Так профессор Файнберг, сам того не сознавая, стал в каком-то смысле крестным отцом двоих — впоследствии лучших — сотрудников дряхлеющей системы государственной защиты.
Пименов выключил фары и вдруг, опуская голову, произнес:
— Оба, очень медленно, на пол.
Помощники безропотно сползли в грязную лужу, образовавшуюся на ковриках. Старший говорил очень тихо, будто с улицы его могли услышать:
— Он уверен, что мы ушли и запросили смену. Будет искать другую бригаду. Отпасем его, эт'самое, до места сами. Похоже, я не правильно его просчитал, а, ребята?
Герман Семенович, пожалуй, впервые за день оглянулся и хохотнул, посмотрев на испуганные лица оперов. Смех его оказался красивым, а сам он в этот момент странным образом преобразился, напоминая киноактера — любимца женщин.
Фигурант вышел из-под арки, демонстративно оглядываясь. На улице было тихо. По дороге проезжали редкие машины. Медленно, крупными хлопьями падал снег, принося покой и умиротворение. Ветра не было. Несколько минут профессор стоял без движения, словно наблюдал за детской игрой рожденных холодом драгоценных невесомых звездочек.
— Ну и боец, эт'самое, — донеслось из-под руля в замерзающей «шестерке», уже четыре минуты проверяется! — Пименов выставил из-за «торпеды» специальное зеркало и внимательно наблюдал за профессором. — Где таких готовят?
Судя по молчанию сзади, коллегам это было абсолютно не интересно.
В это время объект зябко пожал плечами и подошел к краю дороги, вытянув вперед руку.
— Голосует. Приготовились.
Что нужно делать по этой команде, филеры представляли плохо, но с деловым видом зашевелились. Вдвоем за передними креслами было тесновато. Упираясь в дверцы ногами, они начали «готовиться», отталкивая друг друга. Приготовления постепенно переходили в борьбу за место под солнцем. Знающие люди могут подтвердить, что даже разнополым партнерам, стремящимся максимально сблизиться на заднем сиденье «Жигулей», сделать это довольно трудно. Особенно без соответствующего опыта и навыка. Что уж говорить о небольшом пространстве на полу, в луже грязи... И это для мужчин нормальной ориентации, да еще находящихся при исполнении! Под шумное дыхание соперников междоусобица подходила к заключительной стадии. Стрижак и Бондаренко уперлись друг в друга головами, как маралы в борьбе за сомнительной красоты самку. Упираясь в двери ногами и молча сопя, они пытались отвоевать заветные сантиметры. И тут Стрижак почувствовал ногой что-то мягкое. Решив, что упирается в коврик, он надавил изо всех сил...
Плотный пластиковый пакет импортного производства, наполовину наполненный отечественными отходами жизнедеятельности, сопротивлялся несколько секунд. Затем, не выдержав натиска тренированной ноги «топтуна», он изверг из себя содержимое, как вулкан Везувий. Мощный поток ударил в крышу автомобиля. Угол падения, как известно, равен углу отражения. Желтый пахучий фонтан сначала ливнем, затем летним грибным дождиком то тут, то там некоторое время орошал заднее сиденье. На полу воцарилась гробовая тишина.
— Чей пакет? — с надеждой в голосе спросил Бондаренко.
— Не знаю, — честно ответил Стрижак. Затем подумал и добавил, тоже с надеждой:
—Наверное, мой.
Снова на несколько секунд повисла тишина. Запах резко усиливался.
— Эт'самое, — с наслаждением произнес сухой Пименов, которому досталось лишь несколько капель, — сто процентов, мой пакет, мудаки! — и захохотал.
Герман Семенович смеялся профессионально тихо, но от души. Он смотрел на мокрые лица коллег, вдыхал кошмарно пахнущий воздух салона машины с номером Ф 911 СБ и смеялся. В жизни Пименов еще не бывал в ситуации глупее. Причем на расстоянии пятидесяти метров от фигуранта, пожалуй, самого опасного и непредсказуемого за всю его карьеру...
За это время объект наконец остановил машину. Приняв в себя профессора, потертая красная «копейка» лихо сорвалась с места. Пименов вылез из-под руля и снова посмотрел назад.
— Ну что, обоссались, топтуны? Ладно, эт'самое, сами не расколетесь — никому не скажу. Слово. А ты, Стрижак, за испорченный «взрывпакет» отчитаешься отдельно.
Герман Семенович завел машину и не спеша, аккуратно, как умеют только в «наружке» ФСБ, двинулся вслед за объектом.
Глава 19
НЕ ПУГАЙТЕ ОСОБИСТА
Кнабаух спал. Огромные красные и зеленые круги сливались в голове, образуя замысловатые фигуры, похожие на солнечные протуберанцы. Артур Александрович никогда не видел во сне ничего конкретного. Животных он не любил и даже не помнил об их существовании. Что же касается людей, то, кроме собственной персоны, его никто не интересовал настолько, чтобы присниться. Он пребывал в своем разноцветном мире, и мозг, которому вполне хватало работы днем, отдыхал. Внезапно большое черное пятно будто залило «экран» и странно затрепетало, шевеля щупальцами. Кнабаух открыл глаза.
Трубка сотового телефона жизнерадостно мигала всеми кнопками, наигрывая что-то из классики. На часах было около двух. Сон как рукой сняло. В отличие от примитивных обывателей, азартный по натуре Кнабаух обожал ночные звонки. Особенно момент, когда трубка еще пищит, а ты решаешь: брать или не брать. В эти несколько секунд он был почти счастлив. Кнабаух играл в свою рулетку. Ответив по телефону, придется вновь доказать себе, что ты — умнее всех. А если не отвечать на ночные звонки, то стоит ли жить? Он потянулся к трубке.
— Внимательно слушаю. Кнабаух.
— Через двадцать минут на нашем месте. Это срочно.
Голос Жернавкова он узнал сразу. Что-то неприятное шевельнулось в душе, будто ледяной ветерок забрался под шелковую пижаму. Артур Александрович быстро оделся. В прихожей он почти машинально схватил с туалетного столика флакон с одеколоном и брызнул себе в лицо. Кнабаух улыбнулся, похлопал себя по щекам и тихо произнес:
— Банзай!
Черная «Волга» стояла с работающим мотором и включенными фарами. Артур Александрович стряхнул снег с плеч своего кожаного пальто и уселся на заднее сиденье.
— Рад вас приветствовать, — он посмотрел на затылок водителя.
Жернавков был не в духе.
— Мне плевать, рад ты меня приветствовать или нет. Будь моя воля — сидел бы ты давно под нарами в Крестах.
Похоже, именно этой фразы и не хватало Мозгу, чтобы окончательно проснуться и прийти в себя.
Адреналин встряхнул весь организм. Ненависть выстроила в голове все по полочкам и уходить уже не собиралась.
— Мы — свои люди. Позволите откровенность — за откровенность? Думаю, вы плохо подготовились к работе со мной. Или недостаточно изучили мой психологический портрет. Никто еще не позволял себе разговаривать со мной в таком тоне. Причем, сидя ко мне спиной. А вот я подготовился хорошо, — внезапная пауза длилась буквально секунду, но это была настоящая пауза. — Сейчас двое моих людей с наслаждением насилуют вашу дочь, — Кнабаух посмотрел на часы. — А ваша жена с заклеенным скотчем ртом на это смотрит. Когда все кончится, на нее натравят бультерьеров, и те загрызут ее, но не насмерть. Вы будете лечить свою семью всю оставшуюся жизнь. Если, конечно, я справлюсь с соблазном и не нажму на спусковой крючок пистолета, приставленного к спинке вашего сиденья.
Мозг внимательно следил в зеркало заднего вида, как меняется взгляд собеседника. А там было на что посмотреть. Каменную маску особиста сменила гримаса злобы и ужаса. Жернавков медленно начал поворачиваться.
«Есть! Сломался! — удовлетворенно подумал Кнабаух. — Теперь ему можно доверять около двух недель. Мне этого должно хватить».
Жернавков повернулся и посмотрел на руки Мозга. Тот покрутил ими в воздухе.
— Шучу, — тихо сказал он. — Я просто сказал первое, что пришло в голову. Представляешь, что может быть, если я подумаю? А, боец невидимого фронта?
— Я тебя убью.
— Не будем отвлекаться на всякую ерунду. В чем все-таки цель нашей встречи?
Жернавков молча протянул назад диктофон. Рука заметно дрожала. Мозг нажал кнопку воспроизведения и закрыл глаза. Через небольшие помехи телефонной линии незнакомый голос четко произнес:
— Первый, я четверка. Сообщение от «Глаза». Объект отлично подготовлен. Пытался ликвидировать бригаду. Раскрыл сразу. «Глаз» продолжает вести фигуранта. Приблизиться не могут. Объект на попутной машине доехал до проспекта Энтузиастов, дом тринадцать. Машину проверяем. Жду указаний.
— Что будем делать? — донеслось с переднего сиденья.
Мозг открыл глаза и посмотрел в зеркало. Жернавков тут же обернулся.
— Спасибо за хорошую работу. Убирайте оттуда своих людей. Дальше — я буду думать.
От этих слов особиста передернуло.
Кнабаух выходил из машины победителем. Он аккуратно прикрыл за собой дверцу, затем будто что-то вспомнил, снова открыл и сказал:
— Вы не стесняйтесь, позванивайте, — и опять аккуратно закрыл.
Машина медленно тронулась и покатила по безлюдным улицам, набирая скорость. Владимир Федорович Жернавков спешил домой.
— Если все нормально, снимаю дачу и увожу, — шептал он одними губами.
Постепенно шок от первого потрясения прошел. Глядя прямо перед собой, майор жестко произнес:
— Давай поиграем, умник.
Он ехал и улыбался каким-то собственным мыслям. У Жернавкова появилась цель, а у Кнабауха еще один враг. Пожалуй, самый опасный в его жизни.
Тем временем на заснеженной площади Мозг набирал номер, торопливо нажимая кнопки сотового телефона. Ответили сразу, как и должно было быть.
— Я.
Артур Александрович улыбнулся:
— А это я. Игнат, запиши адрес.
— Я запомню, — Спец всегда так говорил, а Кнабаух всегда повторял. Это было обязательно как пароль.
— Запиши, пожалуйста, Энтузиастов, тринадцать, Файнберг Виктор Робертович. Он там. Он нам мешает. Он опасен. Спроси, куда он дел Паука, если сможешь, и попрощайся...
— Всего доброго, — спокойно произнес Спец и отключился.
Глава 20
ГЕРОИ И ГЕРОИНЫ
По укатанной до ледяной корки дороге неторопливо ехали «Жигули» шестой модели с полностью открытыми окнами, удивляя замерзающих прохожих. В тишине пустынных в этот час улиц сквозь рычание двигателя отчетливо слышались голоса.
— Однозначно — твоя моча, эт'самое, Стрижак. Такая же вонючая и бесполезная, как ты сам.
— Герман Семенович, я, конечно, Вас очень уважаю, но обидные вещи Вы говорите. Полчаса назад вы лично признались в своей причастности. А потом, эт'самое, я в два раза меньше Вас. А залило почти весь салон, извините. И мы, кстати, здесь с Вами не одни.
— Ну, Костя, ты даешь. Это тебе машина сразу не понравилась. А еще партнер, называется...
«Шестерка» продолжала методично целовать лобовым стеклом снежинки, тут же превращающиеся на нем в слезы. Неутомимые «дворники» разбрасывали их по сторонам. Машина плакала. Так ее осквернили впервые.
Ф 911 СБ остановилась неподалеку от припарковавшейся красной «копейки». Снегопад усилился. Уже через минуту машина «наружки» была замаскирована под сугроб с черными бойницами открытых окон. Через них, как из бани, валил подозрительно пахнущий пар. Впрочем, издалека могло показаться, что в салоне курят.
— Профессор вышел из машины, — у одного Пименова был бинокль ночного видения, и он неотрывно следил за клиентом. — Заходит в подъезд. Стрижак!
— Я, — тоскливо отозвался тот, в поисках суши забившись в самый дальний угол машины.
Герман Семенович секунду подумал.
— Нет, эт'самое. Бондаренко, лучше ты. Иди погрейся и отследи адрес.
Оперативник послушно вылез из машины и, играя пьяного, — как фигуру, наиболее подходящую для этого времени и района, — направился к цели. В глубине души он надеялся, что отопление в подъезде не отключено...
Вдруг дверь парадной распахнулась, и на улице вновь появился объект. Близоруко щурясь, он рассматривал какую-то бумажку. Ужас накрыл Бондаренко сразу и целиком. Издав протяжный стон, филер рухнул в ближайший сугроб. Снег мгновенно облепил мокрую одежду, до неузнаваемости изменив его облик.
В машине Ф 911 СБ Герман Семенович Пименов до синяков вдавил в глазницы бинокль ночного видения, а другой нащупал под курткой ручку пистолета. Стрижак энергично начал поиски резервного импортного пакета.
* * *
Виктор Робертович прочесал первый подъезд тринадцатого дома по проспекту Энтузиастов. Номера квартир шли по возрастающей. Вопреки логике — справа налево и сверху вниз. Логова травматолога Рыжова в странном подъезде не нашлось. Файнберг снова вышел на улицу.
— По инструкции, необходима рекогносцировка! — копируя подругу, произнес он, всматриваясь в бумажку с адресом.
Неожиданно странный звук привлек его внимание. Виктор Робертович поднял голову и увидел падающее в сугроб тело. «Инфаркт», — решил Файнберг и поспешил на помощь. Бондаренко, сам того не подозревая, продолжал «косить» под сердечника. Он мычал и судорожно хватался за грудь. Файнберг нагнулся и громко — на случай, если у больного не все в порядке со слухом, — спросил:
— В чем дело?
В это время в нос ему ударил резкий запах, знакомый каждому по общественным туалетам и подъездам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47