все это время в Замке продолжались работы. В то время как техническому составу было запрещено даже высовываться за пределы купола, кто-то из ученых регулярно наведывался сюда. Скорее всего сам биолог Брюни… и наверняка не один. Вот химик Чакра, например, — когда это он перекапывал землю изпод разбуженного спящего в поисках корней, а? Или, скажем, планетолог Растелли — он уже дня три не попадался Феликсу на глаза. Да кто угодно!.. Тот же Коста Димич, якобы проторчавший все это время в лаборатории…
А наивный технарь Брэд Кертис не знает, куда себя деть. А придавленный грузом вины командир Нортон изводится, безуспешно пытаясь найти решение чересчур сложных этических вопросов… А между тем полевые исследования знай себе продолжаются — только в режиме секретности, втихую, из-под полы. Допустим, установку не собрать без помощи технаря; но его ведь всегда можно послать подальше в самый ответственный момент — хотя бы за продуктами. И личная месть медика Димича тут вовсе ни при чем.
Какого черта, спрашивается?!.
В космосе все было гораздо проще и честнее.
Феликс перекинул пакет через плечо и порывисто, зло зашагал прочь. У кромки кустарника ярким пятном желтела в траве упаковка от сока. Вот свиньи! Для них что, не существует аннигилятора?
В сторону, перпендикулярную той, откуда он пришел, ныряла вполне приличная тропа, и Феликс решил попробовать вернуться этой дорогой. Действительно, чего ради ломиться сквозь кусты? Он никуда не торопится; пусть научный состав немного поголодает. Если есть указание не дать инженеру Ли присутствовать при работах — оно все равно будет выполнено тем или иным способом. Нечего самому нарываться на очередное унижение мальчика на побегушках. Лучше спокойно и без резких движений прогуляться по парку… Подождут.
И он шел, помахивая пакетом с сандвичами, и задевал макушкой за ветки, и сочинял уничижительные реплики, призванные дать понять Шюну, Корну и Димичу, что он обо всем прекрасно осведомлен, и даже насвистывал. И мог пройти мимо, очень даже просто мог. С чего бы это вдруг он присматривался к каждому спящему… каждой?..
Так бывает, когда пытаешься вспомнить что-то — к примеру, чью-нибудь дату рождения, — и вдруг случайно видишь на стене дома то самое забытое число: да, точно! Память любит такие подсказки и вылавливает их сама, без помощи сознания…
Как была одета Ланни в тот последний день? Может быть, в старинное платье с пышной юбкой-кринолином винно-виш-невого цвета?!
Ветки хлестали по лицу, листья рвались о застежки комбинезона, сучья трещали под ногами, и снова ветки по лицу… Он бежал. Ему казалось, что, если он остановится или даже замедлит бег, произойдет что-то страшное…
Хотя все страшное уже произошло.
Блекло-бордовый бархат, с которого дожди, снега и солнце смыли и выжгли почти всю краску. И подхваченные тусклой золотой сеточкой яркие, живые волосы медно-каштанового цвета…
Их, волос, было уже вполне достаточно.
Но он все же подошел вплотную, кусая губы, машинально считая неровное стаккато пульса. Обманывал себя до последней секунды… Даже тогда, когда узнал на ощупь ее пушистые волосы, отводя их с лица — бледного, отрешенного, прильнувшего щекой к земле…
Приросшего?!
Тонкие белесые корешки — в щели между тонким профилем и землей. Много, густо — как зубчики расчески. Из ямочки на подбородке. Из крыла носа. Из плавного изгиба переносицы. И, наверное, из выпуклого, спокойного, как у статуи, опущенного века…
И он сорвался с места, и побежал, и тут же вернулся, потому что вспомнил — этого не может быть. Никак не может. Чужая планета… иная цивилизация… тысячи парсеков… Вселенная не терпит идентичности…
Тем более!,.
Возвращаться не было смысла. Он ни на десятую секунды не сомневался: она. Не похожая, не двойник, не генетическая копия, не… Она.
Ланни.
Девушка, которая четырнадцать месяцев назад смеялась над робким поклонником, не желая видеть в нем героя-покорителя космоса, и так и не дала себя поцеловать… Которая совсем недавно вместе с его матерью пришла в диспетчерскую «Земля-1» и хотела сказать что-то очень важное, но…
Она уже, наверное, больше сотни лет спит под открытым небом в парке инопланетного города, и ее лицо…
Ее лицо!!!
Длинный шип колючего кустарника ринулся прямо в глаз; Феликс едва успел затормозить и отпрянуть — и остановился. Перевел дыхание. Медленно, словно двигаясь под водой… какой смысл?., какой смысл в чем бы то ни было?!, отстегнул электронный блокнот и сориентировался, в какой стороне осталась ограда. Странно: не так уж и далеко… Вешая блокнот на пояс, с мутным удивлением обнаружил, что обе руки свободны: черт его знает, куда подевался пакет с продуктами… впрочем, зачем?
Развернулся и побрел к решетке, раздвигая ветви, скользкие и податливые, почему-то переставшие оказывать особое сопротивление. Попробовал ни о чем не думать. Но все равно навязчиво думалось — не о Ланни, слава Богу, не о спящей жутким сном Ланни… а почему-то о муравьях. Муравьях, которые тогда, в четыре года, неудержимо лезли в ноздри и в уши, и он даже закричать боялся, чтобы не открыть им доступ в рот… А родители не видели. Им было хорошо вдвоем… было.
В живописных окрестностях его родного, процветающего индустриального поселка под названием Порт-Селин. Целых девятнадцать — не ошибся? — лет прошло.
Остался ли там тот муравейник?..
— Отойди, — не оборачиваясь, отрывисто бросил Коста Димич. — Ради Бога, отойди. На два шага.
Ляо Шюн и Йожеф Корн вообще, казалось, не заметили возвращения Феликса. Сгорбленные спины, за которыми почти не видно монитора. Стук клавиатуры — аритмичными, нервными очередями. Осязаемое напряжение, колеблющееся в воздухе.
Феликс отошел на два шага.
Сначала — еще про ту сторону ограды — ему казалось, что он никогда и ни за что не сможет рассказать кому-то, что видел Ланни. Потом вдруг остро почувствовал, что обязан сделать это, иначе запросто сойдет с ума. Хотя ему ведь так или иначе припишут нервное расстройство, вспомнив об инциденте во время сеанса связи. Вряд ли кто-то ему поверит… Тем более: Ланни, спящую Ланни необходимо показать другим людям — незаинтересованным, посторонним, однако видевшим ее тогда на мониторе. Значит, надо сказать; прямо сейчас. Пусть они придут, пусть посмотрят на нее.
Кто? Равнодушный контактолог Шюн, узколобый физик Корн, вздорный медик Димич… встанут кружком над ней и… Нет!!! Или все-таки да?..
А теперь оказалось, что ни его сомнения, ни он сам ровным счетом ничего не значат.
Коста Димич тоже отступил назад, встав за плечом Феликса.
— Йожефу удалось засечь информационное биополе, — по собственной инициативе вполголоса принялся объяснять он. — Только что закончил выставлять настройки для максимальной силы сигнала. Сейчас Ляо адаптирует режим дешифратора, и начнем. — Он усмехнулся. — То есть они начнут. Я надеюсь остаться наблюдателем, вроде тебя.
Я — наблюдатель, отрешенно отметил Феликс. Наблюдаю за эпохальным открытием. Ну и что?
— Начали, — чужим голосом, со внезапно прорезавшимся акцентом, выговорил Ляо Шюн.
Йожеф Корн слегка сдвинулся в сторону; теперь инженер Ли видел край монитора — спокойного, чуть мерцающего. Контактолог ввел программу, и коробка дешифратора негромко загудела.
— Сейчас выдаст предварительный результат, — возбужденно прошептал врач.
И вот монитор, мигнув несколько раз, начал сверху вниз покрываться густыми рядами черных значков. Будто муравьи, подумал Феликс. Нашествие вездесущих цепких муравьев… Он не сразу заметил, что они, эти ползучие значки-муравьи, представляют собой полнейшую абракадабру.
— Еще раз, — бросил контактолог. — Меняем кодировку. …Они поверили в свою неудачу только после десятой-двадцатой-сотой — Феликсу не приходило в голову вести подсчет — безуспешной попытки. Контактолог Шюн, стиснув пальцами виски, вьщал длинное восточное ругательство и резко, как солдат, повернулся кругом, спиной к установке. Физик Корн вздохнул и, склонившись над клавиатурой, методично отключил антенну, рецепторы и дешифратор, зачем-то оставив светящимся монитор со строками и столбцами бессмысленных значков.
— Дело в дешифраторе, — хмуро резюмировал, он. — За установку я ручаюсь, мы уловили сигнал в полном объеме. Но эта коробка… ее ведь испытывали на людях, и только. Получается, за пределами Земли она не тянет.
Ляо Шюн молчал.
— А, по-моему, у нас просто глюк в компьютерной системе, — раздраженно выдал Коста Димич. — Нам давали технаря на выбор, и надо было брать программиста Олсена. Я говорил. С самого начала. А теперь из-за какой-то неполадки в компью…
— Я понял, — перебил контактолог Шюн.
Врач осекся, удивленный неожиданной грубостью ученого. Который медленно, уже без всякого акцента, повторил:
— Я понял.
И Феликс внезапно поймал себя на жгучем, неудержимом, неуместном любопытстве. Шагнул вперед, остановился перед замершими муравьями на мониторе. Перевел глаза на лицо Ляо Шюна, тоже застывшее под тремя нетерпеливыми взглядами.
Зависла пауза — момент, торжественный до оскомины в зубах.
Контактолог усмехнулся:
— Дешифратор работает с вербальной информацией: наша классическая наука признает как основу для контакта разумных рас только таковую. Мы с биологом Брюни были уверены что данное биополе непременно должно содержать вербальный пласт. Приходится признать, что мы ошибались. — Он кивнул в сторону монитора. — Объясняю популярно: представьте себе, что вы пытаетесь открыть картинку в текстовом редакторе… получится точно такая же абракадабра. Только и всего. Физик Корн ритмично кивал в такт его словам.
— Ты хочешь сказать, Ляо, что эта раса мыслит чистыми образами?
— Эта раса спит, Йожеф.
Он немного помолчал. Монитор за его спиной мигнул и погас. По кронам деревьев прокатился порыв ветра; случайный сухой листок покружил над установкой и лег в серебристую тарелку антенны.
— Мы исходили из того, что биополе несет информацию, накопленную поколениями, — снова заговорил Ляо Шюн. — Вряд ли. Скорее всего оно просто аккумилирует их сны. А поскольку оно цельное, общее для всего цивилизационного очага… логично предположить, что и сон они видят — один на всех.
Он тяжело вздохнул, прежде чем закончить:
— И, наверное, считают его жизнью.
Королевство Великая Сталла
Она смеялась.
Эжан не заметил, чтобы сказал или сделал что-нибудь смешное, а потому разозлился, умолк и отвернулся от нее. Но, разумеется, продолжал ее видеть: в огромном, во всю стену, безукоризненном ильмийском зеркале танцевального зала.
Скрестив руки над головой, Аннелис дес Краунт привстала на цыпочки и сровнялась в росте с принцем. Здоровая, как лошадь, мрачно позлорадствовал Эжан, и ржет точно так же. Ему тут же стало стыдно, даром что слова не были произнесены вслух, — и зеркало издевательски отразило красные пятна, выступившие на щеках.
Девица Аннелис была в узком черном платье простого закрытого фасона, и спущенный на плечо локон казался на этом фоне прям-таки огненным. Всю массу пышных волос удерживала золотая сетка, а больше на учительнице танцев не имелось ни единого украшения. И, кажется, корсета под платьем тоже не было… вот уж на эту тему Эжан точно не собирался размышлять! Уши догнали по цвету щеки, и пришлось отвернуться от зеркала, неизбежно напарываясь на ее нахальный взгляд, полный непогасших смешинок.
— Повторим еще раз, мой принц, — как ни в чем не бывало сказала она.
Вообще-то Эжан танцевал неплохо. Полный курс обучения классическим танцам он завершил, как все нормальные люди, в пятнадцать лет — и был счастлив иногда вспоминать, что хотя бы одна каторга навсегда осталась в прошлом. И надо же было какому-то иноземному посланнику ввести в моду этот… название опять вылетело из головы. И к дьяволу!
Вприпрыжку, словно девчонка, Аннелис отбежала в дальний угол и встала в исходную позицию, сплетя пальцы на животе и скромно потупив глаза. Вид у нее был самый что ни на есть дурацкий — впрочем, не более, чем у партнера, которому еще до приглашения дамы предстояли три пируэта и два невысоких прыжка. Неужели все придворные разучивают сейчас этот танцевальный бред? И даже советник по геральдике с его животом в два с половиной обхвата?.. Эжан прыснул, и улыбка с готовностью отразилась на пухлых губах учительницы, вполголоса отсчитывающих такт.
Раз-два-три-четыре. Шаг, пируэт, три шага, пируэт в два оборота, шаг, еще шаг, остановка, прыжок, шаг, прыжок, два шага, остановка, пируэт, поклон. Дама протягивает руку; цепочка парных шагов: раз-два-три-четыре; реверанс. Дальше начинались довольно сложные фигуры — впрочем, Эжан их уже освоил. Ну, почти.
— Хорошо, мой принц! Теперь дальше: раз-два…
Со второй частью распроклятого танца дело обстояло гораздо хуже, потому что… И вовсе нет, ни капельки! — оборвал себя Эжан. Ничего особенного. Запросто! Хотя и придумают же они, эти иностранцы…
Он сделал очередной пируэт, шагнул вперед и отважно возложил руку на округлый бок Аннелис, обтянутый черным велюром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
А наивный технарь Брэд Кертис не знает, куда себя деть. А придавленный грузом вины командир Нортон изводится, безуспешно пытаясь найти решение чересчур сложных этических вопросов… А между тем полевые исследования знай себе продолжаются — только в режиме секретности, втихую, из-под полы. Допустим, установку не собрать без помощи технаря; но его ведь всегда можно послать подальше в самый ответственный момент — хотя бы за продуктами. И личная месть медика Димича тут вовсе ни при чем.
Какого черта, спрашивается?!.
В космосе все было гораздо проще и честнее.
Феликс перекинул пакет через плечо и порывисто, зло зашагал прочь. У кромки кустарника ярким пятном желтела в траве упаковка от сока. Вот свиньи! Для них что, не существует аннигилятора?
В сторону, перпендикулярную той, откуда он пришел, ныряла вполне приличная тропа, и Феликс решил попробовать вернуться этой дорогой. Действительно, чего ради ломиться сквозь кусты? Он никуда не торопится; пусть научный состав немного поголодает. Если есть указание не дать инженеру Ли присутствовать при работах — оно все равно будет выполнено тем или иным способом. Нечего самому нарываться на очередное унижение мальчика на побегушках. Лучше спокойно и без резких движений прогуляться по парку… Подождут.
И он шел, помахивая пакетом с сандвичами, и задевал макушкой за ветки, и сочинял уничижительные реплики, призванные дать понять Шюну, Корну и Димичу, что он обо всем прекрасно осведомлен, и даже насвистывал. И мог пройти мимо, очень даже просто мог. С чего бы это вдруг он присматривался к каждому спящему… каждой?..
Так бывает, когда пытаешься вспомнить что-то — к примеру, чью-нибудь дату рождения, — и вдруг случайно видишь на стене дома то самое забытое число: да, точно! Память любит такие подсказки и вылавливает их сама, без помощи сознания…
Как была одета Ланни в тот последний день? Может быть, в старинное платье с пышной юбкой-кринолином винно-виш-невого цвета?!
Ветки хлестали по лицу, листья рвались о застежки комбинезона, сучья трещали под ногами, и снова ветки по лицу… Он бежал. Ему казалось, что, если он остановится или даже замедлит бег, произойдет что-то страшное…
Хотя все страшное уже произошло.
Блекло-бордовый бархат, с которого дожди, снега и солнце смыли и выжгли почти всю краску. И подхваченные тусклой золотой сеточкой яркие, живые волосы медно-каштанового цвета…
Их, волос, было уже вполне достаточно.
Но он все же подошел вплотную, кусая губы, машинально считая неровное стаккато пульса. Обманывал себя до последней секунды… Даже тогда, когда узнал на ощупь ее пушистые волосы, отводя их с лица — бледного, отрешенного, прильнувшего щекой к земле…
Приросшего?!
Тонкие белесые корешки — в щели между тонким профилем и землей. Много, густо — как зубчики расчески. Из ямочки на подбородке. Из крыла носа. Из плавного изгиба переносицы. И, наверное, из выпуклого, спокойного, как у статуи, опущенного века…
И он сорвался с места, и побежал, и тут же вернулся, потому что вспомнил — этого не может быть. Никак не может. Чужая планета… иная цивилизация… тысячи парсеков… Вселенная не терпит идентичности…
Тем более!,.
Возвращаться не было смысла. Он ни на десятую секунды не сомневался: она. Не похожая, не двойник, не генетическая копия, не… Она.
Ланни.
Девушка, которая четырнадцать месяцев назад смеялась над робким поклонником, не желая видеть в нем героя-покорителя космоса, и так и не дала себя поцеловать… Которая совсем недавно вместе с его матерью пришла в диспетчерскую «Земля-1» и хотела сказать что-то очень важное, но…
Она уже, наверное, больше сотни лет спит под открытым небом в парке инопланетного города, и ее лицо…
Ее лицо!!!
Длинный шип колючего кустарника ринулся прямо в глаз; Феликс едва успел затормозить и отпрянуть — и остановился. Перевел дыхание. Медленно, словно двигаясь под водой… какой смысл?., какой смысл в чем бы то ни было?!, отстегнул электронный блокнот и сориентировался, в какой стороне осталась ограда. Странно: не так уж и далеко… Вешая блокнот на пояс, с мутным удивлением обнаружил, что обе руки свободны: черт его знает, куда подевался пакет с продуктами… впрочем, зачем?
Развернулся и побрел к решетке, раздвигая ветви, скользкие и податливые, почему-то переставшие оказывать особое сопротивление. Попробовал ни о чем не думать. Но все равно навязчиво думалось — не о Ланни, слава Богу, не о спящей жутким сном Ланни… а почему-то о муравьях. Муравьях, которые тогда, в четыре года, неудержимо лезли в ноздри и в уши, и он даже закричать боялся, чтобы не открыть им доступ в рот… А родители не видели. Им было хорошо вдвоем… было.
В живописных окрестностях его родного, процветающего индустриального поселка под названием Порт-Селин. Целых девятнадцать — не ошибся? — лет прошло.
Остался ли там тот муравейник?..
— Отойди, — не оборачиваясь, отрывисто бросил Коста Димич. — Ради Бога, отойди. На два шага.
Ляо Шюн и Йожеф Корн вообще, казалось, не заметили возвращения Феликса. Сгорбленные спины, за которыми почти не видно монитора. Стук клавиатуры — аритмичными, нервными очередями. Осязаемое напряжение, колеблющееся в воздухе.
Феликс отошел на два шага.
Сначала — еще про ту сторону ограды — ему казалось, что он никогда и ни за что не сможет рассказать кому-то, что видел Ланни. Потом вдруг остро почувствовал, что обязан сделать это, иначе запросто сойдет с ума. Хотя ему ведь так или иначе припишут нервное расстройство, вспомнив об инциденте во время сеанса связи. Вряд ли кто-то ему поверит… Тем более: Ланни, спящую Ланни необходимо показать другим людям — незаинтересованным, посторонним, однако видевшим ее тогда на мониторе. Значит, надо сказать; прямо сейчас. Пусть они придут, пусть посмотрят на нее.
Кто? Равнодушный контактолог Шюн, узколобый физик Корн, вздорный медик Димич… встанут кружком над ней и… Нет!!! Или все-таки да?..
А теперь оказалось, что ни его сомнения, ни он сам ровным счетом ничего не значат.
Коста Димич тоже отступил назад, встав за плечом Феликса.
— Йожефу удалось засечь информационное биополе, — по собственной инициативе вполголоса принялся объяснять он. — Только что закончил выставлять настройки для максимальной силы сигнала. Сейчас Ляо адаптирует режим дешифратора, и начнем. — Он усмехнулся. — То есть они начнут. Я надеюсь остаться наблюдателем, вроде тебя.
Я — наблюдатель, отрешенно отметил Феликс. Наблюдаю за эпохальным открытием. Ну и что?
— Начали, — чужим голосом, со внезапно прорезавшимся акцентом, выговорил Ляо Шюн.
Йожеф Корн слегка сдвинулся в сторону; теперь инженер Ли видел край монитора — спокойного, чуть мерцающего. Контактолог ввел программу, и коробка дешифратора негромко загудела.
— Сейчас выдаст предварительный результат, — возбужденно прошептал врач.
И вот монитор, мигнув несколько раз, начал сверху вниз покрываться густыми рядами черных значков. Будто муравьи, подумал Феликс. Нашествие вездесущих цепких муравьев… Он не сразу заметил, что они, эти ползучие значки-муравьи, представляют собой полнейшую абракадабру.
— Еще раз, — бросил контактолог. — Меняем кодировку. …Они поверили в свою неудачу только после десятой-двадцатой-сотой — Феликсу не приходило в голову вести подсчет — безуспешной попытки. Контактолог Шюн, стиснув пальцами виски, вьщал длинное восточное ругательство и резко, как солдат, повернулся кругом, спиной к установке. Физик Корн вздохнул и, склонившись над клавиатурой, методично отключил антенну, рецепторы и дешифратор, зачем-то оставив светящимся монитор со строками и столбцами бессмысленных значков.
— Дело в дешифраторе, — хмуро резюмировал, он. — За установку я ручаюсь, мы уловили сигнал в полном объеме. Но эта коробка… ее ведь испытывали на людях, и только. Получается, за пределами Земли она не тянет.
Ляо Шюн молчал.
— А, по-моему, у нас просто глюк в компьютерной системе, — раздраженно выдал Коста Димич. — Нам давали технаря на выбор, и надо было брать программиста Олсена. Я говорил. С самого начала. А теперь из-за какой-то неполадки в компью…
— Я понял, — перебил контактолог Шюн.
Врач осекся, удивленный неожиданной грубостью ученого. Который медленно, уже без всякого акцента, повторил:
— Я понял.
И Феликс внезапно поймал себя на жгучем, неудержимом, неуместном любопытстве. Шагнул вперед, остановился перед замершими муравьями на мониторе. Перевел глаза на лицо Ляо Шюна, тоже застывшее под тремя нетерпеливыми взглядами.
Зависла пауза — момент, торжественный до оскомины в зубах.
Контактолог усмехнулся:
— Дешифратор работает с вербальной информацией: наша классическая наука признает как основу для контакта разумных рас только таковую. Мы с биологом Брюни были уверены что данное биополе непременно должно содержать вербальный пласт. Приходится признать, что мы ошибались. — Он кивнул в сторону монитора. — Объясняю популярно: представьте себе, что вы пытаетесь открыть картинку в текстовом редакторе… получится точно такая же абракадабра. Только и всего. Физик Корн ритмично кивал в такт его словам.
— Ты хочешь сказать, Ляо, что эта раса мыслит чистыми образами?
— Эта раса спит, Йожеф.
Он немного помолчал. Монитор за его спиной мигнул и погас. По кронам деревьев прокатился порыв ветра; случайный сухой листок покружил над установкой и лег в серебристую тарелку антенны.
— Мы исходили из того, что биополе несет информацию, накопленную поколениями, — снова заговорил Ляо Шюн. — Вряд ли. Скорее всего оно просто аккумилирует их сны. А поскольку оно цельное, общее для всего цивилизационного очага… логично предположить, что и сон они видят — один на всех.
Он тяжело вздохнул, прежде чем закончить:
— И, наверное, считают его жизнью.
Королевство Великая Сталла
Она смеялась.
Эжан не заметил, чтобы сказал или сделал что-нибудь смешное, а потому разозлился, умолк и отвернулся от нее. Но, разумеется, продолжал ее видеть: в огромном, во всю стену, безукоризненном ильмийском зеркале танцевального зала.
Скрестив руки над головой, Аннелис дес Краунт привстала на цыпочки и сровнялась в росте с принцем. Здоровая, как лошадь, мрачно позлорадствовал Эжан, и ржет точно так же. Ему тут же стало стыдно, даром что слова не были произнесены вслух, — и зеркало издевательски отразило красные пятна, выступившие на щеках.
Девица Аннелис была в узком черном платье простого закрытого фасона, и спущенный на плечо локон казался на этом фоне прям-таки огненным. Всю массу пышных волос удерживала золотая сетка, а больше на учительнице танцев не имелось ни единого украшения. И, кажется, корсета под платьем тоже не было… вот уж на эту тему Эжан точно не собирался размышлять! Уши догнали по цвету щеки, и пришлось отвернуться от зеркала, неизбежно напарываясь на ее нахальный взгляд, полный непогасших смешинок.
— Повторим еще раз, мой принц, — как ни в чем не бывало сказала она.
Вообще-то Эжан танцевал неплохо. Полный курс обучения классическим танцам он завершил, как все нормальные люди, в пятнадцать лет — и был счастлив иногда вспоминать, что хотя бы одна каторга навсегда осталась в прошлом. И надо же было какому-то иноземному посланнику ввести в моду этот… название опять вылетело из головы. И к дьяволу!
Вприпрыжку, словно девчонка, Аннелис отбежала в дальний угол и встала в исходную позицию, сплетя пальцы на животе и скромно потупив глаза. Вид у нее был самый что ни на есть дурацкий — впрочем, не более, чем у партнера, которому еще до приглашения дамы предстояли три пируэта и два невысоких прыжка. Неужели все придворные разучивают сейчас этот танцевальный бред? И даже советник по геральдике с его животом в два с половиной обхвата?.. Эжан прыснул, и улыбка с готовностью отразилась на пухлых губах учительницы, вполголоса отсчитывающих такт.
Раз-два-три-четыре. Шаг, пируэт, три шага, пируэт в два оборота, шаг, еще шаг, остановка, прыжок, шаг, прыжок, два шага, остановка, пируэт, поклон. Дама протягивает руку; цепочка парных шагов: раз-два-три-четыре; реверанс. Дальше начинались довольно сложные фигуры — впрочем, Эжан их уже освоил. Ну, почти.
— Хорошо, мой принц! Теперь дальше: раз-два…
Со второй частью распроклятого танца дело обстояло гораздо хуже, потому что… И вовсе нет, ни капельки! — оборвал себя Эжан. Ничего особенного. Запросто! Хотя и придумают же они, эти иностранцы…
Он сделал очередной пируэт, шагнул вперед и отважно возложил руку на округлый бок Аннелис, обтянутый черным велюром.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54