Вскоре она подала сэндвичи и поставила чашки с чаем, а затем уселась напротив деда и взяла его за руку.
– Я расстроила тебя, да? – спросила она. – Я заставила тебя вспомнить о грустных вещах?
Дедушка покачал головой:
– Я о них и не забывал, моя ласточка. Мы же были неразлейвода – Билли и я, и разве не это есть единственная правда? Родись мы на сотню лет раньше – непременно сделались бы контрабандистами. Неспроста же мы облазили все места их высадок, понимаешь?
Джейни кивнула. Она никогда не уставала разъезжать по окрестностям Маусхола со своим всеведущим дедом, ведь никто лучше его не мог рассказать о соседнем утесе, старой дороге, песчаных отмелях, заброшенной шахте. А ведь все здесь имело свою историю – особенно каменные памятники, являющиеся основной достопримечательностью полуострова Пенвит. Например, комплекс Мерри Мэйденс, изображающий девушек, которые танцуют под дудочки двух музыкантов. Или «камень с дыркой» Мен-эн-Тол к востоку от Пензанса. Или Боскавен-Ун – круг из девятнадцати камней с наклонным менгиром в центре. Или древняя деревенька на холмах Галвала.
– Письмо Данторна такое таинственное… – сказала Джейни.
– О да. Билл нередко выходил за общепринятые рамки поведения. Знаешь, он был этаким морским волком с порцией тараканов в голове, то выползавших погулять, то прятавшихся обратно. Откуда, по-твоему, я взял половину всех своих легенд? Про великанов и домовых, про святых и контрабандистов? Мне поведал их Билли, и в его изложении они казались одна реальнее другой.
– Но что плохого в том, что он увлекался ими? – спросила Джейни. – Я сама не раз видела, как некоторые старики – не важно, насколько полоумными они выглядели, – рассказывали подобные легенды, и все ловили каждое их слово.
«Как и твое», – добавила она про себя с нежностью. Дедушка пожал плечами:
– Возможно, от веры в потустороннее людей удерживает инстинкт самосохранения: когда мы с Билли были на войне, однополчане не уставали подтрунивать над нами и нашими деревенскими страшилками, хоть мы и не признавались, что всерьез воспринимаем эльфов и…
– … призраки утонувших моряков, – улыбнулась Джейни.
– Я слышал про них от своего отца и ничуть не сомневаюсь в их реальности. Многие сочли бы меня сумасшедшим. По крайней мере, чудаковатым. Билли не слишком беспокоило чье-либо мнение, а вот я очень переживал. Наверное, с тех пор страх прослыть ненормальным и поселился во мне.
– Так Билли действительно верил в то, что писал?
Дедушка засмеялся:
– Понятия не имею, моя ласточка. Слушая его россказни, надо было очень внимательно следить, не пляшут ли в его глазах чертики.
«Совсем как в твоих, когда ты принимаешься рассказывать что-нибудь подобное», – подумала Джейни.
«Джейни, красавица моя, видишь ли ты тот камень? – бывало, начинал он. – Когда-то…» И выдавал очередную невероятную историю. Лицо деда оставалось серьезным, на губах не было и намека на улыбку, но в глазах горели задорные огоньки.
– Дедуля, как ты считаешь, почему Билли не захотел выпустить эту книгу в свет? – спросила Джейни. – Я прочла совсем немного, но готова поклясться, что она так же хороша, как и другие его произведения, – если не лучше. И потом, раз уж по какой-то причине существование «Маленькой страны» должно было остаться тайной, зачем он ее вообще выпустил? – Джейни. открыла титульный лист и прочла вслух: – «Отпечатано в единственном экземпляре». Это кажется таким… странным.
Она посмотрела на выходные данные: «Гунхилли-Даунз пресс», Джу-стрит, Пензанс.
– Это и впрямь странно, – согласился Дедушка.
– Ты когда-нибудь спрашивал у Данторна, что подвигло его к такому решению?
Дедушка покачал головой.
– Почему?
– Мужчина имеет право на секреты. Женщина тоже.
– Верно. – Джейни ткнула пальцем в нижнюю строчку. – Возможно, нам стоит посетить «Гунхилли-Даунз пресс». Это издательство еще существует?
– Не знаю. Я впервые о нем слышу.
Само селение Гунхилли-Даунз находилось на мысе Лизард, на другом берегу залива Маунтс, и Джейни невольно поинтересовалась про себя, чем же оно могло привлечь издателя из Пензанса.
– Ты только представь, сколько людей могло бы восхищаться «Маленькой страной»! – выдохнула она.
– Джейни, прекрати немедленно, – нахмурился Дедушка. – Я дал слово своему другу. И теперь ты, мой цветик, обязана держать это слово так же, как и я.
– Но… – хотела было возразить девушка, однако только покачала головой: клятва есть клятва. – Я никому ничего не скажу, дедуля, – пообещала она.
– Чай еще остался?
Джейни поднялась, плеснула с полдюйма молока в обе кружки, положила пару ложек сахару в Дедушкину и налила заварку.
– Эта книга – единственная тайна Билла? – спросила она, снова усаживаясь на свой табурет.
– Единственная, которую он попросил меня сохранить. Он ничего не говорил о статьях, посвященных Маусхолу, – должно быть, ты видела папку с ними в том же сундуке, – но я даже не пытался показать их каким-нибудь издателям. Знаешь, как-то духу не хватило: мне кажется неправильным извлекать прибыль из работ умершего друга. Не для меня это.
Джейни накрыла его руку своей:
– И не для меня.
Некоторое время они сидели молча, затем Дедушка хитро прищурился.
– Ладно, моя красавица, – сказал он. – Надеюсь, ты сделаешь мне одолжение?
– Что ты задумал? – насторожилась Джейни.
– О, ничего плохого. Просто сегодня вечером в доме у Чарли Бойда намечается вечеринка и…
– И тебе не терпится показать всем свою внучку.
– Ну, она же у меня одна.
Джейни улыбнулась с искренней нежностью.
– Я с удовольствием пойду туда, – сказала она. – Ведь это даст мне возможность показать всем моего Дедушку.
3
Феликс Гэйвин шел по лондонскому вокзалу Виктория развалистой походкой моряка, коим он и являлся. Высокий широкоплечий загорелый мужчина с темными, коротко подстриженными волосами, бледно-голубыми глазами и маленькой золотой серьгой в правом ухе, он невольно притягивал к себе взгляды женщин – не столько силой, сквозившей в каждом движении, или приятными чертами лица, сколько излучаемой им уверенностью. Он производил впечатление человека, на которого можно положиться.
Одет Феликс был в широкие фланелевые брюки, простую белую футболку, куртку и крепкие черные башмаки. В одной руке он нес увесистый вещевой мешок темно-синего цвета, а в другой – квадратный деревянный футляр, обклеенный переводными картинками – с изображениями портов, куда заходили его корабли, портов большей частью европейских и североамериканских, хотя Феликсу довелось побывать и в Гонконге, и даже в Австралии.
Почти треть из своих двадцати восьми лет Феликс отдал флоту. В последнее плавание он вышел на борту грузового судна «Мадлен», приписанного к порту Монреаля, однако в Мадриде ему пришлось сойти на берег – причиной тому стало письмо, лежащее сейчас в правом кармане его брюк. Вылетев первым же рейсом в Лондон, Феликс рано утром прибыл в аэропорт Гэтвик, где поменял имевшиеся у него деньги на фунты стерлингов, а потом электричкой добрался до вокзала Виктория.
И вот теперь он дожидался другой электрички, которая должна была увезти его в западную часть страны.
Поставив багаж на платформу, Феликс прислонился к столбу и сунул руки в карманы. Пальцы, его коснулись сложенного конверта.
«Здравствуй, Феликс!– так начиналось послание. – Мне неловко обращаться к тебе: в то время как ты засыпал меня многочисленными открытками, я ограничилась только рождественской. Прости. Но ты говорил, что, если когда-нибудь мне понадобится твоя помощь, нужно будет лишь дать тебе знать. Так вот, твоя помощь мне необходима. Можешь ли ты приехать к Дедушке?
Пожалуйста, не сердись на меня. Я ни за что не попросила бы тебя, если бы не была в таком отчаянии.
Заранее благодарна, Джейни».
Весь текст, включая подпись, был отпечатан на машинке. В обратном адресе значился корнуэльский Маусхол, где жил дед Джейни. Именно туда при каждой возможности Феликс посылал свои открытки – несколько строк из длинных монологов, с которыми он обращался к девушке, будучи в море… Там, где она не могла его слышать.
Вздохнув, он потеребил конверт и сложил его в еще более маленький квадратик.
Сердиться на Джейни? Это невозможно! Его чувства к ней всегда были противоречивыми. Он был счастлив тем, что встретил ее; испытывал печаль оттого, что они расстались, и разочарование при мысли о невозможности все вернуть. Впрочем, последнее они и не пытались сделать. Их чудесный роман длился два с половиной года, не омрачаемый никем и ничем, однако последние месяцы ссор, возникавших на пустом месте, но неизменно оставлявших осадок в душе, не прошли даром: однажды выпущенные на волю, обидные слова начинали жить своей собственной жизнью, неумолимо мстя тем, кто их породил.
Феликс никогда не переставал любить Джейни и надеяться на то, что в один прекрасный день они снова будут вместе. И все же сейчас, получив от нее письмо с просьбой срочно приехать в Маусхол, он думал не об этом, а о том, что же за беда могла заставить ее позвать его.
«Только бы не Дедушка! – молил он. – Дай бог, чтобы ничего плохого не случилось с этим милым стариком».
Но ведь что-то произошло! Письмо было таким странным… совсем как Джейни, чьи мысли порой начинают беспорядочно метаться.
Поезд прибыл, и, обрадовавшись тому, что в суматохе посадки можно было ненадолго забыть о терзавших его тревогах, Феликс подхватил свои вещи и отправился занимать место. Вагон был наполовину пуст. Летом Корнуэльская Ривьера – район вокруг Пензанса – вполне оправдывала свое название, а в это время года – середина октября – желающих попасть в западную часть страны было не много, главным образом жители полуострова Пенвит и те, у кого имелись там какие-то дела.
Устроившись в купе, Феликс достал детективный роман в мягкой обложке и попробовал погрузиться в чтение, однако мысли о Джейни стали вплетаться в сюжетную линию, мешая сосредоточиться на строчках перед глазами и вынуждая то и дело возвращаться к первой странице. Беспокойство по поводу случившегося с Джейни только усиливалось из-за того, что вскоре Феликсу предстояло увидеть ее саму. В итоге, едва состав покинул Лондон, молодой человек отложил книгу в сторону и принялся смотреть в окно, наблюдая за сменяющими одна другую живыми изгородями. Воспоминания поднимались в его душе одно за другим, и наконец он сдался, позволив им захлестнуть себя целиком.
Приблизительно пять часов спустя Феликс сошел на железнодорожной станции Пензанса. С минуту он постоял среди поджидавших пассажиров такси, любуясь замком на острове Сент-Майклз, вздымавшимся над волнами залива Маунтс. На улице уже почти стемнело, и с моря дул прохладный ветер, принося запах соли и обещание скорого дождя.
Феликс сделал пару шагов к телефонной будке, но передумал: он еще не был готов услышать голос Джейни и уж тем более не хотел, чтобы их первый разговор состоялся посредством бездушного аппарата.
Феликс собирался взять такси до Маусхола. Городок лежал в нескольких милях к западу от Пензанса, сразу за Ньюлином: все три населенных пункта ютились в ряд на берегу залива, будто три чайки, примостившиеся на леерах корабля. Впрочем, поразмыслив немного, молодой человек отказался и от этой идеи: на него нахлынула новая волна воспоминаний, которую, пожалуй, разумнее было переждать на месте, а не везти в старый Дедушкин дом на Дак-стрит, парясь на заднем сиденье автомобиля.
В итоге Феликс просто подхватил свой багаж и зашагал по набережной в – сторону Бэттери-роуд, а затем свернул на дорогу, ведущую из Пензанса в Ньюлин.
Даже в темноте Маусхол казался таким же, каким Феликс его запомнил. А может быть, именно благодаря темноте – ведь под покровом ночи он бродил с Джейни по этим извилистым улочкам так часто, что теперь знал Маусхол как свой родной Дешанэ в западном Квебеке.
Оба городка находились у воды, но на этом сходство заканчивалось.
Дешанэ – по крайней мере, в пору детства и юношества Феликса – являл собой ужасающе бедное селение, в стороне от дорог. Улицы его были забиты грязью, большинство домов находилось в полуразрушенном состоянии и выглядело немногим лучше лачуг. Обрывки воспоминаний, увезенные оттуда Феликсом, сводились к ссорам родителей-алкоголиков; брату Барри, решившему облететь на «харлее» фонарный столб и разбившемуся насмерть вместе со своей подружкой; сестре Сью, ставшей матерью в пятнадцать лет, и сотне других нерадостных событий.
А древний порт Маусхол оставался рыбацкой деревушкой с узкими улочками, извивающимися меж аккуратных домиков и крошечных, засаженных цветами двориков. Если в Маусхоле и существовала бедность, то здесь, в отличие от Дешанэ, она упорно не желала показывать миру свое уродливое лицо…
Феликс вошел в город, миновал старый отель «Береговая охрана» и двинулся в сторону Северного Утеса. У газетного киоска молодой человек невольно остановился и посмотрел в сторону моря – туда, где два волнолома обнимали местную гавань, словно гигантские руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
– Я расстроила тебя, да? – спросила она. – Я заставила тебя вспомнить о грустных вещах?
Дедушка покачал головой:
– Я о них и не забывал, моя ласточка. Мы же были неразлейвода – Билли и я, и разве не это есть единственная правда? Родись мы на сотню лет раньше – непременно сделались бы контрабандистами. Неспроста же мы облазили все места их высадок, понимаешь?
Джейни кивнула. Она никогда не уставала разъезжать по окрестностям Маусхола со своим всеведущим дедом, ведь никто лучше его не мог рассказать о соседнем утесе, старой дороге, песчаных отмелях, заброшенной шахте. А ведь все здесь имело свою историю – особенно каменные памятники, являющиеся основной достопримечательностью полуострова Пенвит. Например, комплекс Мерри Мэйденс, изображающий девушек, которые танцуют под дудочки двух музыкантов. Или «камень с дыркой» Мен-эн-Тол к востоку от Пензанса. Или Боскавен-Ун – круг из девятнадцати камней с наклонным менгиром в центре. Или древняя деревенька на холмах Галвала.
– Письмо Данторна такое таинственное… – сказала Джейни.
– О да. Билл нередко выходил за общепринятые рамки поведения. Знаешь, он был этаким морским волком с порцией тараканов в голове, то выползавших погулять, то прятавшихся обратно. Откуда, по-твоему, я взял половину всех своих легенд? Про великанов и домовых, про святых и контрабандистов? Мне поведал их Билли, и в его изложении они казались одна реальнее другой.
– Но что плохого в том, что он увлекался ими? – спросила Джейни. – Я сама не раз видела, как некоторые старики – не важно, насколько полоумными они выглядели, – рассказывали подобные легенды, и все ловили каждое их слово.
«Как и твое», – добавила она про себя с нежностью. Дедушка пожал плечами:
– Возможно, от веры в потустороннее людей удерживает инстинкт самосохранения: когда мы с Билли были на войне, однополчане не уставали подтрунивать над нами и нашими деревенскими страшилками, хоть мы и не признавались, что всерьез воспринимаем эльфов и…
– … призраки утонувших моряков, – улыбнулась Джейни.
– Я слышал про них от своего отца и ничуть не сомневаюсь в их реальности. Многие сочли бы меня сумасшедшим. По крайней мере, чудаковатым. Билли не слишком беспокоило чье-либо мнение, а вот я очень переживал. Наверное, с тех пор страх прослыть ненормальным и поселился во мне.
– Так Билли действительно верил в то, что писал?
Дедушка засмеялся:
– Понятия не имею, моя ласточка. Слушая его россказни, надо было очень внимательно следить, не пляшут ли в его глазах чертики.
«Совсем как в твоих, когда ты принимаешься рассказывать что-нибудь подобное», – подумала Джейни.
«Джейни, красавица моя, видишь ли ты тот камень? – бывало, начинал он. – Когда-то…» И выдавал очередную невероятную историю. Лицо деда оставалось серьезным, на губах не было и намека на улыбку, но в глазах горели задорные огоньки.
– Дедуля, как ты считаешь, почему Билли не захотел выпустить эту книгу в свет? – спросила Джейни. – Я прочла совсем немного, но готова поклясться, что она так же хороша, как и другие его произведения, – если не лучше. И потом, раз уж по какой-то причине существование «Маленькой страны» должно было остаться тайной, зачем он ее вообще выпустил? – Джейни. открыла титульный лист и прочла вслух: – «Отпечатано в единственном экземпляре». Это кажется таким… странным.
Она посмотрела на выходные данные: «Гунхилли-Даунз пресс», Джу-стрит, Пензанс.
– Это и впрямь странно, – согласился Дедушка.
– Ты когда-нибудь спрашивал у Данторна, что подвигло его к такому решению?
Дедушка покачал головой.
– Почему?
– Мужчина имеет право на секреты. Женщина тоже.
– Верно. – Джейни ткнула пальцем в нижнюю строчку. – Возможно, нам стоит посетить «Гунхилли-Даунз пресс». Это издательство еще существует?
– Не знаю. Я впервые о нем слышу.
Само селение Гунхилли-Даунз находилось на мысе Лизард, на другом берегу залива Маунтс, и Джейни невольно поинтересовалась про себя, чем же оно могло привлечь издателя из Пензанса.
– Ты только представь, сколько людей могло бы восхищаться «Маленькой страной»! – выдохнула она.
– Джейни, прекрати немедленно, – нахмурился Дедушка. – Я дал слово своему другу. И теперь ты, мой цветик, обязана держать это слово так же, как и я.
– Но… – хотела было возразить девушка, однако только покачала головой: клятва есть клятва. – Я никому ничего не скажу, дедуля, – пообещала она.
– Чай еще остался?
Джейни поднялась, плеснула с полдюйма молока в обе кружки, положила пару ложек сахару в Дедушкину и налила заварку.
– Эта книга – единственная тайна Билла? – спросила она, снова усаживаясь на свой табурет.
– Единственная, которую он попросил меня сохранить. Он ничего не говорил о статьях, посвященных Маусхолу, – должно быть, ты видела папку с ними в том же сундуке, – но я даже не пытался показать их каким-нибудь издателям. Знаешь, как-то духу не хватило: мне кажется неправильным извлекать прибыль из работ умершего друга. Не для меня это.
Джейни накрыла его руку своей:
– И не для меня.
Некоторое время они сидели молча, затем Дедушка хитро прищурился.
– Ладно, моя красавица, – сказал он. – Надеюсь, ты сделаешь мне одолжение?
– Что ты задумал? – насторожилась Джейни.
– О, ничего плохого. Просто сегодня вечером в доме у Чарли Бойда намечается вечеринка и…
– И тебе не терпится показать всем свою внучку.
– Ну, она же у меня одна.
Джейни улыбнулась с искренней нежностью.
– Я с удовольствием пойду туда, – сказала она. – Ведь это даст мне возможность показать всем моего Дедушку.
3
Феликс Гэйвин шел по лондонскому вокзалу Виктория развалистой походкой моряка, коим он и являлся. Высокий широкоплечий загорелый мужчина с темными, коротко подстриженными волосами, бледно-голубыми глазами и маленькой золотой серьгой в правом ухе, он невольно притягивал к себе взгляды женщин – не столько силой, сквозившей в каждом движении, или приятными чертами лица, сколько излучаемой им уверенностью. Он производил впечатление человека, на которого можно положиться.
Одет Феликс был в широкие фланелевые брюки, простую белую футболку, куртку и крепкие черные башмаки. В одной руке он нес увесистый вещевой мешок темно-синего цвета, а в другой – квадратный деревянный футляр, обклеенный переводными картинками – с изображениями портов, куда заходили его корабли, портов большей частью европейских и североамериканских, хотя Феликсу довелось побывать и в Гонконге, и даже в Австралии.
Почти треть из своих двадцати восьми лет Феликс отдал флоту. В последнее плавание он вышел на борту грузового судна «Мадлен», приписанного к порту Монреаля, однако в Мадриде ему пришлось сойти на берег – причиной тому стало письмо, лежащее сейчас в правом кармане его брюк. Вылетев первым же рейсом в Лондон, Феликс рано утром прибыл в аэропорт Гэтвик, где поменял имевшиеся у него деньги на фунты стерлингов, а потом электричкой добрался до вокзала Виктория.
И вот теперь он дожидался другой электрички, которая должна была увезти его в западную часть страны.
Поставив багаж на платформу, Феликс прислонился к столбу и сунул руки в карманы. Пальцы, его коснулись сложенного конверта.
«Здравствуй, Феликс!– так начиналось послание. – Мне неловко обращаться к тебе: в то время как ты засыпал меня многочисленными открытками, я ограничилась только рождественской. Прости. Но ты говорил, что, если когда-нибудь мне понадобится твоя помощь, нужно будет лишь дать тебе знать. Так вот, твоя помощь мне необходима. Можешь ли ты приехать к Дедушке?
Пожалуйста, не сердись на меня. Я ни за что не попросила бы тебя, если бы не была в таком отчаянии.
Заранее благодарна, Джейни».
Весь текст, включая подпись, был отпечатан на машинке. В обратном адресе значился корнуэльский Маусхол, где жил дед Джейни. Именно туда при каждой возможности Феликс посылал свои открытки – несколько строк из длинных монологов, с которыми он обращался к девушке, будучи в море… Там, где она не могла его слышать.
Вздохнув, он потеребил конверт и сложил его в еще более маленький квадратик.
Сердиться на Джейни? Это невозможно! Его чувства к ней всегда были противоречивыми. Он был счастлив тем, что встретил ее; испытывал печаль оттого, что они расстались, и разочарование при мысли о невозможности все вернуть. Впрочем, последнее они и не пытались сделать. Их чудесный роман длился два с половиной года, не омрачаемый никем и ничем, однако последние месяцы ссор, возникавших на пустом месте, но неизменно оставлявших осадок в душе, не прошли даром: однажды выпущенные на волю, обидные слова начинали жить своей собственной жизнью, неумолимо мстя тем, кто их породил.
Феликс никогда не переставал любить Джейни и надеяться на то, что в один прекрасный день они снова будут вместе. И все же сейчас, получив от нее письмо с просьбой срочно приехать в Маусхол, он думал не об этом, а о том, что же за беда могла заставить ее позвать его.
«Только бы не Дедушка! – молил он. – Дай бог, чтобы ничего плохого не случилось с этим милым стариком».
Но ведь что-то произошло! Письмо было таким странным… совсем как Джейни, чьи мысли порой начинают беспорядочно метаться.
Поезд прибыл, и, обрадовавшись тому, что в суматохе посадки можно было ненадолго забыть о терзавших его тревогах, Феликс подхватил свои вещи и отправился занимать место. Вагон был наполовину пуст. Летом Корнуэльская Ривьера – район вокруг Пензанса – вполне оправдывала свое название, а в это время года – середина октября – желающих попасть в западную часть страны было не много, главным образом жители полуострова Пенвит и те, у кого имелись там какие-то дела.
Устроившись в купе, Феликс достал детективный роман в мягкой обложке и попробовал погрузиться в чтение, однако мысли о Джейни стали вплетаться в сюжетную линию, мешая сосредоточиться на строчках перед глазами и вынуждая то и дело возвращаться к первой странице. Беспокойство по поводу случившегося с Джейни только усиливалось из-за того, что вскоре Феликсу предстояло увидеть ее саму. В итоге, едва состав покинул Лондон, молодой человек отложил книгу в сторону и принялся смотреть в окно, наблюдая за сменяющими одна другую живыми изгородями. Воспоминания поднимались в его душе одно за другим, и наконец он сдался, позволив им захлестнуть себя целиком.
Приблизительно пять часов спустя Феликс сошел на железнодорожной станции Пензанса. С минуту он постоял среди поджидавших пассажиров такси, любуясь замком на острове Сент-Майклз, вздымавшимся над волнами залива Маунтс. На улице уже почти стемнело, и с моря дул прохладный ветер, принося запах соли и обещание скорого дождя.
Феликс сделал пару шагов к телефонной будке, но передумал: он еще не был готов услышать голос Джейни и уж тем более не хотел, чтобы их первый разговор состоялся посредством бездушного аппарата.
Феликс собирался взять такси до Маусхола. Городок лежал в нескольких милях к западу от Пензанса, сразу за Ньюлином: все три населенных пункта ютились в ряд на берегу залива, будто три чайки, примостившиеся на леерах корабля. Впрочем, поразмыслив немного, молодой человек отказался и от этой идеи: на него нахлынула новая волна воспоминаний, которую, пожалуй, разумнее было переждать на месте, а не везти в старый Дедушкин дом на Дак-стрит, парясь на заднем сиденье автомобиля.
В итоге Феликс просто подхватил свой багаж и зашагал по набережной в – сторону Бэттери-роуд, а затем свернул на дорогу, ведущую из Пензанса в Ньюлин.
Даже в темноте Маусхол казался таким же, каким Феликс его запомнил. А может быть, именно благодаря темноте – ведь под покровом ночи он бродил с Джейни по этим извилистым улочкам так часто, что теперь знал Маусхол как свой родной Дешанэ в западном Квебеке.
Оба городка находились у воды, но на этом сходство заканчивалось.
Дешанэ – по крайней мере, в пору детства и юношества Феликса – являл собой ужасающе бедное селение, в стороне от дорог. Улицы его были забиты грязью, большинство домов находилось в полуразрушенном состоянии и выглядело немногим лучше лачуг. Обрывки воспоминаний, увезенные оттуда Феликсом, сводились к ссорам родителей-алкоголиков; брату Барри, решившему облететь на «харлее» фонарный столб и разбившемуся насмерть вместе со своей подружкой; сестре Сью, ставшей матерью в пятнадцать лет, и сотне других нерадостных событий.
А древний порт Маусхол оставался рыбацкой деревушкой с узкими улочками, извивающимися меж аккуратных домиков и крошечных, засаженных цветами двориков. Если в Маусхоле и существовала бедность, то здесь, в отличие от Дешанэ, она упорно не желала показывать миру свое уродливое лицо…
Феликс вошел в город, миновал старый отель «Береговая охрана» и двинулся в сторону Северного Утеса. У газетного киоска молодой человек невольно остановился и посмотрел в сторону моря – туда, где два волнолома обнимали местную гавань, словно гигантские руки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71