Конан выбрался из-под двух тел и вскочил на ноги. Схватив одного неприятеля за волосы, а другого за шею, он с размаху ударил их друг о друга головами. Похоже, у этих ребят железные головы, решил киммериец, — удар не произвел никакого впечатления на вновь сцепившихся пиктов. Конан покрепче схватил дикарей за головы и вторично столкнул их лбами — на этот раз изо всех сил.
Он почувствовал, как затрещали кости. Оба замертво обвисли в руках у могучего киммерийца. Конан потащил их назад, к камням, и наконец выволок на свет костра.
Теперь кое-что стало понятно. На одном из пиктов была военная раскраска, перья и татуировка клана Совы. На другом — военная раскраска, перья и татуировка клана Змеи.
— Друзья Лизениуса пришли к холму, — констатировал Конан.
— Ты хочешь сказать «наши друзья», — заметил Кубванде.
Это не было вопросом. А если и так, то Конан не стал бы отвечать. Киммериец решил, что он и его воины окажутся только в выигрыше. Пиктские разборки им даже на руку: меньше дикарей будет околачиваться вокруг холма. Кто бы ни победил, им в любом случае понадобится время залечить раны и собрать убитых. А Конан со своим отрядом будет в эта время отдыхать и набираться сил в безопасности пещеры.
Впрочем, ждать Конану не хотелось. Они могли бы попытаться воспользоваться предоставившейся возможностью и скрыться, избежав сражения. Но киммериец знал, что в этом случае придется оставить тех, кто не сможет идти. И потом, вряд ли маленький отряд имел шансы спастись, пытаясь ускользнуть от преследования ночью, окруженный со всех сторон враждебными дикарями.
А сегодня ночью самое малое четверо воинов и Вуона идти не смогут. Конан никого не повел бы на верную смерть. Он мог попытаться спастись в одиночку, но, пока сохранялась хоть какая-то надежда, поступить так — означало предать друзей. А предателем Конан никогда не был.
Злясь на все и вся, включая самого себя, за то, что потащился за Вуоной сквозь Ворота Зла, злясь на рассвет, который никак не может наступить, киммериец мерил шагами пещеру, будто лев в клетке. Голубые колдовские огни иногда так отсвечивали в его глазах, что кое-кто из суеверных бамула делал знаки, отвращающие злые силы.
Однажды Конану показалось, что он слышит неестественные звуки, доносящиеся снаружи. В другой раз ему почудилось журчание воды, там, в глубине пещеры, где до этого все было тихо. Он уже собрался пойти посмотреть, что там происходит, когда заметил, что Кубванде бодрствует, а Говинду и Вуона спят. И спят хоть и не в объятиях друг друга, но соприкасаясь головами.
Киммериец не мог уйти, оставив отряд под командованием этого интригана. Ясное дело, что Кубванде за это время не успел бы снестись с пиктами, но тем не менее… Слишком далеко зашли Конан и его отряд, слишком много вокруг подстерегало опасностей, чтобы рисковать, оставляя воинов на произвол судьбы.
Воины клана Змеи дрались хорошо, как всегда. Кроме того, они знали местность лучше, чем их теперешние противники. Сутаро трижды приходилось водить своих людей против воинов клана Змеи. Вот и на этот раз, как и прежде, им удалось оттеснить неприятеля, но чересчур много воинов клана Совы погибли или были слишком тяжело ранены, чтобы продолжать сражаться.
Кроме того, это была чужая земля. Если хотя бы один из тех, кому они сегодня противостояли, донесет своим вождям весть о том, что явились Совы, противник вскорости получит подкрепление. Тогда Сутаро с оставшимися воинами окажется между молотом и наковальней — сверху дыбится крутой гребень холма, снизу подпирают свежие силы врагов.
Несмотря на это, он не собирался уходить с холма до прихода Лизениуса, не желая оставлять чужаков клану Змеи. Уступчивость никогда не отличала Сутаро. Кроме того, именно ему прекрасная женщина обещала свою любовь (о том, что она не из рода пиктов можно забыть). И он ее получит, если сдержит данное слово. Сутаро надеялся, что не потеряет слишком много воинов, потому что в этом случае дела его сильно ухудшатся. Как военный вождь он перестанет что-либо значить к тому времени, когда возьмет Скиру в жены. А сейчас стоило подумать о том, как вообще остаться в живых.
Сутаро, скрестив ноги, сидел на стволе упавшего дерева, когда услышал, как хакан издал предупреждающий крик. В ответ послышались сигналы часовых. Поспешно встав, он пошел в лес, туда, откуда донесся сигнал хакана.
Хакан ов оказалось трое. И они несли на носилках…
— Скира?
Ответа не последовало, но это, несомненно, была она. Сутаро заметил на лице девушки несколько кровоподтеков. А одежда в некоторых местах была порвана.
Оставшиеся хаканы выступили вперед и приблизились к Сутаро. Вождь попятился было, но вовремя вспомнил, что шаманы используют этих животных не только для того, чтобы следить за врагами, но и для того, чтобы передавать сообщения. Он сделал над собой усилие и остановился. Хакан положил волосатую лапу ему на голову.
В мозг Сутаро перетекло послание, вложенное в хакана Вурог Йаном, главным шаманом клана Совы. Оно было доставлено таким способом, чтобы Лизениус, как это за ним водится, не попытался его перехватить. Похоже, Йан был очень сердит. По мере того как Сутаро вникал в смысл послания, ему становилось ясно, что вызвало гнев шамана.
Белые шаманы, отец и дочь, решили покинуть пиктов. Не будет кровавого жертвоприношения киммерийца Конана и демонолюдей. Даже пиктов не принесут в жертву, чтобы оживить непобедимую статую. По мнению Йана, Скира вместе с отцом хотела удрать, оставив демонолюдей и два пиктских клана в состоянии войны.
Демонолюдей было не много, но за ними могли стоять силы, о которых Сутаро ничего не знал. Кроме того, ему было известно, что киммериец был страшнее, чем любой воин из народа пиктов.
— Так каков будет твой приказ, Вурог Йан? — спросил Сутаро.
Сутаро не знал, может ли хакан переслать послание шаману так же, как доставлял слова шамана. Но вождь решил, что лучше выяснить это самому.
Мгновение спустя в мозг Сутаро пришел ответ шамана:
— Проследи, чтобы в жертву принесли Конана и его отряд. С такой сильной кровью даже я смогу оживить статую и управлять ею.
Первый раз Сутаро доводилось слышать от шамана выражение скромности. Сутаро подавил смех. Однако шаман, несомненно, был прав. Сделка, что ни говори, ловкая. Да все равно ничего другого предложить было невозможно. Скира останется со мной.
— Ты все еще хочешь взять ее в жены? Цвет кожи ваших сыновей…
— У меня будут и другие сыновья, более чистокровные. Более чистые, чем ты когда-либо мог себе представить, старый пень! Держа ее при себе, я смогу управлять ее отцом и этим великаном. До тех пор пока она со мной, любая опасность для меня будет означать опасность для нее. Или ты, болван, можешь защитить меня одновременно от Лизениуса, Конана и клана Змеи?
— Речи твои дерзки, Сутаро.
— Я командую воинами, которые здесь, со мной. Без них тебе не осуществить твоего желания. Я нужен тебе так же, как ты нужен мне, Вурог Йан.
Хакан застонал от боли. Очевидно, чудовище так отреагировало на ярость шамана, выразившуюся в его последней реплике. Сутаро подождал, но больше от шамана посланий не было.
Сутаро посмотрел вверх по склону холма. Нелегко будет ворваться в пещеру, охраняемую киммерийцем и демонолюдьми. Это будет стоить жизни многим воинам. Вождь страстно надеялся, что потери будут не слишком велики. Иначе внезапное нападение воинов клана Змеи похоронит все его планы, прежде чем придет помощь от Вурог Иана или тех воинов, что идут следом.
Впрочем, если даже случится худшее… Молитвы и песнопения будут вечно звучать по воинам, которые позволили осуществить месть, одним разом поставив клан Совы в главенствующее положение над другими племенами и кланами. Вурог Йан, несомненно, попытается захапать себе всю славу. Но в клане будет слишком много воинов, которые будут знать правду о Сутаро и его подвиге. Одно это заставит шамана замолчать.
Он, Сутаро, пошлет гонцов и призовет своих младших вождей. И лучше им прийти как можно быстрее, прежде чем враг накопит силы или, что еще хуже, магия ударит из пещеры.
Пленный воин из клана Змеи был уже мертв, когда Конан втащил его в пещеру. Пикт из клана Совы был без сознания, но так и не пришел в себя, чтобы заговорить. Вскоре он тоже умер. Бамула начали бормотать заклинания, боясь, чтобы духи мертвых не навредили им, коль скоро тела убитых остаются в пещере.
Что до Конана, то после того, как отряду удалось продержаться столь долго, духи умерших пиктов, по его мнению, можно было вообще не брать в расчет. Впрочем, он не стал говорить об этом бамула а только кивнул:
— Давайте затащим их поглубже в пещеру. Магия подавит действие призраков.
— А вдруг она сделает их сильнее? — спросил Кубванде. Надо отдать ему должное, сейчас он тоже боялся. Сейчас в нем говорил скорее страх, а не расчет. Конан не мог винить бамула за этот страх. Здесь его воины столкнулись с силами, понять которые не могли. В свое время Конан давал Бэлит клятву с терпением относиться к человеческим слабостям.
Киммериец не мог приказывать: одно дело решить что-то для себя, а другое — принимать решение за тех, кто следует за тобой, решение, от которого, возможно, зависит жизнь и которое каждый должен принять сам.
— Если бы магия пещеры была нам враждебна, она давно поразила бы нас. Нет, магия пещеры будет враждебна к духам умерших пиктов. Но если кто-нибудь хочет произнести над ними свои бамульские заклинания, пусть идет со мной. Тогда эти мертвые ребята получат такую головную боль, что у нас больше не будет с ними проблем.
Бовену вышел первый, даже прежде Говинду. Конан менее всего предполагал увидеть его среди добровольцев. Впрочем, тем лучше. Кубванде и Говинду не будут спускать друг с друга глаз, а Бовену совершенно очевидно не представляет для киммерийца никакой опасности. Конан и Бовену каждый взвалили себе на плечи по трупу и пошли в глубь пещеры.
Некоторое время, примерно шагов пятьдесят, коридор шел горизонтально. Затем дорога пошла под уклон, все более расширяясь. Киммерийцу показалось, что он видит полустертые, изъеденные временем лики каких-то змееподобных существ на стене. Они были похожи на украшения храмов Сэта в Стигии, хотя и не в точности такие же. А может быть, это были естественные натеки. Возможно, ему они вообще пригрезились. Что ни говори, слишком много магий и слишком мало света. Тут любому начнет мерещиться все что угодно.
Наконец они с Бовену оказались в таком месте, где туннель расширялся, а потолок поднимался, образуя своды. Камень стен пещеры в свете голубого колдовского сияния был серовато-пурпурным. Его поверхность казалась слишком гладкой, чтобы быть естественной, и на стенах теперь совершенно отсутствовали какие-либо барельефы. Повсюду толстым слоем лежала пыль, за исключением круга в середине помещения, диаметром в длину копья. Создавалось впечатление, что круг вытерли лишь несколько секунд назад.
В середине возвышалась статуя. Высотой в человеческий рост, но куда более широкая в плечах. Даже гигант-киммериец выглядел мальчишкой рядом с ней. Статуя была совершенно чистой. Конану лишь показалось, что камень покрыт чем-то напоминающим чешую.
Да и глаза статуи странным образом напомнили киммерийцу рептилию. Страшные воспоминания холодом пронзили Конана. Неужели это один из легендарных валузийских человеко-змей? Они были такими древними, что воевали еще с атлантами, и исчезли еще до того, как поднялась в своем черном величии давным-давно исчезнувшая в тумане времен Ахеронская империя. Но кое-что из магии человеко-змей дошло до нынешних времен. Говорят, что именно эта магия лежит в основе культа Сэта. великой змеи.
Конан подошел поближе, стараясь не наступать на круг. Должно быть, здесь действовало волшебство, образующее его, и Конан не хотел испытывать судьбу. Киммериец обошел статую, усилием воли подавляя леденящие сомнения. Ему хотелось, чтобы Бовену собрал свою волю, чтобы он не трясся и, упаси боже, не упал в обморок от ужаса. Древнее колдовство пахло страхом, подобно хищникам. По крайней мере, в течение своей жизни киммериец не однажды убеждался в этом.
Был ли это человеко-змей из Валузии? И чешуя и глаза — все говорило за то, что Конан не ошибся. Но были и свидетельства обратного. Статуя напоминала старого наемника, уставшего от долгой неблагодарной службы под командованием тех, чьи кулаки были скоры на расправу. Однако человек, служивший скульптору моделью, был из тех, кто верил своему командиру и всегда был готов следовать за ним. Если это человеко-змей — валузиец, то у парня, по всему видно, гордости и достоинства хоть отбавляй. Хотя это и сам скульптор мог постараться! (Однажды в Аргосе Конан заказал себе портрет. Когда он увидел, что сотворил художник, он вышвырнул рисунок в окно, а следом полетел и сам художник.) Более всего Конана беспокоило не то, что являла собой статуя. Его беспокоило само ее существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Он почувствовал, как затрещали кости. Оба замертво обвисли в руках у могучего киммерийца. Конан потащил их назад, к камням, и наконец выволок на свет костра.
Теперь кое-что стало понятно. На одном из пиктов была военная раскраска, перья и татуировка клана Совы. На другом — военная раскраска, перья и татуировка клана Змеи.
— Друзья Лизениуса пришли к холму, — констатировал Конан.
— Ты хочешь сказать «наши друзья», — заметил Кубванде.
Это не было вопросом. А если и так, то Конан не стал бы отвечать. Киммериец решил, что он и его воины окажутся только в выигрыше. Пиктские разборки им даже на руку: меньше дикарей будет околачиваться вокруг холма. Кто бы ни победил, им в любом случае понадобится время залечить раны и собрать убитых. А Конан со своим отрядом будет в эта время отдыхать и набираться сил в безопасности пещеры.
Впрочем, ждать Конану не хотелось. Они могли бы попытаться воспользоваться предоставившейся возможностью и скрыться, избежав сражения. Но киммериец знал, что в этом случае придется оставить тех, кто не сможет идти. И потом, вряд ли маленький отряд имел шансы спастись, пытаясь ускользнуть от преследования ночью, окруженный со всех сторон враждебными дикарями.
А сегодня ночью самое малое четверо воинов и Вуона идти не смогут. Конан никого не повел бы на верную смерть. Он мог попытаться спастись в одиночку, но, пока сохранялась хоть какая-то надежда, поступить так — означало предать друзей. А предателем Конан никогда не был.
Злясь на все и вся, включая самого себя, за то, что потащился за Вуоной сквозь Ворота Зла, злясь на рассвет, который никак не может наступить, киммериец мерил шагами пещеру, будто лев в клетке. Голубые колдовские огни иногда так отсвечивали в его глазах, что кое-кто из суеверных бамула делал знаки, отвращающие злые силы.
Однажды Конану показалось, что он слышит неестественные звуки, доносящиеся снаружи. В другой раз ему почудилось журчание воды, там, в глубине пещеры, где до этого все было тихо. Он уже собрался пойти посмотреть, что там происходит, когда заметил, что Кубванде бодрствует, а Говинду и Вуона спят. И спят хоть и не в объятиях друг друга, но соприкасаясь головами.
Киммериец не мог уйти, оставив отряд под командованием этого интригана. Ясное дело, что Кубванде за это время не успел бы снестись с пиктами, но тем не менее… Слишком далеко зашли Конан и его отряд, слишком много вокруг подстерегало опасностей, чтобы рисковать, оставляя воинов на произвол судьбы.
Воины клана Змеи дрались хорошо, как всегда. Кроме того, они знали местность лучше, чем их теперешние противники. Сутаро трижды приходилось водить своих людей против воинов клана Змеи. Вот и на этот раз, как и прежде, им удалось оттеснить неприятеля, но чересчур много воинов клана Совы погибли или были слишком тяжело ранены, чтобы продолжать сражаться.
Кроме того, это была чужая земля. Если хотя бы один из тех, кому они сегодня противостояли, донесет своим вождям весть о том, что явились Совы, противник вскорости получит подкрепление. Тогда Сутаро с оставшимися воинами окажется между молотом и наковальней — сверху дыбится крутой гребень холма, снизу подпирают свежие силы врагов.
Несмотря на это, он не собирался уходить с холма до прихода Лизениуса, не желая оставлять чужаков клану Змеи. Уступчивость никогда не отличала Сутаро. Кроме того, именно ему прекрасная женщина обещала свою любовь (о том, что она не из рода пиктов можно забыть). И он ее получит, если сдержит данное слово. Сутаро надеялся, что не потеряет слишком много воинов, потому что в этом случае дела его сильно ухудшатся. Как военный вождь он перестанет что-либо значить к тому времени, когда возьмет Скиру в жены. А сейчас стоило подумать о том, как вообще остаться в живых.
Сутаро, скрестив ноги, сидел на стволе упавшего дерева, когда услышал, как хакан издал предупреждающий крик. В ответ послышались сигналы часовых. Поспешно встав, он пошел в лес, туда, откуда донесся сигнал хакана.
Хакан ов оказалось трое. И они несли на носилках…
— Скира?
Ответа не последовало, но это, несомненно, была она. Сутаро заметил на лице девушки несколько кровоподтеков. А одежда в некоторых местах была порвана.
Оставшиеся хаканы выступили вперед и приблизились к Сутаро. Вождь попятился было, но вовремя вспомнил, что шаманы используют этих животных не только для того, чтобы следить за врагами, но и для того, чтобы передавать сообщения. Он сделал над собой усилие и остановился. Хакан положил волосатую лапу ему на голову.
В мозг Сутаро перетекло послание, вложенное в хакана Вурог Йаном, главным шаманом клана Совы. Оно было доставлено таким способом, чтобы Лизениус, как это за ним водится, не попытался его перехватить. Похоже, Йан был очень сердит. По мере того как Сутаро вникал в смысл послания, ему становилось ясно, что вызвало гнев шамана.
Белые шаманы, отец и дочь, решили покинуть пиктов. Не будет кровавого жертвоприношения киммерийца Конана и демонолюдей. Даже пиктов не принесут в жертву, чтобы оживить непобедимую статую. По мнению Йана, Скира вместе с отцом хотела удрать, оставив демонолюдей и два пиктских клана в состоянии войны.
Демонолюдей было не много, но за ними могли стоять силы, о которых Сутаро ничего не знал. Кроме того, ему было известно, что киммериец был страшнее, чем любой воин из народа пиктов.
— Так каков будет твой приказ, Вурог Йан? — спросил Сутаро.
Сутаро не знал, может ли хакан переслать послание шаману так же, как доставлял слова шамана. Но вождь решил, что лучше выяснить это самому.
Мгновение спустя в мозг Сутаро пришел ответ шамана:
— Проследи, чтобы в жертву принесли Конана и его отряд. С такой сильной кровью даже я смогу оживить статую и управлять ею.
Первый раз Сутаро доводилось слышать от шамана выражение скромности. Сутаро подавил смех. Однако шаман, несомненно, был прав. Сделка, что ни говори, ловкая. Да все равно ничего другого предложить было невозможно. Скира останется со мной.
— Ты все еще хочешь взять ее в жены? Цвет кожи ваших сыновей…
— У меня будут и другие сыновья, более чистокровные. Более чистые, чем ты когда-либо мог себе представить, старый пень! Держа ее при себе, я смогу управлять ее отцом и этим великаном. До тех пор пока она со мной, любая опасность для меня будет означать опасность для нее. Или ты, болван, можешь защитить меня одновременно от Лизениуса, Конана и клана Змеи?
— Речи твои дерзки, Сутаро.
— Я командую воинами, которые здесь, со мной. Без них тебе не осуществить твоего желания. Я нужен тебе так же, как ты нужен мне, Вурог Йан.
Хакан застонал от боли. Очевидно, чудовище так отреагировало на ярость шамана, выразившуюся в его последней реплике. Сутаро подождал, но больше от шамана посланий не было.
Сутаро посмотрел вверх по склону холма. Нелегко будет ворваться в пещеру, охраняемую киммерийцем и демонолюдьми. Это будет стоить жизни многим воинам. Вождь страстно надеялся, что потери будут не слишком велики. Иначе внезапное нападение воинов клана Змеи похоронит все его планы, прежде чем придет помощь от Вурог Иана или тех воинов, что идут следом.
Впрочем, если даже случится худшее… Молитвы и песнопения будут вечно звучать по воинам, которые позволили осуществить месть, одним разом поставив клан Совы в главенствующее положение над другими племенами и кланами. Вурог Йан, несомненно, попытается захапать себе всю славу. Но в клане будет слишком много воинов, которые будут знать правду о Сутаро и его подвиге. Одно это заставит шамана замолчать.
Он, Сутаро, пошлет гонцов и призовет своих младших вождей. И лучше им прийти как можно быстрее, прежде чем враг накопит силы или, что еще хуже, магия ударит из пещеры.
Пленный воин из клана Змеи был уже мертв, когда Конан втащил его в пещеру. Пикт из клана Совы был без сознания, но так и не пришел в себя, чтобы заговорить. Вскоре он тоже умер. Бамула начали бормотать заклинания, боясь, чтобы духи мертвых не навредили им, коль скоро тела убитых остаются в пещере.
Что до Конана, то после того, как отряду удалось продержаться столь долго, духи умерших пиктов, по его мнению, можно было вообще не брать в расчет. Впрочем, он не стал говорить об этом бамула а только кивнул:
— Давайте затащим их поглубже в пещеру. Магия подавит действие призраков.
— А вдруг она сделает их сильнее? — спросил Кубванде. Надо отдать ему должное, сейчас он тоже боялся. Сейчас в нем говорил скорее страх, а не расчет. Конан не мог винить бамула за этот страх. Здесь его воины столкнулись с силами, понять которые не могли. В свое время Конан давал Бэлит клятву с терпением относиться к человеческим слабостям.
Киммериец не мог приказывать: одно дело решить что-то для себя, а другое — принимать решение за тех, кто следует за тобой, решение, от которого, возможно, зависит жизнь и которое каждый должен принять сам.
— Если бы магия пещеры была нам враждебна, она давно поразила бы нас. Нет, магия пещеры будет враждебна к духам умерших пиктов. Но если кто-нибудь хочет произнести над ними свои бамульские заклинания, пусть идет со мной. Тогда эти мертвые ребята получат такую головную боль, что у нас больше не будет с ними проблем.
Бовену вышел первый, даже прежде Говинду. Конан менее всего предполагал увидеть его среди добровольцев. Впрочем, тем лучше. Кубванде и Говинду не будут спускать друг с друга глаз, а Бовену совершенно очевидно не представляет для киммерийца никакой опасности. Конан и Бовену каждый взвалили себе на плечи по трупу и пошли в глубь пещеры.
Некоторое время, примерно шагов пятьдесят, коридор шел горизонтально. Затем дорога пошла под уклон, все более расширяясь. Киммерийцу показалось, что он видит полустертые, изъеденные временем лики каких-то змееподобных существ на стене. Они были похожи на украшения храмов Сэта в Стигии, хотя и не в точности такие же. А может быть, это были естественные натеки. Возможно, ему они вообще пригрезились. Что ни говори, слишком много магий и слишком мало света. Тут любому начнет мерещиться все что угодно.
Наконец они с Бовену оказались в таком месте, где туннель расширялся, а потолок поднимался, образуя своды. Камень стен пещеры в свете голубого колдовского сияния был серовато-пурпурным. Его поверхность казалась слишком гладкой, чтобы быть естественной, и на стенах теперь совершенно отсутствовали какие-либо барельефы. Повсюду толстым слоем лежала пыль, за исключением круга в середине помещения, диаметром в длину копья. Создавалось впечатление, что круг вытерли лишь несколько секунд назад.
В середине возвышалась статуя. Высотой в человеческий рост, но куда более широкая в плечах. Даже гигант-киммериец выглядел мальчишкой рядом с ней. Статуя была совершенно чистой. Конану лишь показалось, что камень покрыт чем-то напоминающим чешую.
Да и глаза статуи странным образом напомнили киммерийцу рептилию. Страшные воспоминания холодом пронзили Конана. Неужели это один из легендарных валузийских человеко-змей? Они были такими древними, что воевали еще с атлантами, и исчезли еще до того, как поднялась в своем черном величии давным-давно исчезнувшая в тумане времен Ахеронская империя. Но кое-что из магии человеко-змей дошло до нынешних времен. Говорят, что именно эта магия лежит в основе культа Сэта. великой змеи.
Конан подошел поближе, стараясь не наступать на круг. Должно быть, здесь действовало волшебство, образующее его, и Конан не хотел испытывать судьбу. Киммериец обошел статую, усилием воли подавляя леденящие сомнения. Ему хотелось, чтобы Бовену собрал свою волю, чтобы он не трясся и, упаси боже, не упал в обморок от ужаса. Древнее колдовство пахло страхом, подобно хищникам. По крайней мере, в течение своей жизни киммериец не однажды убеждался в этом.
Был ли это человеко-змей из Валузии? И чешуя и глаза — все говорило за то, что Конан не ошибся. Но были и свидетельства обратного. Статуя напоминала старого наемника, уставшего от долгой неблагодарной службы под командованием тех, чьи кулаки были скоры на расправу. Однако человек, служивший скульптору моделью, был из тех, кто верил своему командиру и всегда был готов следовать за ним. Если это человеко-змей — валузиец, то у парня, по всему видно, гордости и достоинства хоть отбавляй. Хотя это и сам скульптор мог постараться! (Однажды в Аргосе Конан заказал себе портрет. Когда он увидел, что сотворил художник, он вышвырнул рисунок в окно, а следом полетел и сам художник.) Более всего Конана беспокоило не то, что являла собой статуя. Его беспокоило само ее существование.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40