Она откровенно играла их жизнями – и вполне заслуживала такой же жёсткой ответной игры...
Как ни странно, Сантини куда больше заинтересовался случаем с помощницей посланника, чем обнаруженным Костелло трупом. Под конец разговора у Конте создалось впечатление, что адмирал был лично знаком с Келли Симпсон или, по крайней мере, кое-что знал о ней и ожидал её прибытия. Он был очень обеспокоен её исчезновением, хотя пытался это скрыть, и, похоже, нисколько не сомневался, что с ней произошли крупные неприятности.
«Чёрт возьми, кто же она? – думал Конте. – Или кем она была. Явно не киллером Маццарино. И вряд ли агентом иностранной разведки... А впрочем, кто знает. Возможно, дела обстоят ещё хуже, чем подозревает Ваккаро, и Сантини не просто заговорщик, а предатель, вступивший в сговор с врагами Протектората. Правда, Земля к таковым не относится, но мисс Симпсон вполне могла быть внедрённым в земной дипкорпус агентом Империи Зулу, Поднебесной, Православного Союза или Четвёртого Рейха. И вероятнее всего первое – ведь она негритянка...»
– Ну, ладно, – произнёс адмирал, подводя черту под их длительным разговором. – Командный состав эскадры уже собрался, пора идти на представление. К исполнению своих новых обязанностей вы приступите завтра. Сегодня отдохните, займитесь обустройством своей новой квартиры. Если она вам не понравится, можете заказать себе отдельный дом – его соберут и установят максимум за неделю. А вечером я приглашаю вас на ужин; отметим в узком кругу ваше назначение.
*
Наземная инфраструктура местной базы Корпуса состояла всего из одного военного городка, расположенного в полусотне километров от столицы Дамограна, Нью-Монреаля, вблизи единственного на планете космопорта, который использовался как в оборонных, так и в сугубо гражданских целях. Большинство штатных сотрудников базы проживали в специальном посёлке на берегу реки Оттавы, состоявшем из шести многоквартирных домов и нескольких десятков небольших особняков для семейных офицеров и специалистов.
Поскольку у Конте не было семьи, да и все особняки в посёлке были заняты, ему предоставили свободную трёхкомнатную квартиру в одном из домов. Своим новым жильём он остался полностью доволен и решил его не менять – всё равно в качестве командира эскадры он бо льшую часть времени будет проводить либо на орбитальной станции, либо на флагмане.
Раскладывая в квартире свои небогатые пожитки, Конте размышлял о сегодняшних событиях и вскоре пришёл к выводу, что адмирал Сантини не был с ним откровенным. А если называть вещи своими именами, то он попросту солгал, утверждая, что лишь утром узнал о его переводе на Дамогран. Такое важное решение, как передача командования эскадрой, не принимается впопыхах между завтраком и обедом, адмирал должен был тщательно обдумать его, взвесить все «за» и «против» – а на это потребовалось бы как минимум несколько дней. Следовательно, прибытие Конте не явилось для него сюрпризом, но информацию об этом он получил не по официальным каналам, а по своим личным, существование которых держал в строжайшем секрете. Подобная таинственность могла иметь только одно разумное объяснение – эти каналы он использовал для контактов, неподобающих адмиралу сицилианского флота.
Да и сам факт его назначения командиром эскадры очень настораживал Конте. Сантини, конечно, объяснил причины своего решения, и звучали они вполне убедительно. Но также это мог быть и ловкий, тонко рассчитанный ход со стороны адмирала: он догадывался (или даже знал!) об истинной причине его перевода на Дамогран и специально навязал ему эту ответственную должность, чтобы по горло завалить его работой и лишить возможности что-то вынюхивать.
«Хотя с другой стороны, – внезапно понял Конте, – адмирал Ваккаро ещё три месяца назад допускал возможность такого назначения. Да, верно – в том нашем разговоре он вскользь заметил, что я буду занимать значительное положение в руководстве базы. Вряд ли он имел в виду командование бригадой...»
Разобрав свои вещи, Конте пару часов отдохнул, затем принял душ, побрился, надел парадный мундир, накинул поверх него утеплённый китель (здесь уже начиналась зима) и отправился на званный ужин к адмиралу Сантини. К вечеру посёлок заметно ожил, и по пути к особняку начальника базы он познакомился ещё с дюжиной своих новых подчинённых; в основном это были совсем молодые офицеры, которые смотрели на него с нескрываемым восхищением.
За четыре с лишним года, прошедших со времени Сейшейского кризиса, Конте привык, что его считают героем, но так и не смог полностью вжиться в эту роль – то ли из-за привитой в детстве скромности, то ли по причине врождённой застенчивости, которую не искоренили даже годы армейской муштры. С одной стороны это было хорошо, так как не позволяло ему излишне зазнаваться и терять чувство реальности, а с другой – плохо, ибо порой он недооценивал степень своего влияния на окружающих. Так, например, во время тукуманского инцидента он не сразу решился арестовать контр-адмирала Эспинозу, сомневаясь в поддержке личного состава эскадры. Из-за его нерешительности было потеряно драгоценное время, и это стоило сотен человеческих жизней. Настоящий же герой, считал Конте, действовал бы без малейших колебаний...
Дверь в доме Сантини ему открыла Ева.
– Добрый вечер, коммодор, – как всегда сдержанно, с обычной для их отношений прохладцей, произнесла она. – Проходите, пожалуйста. Отчим сейчас занят, но к ужину освободится. Он беседует с посланником.
– С господином Тьерри? – на всякий случай уточнил Конте.
– Да, с Мишелем, – ответила Ева, вешая его китель в шкаф. – Он тоже приглашён на ужин.
«Так-так-так, – подумал Конте. – Очень интересно. Значит, и посланник в этом замешан. Вот уж не ожидал...»
– На самом деле, – между тем продолжала Ева, – у нас будет не ужин, а обед. Ужинают на Дамогране примерно в десять вечера, а спать ложатся после тринадцати. Вам придётся привыкать к длительности здешних суток.
Девушка провела его в гостиную, где сидела на диване Виктория с электронной книгой в руках. Увидев их, она отложила книгу, встала и ослепительно улыбнулась:
– Здравствуйте, коммодор. Сегодня с утра вы были так заняты, что я не успела поблагодарить вас. С удовольствием делаю это сейчас.
– Простите, синьорина? – не понял Конте. – За что?
– Ну, за то, что вы подвезли меня до Дамограна, – объяснила она, вновь устраиваясь на диване. – Это было очень мило с вашей стороны.
– Не стоит благодарности, – вежливо ответил он. – Вы уже сполна отблагодарили меня и весь экипаж одним своим присутствием на корабле. Это заметно скрасило наши серые будни.
Улыбка Виктории из приветливой сделалась чуточку лукавой:
– Держу пари, иногда вам казалось, что я их чересчур скрашиваю. Временами, особенно на первых порах, вы вообще жалели, что взяли меня на корабль.
– Ладно, – отозвалась Ева. – Вы тут развлекайте друг друга, а я побежала на кухню помогать маме. Скоро придут остальные гости, пора уже накрывать стол.
Конте провёл её долгим взглядом, пока она не скрылась за дверью, затем снова повернулся к Виктории.
– Вы поселились у Евы? – спросил он, усевшись в соседнее кресло.
– Да. Мы с вами по-прежнему будем часто видеться.
В её голосе явственно прозвучали кокетливые нотки, и Конте уже в который раз задумался о том магическом действии, которое оказывает на мужчин женская красота, особенно такая утончённая, как у Виктории. Как и все члены экипажа, он тоже не остался равнодушен к ней, и если бы она остановила свой выбор на нём, а не на Мишеле Тьерри, у него вряд ли хватило бы сил противостоять её чарам. И это при том, что он вовсе не был влюблён в неё, да и вообще не питал к ней каких-либо глубоких чувств. Она просто вызывала в нём желание – банальное и естественное желание, целиком и полностью продиктованное инстинктами.
«Всё-таки мы, мужчины, похотливые животные, – размышлял Конте. – Нам следует брать пример с женщин – с их требовательностью, с их разборчивостью, с их глубиной чувств. Если бы в этом отношении мы были похожи на них, мир был бы гораздо лучше... Хотя нет – тогда бы человеческий род прекратил своё существование. А если бы, не дай Бог, женщины реагировали на мужчин так же, как мы на них, то у человечества, всецело поглощённого сексом, не оставалось бы ни сил, ни времени, ни желания развивать цивилизацию...»
Виктория проницательно смотрела на него, словно читая все его мысли. Наконец она произнесла:
– Извините, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, коммодор, но мне кажется, что в последнее время вы слишком озабочены.
– Чем?
– Мной. С некоторых пор вас неотступно преследует желание завалить меня в постель. Только не говорите, что я ошибаюсь.
Конте почувствовал, как на его лицо набегает краска. Справившись с секундным замешательством, он спросил:
– Вы считаете, что это плохо?
– Вовсе нет. Само по себе это нормально. У каждого взрослого гетеросексуального мужчины моя внешность вызывает вполне однозначную реакцию, и я давно к этому привыкла. Однако в вашем случае присутствует один момент, который мне очень не нравится.
– Какой же?
– Вы хотите меня назло Еве. Вроде как для того, чтобы отомстить ей за её холодность и безразличие. Вы смотрите на меня как на запасную утешительницу – а я не привыкла выступать в таком амплуа. Это сильно уязвляет моё самолюбие.
По своему обыкновению, Конте не стал сходу возражать, а сначала хорошенько обдумал слова Виктории. И честно вынужден был признать, что она не так уж далека от истины. А вернее – попала в самую точку.
– Я должен попросить у вас прощения, – сказал он. – Вы совершенно правы. Сам я не догадывался об этом, пока вы не открыли мне глаза.
Она кивнула:
– Порой наше подсознание выкидывает и не такие штучки. Например, вы искренне убеждены, что Ева недолюбливает вас, и наотрез отказываетесь замечать очевидное – а именно, что она только притворяется, притом очень неумело. Чтобы понять это, не нужно обладать какой-то особой проницательностью, достаточно быть лишь самую малость наблюдательным. Однако вы предпочитаете оставаться слепым.
Конте внимательно поглядел на неё:
– Зачем вы об этом говорите?
– Да затем, что Ева моя подруга, и мне надоело смотреть, как она мается. Ваше с ней поведение недостойно взрослых, здравомыслящих людей.
– А если так надо? – спросил он. – Если иначе нельзя? Между мной и Евой всё равно ничего быть не может – и вовсе не потому, что я старше её на пятнадцать лет. Есть причины и посерьёзнее.
– Да, знаю. Но, по-моему, всё это глупости. Ева только по крови принадлежит к Семье Трапани, а по воспитанию она одна из вас. Она выросла в офицерской среде, здесь сформировалась как личность; её взгляды, система ценностей, убеждения полностью чужды жизненному укладу сицилианских Семей. Она даже разделяет ваше презрительное отношение к ним. Настоящая семья для неё – это вы, ваш Корпус.
Конте с трудом удержался от горького вздоха.
– К сожалению, это ничего не меняет, синьорина. Совсем ничего. Для наших Ева всё равно остаётся внучатой племянницей дона Трапани. И будет оставаться ею всегда.
– А вы, стало быть, не собираетесь портить себе карьеру?
– Вот именно, – сухо ответил он. – Можете считать меня чёрствым и бездушным солдафоном, но без жены я смогу прожить, а без флота – нет.
– Нет, вы не чёрствый, – мягко произнесла Виктория. – И не бездушный. И уж тем более не солдафон. Просто вы одержимы своей работой.
Дальнейшему разговору помешал приход нескольких офицеров, которых адмирал также пригласил к себе на ужин. Среди них были начальник штаба эскадры, коммодор Валенти, и капитан Романо, шеф местного отделения Службы Безопасности. Когда Конте обменялся любезностями со всеми новоприбывшими гостями, Романо, улучив момент, отвёл его в сторону и спросил:
– Вы разговаривали недавно с адмиралом, коммодор?
– После представления в штабе, нет. А что случилось?
– Несколько часов назад, анализируя полученные от вас материалы, мы открыли кое-что любопытное, даже интригующее. Я сразу передал эту информацию адмиралу, а он приказал произвести повторную проверку, после чего доложить обо всём вам.
– Да, – сказал Конте, – я слушаю вас.
– Только не здесь, коммодор. Лучше пройдём в библиотеку, это рядом. Там нам никто не помешает.
Они так и сделали. Закрыв дверь и включив звукоизоляцию, капитан Романо подошёл к столу, где располагался компьютерный терминал, и вставил в считывающее устройство пластиковую карточку.
– Нам удалось идентифицировать фотоснимки и отпечатки пальцев трупа, найденного старшим лейтенантом Костелло, – сообщил он, однако в голосе его не слышалось удовлетворения проделанной работой; скорее он был озадачен.
Помимо тона, каким это было сказано, Конте также насторожила сама формулировка капитана – слишком сдержанная и обтекаемая. Обычно в таких случаях говорят «опознать труп» или «установить личность», а выражение «идентифицировать» оставляют для официальных документов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Как ни странно, Сантини куда больше заинтересовался случаем с помощницей посланника, чем обнаруженным Костелло трупом. Под конец разговора у Конте создалось впечатление, что адмирал был лично знаком с Келли Симпсон или, по крайней мере, кое-что знал о ней и ожидал её прибытия. Он был очень обеспокоен её исчезновением, хотя пытался это скрыть, и, похоже, нисколько не сомневался, что с ней произошли крупные неприятности.
«Чёрт возьми, кто же она? – думал Конте. – Или кем она была. Явно не киллером Маццарино. И вряд ли агентом иностранной разведки... А впрочем, кто знает. Возможно, дела обстоят ещё хуже, чем подозревает Ваккаро, и Сантини не просто заговорщик, а предатель, вступивший в сговор с врагами Протектората. Правда, Земля к таковым не относится, но мисс Симпсон вполне могла быть внедрённым в земной дипкорпус агентом Империи Зулу, Поднебесной, Православного Союза или Четвёртого Рейха. И вероятнее всего первое – ведь она негритянка...»
– Ну, ладно, – произнёс адмирал, подводя черту под их длительным разговором. – Командный состав эскадры уже собрался, пора идти на представление. К исполнению своих новых обязанностей вы приступите завтра. Сегодня отдохните, займитесь обустройством своей новой квартиры. Если она вам не понравится, можете заказать себе отдельный дом – его соберут и установят максимум за неделю. А вечером я приглашаю вас на ужин; отметим в узком кругу ваше назначение.
*
Наземная инфраструктура местной базы Корпуса состояла всего из одного военного городка, расположенного в полусотне километров от столицы Дамограна, Нью-Монреаля, вблизи единственного на планете космопорта, который использовался как в оборонных, так и в сугубо гражданских целях. Большинство штатных сотрудников базы проживали в специальном посёлке на берегу реки Оттавы, состоявшем из шести многоквартирных домов и нескольких десятков небольших особняков для семейных офицеров и специалистов.
Поскольку у Конте не было семьи, да и все особняки в посёлке были заняты, ему предоставили свободную трёхкомнатную квартиру в одном из домов. Своим новым жильём он остался полностью доволен и решил его не менять – всё равно в качестве командира эскадры он бо льшую часть времени будет проводить либо на орбитальной станции, либо на флагмане.
Раскладывая в квартире свои небогатые пожитки, Конте размышлял о сегодняшних событиях и вскоре пришёл к выводу, что адмирал Сантини не был с ним откровенным. А если называть вещи своими именами, то он попросту солгал, утверждая, что лишь утром узнал о его переводе на Дамогран. Такое важное решение, как передача командования эскадрой, не принимается впопыхах между завтраком и обедом, адмирал должен был тщательно обдумать его, взвесить все «за» и «против» – а на это потребовалось бы как минимум несколько дней. Следовательно, прибытие Конте не явилось для него сюрпризом, но информацию об этом он получил не по официальным каналам, а по своим личным, существование которых держал в строжайшем секрете. Подобная таинственность могла иметь только одно разумное объяснение – эти каналы он использовал для контактов, неподобающих адмиралу сицилианского флота.
Да и сам факт его назначения командиром эскадры очень настораживал Конте. Сантини, конечно, объяснил причины своего решения, и звучали они вполне убедительно. Но также это мог быть и ловкий, тонко рассчитанный ход со стороны адмирала: он догадывался (или даже знал!) об истинной причине его перевода на Дамогран и специально навязал ему эту ответственную должность, чтобы по горло завалить его работой и лишить возможности что-то вынюхивать.
«Хотя с другой стороны, – внезапно понял Конте, – адмирал Ваккаро ещё три месяца назад допускал возможность такого назначения. Да, верно – в том нашем разговоре он вскользь заметил, что я буду занимать значительное положение в руководстве базы. Вряд ли он имел в виду командование бригадой...»
Разобрав свои вещи, Конте пару часов отдохнул, затем принял душ, побрился, надел парадный мундир, накинул поверх него утеплённый китель (здесь уже начиналась зима) и отправился на званный ужин к адмиралу Сантини. К вечеру посёлок заметно ожил, и по пути к особняку начальника базы он познакомился ещё с дюжиной своих новых подчинённых; в основном это были совсем молодые офицеры, которые смотрели на него с нескрываемым восхищением.
За четыре с лишним года, прошедших со времени Сейшейского кризиса, Конте привык, что его считают героем, но так и не смог полностью вжиться в эту роль – то ли из-за привитой в детстве скромности, то ли по причине врождённой застенчивости, которую не искоренили даже годы армейской муштры. С одной стороны это было хорошо, так как не позволяло ему излишне зазнаваться и терять чувство реальности, а с другой – плохо, ибо порой он недооценивал степень своего влияния на окружающих. Так, например, во время тукуманского инцидента он не сразу решился арестовать контр-адмирала Эспинозу, сомневаясь в поддержке личного состава эскадры. Из-за его нерешительности было потеряно драгоценное время, и это стоило сотен человеческих жизней. Настоящий же герой, считал Конте, действовал бы без малейших колебаний...
Дверь в доме Сантини ему открыла Ева.
– Добрый вечер, коммодор, – как всегда сдержанно, с обычной для их отношений прохладцей, произнесла она. – Проходите, пожалуйста. Отчим сейчас занят, но к ужину освободится. Он беседует с посланником.
– С господином Тьерри? – на всякий случай уточнил Конте.
– Да, с Мишелем, – ответила Ева, вешая его китель в шкаф. – Он тоже приглашён на ужин.
«Так-так-так, – подумал Конте. – Очень интересно. Значит, и посланник в этом замешан. Вот уж не ожидал...»
– На самом деле, – между тем продолжала Ева, – у нас будет не ужин, а обед. Ужинают на Дамогране примерно в десять вечера, а спать ложатся после тринадцати. Вам придётся привыкать к длительности здешних суток.
Девушка провела его в гостиную, где сидела на диване Виктория с электронной книгой в руках. Увидев их, она отложила книгу, встала и ослепительно улыбнулась:
– Здравствуйте, коммодор. Сегодня с утра вы были так заняты, что я не успела поблагодарить вас. С удовольствием делаю это сейчас.
– Простите, синьорина? – не понял Конте. – За что?
– Ну, за то, что вы подвезли меня до Дамограна, – объяснила она, вновь устраиваясь на диване. – Это было очень мило с вашей стороны.
– Не стоит благодарности, – вежливо ответил он. – Вы уже сполна отблагодарили меня и весь экипаж одним своим присутствием на корабле. Это заметно скрасило наши серые будни.
Улыбка Виктории из приветливой сделалась чуточку лукавой:
– Держу пари, иногда вам казалось, что я их чересчур скрашиваю. Временами, особенно на первых порах, вы вообще жалели, что взяли меня на корабль.
– Ладно, – отозвалась Ева. – Вы тут развлекайте друг друга, а я побежала на кухню помогать маме. Скоро придут остальные гости, пора уже накрывать стол.
Конте провёл её долгим взглядом, пока она не скрылась за дверью, затем снова повернулся к Виктории.
– Вы поселились у Евы? – спросил он, усевшись в соседнее кресло.
– Да. Мы с вами по-прежнему будем часто видеться.
В её голосе явственно прозвучали кокетливые нотки, и Конте уже в который раз задумался о том магическом действии, которое оказывает на мужчин женская красота, особенно такая утончённая, как у Виктории. Как и все члены экипажа, он тоже не остался равнодушен к ней, и если бы она остановила свой выбор на нём, а не на Мишеле Тьерри, у него вряд ли хватило бы сил противостоять её чарам. И это при том, что он вовсе не был влюблён в неё, да и вообще не питал к ней каких-либо глубоких чувств. Она просто вызывала в нём желание – банальное и естественное желание, целиком и полностью продиктованное инстинктами.
«Всё-таки мы, мужчины, похотливые животные, – размышлял Конте. – Нам следует брать пример с женщин – с их требовательностью, с их разборчивостью, с их глубиной чувств. Если бы в этом отношении мы были похожи на них, мир был бы гораздо лучше... Хотя нет – тогда бы человеческий род прекратил своё существование. А если бы, не дай Бог, женщины реагировали на мужчин так же, как мы на них, то у человечества, всецело поглощённого сексом, не оставалось бы ни сил, ни времени, ни желания развивать цивилизацию...»
Виктория проницательно смотрела на него, словно читая все его мысли. Наконец она произнесла:
– Извините, что вторгаюсь в вашу личную жизнь, коммодор, но мне кажется, что в последнее время вы слишком озабочены.
– Чем?
– Мной. С некоторых пор вас неотступно преследует желание завалить меня в постель. Только не говорите, что я ошибаюсь.
Конте почувствовал, как на его лицо набегает краска. Справившись с секундным замешательством, он спросил:
– Вы считаете, что это плохо?
– Вовсе нет. Само по себе это нормально. У каждого взрослого гетеросексуального мужчины моя внешность вызывает вполне однозначную реакцию, и я давно к этому привыкла. Однако в вашем случае присутствует один момент, который мне очень не нравится.
– Какой же?
– Вы хотите меня назло Еве. Вроде как для того, чтобы отомстить ей за её холодность и безразличие. Вы смотрите на меня как на запасную утешительницу – а я не привыкла выступать в таком амплуа. Это сильно уязвляет моё самолюбие.
По своему обыкновению, Конте не стал сходу возражать, а сначала хорошенько обдумал слова Виктории. И честно вынужден был признать, что она не так уж далека от истины. А вернее – попала в самую точку.
– Я должен попросить у вас прощения, – сказал он. – Вы совершенно правы. Сам я не догадывался об этом, пока вы не открыли мне глаза.
Она кивнула:
– Порой наше подсознание выкидывает и не такие штучки. Например, вы искренне убеждены, что Ева недолюбливает вас, и наотрез отказываетесь замечать очевидное – а именно, что она только притворяется, притом очень неумело. Чтобы понять это, не нужно обладать какой-то особой проницательностью, достаточно быть лишь самую малость наблюдательным. Однако вы предпочитаете оставаться слепым.
Конте внимательно поглядел на неё:
– Зачем вы об этом говорите?
– Да затем, что Ева моя подруга, и мне надоело смотреть, как она мается. Ваше с ней поведение недостойно взрослых, здравомыслящих людей.
– А если так надо? – спросил он. – Если иначе нельзя? Между мной и Евой всё равно ничего быть не может – и вовсе не потому, что я старше её на пятнадцать лет. Есть причины и посерьёзнее.
– Да, знаю. Но, по-моему, всё это глупости. Ева только по крови принадлежит к Семье Трапани, а по воспитанию она одна из вас. Она выросла в офицерской среде, здесь сформировалась как личность; её взгляды, система ценностей, убеждения полностью чужды жизненному укладу сицилианских Семей. Она даже разделяет ваше презрительное отношение к ним. Настоящая семья для неё – это вы, ваш Корпус.
Конте с трудом удержался от горького вздоха.
– К сожалению, это ничего не меняет, синьорина. Совсем ничего. Для наших Ева всё равно остаётся внучатой племянницей дона Трапани. И будет оставаться ею всегда.
– А вы, стало быть, не собираетесь портить себе карьеру?
– Вот именно, – сухо ответил он. – Можете считать меня чёрствым и бездушным солдафоном, но без жены я смогу прожить, а без флота – нет.
– Нет, вы не чёрствый, – мягко произнесла Виктория. – И не бездушный. И уж тем более не солдафон. Просто вы одержимы своей работой.
Дальнейшему разговору помешал приход нескольких офицеров, которых адмирал также пригласил к себе на ужин. Среди них были начальник штаба эскадры, коммодор Валенти, и капитан Романо, шеф местного отделения Службы Безопасности. Когда Конте обменялся любезностями со всеми новоприбывшими гостями, Романо, улучив момент, отвёл его в сторону и спросил:
– Вы разговаривали недавно с адмиралом, коммодор?
– После представления в штабе, нет. А что случилось?
– Несколько часов назад, анализируя полученные от вас материалы, мы открыли кое-что любопытное, даже интригующее. Я сразу передал эту информацию адмиралу, а он приказал произвести повторную проверку, после чего доложить обо всём вам.
– Да, – сказал Конте, – я слушаю вас.
– Только не здесь, коммодор. Лучше пройдём в библиотеку, это рядом. Там нам никто не помешает.
Они так и сделали. Закрыв дверь и включив звукоизоляцию, капитан Романо подошёл к столу, где располагался компьютерный терминал, и вставил в считывающее устройство пластиковую карточку.
– Нам удалось идентифицировать фотоснимки и отпечатки пальцев трупа, найденного старшим лейтенантом Костелло, – сообщил он, однако в голосе его не слышалось удовлетворения проделанной работой; скорее он был озадачен.
Помимо тона, каким это было сказано, Конте также насторожила сама формулировка капитана – слишком сдержанная и обтекаемая. Обычно в таких случаях говорят «опознать труп» или «установить личность», а выражение «идентифицировать» оставляют для официальных документов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57