Сам я поехал позади отряда, а впереди двинулся Сарабос со своей печальной ношей. Мы начали подниматься по склону.
Пока мы двигались таким образом, в голове у меня сложился план. Надо добраться до вершины и там зажечь дымные факелы. Факелы должны указать место, где мы встали лагерем. Тем более что уцелевшим пиктам вряд ли в самое ближайшее время захочется штурмовать нас там, на высотах.
У Конана Великого была излюбленная поговорка: «Человек может думать о грядущей битве, как ему будет угодно, но Судьба все равно харкнет ему в пиво». (Хотя он никогда не употреблял слова «харкнет». Он говорил как-то иначе.) Конан никогда не давал понять, что сам придумал эту пословицу. Я тоже весьма сомневаюсь, что этот афоризм был его изобретением. Доводилось слышать, что пословица эта родилась во время войн, которые Кулл-Атлант вел против валузийских змеелюдей.
А в нашем конкретном случае «плевок в пиво» проявился в виде грозы и бури. Облака опустились на вершины скал прежде, чем мы успели добраться до верха. Когда Сарабос положил на землю убитого гандера, упали первые капли дождя.
Гром с треском расколол небеса над головой. Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как молния ударила в вершину холма. Во рту мгновенно пересохло. Если бы мы успели добраться до вершины, в нашей-то металлической броне, то молния действительно превратила бы нас в дымные факелы.
Я посмотрел вниз по склону, чтобы прикинуть, далеко ли наши преследователи. К моему удивлению, я увидел, как пикты улепетывают прочь, будто мы мгновенно превратились в банду демонов и бросились преследовать их. Пикты так спешили убраться отсюда, что даже побросали захваченное трофейное оружие. Вы понимаете, какого страха нужно нагнать иа пикта, чтобы он поступил подобным образом.
И тут до меня дошло. Возможно, этого НЕЧТО, что нагнало такой ужасна пиктов, и добрым аквилонцам следует опасаться. На лицах людей, стоящих вокруг меня, я прочел те же самые мысли. Однако, к чести моих людей, никто не произнес ни слова, которое позволило бы усомниться в их храбрости. Сохраняя строй, как и подобает настоящим солдатам, мы лезли вверх по склону по направлению к пещере. Наше счастье, что пещера была недалеко, потому что, когда мы были уже рядом, дождь превратился в настоящий ливень. Ощущение такое, будто мы стояли под водопадом. И ничто — ни добрая кожа, ни промасленная шерсть, ни доспехи — не помещали тому, чтобы мы в мгновение ока промокли до нитки.
Последние десятки шагов мы преодолели скорее с поспешностью, нежели с достоинством, почти позабыв о строе. Как только мы оказались внутри и дождь перестал барабанить по шлемам, я тотчас же расставил людей: часовых ко входу в пещеру, часовых в заднюю часть пещеры (самое сухое и чистое место для раненых), остальным — тем, кто не занят ранеными и не несет стражу, — я позволил раздеться и высушить свое барахло.
Сам я уселся и устроил смотр имеющимся у нас запасам воды и питья. Каждый из нас нес с собой двухдневный паек вяленого мяса и сухарей и по полной фляге воды. Впрочем, с чем, с чем, а с водой сейчас проблем не было. Да и в ближайшем будущем не предвиделось. Даже если пикты отрезали нас от ближайших речек, тут, должно быть, после дождя уйма ручьев. Кроме того, наверняка вода имеется в глубине пещеры, которая, похоже, уходит далеко в глубь скалы. Такие пещеры в Дебрях Пиктов не редкость. Обычно они богаты подземными источниками, как соты медом, и…
— Капитан! Сзади!
Крик исходил от одного из часовых, поставленных в глубине пещеры. Это был наголо обритый боссонит, который вряд ли позволил бы себе проявить замешательство и страх, если бы на то не имелось достаточно веских причин. Я рявкнул приказ, все повскакивали на ноги и приготовились к бою. Затем я пошел к боссониту.
В свете факела я увидел обработанный человеческой рукой камень. С первого же взгляда было ясно, что работа слишком тонкая, чтобы быть пиктской. И слишком свежая, чтобы дойти до нас еще от времен древних хайборийских завоеваний. Мне показалось, что я могу различить петли, дверные проемы, скамьи и какие-то фигуры, от которых за версту несло нечистой силой. Я зажег еще один факел и тут вспомнил, что факелов-то у нас наперечет. Факел занялся, световое пятно расширилось. Я понял, что ощущение злобности и греховности этих таинственных фигур базировалось не на пустом месте. Мои опасения подтвердились. В этой пещере свили себе гнездо поклонники Сэта. Я узнал стигайские иероглифы, разглядел какие-то таинственные знаки, смысла которых я не знал, да и, честно говоря, не стремился узнать.
Я прошел в глубь пещеры и увидел, что туннель изгибается. Зайдя за поворот, я очутился в чем-то напоминающем зал. Что-то высокое и вертикальное маячило на грани света и тьмы. Я сделал еще пару шагов, и…
— Кром!
Это не было изображением Великой Змеи. Это была фигура воина в натуральную величину, неимоверно могучего сложения, со странным набором оружия и одежды, полупиктским, получернобережным, со здоровенным и широченным хайборийским двуручным мечом.
Не было проблем и с истинным именем этого воина. В трех кампаниях мне приходилось видеть это самое лицо. Только тогда оно было старее, выдубленное годами и непогодой, обрамленное гривой седых волос, с длинными усами и время от времени с бородой. Но это было то же самое лицо, что и у статуи.
Сзади меня послышалось тихое движение. Так подкрадывается пантера. Я обернулся и увидел Сарабоса. Сарабос стащил свой капюшон. В свете факела я увидел, что волосы его были черны как смоль. Теперь стали видны и его глаза, их цвет. Глаза были голубые. Голубые, как лед, который мне однажды приходилось видеть в Гандерланде. Сейчас эти глаза столь пристально вглядывались в статую, что мне казалось, внутренний огонь заставляет их гореть, подобно углю.
И тут до меня дошло, что не зря я помянул имя верховного киммерийского бога и покровителя нашего старого короля. И еще до меня дошло, что стоящему рядом Сарабосу из Черных Драконов, вне всякого сомнения, тоже с первого взгляда было известно имя того, чья статуя высилась перед ним.
Однако одно было непонятно мне, хоть убей: что, во имя всех богов, делает статуя Конана здесь, в пещере, где никогда не ступала нога цивилизованного человека? Что до стигийских колдунов, то их цивилизованность была лишь внешним налетом; ходили слухи, что, по большому счету, они и не люди вовсе.
Внезапно пещера разом перестала казаться убежищем, а дождь — и даже пикты, что находились снаружи, — показались мне куда менее опасными, чем эта пещера.
Глава первая
— Черное Побережье, за много лет до описанных событий.~
Человек бесшумно скользнул сквозь тень громадных деревьев возле Амфангу, как лев на охоте. И в самом деле, человек обликом своим чем-то смахивал на грозного хищника — бесшумной поступью, гривой черных волос, рассыпавшихся по широким бронзовым от загара плечам, настороженным взглядом зорких глаз, высматривающих то ли жертву, то ли противника. Впрочем, ни у кого из обитателей Черных Королевств не было таких глаз. У крадущегося были пронзительно голубые глаза северянина. Даже настоящий лев почувствовал бы себя под этим взглядом крайне неуютно. Очевидно, великому множеству людей доводилось ощутить на себе леденящий взгляд этих глаз. Те, кто не извлек надлежащего урока и не насторожился при виде этих холодных глаз, по большей части умерли, так и не дожив до возможности получить повторный урок.
Сейчас этот человек шел от берега реки, где росли могучие деревья, под тенью которых он до сих пор и скрывался. Человек приблизился к небольшой прогалине. Гигантское дерево упало здесь много лет тому назад, сокрушив все, чего только коснулось. Исступленная жизненная сила джунглей уже покрыла мертвое дерево ростками и увила его лианами. Но тем не менее в зеленом пологе крон деревьев до сих пор еще оставался просвет, сквозь который лучи солнца достигали земли.
Идущий человек был от края солнечной прогалины всего лишь на длину копья, когда вдруг внезапно замер, вглядываясь в переплетение лиан. Немалое число тяжелых уроков, преподанных джунглями, наделили этого человека мудростью, и мудрость эта сейчас властно приказала ему: «Стой!» За этой полянкой можно понаблюдать откуда-нибудь с другого места. Оборванные лианы слишком долго будут хранить здесь память о его присутствии.
Вопрос — куда пойти, вправо или влево? Влево, решил он. Это уведет его в сторону от тропы, которая выводит на прогалину с противоположной стороны. За все это время ему доводилось встречать на этой тропке лишь горстку аборигенов, однако джунгли научили этого человека быть готовым в любой момент встретить смертоносный сюрприз.
Теперь он двигался даже еще более бесшумно и осторожно, чем прежде. Инстинктивное чутье заставило его сойти с мягкого мха, где останутся следы его ног, на более твердую почву. Там ему удалось схватиться за лиану, которая перенесла его над землей на добрые шесть шагов, чтобы сбить следопыта, который, возможно, идет сзади. Лиана подалась под тяжестью этого человека, но не оборвалась. Следов от воздушного путешествия не осталось.
Наконец человек достиг своей цели. Голубые глаза сощурились, когда он рассматривал прогалину. Никаких изменений, никаких движений он не заметил. Человек скорчился в корнях другого громадного дерева и замер. Он был столь неподвижен, что его массивное тело можно было принять за еще один корень дерева.
Окажись поблизости что-нибудь движущееся, и человек, спрятавшийся в корнях, заметил бы это. Однако нужно было принять меры, чтобы обнаружить противника не слишком поздно. На мослатых коленях спрятавшегося лежал двуручный меч. С пояса свисал кинжал, а к одному из корней были прислонены два самодельных копья. И если бы кто-нибудь оказался в непосредственной близи от сидящего в корнях человека, мечу и кинжалу или копьям (а может быть, и тому, и другому, и третьему) довелось бы испить человеческой крови.
В этом человек также напоминал льва. Кстати, и звали его в этих краях Амра — Лев. Имя, по праву заслуженное в битвах. Хотя сам человек не давал себе труда особенно долго помнить обо всех этих битвах.
Его настоящее имя было иным. Оно полностью соответствовало его северным глазам. Звали человека Конан, а земля, давшая ему жизнь, была каменистая и холодная Киммерия.
Кубванде, сын Д'Бено, носил головной убор, а также полосатую набедренную повязку из шкуры зебры. Это указывало на его принадлежность к иккако — бамульский титул, означающий нечто вроде «младший военный вождь».
У Кубванде также имелся крепкий щит, обтянутый шкурой кабана, два копья с острыми наконечниками из железа, добываемого в здешних Пределах, и верная боевая дубина с вырезанными на ней знаками, охраняющими против колдовства. На лодыжках Кубванде носил браслеты из перьев птиц, умерщвленных ягодами и корнями, о которых знают лишь бамульские колдуны.
Кубванде надеялся, что сегодня еще до заката все это оружие ему понадобится.
И не только потому, что сегодня предстояла охота на дикого кабана. Само собой, кабан свиреп и опасен, и во многих хижинах недосчитаются мужчин после схватки с бешеным зверем. Но дело было не только в этом. Нынче Кубванде шел на охоту вместе с квамо (великий военный вождь) Идоссо.
Квамо отнюдь не слыл смертельным врагом Кубванде, поскольку даже Идоссо понимал, что человек должен время от времени спать. Пока человек спит, он должен быть уверен, что тех, кто желает его смерти, достаточно мало, дабы одолеть тех, кто поставлен охранять спящего. Вовсе не было секретом между двумя воинами, что Идоссо мечтает стать следующим военным вождем бамула, а Кубванде хочет, чтобы военным вождем стал кто угодно, но не Идоссо. Однако это разногласие до сих пор еще не приводило к военной усобице между ними. Более того, Кубванде с готовностью бы принял Идоссо, коему и боги, и люди возносят почести, если бы… Если бы он прислушался к совету Кубванде.
Кубванде все еще думал о том, какую пользу можно извлечь из охоты на кабана в обществе Идоссо. Идоссо был велик ростом. Лишь немногие из народа бамула могли сравниться с ним статью. И сколь велик ростом, столь он был и силен; нрава же был свирепого, но не без хитрости и коварства. Опасный человек. Об этом свидетельствовали проломленные, и вываренные черепа врагов, выставленные перед хижиной Идоссо на всеобщее обозрение — для назидания.
Будучи от природы человеком неглупым, Кубвавде надеялся сохранить на плечах свой собственный череп. А это означало избегать прямых стычек с Идоссо до тех пор, пока он, Кубванде, не будет уверен в победе над ним.
А впрочем, столь ли опасна борьба с Идоссо? Кубванде знал, что у Идоссо имеются кровные враги среди родственников тех, кого он сразил. У этих родственников, возможно, не хватит силенок самим сразить Идоссо. Но кое у кого из них имеется влияние на более сильных военных вождей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Пока мы двигались таким образом, в голове у меня сложился план. Надо добраться до вершины и там зажечь дымные факелы. Факелы должны указать место, где мы встали лагерем. Тем более что уцелевшим пиктам вряд ли в самое ближайшее время захочется штурмовать нас там, на высотах.
У Конана Великого была излюбленная поговорка: «Человек может думать о грядущей битве, как ему будет угодно, но Судьба все равно харкнет ему в пиво». (Хотя он никогда не употреблял слова «харкнет». Он говорил как-то иначе.) Конан никогда не давал понять, что сам придумал эту пословицу. Я тоже весьма сомневаюсь, что этот афоризм был его изобретением. Доводилось слышать, что пословица эта родилась во время войн, которые Кулл-Атлант вел против валузийских змеелюдей.
А в нашем конкретном случае «плевок в пиво» проявился в виде грозы и бури. Облака опустились на вершины скал прежде, чем мы успели добраться до верха. Когда Сарабос положил на землю убитого гандера, упали первые капли дождя.
Гром с треском расколол небеса над головой. Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как молния ударила в вершину холма. Во рту мгновенно пересохло. Если бы мы успели добраться до вершины, в нашей-то металлической броне, то молния действительно превратила бы нас в дымные факелы.
Я посмотрел вниз по склону, чтобы прикинуть, далеко ли наши преследователи. К моему удивлению, я увидел, как пикты улепетывают прочь, будто мы мгновенно превратились в банду демонов и бросились преследовать их. Пикты так спешили убраться отсюда, что даже побросали захваченное трофейное оружие. Вы понимаете, какого страха нужно нагнать иа пикта, чтобы он поступил подобным образом.
И тут до меня дошло. Возможно, этого НЕЧТО, что нагнало такой ужасна пиктов, и добрым аквилонцам следует опасаться. На лицах людей, стоящих вокруг меня, я прочел те же самые мысли. Однако, к чести моих людей, никто не произнес ни слова, которое позволило бы усомниться в их храбрости. Сохраняя строй, как и подобает настоящим солдатам, мы лезли вверх по склону по направлению к пещере. Наше счастье, что пещера была недалеко, потому что, когда мы были уже рядом, дождь превратился в настоящий ливень. Ощущение такое, будто мы стояли под водопадом. И ничто — ни добрая кожа, ни промасленная шерсть, ни доспехи — не помещали тому, чтобы мы в мгновение ока промокли до нитки.
Последние десятки шагов мы преодолели скорее с поспешностью, нежели с достоинством, почти позабыв о строе. Как только мы оказались внутри и дождь перестал барабанить по шлемам, я тотчас же расставил людей: часовых ко входу в пещеру, часовых в заднюю часть пещеры (самое сухое и чистое место для раненых), остальным — тем, кто не занят ранеными и не несет стражу, — я позволил раздеться и высушить свое барахло.
Сам я уселся и устроил смотр имеющимся у нас запасам воды и питья. Каждый из нас нес с собой двухдневный паек вяленого мяса и сухарей и по полной фляге воды. Впрочем, с чем, с чем, а с водой сейчас проблем не было. Да и в ближайшем будущем не предвиделось. Даже если пикты отрезали нас от ближайших речек, тут, должно быть, после дождя уйма ручьев. Кроме того, наверняка вода имеется в глубине пещеры, которая, похоже, уходит далеко в глубь скалы. Такие пещеры в Дебрях Пиктов не редкость. Обычно они богаты подземными источниками, как соты медом, и…
— Капитан! Сзади!
Крик исходил от одного из часовых, поставленных в глубине пещеры. Это был наголо обритый боссонит, который вряд ли позволил бы себе проявить замешательство и страх, если бы на то не имелось достаточно веских причин. Я рявкнул приказ, все повскакивали на ноги и приготовились к бою. Затем я пошел к боссониту.
В свете факела я увидел обработанный человеческой рукой камень. С первого же взгляда было ясно, что работа слишком тонкая, чтобы быть пиктской. И слишком свежая, чтобы дойти до нас еще от времен древних хайборийских завоеваний. Мне показалось, что я могу различить петли, дверные проемы, скамьи и какие-то фигуры, от которых за версту несло нечистой силой. Я зажег еще один факел и тут вспомнил, что факелов-то у нас наперечет. Факел занялся, световое пятно расширилось. Я понял, что ощущение злобности и греховности этих таинственных фигур базировалось не на пустом месте. Мои опасения подтвердились. В этой пещере свили себе гнездо поклонники Сэта. Я узнал стигайские иероглифы, разглядел какие-то таинственные знаки, смысла которых я не знал, да и, честно говоря, не стремился узнать.
Я прошел в глубь пещеры и увидел, что туннель изгибается. Зайдя за поворот, я очутился в чем-то напоминающем зал. Что-то высокое и вертикальное маячило на грани света и тьмы. Я сделал еще пару шагов, и…
— Кром!
Это не было изображением Великой Змеи. Это была фигура воина в натуральную величину, неимоверно могучего сложения, со странным набором оружия и одежды, полупиктским, получернобережным, со здоровенным и широченным хайборийским двуручным мечом.
Не было проблем и с истинным именем этого воина. В трех кампаниях мне приходилось видеть это самое лицо. Только тогда оно было старее, выдубленное годами и непогодой, обрамленное гривой седых волос, с длинными усами и время от времени с бородой. Но это было то же самое лицо, что и у статуи.
Сзади меня послышалось тихое движение. Так подкрадывается пантера. Я обернулся и увидел Сарабоса. Сарабос стащил свой капюшон. В свете факела я увидел, что волосы его были черны как смоль. Теперь стали видны и его глаза, их цвет. Глаза были голубые. Голубые, как лед, который мне однажды приходилось видеть в Гандерланде. Сейчас эти глаза столь пристально вглядывались в статую, что мне казалось, внутренний огонь заставляет их гореть, подобно углю.
И тут до меня дошло, что не зря я помянул имя верховного киммерийского бога и покровителя нашего старого короля. И еще до меня дошло, что стоящему рядом Сарабосу из Черных Драконов, вне всякого сомнения, тоже с первого взгляда было известно имя того, чья статуя высилась перед ним.
Однако одно было непонятно мне, хоть убей: что, во имя всех богов, делает статуя Конана здесь, в пещере, где никогда не ступала нога цивилизованного человека? Что до стигийских колдунов, то их цивилизованность была лишь внешним налетом; ходили слухи, что, по большому счету, они и не люди вовсе.
Внезапно пещера разом перестала казаться убежищем, а дождь — и даже пикты, что находились снаружи, — показались мне куда менее опасными, чем эта пещера.
Глава первая
— Черное Побережье, за много лет до описанных событий.~
Человек бесшумно скользнул сквозь тень громадных деревьев возле Амфангу, как лев на охоте. И в самом деле, человек обликом своим чем-то смахивал на грозного хищника — бесшумной поступью, гривой черных волос, рассыпавшихся по широким бронзовым от загара плечам, настороженным взглядом зорких глаз, высматривающих то ли жертву, то ли противника. Впрочем, ни у кого из обитателей Черных Королевств не было таких глаз. У крадущегося были пронзительно голубые глаза северянина. Даже настоящий лев почувствовал бы себя под этим взглядом крайне неуютно. Очевидно, великому множеству людей доводилось ощутить на себе леденящий взгляд этих глаз. Те, кто не извлек надлежащего урока и не насторожился при виде этих холодных глаз, по большей части умерли, так и не дожив до возможности получить повторный урок.
Сейчас этот человек шел от берега реки, где росли могучие деревья, под тенью которых он до сих пор и скрывался. Человек приблизился к небольшой прогалине. Гигантское дерево упало здесь много лет тому назад, сокрушив все, чего только коснулось. Исступленная жизненная сила джунглей уже покрыла мертвое дерево ростками и увила его лианами. Но тем не менее в зеленом пологе крон деревьев до сих пор еще оставался просвет, сквозь который лучи солнца достигали земли.
Идущий человек был от края солнечной прогалины всего лишь на длину копья, когда вдруг внезапно замер, вглядываясь в переплетение лиан. Немалое число тяжелых уроков, преподанных джунглями, наделили этого человека мудростью, и мудрость эта сейчас властно приказала ему: «Стой!» За этой полянкой можно понаблюдать откуда-нибудь с другого места. Оборванные лианы слишком долго будут хранить здесь память о его присутствии.
Вопрос — куда пойти, вправо или влево? Влево, решил он. Это уведет его в сторону от тропы, которая выводит на прогалину с противоположной стороны. За все это время ему доводилось встречать на этой тропке лишь горстку аборигенов, однако джунгли научили этого человека быть готовым в любой момент встретить смертоносный сюрприз.
Теперь он двигался даже еще более бесшумно и осторожно, чем прежде. Инстинктивное чутье заставило его сойти с мягкого мха, где останутся следы его ног, на более твердую почву. Там ему удалось схватиться за лиану, которая перенесла его над землей на добрые шесть шагов, чтобы сбить следопыта, который, возможно, идет сзади. Лиана подалась под тяжестью этого человека, но не оборвалась. Следов от воздушного путешествия не осталось.
Наконец человек достиг своей цели. Голубые глаза сощурились, когда он рассматривал прогалину. Никаких изменений, никаких движений он не заметил. Человек скорчился в корнях другого громадного дерева и замер. Он был столь неподвижен, что его массивное тело можно было принять за еще один корень дерева.
Окажись поблизости что-нибудь движущееся, и человек, спрятавшийся в корнях, заметил бы это. Однако нужно было принять меры, чтобы обнаружить противника не слишком поздно. На мослатых коленях спрятавшегося лежал двуручный меч. С пояса свисал кинжал, а к одному из корней были прислонены два самодельных копья. И если бы кто-нибудь оказался в непосредственной близи от сидящего в корнях человека, мечу и кинжалу или копьям (а может быть, и тому, и другому, и третьему) довелось бы испить человеческой крови.
В этом человек также напоминал льва. Кстати, и звали его в этих краях Амра — Лев. Имя, по праву заслуженное в битвах. Хотя сам человек не давал себе труда особенно долго помнить обо всех этих битвах.
Его настоящее имя было иным. Оно полностью соответствовало его северным глазам. Звали человека Конан, а земля, давшая ему жизнь, была каменистая и холодная Киммерия.
Кубванде, сын Д'Бено, носил головной убор, а также полосатую набедренную повязку из шкуры зебры. Это указывало на его принадлежность к иккако — бамульский титул, означающий нечто вроде «младший военный вождь».
У Кубванде также имелся крепкий щит, обтянутый шкурой кабана, два копья с острыми наконечниками из железа, добываемого в здешних Пределах, и верная боевая дубина с вырезанными на ней знаками, охраняющими против колдовства. На лодыжках Кубванде носил браслеты из перьев птиц, умерщвленных ягодами и корнями, о которых знают лишь бамульские колдуны.
Кубванде надеялся, что сегодня еще до заката все это оружие ему понадобится.
И не только потому, что сегодня предстояла охота на дикого кабана. Само собой, кабан свиреп и опасен, и во многих хижинах недосчитаются мужчин после схватки с бешеным зверем. Но дело было не только в этом. Нынче Кубванде шел на охоту вместе с квамо (великий военный вождь) Идоссо.
Квамо отнюдь не слыл смертельным врагом Кубванде, поскольку даже Идоссо понимал, что человек должен время от времени спать. Пока человек спит, он должен быть уверен, что тех, кто желает его смерти, достаточно мало, дабы одолеть тех, кто поставлен охранять спящего. Вовсе не было секретом между двумя воинами, что Идоссо мечтает стать следующим военным вождем бамула, а Кубванде хочет, чтобы военным вождем стал кто угодно, но не Идоссо. Однако это разногласие до сих пор еще не приводило к военной усобице между ними. Более того, Кубванде с готовностью бы принял Идоссо, коему и боги, и люди возносят почести, если бы… Если бы он прислушался к совету Кубванде.
Кубванде все еще думал о том, какую пользу можно извлечь из охоты на кабана в обществе Идоссо. Идоссо был велик ростом. Лишь немногие из народа бамула могли сравниться с ним статью. И сколь велик ростом, столь он был и силен; нрава же был свирепого, но не без хитрости и коварства. Опасный человек. Об этом свидетельствовали проломленные, и вываренные черепа врагов, выставленные перед хижиной Идоссо на всеобщее обозрение — для назидания.
Будучи от природы человеком неглупым, Кубвавде надеялся сохранить на плечах свой собственный череп. А это означало избегать прямых стычек с Идоссо до тех пор, пока он, Кубванде, не будет уверен в победе над ним.
А впрочем, столь ли опасна борьба с Идоссо? Кубванде знал, что у Идоссо имеются кровные враги среди родственников тех, кого он сразил. У этих родственников, возможно, не хватит силенок самим сразить Идоссо. Но кое у кого из них имеется влияние на более сильных военных вождей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40