— Слава Богу! Хоть кто-то заговорил нормально. — Он понимающе заулыбался и достал из кошелька зеленую стодолларовую бумажку. — Это — за то, что вы сюда приехали. Если опознаете кого-нибудь, получите еще два раза по столько. — Кнабаух посмотрел на пенсионера в ожидании восхищения своей щедростью. Но его в очередной раз ждало разочарование.
— Это ты, мальчик, нищим на паперти отдай. Им выпить не на что. Если я кого-нибудь узнаю, на круг получится тысяча. Ты у кого-нибудь еще отнимешь, а мне — жить.
Кнабаух завертел головой, посмотрел на Жернавкова, стремясь убедиться, не ослышался ли он. Но Владимир Федорович только слегка пожал плечами.
— Так. Давайте все сначала. Официант! Бутылку водки и что-нибудь закусить. — Мозг поднял руку и щелкнул пальцами.
К столу быстрым шагом подошел администратор и, с опаской глядя на Иванова, тихо сказал Жернавкову:
— Под вашу ответственность.
— Договорились, — кивнул тот.
— Чего они тебя так боятся? — спросил Владимир Федорович, когда официант отошел.
— Да, ерунда! Я тут у них играю. Иногда, — он помолчал, — по двадцать третьим числам каждого месяца. — Глаза его начали наливаться кровью. — За два года сорок рублей выиграл, представляешь? Они тут все заодно!..
— Ну-ну-ну... — Жернавков разлил по стаканам незаметно принесенную официантом водку. — Давайте выпьем.
Майор и Мозг только пригубили. Кадровик выпил до дна, но закусывать не стал.
— Закуси, Петр Трофимович,
— Не буду. Отравят еще, гады. Загнешься от поноса.
— А водкой не отравят?
— Лучше умереть алкоголиком, чем засранцем, — философски заметил пенсионер. — Так вот. Спасибо, конечно за водку, Артур Александрович. Но спаивать меня бесполезно. Выпить я могу много. Так что, дешевле будет согласиться на мои условия.
Кнабаух задумался. Не то что ему было жалко денег. Нет. Но разводиться как последнему лоху, тоже не хотелось.
— Под вашу ответственность, — наконец сказал он Жернавкову.
— Под мою, — привычно согласился Владимир Федорович.
— Наливай, — быстро сказал Иванов. Он поднял стакан, посмотрел на свет, на секунду задумался и произнес:
— Вот так всю жизнь. Узнаешь человека — тысяча. Не узнаешь — сто. То есть — минус девятьсот. Фигурально выражаясь, конечно.
Он встал, выдохнул, будто собрался выпить, но передумал и одним движением резко перевернул фотографию, как последнюю карту в «очко». Жернавков и Кнабаух замерли.
Неожиданно рука со стаканом задрожала, и прозрачные капли запрыгали в тарелку с бутербродами. Иванов разом осунулся и поставил водку на стол.
— Старый стал, — оправдываясь, произнес он, и дрожащей рукой полез в карман, — ничего не вижу.
Петр Трофимович пристроил на носу большие очки в роговой оправе, поднес фотографию поближе, а затем вдруг бросил ее на стол, словно обжегся. Глаза, увеличенные толстыми линзами, засветились холодным пламенем. Он обвел взглядом замерших в ожидании собеседников и завопил:
— Ты дурак, Жернавков! И бандюга твой — дебил! Это же Витя «Хана»! Неплохо работает! — передразнил он особиста. -Забирай свои вонючие деньги, говнюк! — Он бросил через стол зеленую сотню. — Мне мало осталось, но умереть, я хочу своей смертью. Может, я подохну и от инфаркта. Но это не так больно и не так долго. Вы меня не видели. Я фотографию не смотрел. Тебе, Вова, я этого не прощу. Забудь мой телефон, — он повернулся к выходу, где уже напряглась охрана, как вдруг схватился за левый бок и неуклюже завалился на стул.
— "Скорую", быстро! — крикнул Жернавков подбежавшему администратору, а сам склонился над стариком. — Чего ты так разволновался-то, Петр Трофимович?
— Уйди, — прохрипел кадровик, — больше ничего не скажу. А вы меня ненадолго переживете, — его дыхание стало прерывистым и частым.
Кнабаух спокойно убрал в кошелек деньги и тихо сказал:
— Он правша. Значит, нитроглицерин в правом кармане. Посмотрите, Владимир Федорович.
Жернавков быстро нашел лекарство и сунул Иванову в рот две горошины. Через минуту старику стало немного легче, и его положили на пол.
— Лежи спокойно, Петр Трофимович. Ничего больше не говори.
Кнабаух, до того стоявший в стороне, вдруг подошел и тихо произнес в самое лицо старику:
— Ты скоро подохнешь, старый пень. Не бери греха на душу. Там, — Артур Александрович посмотрел вверх, — тебе будет хуже, чем здесь, если две души сейчас не спасешь. Тебе и легче стало ненадолго, чтобы ты, тварь, доброе дело успел сделать. Говори, сука, пока не поздно.
Резкий рывок оторвал Кнабауха от земли. Через мгновение он лежал на столе, а у лица маячило дуло пистолета. Крепкая рука Жернавкова сжимала горло Мозга.
— Ты, что, гнида уголовная? На особиста рот открыл?! Пристрелю, как собаку. И Паука твоего достану и пристрелю. По одному буду выслеживать и мочить по сортирам!
Кнабаух побледнел. Ему не хватало воздуха. Вдруг снизу послышался голос:
— Отпусти его, Вова, он прав. Вы, мальчики, даже не знаете, с кем связались. Если вы Вите перешли дорогу... пистолеты у вас есть. Лучше сами застрелитесь. — Иванов несколько раз глубоко вдохнул. — Как говорит твой знакомый мудак, — он кивнул в сторону Кнабауха, — я перед смертью врать не буду. Поверь, Вова, если надо будет, Витя придет в Большой дом, вырежет половину народа. И никто не заметит. Старая школа — «СМЕРШ». Остальные — лохи.
Петр Трофимович устал. Он замолчал, закрыл глаза, но дыхание стало ровным и спокойным. Через несколько минут приехала «скорая». Врачи, не суетясь, утыкали кадровика иголками в обе руки, переложили на носилки и вынесли его из кафе.
— Родственники есть? — на ходу оглянулся один из них.
Все промолчали.
— Ну-ну. Будут искать, передайте, увезли в Институт скорой помощи. Ничего страшного, оклемается.
— Вот видите, Владимир Федорович. Ничего страшного. А Вы меня удушить хотели. Или пристрелить? Вы просто на допросах работать не умеете. Психологов вам надо побольше в фирму.
С трудом сдерживаясь, Жернавков сжал кулаки и заорал прямо Кнабаух в ухо:
— У нас не фирма, шакал! У нас Комитет государственной безопасности, — отчеканил он каждое слово, намеренно произнося забытое, но гордое название.
От его тона Мозгу стало страшно. Впервые за все время общения с Жернавковым он ощутил, что этот человек убьет его, не задумываясь, и понял, как близок был к смерти.
— Я вас понимаю, Владимир Федорович. Давайте как-то попытаемся все забыть и успокоиться. — Он поднял с пола фотографию и присмотрелся. — Надо же! А с виду — обычный дедушка.
На снимке все так же улыбался милый старикан в очках, с мусорным мешком в руках, а в дверях его провожала грязная старушенция.
Глава 24
МАФИЯ НА ПРОВОДЕ
Малый невоенный совет состоялся на кухне у Виктории Борисовны.
Профессор Файнберг ел жареную картошку с солеными грибами, хозяйка пила чай вприкуску. Кусковый рафинад она легко разгрызала крепкими зубами.
На повестке дня стоял один вопрос — как изъять камень у оперуполномоченного со страшной фамилией Потрошилов. Профессор был настроен по боевому и порывист. Виктория Борисовна оставалась спокойна и холодна.
— Итак, что мы имеем? — Файнберг ткнул в ускользающий по тарелке рыжик, но не попал и облизал пустую вилку. — В сто восьмом отделении милиции, у капитана Потрошилова лежит искомый талисман. Он ему совершенно не нужен.
— Согласна, — поддержала его Виктория Борисовна, внимательно наблюдая за охотой на скользкий гриб.
— Наш чернокожий друг вне себя от горя. Дети Нигерии рыдают в нищете. Мы, как честные люди, естественно, не находим себе места...
— Согласна, — повторила хозяйка.
Рыжик был по-прежнему неуловим. Виктору Робертовичу удавалось не проткнуть вилкой собственный язык.
— Ага! Значит, все очень просто. Приезжаем, объясняем ситуацию, забираем камень!
— Несогласна, — Виктория Борисовна положила в рот кусок сахара и с громким хрустом разгрызла, запив большим глотком чая. Сладко причмокнув, она пояснила:
— Витя, когда дело касается внутренних органов, ничего простого не бывает. Ты это должен знать и без меня. Тем более речь идет о Потрошилове.
— Но почему? Ты его знаешь?
— А как же. Последний... Дон-Кихот.
Услышь такие слова в свой адрес сам Альберт Степанович, он, несомненно, по простоте душевной, принял бы сравнение с благородным идальго за комплимент. На самом деле, судя по интонации, имя рыцаря печального образа звучало как синоним дегенерата.
Профессор догадался без подсказок и понимающе спросил:
— Что, настолько плох?
— Даже хуже. Держу пари — все запротоколировано, обмеряно, взвешено и сдано куда полагается. В случае визита к оперуполномоченному нас будут долго допрашивать, а могут и посадить.
Виктор Робертович задумался, выбирая из многих совершенных за последние дни прегрешений самое криминальное. Выбор был велик, и он уточнил:
— А за что?
Виктория Борисовна, перегнувшись через стол, сказала тихим таинственным шепотом:
— За хищение... золота партии... Например. Капитан мыслит глобально. Мелочи его не интересуют.
Несколько минут прошло в глубоком молчании и напряженном размышлении. Молчал Файнберг, размышляла — его соседка. Наступившая пауза сопровождалась ловлей скользкого рыжика среди колечек лука, под аккомпанемент скрежета зубов о рафинад. Профессор принял радикальное решение — взял ложку и сгреб все с тарелки в рот, Виктория Борисовна запила мелкую сахарную крошку остатками чая и решительно сказала:
— Ладно! Сыграем так, чтобы мент сам захотел отдать булыжник...
* * *
Альберт Степанович напряженно работал. Решая поставленную себе задачу, он вычерчивал план-схему розыскных мероприятий. Груда бумаг, нуждающихся в доработке и оформлении, лежала мертвым грузом на краю стола; Ему было не до этого. Сыщик шел по следу.
Чертеж в основном состоял из кружков, квадратов и стрелок между ними. Особенно выделялся несколько раз обведенный многоугольник с загадочной надписью: «Там пук». Алик вспомнил удручающий результат проб гипса из травмпункта и грустно произнес:
— Там, действительно — пук!
В это время заворчал телефон. Регулятор громкости у древнего аппарата отсутствовал. В часы напряженного мыслительного процесса истошно дребезжащий агрегат приходилось закутывать в пальто. Нехотя оторвавшись от схемы, Алик сунул руку внутрь, куда-то под воротник, доставая трубку:
— Капитан Потрошилов. Слушаю.
Приятный мужской голос ответил после небольшой паузы:
— Здравствуйте. Мы с вами незнакомы, однако нам необходимо встретиться по важному делу.
— Какому? — насторожено спросил сыщик.
Виктор Робертович, сидевший у себя в гостиной со стаканом минералки в руках, к любопытству собеседника отнесся с пониманием:
— Резонный вопрос. Речь идет о разоблачении наркомафии. Если Вас интересуют подробности, мы могли бы встретиться на нейтральной территории...
Виктория Борисовна подмигнула профессору и изобразила бурные аплодисменты, переходящие в овации.
Повесив трубку, Алик заметался душой и телом. Пока тело билось в тесноте кабинета, среди сдвинутых столов и массивных сейфов, бессмертная душа капитана Потрошилова искала компромисс между жаждой славы и страхом смерти. Метания закончились синяком на бедре и звонком маме.
Бывший педагог — Валентина Петровна Потрошилова — «расколола» сыщика моментально. Чуткое материнское сердце, плюс опыт помогли сразу почувствовать всю вопиющую неуместность первого же вопроса.
— Как твое здоровье, ма?
За все время службы любящий сын звонил домой два раза. Оба случая были экстренными — либо срочная командировка, либо забытый дома, вместе с бутербродницей, пистолет. Причем об оружии он вспомнил только проголодавшись.
— Что произошло, Альберт? — вопросом на вопрос ответила мама, не утруждая себя перечислением заболеваний, полученных в борьбе за народное образование.
Лгать маме капитан Потрошилов не умел:
— Меня пригласили на встречу!
Мысль о любовном свидании Валентине Петровне в голову не пришла, как нереальная. Подключив фамильную способность к дедукции, она спросила о самом главном:
— Чего ОНИ хотят?
Альберт Степанович маминой прозорливости не удивился.
— Говорят — разоблачения наркомафии, — несмотря на напряженность момента, он чувствовал радостное возбуждение. Не зря он шел по следу пропавших наркотиков, преодолевая цинизм и недоверие сослуживцев!
Оптимизм Алика передался и матери:
— Мы на верном пути, Альберт. Главное — не спугнуть!
Капитана Потрошилова не боялись даже голуби, нагло клевавшие что угодно прямо у него под ногами по дороге на работу.
— Это исключено, ответил он.
— Не бойся, я тебя прикрою. Где встреча?
Немного подумав, Алик решил, что маму никто ни в чем не заподозрит, даже при большом желании. Тем более отказаться от помощи и одновременно сохранить семью нерушимой было невозможно.
— Кафе «Черная моль» у Финляндского вокзала. В пятнадцать часов...
Надежный союзник в борьбе с мафией — подмога неоценимая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47