Сквозь кожаные подошвы Конан ощутил, что почва под ногами становится влажной. Они миновали ловушку для рыбы, очень похожую на тот садок, который поставил киммериец. Ловушка была разрушена точно так же, как сетка Конана. разорванная белым медведем. Затем склон стал крутым, и Конан с Кубванде очутились на тропе, упиравшейся прямо в стену из лиан. Сквозь небольшой проем виднелся песчаный берег и мутная протока.
Протока была едва ли шире тридцати шагов, но, судя по течению на стремнине, слишком глубокая, чтобы перейти ее вброд. Так же, как и большинство проток в Черном Лесу, эта речка, несомненно, служила обиталищем крокодилов.
Конан закинул за спину щит и копье, чтобы освободить обе руки, затем одним прыжком покрыл расстояние в несколько шагов, оставшееся до берега. Когда он приземлился, гравий полетел во все стороны у него из-под ног. От берега в панике метнулись серебристые молнии рыб.
— Что ты делаешь? — Судя по голосу, Кубванде был искренне обеспокоен безопасностью киммерийца.
— Ищу лодки. Если кто-нибудь приходил отсюда, то он был в лодке, а лодка всегда оставляет следы.
Судя по лицу Кубванде, искать лодки на этой реке было все равно что искать золотые горы. Однако Конан не унимался. Встав на колени, он исследовал прибрежную гальку, при этом стараясь не поворачиваться спиной ни к воде, ни к Кубванде. Наконец он поднялся на ноги и посмотрел на реку вниз по течению.
— Здесь были лодки. Я думаю, две. Обе давным-давно ушли. Все отпечатки ног, похоже, принадлежат деревенским. Никаких следов крокодилов или бегемотов.
— А как насчет ящерообезьян?
— Я смутно представляю себе, как выглядят их следы. Разве ты видишь следы какой-нибудь борьбы?
Кубванде исследовал берег и тропу, а затем окружающие кусты. Он явно решил доказать, что является не худшим следопытом, чем киммериец. Но и он был вынужден признать: чего здесь нет, того здесь нет.
Окончив свои поиски, Кубванде поднялся на ноги и с искренним видом признал, что киммериец прав.
Конан засмеялся. Честность в таких людях, как Кубванде, была столь же редкостной добродетелью, как целомудрие среди потаскух, независимо от цвета их кожи, каким бы он ни был — белым, черным, пурпурным или даже зеленым, буде таковые отыщутся в многочисленных борделях необъятной Хайбории. Иккако здорово ошибся, решив, что великан-варвар с радостью полезет в здешние интриги. Если уж дело дойдет до того, что придется выбирать между различными партиями интригующих, то Конан отряхнет со своих ног прах бамульских земель и пойдет воевать за место под солнцем куда-нибудь в другие края.
— Что это за жест, Амра? У киммерийца появился соблазн ответить Кубванде полную правду. Возможно, Конан так бы и поступил, если бы хоть на мгновение счел, что ему поверят.
— Мысль ко мне пришла. Не бежали ли несчастные деревенские жители от ящерообезьян только лишь для того, чтобы пасть жертвой бегемотов?
— Только духи реки знают об этом. Но сегодня они не спешат отвечать. — Кубванде пожал плечами и повернулся спиной к Конану и к реке. Он начал карабкаться по склону.
Он уже почти вылез наверх, на обрыв, когда в кустах захрустело, листва раздвинулась и появилось с десяток деревенских воинов. Все-таки не все мужчины в деревне погибли. Кое-кто выжил. Они спаслись от лап и клыков адских тварей, они пережили страх, избежали опасностей реки и теперь жаждали мести.
Касательно объекта мщения тоже не могло быть никакого сомнения.
— Убьем Хозяина-Демона! — вскричал один и метнул копье прямо в Конана. Щит киммерийца взлетел вверх, отбил оружие в сторону. Копье описало в воздухе крутую дугу и плюхнулось прямо посреди мутной реки.
Следующее копье Конан встретил еще более решительно. Он перехватил его прямо на подлете, завертелся, как туранский дервиш, а затем метнул тупым концом в обратную сторону. Копье угодило дикарю точно между ног, туда, где у всякого мужика болтается причинное место. Воин согнулся пополам, выронил щит и осел на землю, хватая воздух разинутым ртом, пуская стоны и жалобно подвывая.
Мелькнули еще три копья. Но не тут-то было. Все три глубоко ушли в толстую кожу и твердое дерево щита. Ни одно не причинило Конану ни малейшего вреда.
— Я не любитель демонов! — заорал киммериец. — Кубванде, ты ведь знаешь их язык! Утихомирь их! Скажи им, что я отдам копья, пусть воюют с настоящими демонами. А если ребята опять попытаются проверить на прочность мою шкуру, то я вобью им копья в задницы.
Кубванде что-то закричал. Яростная тирада заставила нескольких деревенских воинов на миг приостановиться, но никого не вразумила окончательно. Четверо дикарей скатились вниз по обрыву и теперь приближались к Конану, держа копья наклоненными вниз, а дубины — занесенными высоко над головой. Даже если они не смогут сразить Хозяина-Демона на расстоянии, они готовы схватиться с ним врукопашную — убить его или умереть.
Труднее всего иметь дело с людьми, которые решились тебя убить даже ценой собственной крови. Именно в такого рода борьбе киммериец не был столь искушен, как ему этого сейчас хотелось бы. Ибо почти всю свою жизнь он отдал битвам, в которых против него бились те, кто желал взять его жизнь, не желая, однако, отдавать в обмен свою.
Теперь все было иначе. Деревенские потеряли слишком много народу от зубов и когтей ящеробезьян и наверняка потеряют еще больше от опасности, которая подстерегает их в джунглях и на реке, прежде чем все беглецы вернутся. У Конана не было никакого желания истреблять и дальше здешних людей или делать их своими врагами, в то время как их помощь и дружба были бы очень кстати при разрешении загадки дьявольских Ворот.
Конан покрепче ухватил щит и копье. Один против нескольких — надо нападать первому и не давать противникам опомниться.
Конан резко двинул верхней кромкой щита под челюсть одного из нападавших, одновременно с этим с размаху ударив тупой стороной копья между ног другого. Оба упали. Затем Конан, взмахнув копьем, как дубинкой, обрушил его на макушку третьего. Головной убор слетел с головы черного воина, щит и боевая дубинка выпали из рук нападавшего, и он растянулся на берегу среди остальных своих товарищей.
Уменьшив количество своих противников, оставшихся на ногах, и поубавив у них спеси, Конан заметил, как Кубванде гонит по тропе еще двоих. Щит и копье мелькали у него в руках с такой скоростью, что глазу было трудно уследить за ними. Конан только понадеялся, что у бамула хватит мозгов прекратить сражение, не отнимая у противников жизни.
Затем еще трое деревенских выпрыгнули на берег. Почувствовав, что к ним пришло подкрепление, и воспряв духом, нападавшие начали заходить со всех сторон, явно стремясь оттеснить Конана спиной к потоку. Один из вновь появившихся был совсем молод, почти еще мальчик. С безумной отвагой юности он бросился в воду, надеясь зайти киммерийцу сбоку.
Конан как раз пытался удержать в поле зрения одновременно все направления атаки, когда плеск воды бросившегося в реку парнишки окончился более шумным всплеском. Ужас в глазах деревенских подсказал Конану, что может означать этот второй, шумный, всплеск еще прежде, чем донесся рев бегемота.
Киммериец повернулся и прыгнул, одним-единственным движением вырвавшись из кольца врагов. Один особо настырный черномазый бросился наперерез киммерийцу. Копье Конана мелькнуло в воздухе и с размаху ударило дикаря по запястью. Воин взвыл, как побитая собака, и кинулся прочь, прижимая к груди раненую руку.
Теперь парнишка был зажат в массивных челюстях бегемота. Но Конан заметил, что благодаря благоволению кого-то из богов мальчик оказался в промежутке между редко растущими зубами животного. Ни один из клыков, похожих на короткие мечи и острых как бритва, не пронзил тело юноши.
Вода взметнулась фонтаном, когда киммериец бросился в поток. Его дубина мелькнула над головой в столь стремительном ударе, что могла бы сбить летящую птицу. Вместо этого дубина ударила бегемота прямо в нос. Животное осело назад, недоуменно разинув пасть.
Конан протянул руку и, схватив парнишку за набедренную повязку, потащил его из пасти бегемота. Другой рукой он с силой вонзил свое копье в раскрытую пасть животного, прямо в небо.
Бегемот заревел, подобно дракону, и взмутил реку в неистовой ярости. Он попытался схватить зубами сперва мальчика, потом Конана, но вставшее поперек пасти копье не давало ему свести челюсти, Киммериец, вытащив мальчика на берег, осмотрел, не ранен ли тот.
— Вот, — сказал он, кладя парнишку у своих ног на гальку. — Найдите знахарку, и вскоре с ним все будет в порядке. И нечего называть меня Хозяином-Демоном.
Тот, к кому была обращена эта речь, открыл рот. Затем один из деревенских воинов выбежал вперед и обнял мальчика. Конан увидел, что у этого мужчины волосы и борода седые. Он решил, что, видимо, то был отец парнишки.
Тем временем бегемот продолжал биться на отмели, пытаясь освободиться от копья. Конан вогнал копье достаточно глубоко, чтобы бегемоту было нелегко от него избавиться, но недостаточно, чтобы острие достигло мозга животного.
Обезумев от страшной боли, животное могло бы биться здесь днями напролет, перебив много живых существ и наделав много вреда, прежде чем к нему пришла бы смерть. Конан наклонился, чтобы пополнить свой запас копий, а затем повернулся и снова вошел в реку.
Когда вода достигла его колен, он услышал громкий крик и яростный плеск. Прежде чем он смог обернуться, набежавшие деревенские воины почти сбили его с ног. Конан едва успел восстановить равновесие, прежде чем деревенские окружили бегемота, вонзая в него копья, полосуя кинжалами. На берегу стучали в барабаны.
Предсмертные вопли бегемота разносились дальше любого барабана. Наконец они оборвались, и мертвое животное поплыло в окровавленной воде. Понадобились бы силы всех собравшихся, заключил Конан, чтобы вытащить бегемота из стремнины.
— Крокодилы! — сказал Конан, показав на тушу бегемота. — Самое лучшее, если мы сейчас пойдем назад в деревню и приведем еще людей и ВСЕХ женщин, чтобы разрезать тушу. Не для того я трудился, чтобы эта зверюга стала крокодильим обедом, клянусь Кромом!
Конан вынужден был повторить это трижды, прежде чем Кубванде понял его. Даже тогда воин как-то нерешительно последовал за ним. У киммерийца было время принять нечленораздельно выражаемую благодарность человека, чьего сына он спас. Этого человека звали Бессу, он был младший вождь, а сына его — Говинду. Конан надеялся, что оба замолвят за него словечко в долине Мертвого Слона. Сделанного и так было довольно с лихвой. Конан и не рассчитывал добиться подобного в этом краю, учитывая, что следовало опасаться демонов впереди и копий в спину.
Конан также выкроил время облазить кустарники, где прятались деревенские. Он нашел там немногое. Ничего неожиданного для себя не обнаружил. И только одна вещь вызвала у него беспокойство.
Это были следы. Они вели сперва в сторону кустов, а затем дальше. Следы не принадлежали никому из деревенских, потому что на шедшем не было сандалий, оттопыривающих большой палец. В ветках кустарника недалеко от берега запуталось голубое перо. Среди деревенских практически никто не украшал голову перьями.
С другой стороны, среди воинов бамула редко можно было найти такого, у которого в уборе не было нескольких голубых перьев, равно как и перьев других цветов.
Лицо Конана было мрачным, когда он шел назад, к деревне. Но все принимали его мрачный вид за серьезность человека, который чудом избежал смерти в пасти бегемота. Никто не задавал вопросов, на которые Конан не мог ответить. Вскоре на кострах зашипело мясо бегемота. В больших кувшинах забулькал наваристый бульон, распространяя вокруг соблазнительный аромат, который смешивался с вонью разлагающихся трупов.
Глава шестая
Конан продвинулся еще выше, взбираясь на дерево. Сейчас он находился на высоте замковой башни над зеленым морем джунглей. Сук раскачивался и слегка потрескивал под его тяжестью.
Конан продвинулся еще на одну длину руки. Сук начал изгибаться. В потрескивании стали слышаться зловещие нотки, будто скрипели несмазанные петли гробницы на давно покинутом кладбище.
Конан прикинул, что с того места, где он находится, он мало что может увидеть. Подумал он и о том, что после падения он увидит еще меньше, если вообще увидит что-нибудь и когда-нибудь.
Если он погибнет так по-дурацки, Бэлит вряд ли примет его с распростертыми объятиями. Так может погибнуть только мальчишка. Кстати, о мальчишках…
— Говинду!
— Я здесь, Конан!
— Где — здесь?
— На самом большом суку… Э… Я думаю, на противоположной стороне дерева.
Для Конана это прозвучало так, будто парень находился на землях соседнего племени. Однако дерево, на которое они влезли, и в самом деле было громадным. Кроме того, киммериец привык к большим пространствам на суше и на море. А у джунглей было колдовское свойство превращать звук треснувшего под ногой сучка или упавшей капли воды в нечто загадочное и непривычное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Протока была едва ли шире тридцати шагов, но, судя по течению на стремнине, слишком глубокая, чтобы перейти ее вброд. Так же, как и большинство проток в Черном Лесу, эта речка, несомненно, служила обиталищем крокодилов.
Конан закинул за спину щит и копье, чтобы освободить обе руки, затем одним прыжком покрыл расстояние в несколько шагов, оставшееся до берега. Когда он приземлился, гравий полетел во все стороны у него из-под ног. От берега в панике метнулись серебристые молнии рыб.
— Что ты делаешь? — Судя по голосу, Кубванде был искренне обеспокоен безопасностью киммерийца.
— Ищу лодки. Если кто-нибудь приходил отсюда, то он был в лодке, а лодка всегда оставляет следы.
Судя по лицу Кубванде, искать лодки на этой реке было все равно что искать золотые горы. Однако Конан не унимался. Встав на колени, он исследовал прибрежную гальку, при этом стараясь не поворачиваться спиной ни к воде, ни к Кубванде. Наконец он поднялся на ноги и посмотрел на реку вниз по течению.
— Здесь были лодки. Я думаю, две. Обе давным-давно ушли. Все отпечатки ног, похоже, принадлежат деревенским. Никаких следов крокодилов или бегемотов.
— А как насчет ящерообезьян?
— Я смутно представляю себе, как выглядят их следы. Разве ты видишь следы какой-нибудь борьбы?
Кубванде исследовал берег и тропу, а затем окружающие кусты. Он явно решил доказать, что является не худшим следопытом, чем киммериец. Но и он был вынужден признать: чего здесь нет, того здесь нет.
Окончив свои поиски, Кубванде поднялся на ноги и с искренним видом признал, что киммериец прав.
Конан засмеялся. Честность в таких людях, как Кубванде, была столь же редкостной добродетелью, как целомудрие среди потаскух, независимо от цвета их кожи, каким бы он ни был — белым, черным, пурпурным или даже зеленым, буде таковые отыщутся в многочисленных борделях необъятной Хайбории. Иккако здорово ошибся, решив, что великан-варвар с радостью полезет в здешние интриги. Если уж дело дойдет до того, что придется выбирать между различными партиями интригующих, то Конан отряхнет со своих ног прах бамульских земель и пойдет воевать за место под солнцем куда-нибудь в другие края.
— Что это за жест, Амра? У киммерийца появился соблазн ответить Кубванде полную правду. Возможно, Конан так бы и поступил, если бы хоть на мгновение счел, что ему поверят.
— Мысль ко мне пришла. Не бежали ли несчастные деревенские жители от ящерообезьян только лишь для того, чтобы пасть жертвой бегемотов?
— Только духи реки знают об этом. Но сегодня они не спешат отвечать. — Кубванде пожал плечами и повернулся спиной к Конану и к реке. Он начал карабкаться по склону.
Он уже почти вылез наверх, на обрыв, когда в кустах захрустело, листва раздвинулась и появилось с десяток деревенских воинов. Все-таки не все мужчины в деревне погибли. Кое-кто выжил. Они спаслись от лап и клыков адских тварей, они пережили страх, избежали опасностей реки и теперь жаждали мести.
Касательно объекта мщения тоже не могло быть никакого сомнения.
— Убьем Хозяина-Демона! — вскричал один и метнул копье прямо в Конана. Щит киммерийца взлетел вверх, отбил оружие в сторону. Копье описало в воздухе крутую дугу и плюхнулось прямо посреди мутной реки.
Следующее копье Конан встретил еще более решительно. Он перехватил его прямо на подлете, завертелся, как туранский дервиш, а затем метнул тупым концом в обратную сторону. Копье угодило дикарю точно между ног, туда, где у всякого мужика болтается причинное место. Воин согнулся пополам, выронил щит и осел на землю, хватая воздух разинутым ртом, пуская стоны и жалобно подвывая.
Мелькнули еще три копья. Но не тут-то было. Все три глубоко ушли в толстую кожу и твердое дерево щита. Ни одно не причинило Конану ни малейшего вреда.
— Я не любитель демонов! — заорал киммериец. — Кубванде, ты ведь знаешь их язык! Утихомирь их! Скажи им, что я отдам копья, пусть воюют с настоящими демонами. А если ребята опять попытаются проверить на прочность мою шкуру, то я вобью им копья в задницы.
Кубванде что-то закричал. Яростная тирада заставила нескольких деревенских воинов на миг приостановиться, но никого не вразумила окончательно. Четверо дикарей скатились вниз по обрыву и теперь приближались к Конану, держа копья наклоненными вниз, а дубины — занесенными высоко над головой. Даже если они не смогут сразить Хозяина-Демона на расстоянии, они готовы схватиться с ним врукопашную — убить его или умереть.
Труднее всего иметь дело с людьми, которые решились тебя убить даже ценой собственной крови. Именно в такого рода борьбе киммериец не был столь искушен, как ему этого сейчас хотелось бы. Ибо почти всю свою жизнь он отдал битвам, в которых против него бились те, кто желал взять его жизнь, не желая, однако, отдавать в обмен свою.
Теперь все было иначе. Деревенские потеряли слишком много народу от зубов и когтей ящеробезьян и наверняка потеряют еще больше от опасности, которая подстерегает их в джунглях и на реке, прежде чем все беглецы вернутся. У Конана не было никакого желания истреблять и дальше здешних людей или делать их своими врагами, в то время как их помощь и дружба были бы очень кстати при разрешении загадки дьявольских Ворот.
Конан покрепче ухватил щит и копье. Один против нескольких — надо нападать первому и не давать противникам опомниться.
Конан резко двинул верхней кромкой щита под челюсть одного из нападавших, одновременно с этим с размаху ударив тупой стороной копья между ног другого. Оба упали. Затем Конан, взмахнув копьем, как дубинкой, обрушил его на макушку третьего. Головной убор слетел с головы черного воина, щит и боевая дубинка выпали из рук нападавшего, и он растянулся на берегу среди остальных своих товарищей.
Уменьшив количество своих противников, оставшихся на ногах, и поубавив у них спеси, Конан заметил, как Кубванде гонит по тропе еще двоих. Щит и копье мелькали у него в руках с такой скоростью, что глазу было трудно уследить за ними. Конан только понадеялся, что у бамула хватит мозгов прекратить сражение, не отнимая у противников жизни.
Затем еще трое деревенских выпрыгнули на берег. Почувствовав, что к ним пришло подкрепление, и воспряв духом, нападавшие начали заходить со всех сторон, явно стремясь оттеснить Конана спиной к потоку. Один из вновь появившихся был совсем молод, почти еще мальчик. С безумной отвагой юности он бросился в воду, надеясь зайти киммерийцу сбоку.
Конан как раз пытался удержать в поле зрения одновременно все направления атаки, когда плеск воды бросившегося в реку парнишки окончился более шумным всплеском. Ужас в глазах деревенских подсказал Конану, что может означать этот второй, шумный, всплеск еще прежде, чем донесся рев бегемота.
Киммериец повернулся и прыгнул, одним-единственным движением вырвавшись из кольца врагов. Один особо настырный черномазый бросился наперерез киммерийцу. Копье Конана мелькнуло в воздухе и с размаху ударило дикаря по запястью. Воин взвыл, как побитая собака, и кинулся прочь, прижимая к груди раненую руку.
Теперь парнишка был зажат в массивных челюстях бегемота. Но Конан заметил, что благодаря благоволению кого-то из богов мальчик оказался в промежутке между редко растущими зубами животного. Ни один из клыков, похожих на короткие мечи и острых как бритва, не пронзил тело юноши.
Вода взметнулась фонтаном, когда киммериец бросился в поток. Его дубина мелькнула над головой в столь стремительном ударе, что могла бы сбить летящую птицу. Вместо этого дубина ударила бегемота прямо в нос. Животное осело назад, недоуменно разинув пасть.
Конан протянул руку и, схватив парнишку за набедренную повязку, потащил его из пасти бегемота. Другой рукой он с силой вонзил свое копье в раскрытую пасть животного, прямо в небо.
Бегемот заревел, подобно дракону, и взмутил реку в неистовой ярости. Он попытался схватить зубами сперва мальчика, потом Конана, но вставшее поперек пасти копье не давало ему свести челюсти, Киммериец, вытащив мальчика на берег, осмотрел, не ранен ли тот.
— Вот, — сказал он, кладя парнишку у своих ног на гальку. — Найдите знахарку, и вскоре с ним все будет в порядке. И нечего называть меня Хозяином-Демоном.
Тот, к кому была обращена эта речь, открыл рот. Затем один из деревенских воинов выбежал вперед и обнял мальчика. Конан увидел, что у этого мужчины волосы и борода седые. Он решил, что, видимо, то был отец парнишки.
Тем временем бегемот продолжал биться на отмели, пытаясь освободиться от копья. Конан вогнал копье достаточно глубоко, чтобы бегемоту было нелегко от него избавиться, но недостаточно, чтобы острие достигло мозга животного.
Обезумев от страшной боли, животное могло бы биться здесь днями напролет, перебив много живых существ и наделав много вреда, прежде чем к нему пришла бы смерть. Конан наклонился, чтобы пополнить свой запас копий, а затем повернулся и снова вошел в реку.
Когда вода достигла его колен, он услышал громкий крик и яростный плеск. Прежде чем он смог обернуться, набежавшие деревенские воины почти сбили его с ног. Конан едва успел восстановить равновесие, прежде чем деревенские окружили бегемота, вонзая в него копья, полосуя кинжалами. На берегу стучали в барабаны.
Предсмертные вопли бегемота разносились дальше любого барабана. Наконец они оборвались, и мертвое животное поплыло в окровавленной воде. Понадобились бы силы всех собравшихся, заключил Конан, чтобы вытащить бегемота из стремнины.
— Крокодилы! — сказал Конан, показав на тушу бегемота. — Самое лучшее, если мы сейчас пойдем назад в деревню и приведем еще людей и ВСЕХ женщин, чтобы разрезать тушу. Не для того я трудился, чтобы эта зверюга стала крокодильим обедом, клянусь Кромом!
Конан вынужден был повторить это трижды, прежде чем Кубванде понял его. Даже тогда воин как-то нерешительно последовал за ним. У киммерийца было время принять нечленораздельно выражаемую благодарность человека, чьего сына он спас. Этого человека звали Бессу, он был младший вождь, а сына его — Говинду. Конан надеялся, что оба замолвят за него словечко в долине Мертвого Слона. Сделанного и так было довольно с лихвой. Конан и не рассчитывал добиться подобного в этом краю, учитывая, что следовало опасаться демонов впереди и копий в спину.
Конан также выкроил время облазить кустарники, где прятались деревенские. Он нашел там немногое. Ничего неожиданного для себя не обнаружил. И только одна вещь вызвала у него беспокойство.
Это были следы. Они вели сперва в сторону кустов, а затем дальше. Следы не принадлежали никому из деревенских, потому что на шедшем не было сандалий, оттопыривающих большой палец. В ветках кустарника недалеко от берега запуталось голубое перо. Среди деревенских практически никто не украшал голову перьями.
С другой стороны, среди воинов бамула редко можно было найти такого, у которого в уборе не было нескольких голубых перьев, равно как и перьев других цветов.
Лицо Конана было мрачным, когда он шел назад, к деревне. Но все принимали его мрачный вид за серьезность человека, который чудом избежал смерти в пасти бегемота. Никто не задавал вопросов, на которые Конан не мог ответить. Вскоре на кострах зашипело мясо бегемота. В больших кувшинах забулькал наваристый бульон, распространяя вокруг соблазнительный аромат, который смешивался с вонью разлагающихся трупов.
Глава шестая
Конан продвинулся еще выше, взбираясь на дерево. Сейчас он находился на высоте замковой башни над зеленым морем джунглей. Сук раскачивался и слегка потрескивал под его тяжестью.
Конан продвинулся еще на одну длину руки. Сук начал изгибаться. В потрескивании стали слышаться зловещие нотки, будто скрипели несмазанные петли гробницы на давно покинутом кладбище.
Конан прикинул, что с того места, где он находится, он мало что может увидеть. Подумал он и о том, что после падения он увидит еще меньше, если вообще увидит что-нибудь и когда-нибудь.
Если он погибнет так по-дурацки, Бэлит вряд ли примет его с распростертыми объятиями. Так может погибнуть только мальчишка. Кстати, о мальчишках…
— Говинду!
— Я здесь, Конан!
— Где — здесь?
— На самом большом суку… Э… Я думаю, на противоположной стороне дерева.
Для Конана это прозвучало так, будто парень находился на землях соседнего племени. Однако дерево, на которое они влезли, и в самом деле было громадным. Кроме того, киммериец привык к большим пространствам на суше и на море. А у джунглей было колдовское свойство превращать звук треснувшего под ногой сучка или упавшей капли воды в нечто загадочное и непривычное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40