И крики их мучительным звоном отдавались в моей гудящей голове.
Силы оставили меня. Я дрожал от слабости и усталости, проникавшей в меня до костей, и кровь моя была – холодна, как вода. Ничего не осталось во мне, кроме отстраненного осознания, что все кончено, а я еще жив.
Позади раздался шорох шагов. Я резко обернулся, подняв меч, нацеленный человеку в грудь.
Он стоял вне пределов досягаемости, и все же достаточно близко для того, чтобы я мог достать его, сделав длинный выпад – если бы у меня еще оставались на это силы. Но в этом не было необходимости:
Финн не был врагом.
Клинок опустился к земле. Я облизнул губы, покрытые запекшейся кровавой коркой и подумал о глотке вина. А лучше – воды, чтобы остудить пересохшее горящее горло. Мой голос прозвучал глухо и безжизненно – похоже, я сорвал его в бою. Тень голоса. Тень звука.
– Кончено, – тихо молвил Финн.
– Я знаю, – я сглотнул и попытался говорить без рожденной слабостью дрожи, – Я знаю это.
– Но почему же тогда ты стоишь тут на коленях, словно молишься этому лахлэновому Всеотцу?
– Может, так оно и есть…
Я глубоко вздохнул и, пошатываясь, поднялся на ноги. Чуть было не упал снова, я был слишком измучен, чтобы легко восстановить равновесие. Каждая коcть, казалось, разламывалась от боли, бессильные мускулы были похожи на тряпичные мешки. Я провел рукой по лицу, пытаясь стереть с него пот и кровь
– и выговорил, наконец, то, что боялся признать даже перед самим собой, во что не смел поверить:
– Беллэм разбит. Хомейна – моя.
– Да, господин мой Мухаар, – как всегда, в голосе моего ленника звучала ирония.
Я снова вздохнул и сурово – насколько я был на это способен сейчас посмотрел на Финна:
– Благодарю за то, что ты защищал меня. Весь этот день он прикрывал меня, не позволял врагам отрезать меня от остальных воинов, за все время битвы я ни на минуту не оставался один. Он пожал плечами:
– Я связан клятвой крови, она обязывает меня… – и тут, наконец, он открыто ухмыльнулся и жестом показал, что понял все. Мы часто обходились без слов – слова были не нужны, чтобы понять друг друга.
Он протянул руку и сжал мое плечо, принимая благодарность, которую я не был в силах выразить словами.
– Ты думал, мы доживем до этого? – наконец, спросил я.
– Ода. Пророчество… Я жестом остановил его:
– Хватит. Довольно об этом. Я устал от вашего Пророчества, которое ты поминаешь по всякому поводу, – я сумел, наконец, отдышаться. – Но нужно еще освободить Мухаару. Бой не окончен.
– Почти окончен, – так же тихо ответил Финн. – Я пришел, чтобы отвести тебя к Беллэму. Я бросил на него острый взгляд:
– Вы взяли его в плен?
– Он… у Дункана. Иди и посмотри.
Мы медленно прошли по полю боя. Вокруг нас были только мертвые, над землей витал запах страха, крови и боли. При взгляде на этот пир смерти сама жизнь казалась бессмысленной и тщетной. Изломанные, истерзанные тела – пронзенные мечами, пригвожденные к земле копьями, утыканные стрелами… Птицы с криками взлетали при нашем приближении и, покружив, снова опускались на свою добычу.
Смерть равняла всех – врагов и союзников, правых и не правых, захватчиков и защитников.
Я остановился и взглянул на меч, который все еще сжимал в руке. Меч Чэйсули, сделанный Хэйлом, с тяжелым рубином в рукояти. Око Мухаара. Или это у меня в глазах все красно оттого, что я видел слишком много крови?
Финн положил руку мне на плечо. Когда я собрался с силами, я снова вложил меч в ножны и продолжил путь.
Дункан, Роуэн и несколько моих командиров стояли на вершине невысокого холма, на котором торчало обломанное древко знамени Беллэма. Тут же лежало и само знамя, втоптанное в пыль. Белое восходящее солнце на темно-синем фоне. Но солнце Беллэма закатилось навсегда.
Он был мертв. Тело его было так обезображено, что я не мог представить, какая сила могла сотворить это. Оно больше не было телом человека.
Тинстар. Я понял это сразу. Я не знал только одного – что было причиной смерти. Должно быть, этого мне и не было суждено узнать никогда.
Это – тело Беллэма больше нельзя было назвать телом мужчины – свернулось, как нерожденный младенец в утробе. Одежда и доспехи обгорели и расплавились.
Колыбелью – или погребальным ложем этому стал пепел, тело съежилось, как сброшенная одежда. Колени подтянуты к подбородку, руки охватили прижатые к груди ноги, плоть на лице словно бы истаяла. Безгубый рот Беллэма ухмылялся, то, что было некогда владыкой Солинды и Хомейны, глядело на нас провалами пустых глазниц.
А на почерневшем черепе все еще сиял венец из чистого золота.
Когда я смог сглотнуть застрявший в горле шершавый комок тошноты, я выговорил всего два слова:
– Похороните это.
– Мой господин, – начал Роуэн, – что нам теперь делать?
– Теперь? – я глянул на него и попытался улыбнуться. – Теперь я отправлюсь в Мухаару и, наконец, займу свой трон.
– Ты пойдешь туда один? – он был потрясен. – Теперь?
– Теперь же, – ответил я, – но не один. Со мной пойдут Чэйсули.
Город встретил нас слабым сопротивлением – скорее, просто по обязанности.
Солиндские солдаты и их союзники-атвийцы еще сражались за королевский дворец, но слух о том, что Беллэм мертв – и о том, как он умер, – быстро облетел весь город. Город был потрясен деянием Тинстара, теперь солиндцы должны были возненавидеть его, как убийцу их короля. И – начать бояться его. Да, он разорвал союзнические узы, связывавшие Беллэма с Айлини. Но может ли случиться так, что чары окажутся сильнее ненависти и страха, и солиндцы будут продолжать подчиняться ему?..
Сопротивление в Хомейне-Мухаар было быстро подавлено. Позади остались окованные бронзой ворота, Чэйсули и их лиир рассыпались по замку-крепости, отвоевывая стены и башни – розовые стены и башни Хомейны-Мухаар. Я спешился у подножия мраморной лестницы, ведущей к двери под высокой аркой и медленно начал подниматься по ступеням, сжимая в руках обнаженный меч. Боги, этот дворец наконец стал моим…
И, воистину, с божьей помощью. Я снова вспомнил о звездах.
Финн и Дункан поднимались на несколько шагов позади меня, с ними были и их лиир. И тут внезапно я остался один. Передо мной были украшенные серебряными чеканными пластинами двери Большого Зала. Позади все еще шел бой, но здесь его звуков было почти не слышно. Передо мной была моя толмоора.
Я улыбнулся. Толмоора. Да, так оно и было. Я распахнул двери и вошел.
Воспоминания обрушились на меня, как падающие камни. Одно за одним, одно за одним. Я помнил все…
Шеин, стоящий на мраморном возвышении, громоподобные гневные речи…
Аликс, призвавшая Кая прямо в зал – полет огромного ястреба, ветер, поднятый его крыльями, задувающий свечи… Снова Шейн, мой дядюшка, изгоняющий Чэйсули за стены города, которые они построили в давние времена, разрушающий магию, удерживавшую Айлини – обрекающий Хомейну на поражение… Моя рука стиснула рукоять меча. О боги, я слишком хорошо помнил это поражение!
Я пошел к возвышению, на котором стоял трон, не обращая внимания ни на солиндские гербы на стенах, ни на темно-синие драпировки с гербом Беллэма. Я прошел мимо длинной остывшей жаровни, протянувшейся вдоль зала, под сводами, украшенными затейливой резьбой по темно-медовому дереву и изображениями зверей… Нет, не зверей: лиир. До того, как Чэйсули начали рисовать лиир на шатрах, они вырезали их изображения из камня, украшая ими замки. Правда была здесь, на виду – все те годы, что мы называли Чэйсули лжецами.
Я остановился перед возвышением. Мрамор его разительно отличался от холодного серого камня пола, он был теплым, розовым, с золотыми поблескивающими прожилками. Достойный пьедестал для стоявшего на нем трона.
Трон Льва. Ножки и подлокотники его были сделаны в форме львиных лап, спинка трона была увенчана львиной головой. Темное древнее дерево, натертое пчелиным воском до гладкого шелковистого блеска, и вырезанные на дереве руны поблескивают позолотой. Сидение обтянуто красным шелком с вышитым .на нем золотым гербовым львом. Этого Беллэм не изменил – оставил льва, как он был.
Мой лев, мой Трон Львов.
Мой?..
Я обернулся, он стоял там, где я и ожидал его увидеть.
– Мой? – спросил я. – Или – твой? Дункан не пытался притвориться, что не понял моих слов. Он просто вложил в ножны окровавленный нож, скрестил на груди руки и улыбнулся:
– Он твой, господин мой. С этого часа – твой. До времени.
Позади него раздавались звуки боя. Дункан стоял в распахнутых дверях, украшенных серебряной листвой. Черные волосы ниспадали на его плечи – они были столь же грязны от пота и крови, как мои, а на лице его были свежие ссадины. Но даже такой, в залитых кровью кожаных одеждах, с витавшим вокруг него запахом смерти, он был светлее, чем все великолепие этого зала.
У меня перехватило дыхание. Пройти весь этот путь, чтобы понять, сколь мало я значу…
– Трон, – хрипло и резко сказал я, – предназначен для Мухаара-Чэйсули. Так ты сказал.
– Когда-нибудь так и будет, – согласился он. – Но этот день настанет, когда не будет ни тебя, ни меня.
– Значит, все так же, как с этим мечом… – я коснулся сверкающего камня.
– Предназначено для другого…
– Перворожденный возродится снова, – Дункан улыбнулся. – Но его придется ждать долго. Есть еще время.
Шелковый вкрадчивый шепот прервал наш разговор:
– А меня вы тоже ожидаете? Я резко обернулся, вырвав меч из ножен. Тинстар – Тинстар медленно и мягко, как кошка, вышел из алькова подле трона. Дункан дернулся – и Айлини поднял руку:
– Не стоит, Изменяющийся! Стой, где стоишь, иначе я точно убью его, – он улыбнулся, – Ведь тебя опечалит, если вы потеряете своего Мухаара в тот самый день, когда возвели его на престол? Не так ли?
Он не изменился – у Айлини нет возраста. Он улыбался. Его лицо с небольшой бородкой было совершенно спокойно, почти умиротворенно, волосы были по-прежнему густыми – черные с серебряными нитями. Он был затянут в черную кожу, в руке его сверкал серебром меч.
Я почувствовал одновременно страх, гнев и отчаянье, поднимающиеся в моей душе. Тинстар всегда поворачивал все по своей воле, мы были лишь куклами в его руках.
Обретя, наконец, власть над собственным голосом, я спросил:
– Почему ты убил Беллэма?
– Я? – он снова улыбнулся. Улыбнулся.
Я внезапно вспомнил Зареда – то, как он умер. Как Лахлэн музыкой своей Леди убил его. Я очень отчетливо вспомнил, как выглядело его тело съежившееся, скрюченное…
Как и тело Беллэма.
Я успел удивиться – всего на мгновение, но нельзя было дать Тинстару провести меня.
– Почему?
Он еле заметно пожал плечами:
– Он был… использован до конца. Он был бесполезен для меня. Он был уже не нужен, – безразличный жест руки словно перечеркнул существование Беллэма. Но я все вспоминал его тело – его смерть. – Что еще? – с подозрением поинтересовался я. – Ведь было же и что-то еще.
Тинстар улыбнулся, его черные глаза сверкнули и я принужден был отвести взгляд. На его пальце сияло бело-голубое пламя. Кольцо. Оправленный в серебро кристалл.
– Было, – согласился он, – маленькое обещание, о котором ему так хотелось забыть. Беллэм был достаточно глуп, чтобы пожелать выдать свою прекрасную дочь за элласийского принца, а она была уже отдана мне, – на его красивом спокойном лице возникла насмешливая улыбка. – И тогда я сказал ему, что он умрет, если в этот день начнет битву с тобой. Бывают дни, когда твои боги сильнее моих.
Я сжимал в руке меч. Я так хотел нанести удар – но сейчас не мог. У меня оставалось, однако, другое оружие:
– Электра? – сказал я, – Твоя любовница, как я слышал? Что ж, я забуду ее прошлое ради ее будущего – ради того, чтобы она стала моей женой и королевой Хомейны.
В его глазах вспыхнул гнев:
– Ты не возьмешь в жены Электру.
– Возьму, я поднял меч так, чтобы он увидел сияющий рубин. – Как ты собираешься помешать мне, когда даже боги за меня?
Тинстар улыбнулся снова. И в тот момент, когда я сделал выпад, протянул руку и перехватил мой меч.
– Умри, – почти ласково сказал он. – Я устал от этих детских игр. Думаю, пришло время покончить с ними.
Словно молния пробежала от кисти руки до плеча. Мой удар достиг цели, но крови не было. Вместо того Айлини превратил мой меч в проводник своей силы и нанес мне удар – без оружия, одной своей магией.
Удар швырнул меня к трону, я едва не сломал себе хребет. Меча в моей руке больше не было: Тинстар держал его за клинок, подняв рукоять к самым моим глазам – и тут я увидел, что рубин почернел.
– Может, мне повернуть это оружие против тебя? – его глаза сияли едва ли не ярче, чем камень в кольце. – Мне нужно только дотронуться до тебя – совсем легко – этим камнем… и царствование злосчастного Кэриллона закончится, не успев начаться.
Меч приближался. Мой меч, теперь служивший ему. Я скользнул на колени, пытаясь откатиться в сторону, поднырнуть под рукоять, но Тинстар оказался быстрее.
И все-таки – недостаточно быстрым. Не успел почерневший рубин коснуться моей головы, в плечо Тинстара вонзился кинжал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Силы оставили меня. Я дрожал от слабости и усталости, проникавшей в меня до костей, и кровь моя была – холодна, как вода. Ничего не осталось во мне, кроме отстраненного осознания, что все кончено, а я еще жив.
Позади раздался шорох шагов. Я резко обернулся, подняв меч, нацеленный человеку в грудь.
Он стоял вне пределов досягаемости, и все же достаточно близко для того, чтобы я мог достать его, сделав длинный выпад – если бы у меня еще оставались на это силы. Но в этом не было необходимости:
Финн не был врагом.
Клинок опустился к земле. Я облизнул губы, покрытые запекшейся кровавой коркой и подумал о глотке вина. А лучше – воды, чтобы остудить пересохшее горящее горло. Мой голос прозвучал глухо и безжизненно – похоже, я сорвал его в бою. Тень голоса. Тень звука.
– Кончено, – тихо молвил Финн.
– Я знаю, – я сглотнул и попытался говорить без рожденной слабостью дрожи, – Я знаю это.
– Но почему же тогда ты стоишь тут на коленях, словно молишься этому лахлэновому Всеотцу?
– Может, так оно и есть…
Я глубоко вздохнул и, пошатываясь, поднялся на ноги. Чуть было не упал снова, я был слишком измучен, чтобы легко восстановить равновесие. Каждая коcть, казалось, разламывалась от боли, бессильные мускулы были похожи на тряпичные мешки. Я провел рукой по лицу, пытаясь стереть с него пот и кровь
– и выговорил, наконец, то, что боялся признать даже перед самим собой, во что не смел поверить:
– Беллэм разбит. Хомейна – моя.
– Да, господин мой Мухаар, – как всегда, в голосе моего ленника звучала ирония.
Я снова вздохнул и сурово – насколько я был на это способен сейчас посмотрел на Финна:
– Благодарю за то, что ты защищал меня. Весь этот день он прикрывал меня, не позволял врагам отрезать меня от остальных воинов, за все время битвы я ни на минуту не оставался один. Он пожал плечами:
– Я связан клятвой крови, она обязывает меня… – и тут, наконец, он открыто ухмыльнулся и жестом показал, что понял все. Мы часто обходились без слов – слова были не нужны, чтобы понять друг друга.
Он протянул руку и сжал мое плечо, принимая благодарность, которую я не был в силах выразить словами.
– Ты думал, мы доживем до этого? – наконец, спросил я.
– Ода. Пророчество… Я жестом остановил его:
– Хватит. Довольно об этом. Я устал от вашего Пророчества, которое ты поминаешь по всякому поводу, – я сумел, наконец, отдышаться. – Но нужно еще освободить Мухаару. Бой не окончен.
– Почти окончен, – так же тихо ответил Финн. – Я пришел, чтобы отвести тебя к Беллэму. Я бросил на него острый взгляд:
– Вы взяли его в плен?
– Он… у Дункана. Иди и посмотри.
Мы медленно прошли по полю боя. Вокруг нас были только мертвые, над землей витал запах страха, крови и боли. При взгляде на этот пир смерти сама жизнь казалась бессмысленной и тщетной. Изломанные, истерзанные тела – пронзенные мечами, пригвожденные к земле копьями, утыканные стрелами… Птицы с криками взлетали при нашем приближении и, покружив, снова опускались на свою добычу.
Смерть равняла всех – врагов и союзников, правых и не правых, захватчиков и защитников.
Я остановился и взглянул на меч, который все еще сжимал в руке. Меч Чэйсули, сделанный Хэйлом, с тяжелым рубином в рукояти. Око Мухаара. Или это у меня в глазах все красно оттого, что я видел слишком много крови?
Финн положил руку мне на плечо. Когда я собрался с силами, я снова вложил меч в ножны и продолжил путь.
Дункан, Роуэн и несколько моих командиров стояли на вершине невысокого холма, на котором торчало обломанное древко знамени Беллэма. Тут же лежало и само знамя, втоптанное в пыль. Белое восходящее солнце на темно-синем фоне. Но солнце Беллэма закатилось навсегда.
Он был мертв. Тело его было так обезображено, что я не мог представить, какая сила могла сотворить это. Оно больше не было телом человека.
Тинстар. Я понял это сразу. Я не знал только одного – что было причиной смерти. Должно быть, этого мне и не было суждено узнать никогда.
Это – тело Беллэма больше нельзя было назвать телом мужчины – свернулось, как нерожденный младенец в утробе. Одежда и доспехи обгорели и расплавились.
Колыбелью – или погребальным ложем этому стал пепел, тело съежилось, как сброшенная одежда. Колени подтянуты к подбородку, руки охватили прижатые к груди ноги, плоть на лице словно бы истаяла. Безгубый рот Беллэма ухмылялся, то, что было некогда владыкой Солинды и Хомейны, глядело на нас провалами пустых глазниц.
А на почерневшем черепе все еще сиял венец из чистого золота.
Когда я смог сглотнуть застрявший в горле шершавый комок тошноты, я выговорил всего два слова:
– Похороните это.
– Мой господин, – начал Роуэн, – что нам теперь делать?
– Теперь? – я глянул на него и попытался улыбнуться. – Теперь я отправлюсь в Мухаару и, наконец, займу свой трон.
– Ты пойдешь туда один? – он был потрясен. – Теперь?
– Теперь же, – ответил я, – но не один. Со мной пойдут Чэйсули.
Город встретил нас слабым сопротивлением – скорее, просто по обязанности.
Солиндские солдаты и их союзники-атвийцы еще сражались за королевский дворец, но слух о том, что Беллэм мертв – и о том, как он умер, – быстро облетел весь город. Город был потрясен деянием Тинстара, теперь солиндцы должны были возненавидеть его, как убийцу их короля. И – начать бояться его. Да, он разорвал союзнические узы, связывавшие Беллэма с Айлини. Но может ли случиться так, что чары окажутся сильнее ненависти и страха, и солиндцы будут продолжать подчиняться ему?..
Сопротивление в Хомейне-Мухаар было быстро подавлено. Позади остались окованные бронзой ворота, Чэйсули и их лиир рассыпались по замку-крепости, отвоевывая стены и башни – розовые стены и башни Хомейны-Мухаар. Я спешился у подножия мраморной лестницы, ведущей к двери под высокой аркой и медленно начал подниматься по ступеням, сжимая в руках обнаженный меч. Боги, этот дворец наконец стал моим…
И, воистину, с божьей помощью. Я снова вспомнил о звездах.
Финн и Дункан поднимались на несколько шагов позади меня, с ними были и их лиир. И тут внезапно я остался один. Передо мной были украшенные серебряными чеканными пластинами двери Большого Зала. Позади все еще шел бой, но здесь его звуков было почти не слышно. Передо мной была моя толмоора.
Я улыбнулся. Толмоора. Да, так оно и было. Я распахнул двери и вошел.
Воспоминания обрушились на меня, как падающие камни. Одно за одним, одно за одним. Я помнил все…
Шеин, стоящий на мраморном возвышении, громоподобные гневные речи…
Аликс, призвавшая Кая прямо в зал – полет огромного ястреба, ветер, поднятый его крыльями, задувающий свечи… Снова Шейн, мой дядюшка, изгоняющий Чэйсули за стены города, которые они построили в давние времена, разрушающий магию, удерживавшую Айлини – обрекающий Хомейну на поражение… Моя рука стиснула рукоять меча. О боги, я слишком хорошо помнил это поражение!
Я пошел к возвышению, на котором стоял трон, не обращая внимания ни на солиндские гербы на стенах, ни на темно-синие драпировки с гербом Беллэма. Я прошел мимо длинной остывшей жаровни, протянувшейся вдоль зала, под сводами, украшенными затейливой резьбой по темно-медовому дереву и изображениями зверей… Нет, не зверей: лиир. До того, как Чэйсули начали рисовать лиир на шатрах, они вырезали их изображения из камня, украшая ими замки. Правда была здесь, на виду – все те годы, что мы называли Чэйсули лжецами.
Я остановился перед возвышением. Мрамор его разительно отличался от холодного серого камня пола, он был теплым, розовым, с золотыми поблескивающими прожилками. Достойный пьедестал для стоявшего на нем трона.
Трон Льва. Ножки и подлокотники его были сделаны в форме львиных лап, спинка трона была увенчана львиной головой. Темное древнее дерево, натертое пчелиным воском до гладкого шелковистого блеска, и вырезанные на дереве руны поблескивают позолотой. Сидение обтянуто красным шелком с вышитым .на нем золотым гербовым львом. Этого Беллэм не изменил – оставил льва, как он был.
Мой лев, мой Трон Львов.
Мой?..
Я обернулся, он стоял там, где я и ожидал его увидеть.
– Мой? – спросил я. – Или – твой? Дункан не пытался притвориться, что не понял моих слов. Он просто вложил в ножны окровавленный нож, скрестил на груди руки и улыбнулся:
– Он твой, господин мой. С этого часа – твой. До времени.
Позади него раздавались звуки боя. Дункан стоял в распахнутых дверях, украшенных серебряной листвой. Черные волосы ниспадали на его плечи – они были столь же грязны от пота и крови, как мои, а на лице его были свежие ссадины. Но даже такой, в залитых кровью кожаных одеждах, с витавшим вокруг него запахом смерти, он был светлее, чем все великолепие этого зала.
У меня перехватило дыхание. Пройти весь этот путь, чтобы понять, сколь мало я значу…
– Трон, – хрипло и резко сказал я, – предназначен для Мухаара-Чэйсули. Так ты сказал.
– Когда-нибудь так и будет, – согласился он. – Но этот день настанет, когда не будет ни тебя, ни меня.
– Значит, все так же, как с этим мечом… – я коснулся сверкающего камня.
– Предназначено для другого…
– Перворожденный возродится снова, – Дункан улыбнулся. – Но его придется ждать долго. Есть еще время.
Шелковый вкрадчивый шепот прервал наш разговор:
– А меня вы тоже ожидаете? Я резко обернулся, вырвав меч из ножен. Тинстар – Тинстар медленно и мягко, как кошка, вышел из алькова подле трона. Дункан дернулся – и Айлини поднял руку:
– Не стоит, Изменяющийся! Стой, где стоишь, иначе я точно убью его, – он улыбнулся, – Ведь тебя опечалит, если вы потеряете своего Мухаара в тот самый день, когда возвели его на престол? Не так ли?
Он не изменился – у Айлини нет возраста. Он улыбался. Его лицо с небольшой бородкой было совершенно спокойно, почти умиротворенно, волосы были по-прежнему густыми – черные с серебряными нитями. Он был затянут в черную кожу, в руке его сверкал серебром меч.
Я почувствовал одновременно страх, гнев и отчаянье, поднимающиеся в моей душе. Тинстар всегда поворачивал все по своей воле, мы были лишь куклами в его руках.
Обретя, наконец, власть над собственным голосом, я спросил:
– Почему ты убил Беллэма?
– Я? – он снова улыбнулся. Улыбнулся.
Я внезапно вспомнил Зареда – то, как он умер. Как Лахлэн музыкой своей Леди убил его. Я очень отчетливо вспомнил, как выглядело его тело съежившееся, скрюченное…
Как и тело Беллэма.
Я успел удивиться – всего на мгновение, но нельзя было дать Тинстару провести меня.
– Почему?
Он еле заметно пожал плечами:
– Он был… использован до конца. Он был бесполезен для меня. Он был уже не нужен, – безразличный жест руки словно перечеркнул существование Беллэма. Но я все вспоминал его тело – его смерть. – Что еще? – с подозрением поинтересовался я. – Ведь было же и что-то еще.
Тинстар улыбнулся, его черные глаза сверкнули и я принужден был отвести взгляд. На его пальце сияло бело-голубое пламя. Кольцо. Оправленный в серебро кристалл.
– Было, – согласился он, – маленькое обещание, о котором ему так хотелось забыть. Беллэм был достаточно глуп, чтобы пожелать выдать свою прекрасную дочь за элласийского принца, а она была уже отдана мне, – на его красивом спокойном лице возникла насмешливая улыбка. – И тогда я сказал ему, что он умрет, если в этот день начнет битву с тобой. Бывают дни, когда твои боги сильнее моих.
Я сжимал в руке меч. Я так хотел нанести удар – но сейчас не мог. У меня оставалось, однако, другое оружие:
– Электра? – сказал я, – Твоя любовница, как я слышал? Что ж, я забуду ее прошлое ради ее будущего – ради того, чтобы она стала моей женой и королевой Хомейны.
В его глазах вспыхнул гнев:
– Ты не возьмешь в жены Электру.
– Возьму, я поднял меч так, чтобы он увидел сияющий рубин. – Как ты собираешься помешать мне, когда даже боги за меня?
Тинстар улыбнулся снова. И в тот момент, когда я сделал выпад, протянул руку и перехватил мой меч.
– Умри, – почти ласково сказал он. – Я устал от этих детских игр. Думаю, пришло время покончить с ними.
Словно молния пробежала от кисти руки до плеча. Мой удар достиг цели, но крови не было. Вместо того Айлини превратил мой меч в проводник своей силы и нанес мне удар – без оружия, одной своей магией.
Удар швырнул меня к трону, я едва не сломал себе хребет. Меча в моей руке больше не было: Тинстар держал его за клинок, подняв рукоять к самым моим глазам – и тут я увидел, что рубин почернел.
– Может, мне повернуть это оружие против тебя? – его глаза сияли едва ли не ярче, чем камень в кольце. – Мне нужно только дотронуться до тебя – совсем легко – этим камнем… и царствование злосчастного Кэриллона закончится, не успев начаться.
Меч приближался. Мой меч, теперь служивший ему. Я скользнул на колени, пытаясь откатиться в сторону, поднырнуть под рукоять, но Тинстар оказался быстрее.
И все-таки – недостаточно быстрым. Не успел почерневший рубин коснуться моей головы, в плечо Тинстара вонзился кинжал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52