах постарайтесь выяснить, насколько далеко русские собираются заходить. Будут ли они зачищать территорию Чечни или ограничатся локальной операцией…
Вот уже несколько дней мадам пребывала в растерянности.
Московские источники, в том числе и дочь российского Президента, внезапно перестали выдавать конкретную информацию. Создалось впечатление, что их всех одномоментно отрезали от решения государственных вопросов. В докладах «контактов» сообщалось, что источники пока не обладают достаточным объемом сведений о готовящейся акции.
Это было странно.
Как будто кто-то набросил на Кремль гигантское черное полотно. Шевеление видно, но кто шевелится — непонятно.
— В Москве у вас обязательно будут встречи с представителями СМИ. Я вам дам один телефон, постарайтесь переговорить с абонентом лично, — Олбрайт передала Робертсон визитную карточку. — Мисс Евгения Альбуц. Дамочка экзальтированная, но крайне полезная. Ее можно привлечь и для освещения вашего визита, и для инициации скандала по поводу нарушении прав человека. Берет она много, но имеет выходы на все телеканалы. Год назад с ней работал Тэлбот и остался очень доволен. Также не забывайте мистера Индюшанского. Он сам с вами свяжется. С ним о деньгах не говорите, его лояльность оплачена на десять лет вперед…
Владелец крупнейшего независимого холдинга Владимир Индюшанский был одной из любимейших игрушек Госсекретаря. В свое время его кредитовали посредством оффшорной фирмы «Эттера», подмявшей под себя всю торговлю российским газом, и теперь телемагнат исправно отдавал долги, проводя через свои СМИ ту информационную линию, которая требовалась Госдепу. Финансовые вопросы взяла на себя «Эттера», возмещая деньгами «Газпрома» все набранные Индюшанским кредиты.
Особенно медиа-босс подсобил США в вопросе по Югославии. Не поддерживая бомбардировки открыто, его телеканалы и печатные издания опосредованно все же вдолбили в головы россиян мысль об «этнических чистках» в Косове, якобы проводившихся «сербским спецназом». Холдинг Индюшанского обладал прекрасными связями с CNN и NBC, так что «картинка» его телепрограмм была самой свежей и полной. А зритель больше всего ценит именно документальные кадры.
Евгения Альбуц прославилась тем, что за три года, прошедших со времени окончания первой военной кампании на Кавказе, выдала на-гора сотню безумных материалов о страданиях чеченского народа в период боевых действий. Статьи были безграмотны и нелогичны, на девять десятых высосаны из пальца, но читателям «правозащитных» изданий нравились. Им было не важно, что Альбуц несла дикий бред относительно традиций горских народов, применения боевой техники и оскорбляла всех российских солдат скопом, как оставшихся в живых, так и мертвых. Главным в статьях были «свидетельские показания» и подробные описания тех мучений, которым подвергались «несчастные», за день до встречи с горластой журналисткой еще избивавшие в собственных подвалах русских рабов и отпиливавшие головы заложникам.
Как-то раз Евгения выступила по излюбленной в правозащитных изданиях проблеме антисемитизма в России и договорилась до того, что рассадником нелюбви к евреям является криминальный мир. Чуждые национализму бандиты и воры сильно удивились. Один из уголовных авторитетов с анекдотичной фамилией Рабинович и погонялом «Одноглазый», которым его наградили за сходство с Моше Даяном, даже позвонил Альбуц на ее мобильный телефон и предложил «ответить за базар». Женя струхнула, отключила трубку и месяц пряталась на даче у своих друзей.
— С изданиями и телеканалами из «черного списка» ведите себя осторожно и не проявляйте ненужную инициативу. Сейчас русские пока еще возбуждены нашими действиями на Балканах, поэтому могут последовать неприятные вопросы. Самая лучшая позиция — переводить разговор на этнические чистки. Перед поездкой вам предоставят статистические материалы…
Робертсон важно кивнула.
— И вот еще что. Во время вашего пребывания в Москве там будет находиться делегация из Беларуси. Постарайтесь выделить для них время и морально поддержите. Естественно, в общем ключе защиты демократии и гуманитарных ценностей. Возможно, вас пригласят посетить Минск… Не отказывайтесь. После Москвы можете выехать в Беларусь. Если договоренность о вашем визите будет достигнута, мы тут же направим вам инструкции. В Москве вас будет сопровождать сотрудник посольства, он вас введет в курс дела по конкретным членам белорусской делегации. Большинство из них — мелкие сошки, но парочка интересных типов имеется. В Минске назревают крупные изменения, так что это направление сейчас для нас немаловажно. Армянский вариант в Беларуси, конечно же, не пройдет, но что то аналогичное возможно. Вот, пожалуй, и все…

* * *
Владислав благополучно преодолел коридор, ведущий от центра управления стрельбой до основного тоннеля, никем не замеченный проскочил открытое пространство и схоронился за массивной стальной перегородкой с круглым люком по центру. Из помещения, куда он проник, в две стороны уходил широкий лаз.
Рокотов запер люк, положил на бетонный выступ фонарик и достал из кармана рюкзачка прямоугольный стальной ящичек. Щелкнул замок, и на свет появился миниатюрный компьютер «Toshiba Libretto 110СТ iP 233 MMX», оснащенный цифровой камерой «Nikon Coolpix 950». За оборудование биолог заплатил две с половиной тысячи долларов, но о тратах не жалел. Экономить на технике — последнее дело. И операцию провалить можно, и цели не достичь.
Влад выложил в круг света от фонарика ключи запуска и сделал шесть снимков, стараясь захватить фигурные металлические стержни со всех сторон. Затем он так же сфотографировал страницы паспортов убитых. Цветные картинки отправились на жесткий диск.
Он выключил и убрал компьютер, присел у стены и рассмотрел добычу поподробнее.
«Паспорта польские. Войцех Пановны, тысяча девятьсот пятьдесят девятого года рождения, из города Лодзь. Яцек Либман, тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года, из Варшавы… Тот самый Яцек, о котором я уже слышал. Неплохо. Эта троица возле пульта была центральным звеном всей группы, иначе они не сидели бы в комнате управления. Однако расслабляться рано. Может быть еще и запасной пульт. Хотя… Стартовых ключей у них больше нет. Ни послать куда-нибудь ракету, ни что-нибудь еще нехорошее сделать они не могут. Остается возможность подрыва боеголовки. Вероятность, конечно, мизерная, но все же она имеется… Это не есть гут. С другой стороны, взрыв посреди болот да еще под землей особенного урона никому не нанесет. Но все равно неприятно…»
Биолог пошарил рукой, нащупал увесистый камень, положил ключи перед собой и несколько раз от души треснул по ним. Полированные выступы и бородки смяло, один из ключей сломался на две части.
«Вот так! Теперь наверняка… Что у нас с изъятым оружием? Пистолет „ЗИГ-Зауэр“ модель… „пэ двести двадцать шесть“. В обойме… раз, два, три… десять, одиннадцать… ага, пятнадцать патронов.
Второй пистолетик — «Хеклер и Кох», модель «пэ семь». В магазине… тринадцать патронов. Запасных обойм нет. Вероятно были, только я их не искал. Ну ничего, мне и этого хватит. Пистолеты — на крайний случай, пока что и «узи» хватает. Тем более что бесшумная стрельба важнее количества боеприпасов…»
Рокотов сложил пистолеты в рюкзак, искореженные ключи и паспорта убитых поляков забросил в угол комнатушки, подтянулся на руках и влез в горизонтальный колодец.
Через двести метров Влад добрался до поворота, прополз еще немного и обнаружил под собой металлический люк, сквозь прорези в котором были видны три кровати.
На одной из коек на боку лежал худощавый небритый человек с перекошенным лицом и тихо стонал, всхлипывая через каждые полминуты.

* * *
Раминьш и Петерс повернулись к стоящим у них за спиной трем соотечественникам.
— Ничего не понимаю, — выдохнул Петерс.
Дверь в помещение центра управления стрельбой была наглухо задраена. Сколько латыши ни стучали в стальной лист, изнутри им никто не ответил. Часовой из литовцев, поставленный возле центра по прямому указанию Габониса, тоже куда-то пропал.
— Если они смылись, то кто заперся там? — резонно спросил сорокалетний рижанин Круминьш.
— Ты считаешь, что там кто-то есть?
— Естественно. Иначе мы бы открыли эту чертову дверь…
Петерс с силой подергал штурвал.
— Действительно… Оттуда есть еще выход?
Раминьш пожал плечами.
— Я там один раз был. На первый взгляд — нет, но все возможно.
— Весело, — Петерс погладил ствол восьмизарядного помпового дробовика «Mossberg». — Нас что, кинули?
— Получается так, — согласился Круминьш.
— А где сейчас Ковальский?
— Я его последний раз видел пять часов назад, — вмешался в разговор молоденький блондин из Резекне, — он с дружками Зигги ушел на разведку в восточную часть тоннелей.
— Та-ак. И когда они должны были вернуться?
— Сказали, что уходят на пару часов.
— А прошло пять, — резюмировал Петерс.
— Именно, — подтвердил уроженец Юрмалы.
— Какие есть соображения?
— Смылись, сволочи, — коротко и веско заявил Круминьш.
— И оставили нас на растерзание этому неуловимому Коннору и его группе, — рижанин прислонился к стене.
— Если эта группа действительно существует, — тихо пробормотал Раминьш.
— Что ты имеешь в виду?
— А то, что все это с самого начала могло быть подставой. Нет никакого Коннора.
— Зачем Габонису мочить своих? — не понял блондин.
— Делиться не надо, — зло сказал Раминьш, — меньше народу — больше доли у оставшихся. Ясно? Выход на заказчика есть только у поляков и у Сигизмунда. Я уверен, что тот придурок, с которым мы встречались перед операцией и который представлялся посредником — человек Габониса. Никакое он не доверенное лицо… Так, подстава. Поляки и Зигги с самого начала собирались нас кинуть. Потому и развели конспирацию. «Каспия» какого-то придумали… Сами сообразите — как мы его найти можем, чтобы бабки свои забрать? А никак! Кто он такой, мы не знаем, где находится — тоже. Мы даже не в курсе, в какой стране живет этот мифический Каспий.
— Зигги говорил, что в Минске, — протянул Петерс, — у меня есть телефон его человечка…
— Ага! С таким же успехом его можно поселить в Мельбурне. Для нас это ничего не меняет. Даже если Габонис не соврал, как ты его найдешь? Будешь бегать по Минску и спрашивать у прохожих, где живет тот самый Каспий, что заказал захват базы? Идиотизм…
— Ты упрощаешь ситуацию, — нахмурился Петерс. — Один выход у меня есть.
— Если он реален, то хорошо. Но я боюсь, что твой контакт либо уже исчез, либо окажется, что это левый человек, которого тебе подставили. И ничегошенькй он не знает. Такая же пешка, как и все мы.
Рижанин сплюнул на пол.
— Что делать-то будем?
— Уходить, — Раминьш ни секунды не колебался.
— Согласен, — Петерс в последний раз посмотрел на запертую дверь. — Здесь нам ловить больше нечего. Добираемся до дома, а там начинаем действовать. У меня есть кое-какие связи в Польше. Хотя бы одного из поляков мы вычислим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37