И тут вдруг меня осенило.
— Послушайте-ка, — говорю, — так ведь дилижанс не должен был проезжать ущельем раньше заката!
— Все верно, — говорит он, — но почему-то изменили расписание.
— А, будь оно… — не выдержал я. — У меня седельные сумки лопаются от золота, и я рассчитывал на этот дилижанс. А теперь выходит, придется везти его обратно в Тетон? Ну да ладно, отправлю с утренним дилижансом. Преподобный Рембрандт, я — Брекенридж Элкинс с Медвежьей Речки. Я приехал, чтобы встретить вас и проводить в Тетон Галч, где вы сможете повязать свою племянницу и Блинка Уилтшоу узами священного брака. Поторопимся. Садитесь впереди меня.
— Но как же… я ведь должен дождаться моих друзей-ковбоев, — елейным голосом возразил он. — Да вон они едут! — и он ткнул пальцем на восток. Я посмотрел в указанном направлении и увидел приближающуюся группу всадников человек в пятнадцать. За одним из них бежала в поводу лошадь без седла.
— О-о, мои добрые друзья! — просиял преподобный Рембрандт. — Они все-таки достали мне лошадь, как обещали!
Тут он вытащил из кустов седло и говорит:
— Вы не поможете мне приладить седло? А я с большим удовольствием подержу пока ваше ружье.
Но только протянул ему винчестер, как пуля взбила фонтанчик пыли под копытом Капитана. Я круто обернулся. Из лесной чащи на опушку, за сотню ярдов к югу, выехал человек с винчестером у плеча. Я сразу узнал его. Не будь у поселенцев с Медвежьей Речки ястребиных глаз, мужчина среди нас уже давно повывелись бы. Это был Джейк Роумэн!
Наши винчестеры выстрелили одновременно. Его пуля прожужжала у моего уха, а моя вышибла его из седла.
— Ковбои — держи карман! Это ж бандиты Гаррисона! Не бойтесь, преподобный, я спасу вас!
Я подхватил его одной рукой, всадил шпоры в бока Капитана Кидд, и тот рванул так, словно ему под хвост плеснули кипятка. Бандиты с дикими воплями кинулись в погоню. Вообще-то я не имею привычки удирать, но тогда очень уж переволновался за преподобного Рембрандта: ведь если дело дойдет до ближнего боя, и — не дай Бог! — Его преподобие нашпигуют свинцом, то Блинк не сможет завтра жениться на его племяннице, чего доброго, плюнет на свою затею и улизнет в Бизоний Хвост обхаживать Долли Риксби.
Я правил к каньону, чтобы занять оборону в лощине, а бандиты готовы были запалить лошадей, но доскакать до поворота тропы раньше меня и отрезать нас от каньона. Капитан Кидд под двойной ношей до того прогнулся, что брюхом почти стлался по земле. Перекинутому через седло преподобному Рембрандту тоже приходилось несладко: руки и ноги его болтались в воздухе а один раз, когда он особенно лихо подпрыгнул и ткнулся животом в седельную луку, я услышал такое, чего никак не ожидал услышать от служителя Господа. Затрещали выстрелы, засвистели пули, и его преподобие, задрав голову, пронзительно завопил:
— Прекратите эту… пальбу, вы!.. Вы ж меня пристрелите!!!
Я подумал, что с его стороны было довольно эгоистично не упомянуть о своем спасителе, но все равно заметил:
— Ваше преподобие, этих скунсов увещевать мало толку — у них нет почтения даже к сану священника.
Но, как ни странно, стрельба прекратилась — вот что значит слово Божие! — хотя вопли и крепость ругательств усилились. К этому времени уже стало ясно, что негодяям все-таки удалось отрезать нас от переправы, поэтому я свернул на старую индийскую тропу и погнал Капитана Кидда прямо к краю каньона, пытаясь выжать из него все, что только можно. Кусты цеплялись за стремена, хлестали по лицу преподобного Рембрандта и по моим ногам. Бандиты что-то закричали и стали сдерживать коней, но Капитан с каждым прыжком наращивал скорость, и впереди уже замаячил край пропасти.
— Придержи коня, вислоухий шакал! Оборвемся! — заорал преподобный.
— Расслабьтесь, Ваше преподобие, — попытался я его приободрить. — Сейчас по мостику поскачем.
— Боже! Прими мою грешную душу! — услышал я прерывистый всхлип, и, вцепившись в стремя обеими руками, он закрыл глаза.
Капитан ступил на бревно, и, казалось, воздух разорвали трубы Судного дня!
Я сильно сомневаюсь, чтобы на свете нашелся другой такой конь, который, смог бы под двойной ношей проскакать по одному единственному бревну, перекинутому над бездной глубиной, в сто пятьдесят футов. Но Капитану Кидду на все было глубоко наплевать, за исключением меня, конечно. Он даже не сбавил скорость, а помчался по бревну, как по укатанной, дороге. Из-под копыт брызнули кора и щепки. Оступись, конь хоть на дюйм, нам всем была бы крышка. Но он не оступился, и не успели мы перевести дыхание, как очутились на той стороне каньона.
— Можно открыть глаза, преподобный Рембрандт, — мягко сказал я, но ничего не услышал в ответ — Его преподобие висел в обмороке. Я слегка потряс его, чтобы пробудить от спячки. На щеках выступил румянец, глаза приоткрылись, и тут же с диким воплем он вцепился мне в ногу! Должно быть он думал, что мы все еще мчимся по бревну. Я попытался разжать его пальцы, но тут Капитан, улучив момент, выбрал дуб с низко нависшим суком и решил, что не худо бы под ним проехаться, да порезвей — одна из излюбленных его шуточек. Как видите, с чувством юмора у моего коня все в порядке.
Я глянул вверх как раз вовремя, чтобы заметить приближающуюся опасность, но слишком поздно, чтобы избежать ее. Толщиной ветка была с оглоблю и врезалась мне прямо в грудь. Раздался треск — лопнули подпруги. Обе враз.
Капитан Кидд вылетел из-под седла, а прочее — я, преподобный Рембрандт и седло общей кучей шлепнулось на землю. Я сразу вскочил на ноги, но преподобный Рембрандт остался лежать, и до меня донеслось только «Ва-ва-ва…», словно остатки виски по капле вытекали из пустого кувшина. И тут я увидел, что проклятые бандиты слезают с лошадей и с винчестерами в руках один за другим лезут на пешеходный мостик.
Я не стал убивать время на то, чтобы перещелкивать их по одному, а сразу кинулся к бревну. Эти идиоты схватились за ружья, но их положение было слишком шатким, прицелиться толком они не могли, и их стрельба производила самое жалкое впечатление: я получил лишь пулю в ногу да несколько царапин — сущие пустяки.
Я присел на корточки, обхватил конец ствола и привстал с ним. Негодяи дико завопили и кеглями повалились на ствол. Они выронили винчестеры и всеми своими руками что было сил вцепились в дерево. Я встряхнул бревно пару раз, и некоторые попадали, как с веток падают гнилые яблоки. Потом подтащил край моста к обрыву и спихнул вниз. Огромное бревно с грохотом обрушилось в каньон, а десяток людей, все еще отчаянно цеплявшихся за него, оглашали в полете окрестности леденящим кровь воем.
Подняв водяной столб, бревно скрылось из виду. Последнее, что я видел, — это барахтающийся клубок из рук, голов и ног, все дальше относимый стремительным течением.
Тут я вспомнил о преподобном Рембрандте и помчался к месту нашего падения. Но он уже очухался и мог стоять на ногах. Его лицо было бледнее полотна, глаза широко раскрыты, ноги в коленках дрожали, но, ухватившись за седельные сумки, Его преподобие из последних силенок пытался оттащить их в густые заросли, бормоча под нос что-то невразумительное. Должно быть, от потрясения у преподобного бедолаги крыша поехала.
— Все в порядке, преподобный, — успокоил я его. — Как говорят французы, бандиты отправились купаться. Золото Блинка спасено.
— А-а! — говорит на это преподобный Рембрандт и вытаскивает из-под сутаны два длинноствольных кольта, так что не сгреби я его в охапку, он непременно открыл бы пальбу. Я осторожно покатал его по земле, а после говорю:
— Придите в себя, преподобный! Я не бандит. Я Брекенридж Элкинс, ваш друг, помните?
А он в ответ прорычал, что сожрет мое сердце даже без перца и соли, сомкнул челюсти на моем правом ухе и принялся его отгрызать, в то же время пальцами подбираясь к глазам и пребольно лягаясь ногами. Я понял, что от страха Его преподобие совсем тронулся, а тут еще это падение, и с сожалением так ему говорю:
— Послушайте, преподобный, мне будет больно это сделать, я понимаю, это гораздо хуже, чем неприятности с ногой или даже с ухом, но мы больше не можем транжирить время по мелочам — Блинк весь горит желанием обвенчаться. — И со вздохом сожаления опустил ему на голову рукоять своего шестизарядного. Он упал, несколько раз дернулся и затих.
— Бедный преподобный Рембрандт, — я снова грустно вздохнул. — Надеюсь все-таки удар не перетряхнул ваши мозги набекрень, и вы не забыли обряда бракосочетания.
Чтобы избежать возни на случай, если он вновь очнется, я связал руки и ноги проповедника кусками лассо, а заодно осмотрел его арсенал, который никак не сочетался с внешним обликом Его преподобия. Судите сами: оба кольта со взведенными курками и зарубками на каждой рукоятке — на одном три, а на другом четыре, кривой нож, спрятанный за голенищем, да вдобавок колода крапленых карт и пара хитрые кубиков со свинцовой начинкой для игры в кости.
Но его привычки меня не касались.
Только покончил с осмотром, как глядь — явился Капитан Кидд. Ему, видно, не терпелось узнать, расшибся я насмерть или, только покалечился на всю жизнь. Чтобы показать, что мне также не чуждо чувство юмора, я хорошенько пнул его в брюхо, а когда он разогнулся и снова задышал, накинул на спину седло. Я связал подпруги остатками лассо, перекинул преподобного Рембрандта через седло, устроился сам, и мы отправились в Тетон Галч.
Где-то через час преподобный Рембрандт очухался и тихим таким голосом меня спрашивает:
— Кто-нибудь уцелел после торнадо?
— Все в порядке Ваше преподобие, — говорю ему. — Мы едем в Тетон Галч.
— Что-то припоминаю, — пробормотал он. — Ну да! Джейк Роумэн, сто чертей ему в пасть! Я думал, дело верное, но, кажется, просчитался. Думал, придется иметь дело с обычным человеком, а мне подсунули дьявола! Отпусти меня! Я дам тебе тысячу долларов!
— Пожалуйста, преподобный, успокойтесь, — ясно было, что он по прежнему заговаривается. — Еще немного, и прибудем: в Тетон.
— Но не хочу в Тетон! — завопил он.
— А вот и хотите, — возразил я. — Вы ж собирались связать мертвым узлом Блинка Уилтшоу со своею племянницей.
— Да пусть они катятся ко всем чертям, твой Блинк Уилтшоу вместе с племянницей!
— Вам, служителю церкви, должно быть стыдно за такие слова, — мягко пожурил я его. Будь на моем месте пуританин, у того бы от таких заявочек волосы встали дыбом. Мне стало до того тошно, что я замолчал. Ведь только-только собирался его развязать, чтобы сделать путешествие по возможности приятным, но подумал, что раз он все еще не в себе, то, пожалуй, пока рановато. Поэтому я не стал отвечать на ругань, которая становилась все изощреннее по мере того, как мы приближались к цели. В жизни не видал более странного преподобия!
Для меня было истинным облегчением вновь увидеть очертания Галча. Уже наступила ночь, когда по лощине между холмов мы спустились к поселку. В салунах и танцевальных холлах вовсю гудело веселье. Я въехал на задний двор салуна «Желтая собака», спешился, потом вынул из седла преподобного Рембрандта и поставил на ноги. Он наклонился к моему уху и отчаянно зашипел:
— В последний раз говорю — прислушайся к голосу разума! У меня в горном тайнике спрятано пятьдесят тысяч долларов. Я отдам тебе все до последнего цента, только развяжи меня!
— Мне не нужны деньги, — ответил я. — Все, чего я хочу, — это чтобы вы поскорее обвенчали свою племянницу и Блинка Уилтшоу. Тогда развяжу.
— Хорошо! — говорит. — Отлично! Но не могу же я их венчать, связанный по рукам и ногам. Развяжи веревки.
Это звучало убедительно. Но только я вознамерился исполнить его просьбу, как на двор с фонарем, в руке вышел бармен. Он осветил наши лица, и фонарь в его руке дрогнул.
— Какого дьявола ты притащил с собой, Элкинс? — спрашивает он, а у самого голос слегка запинается.
— Послушаешь его, так ни за что не догадаешься, — ответил я. — Это Его преподобие Рембрандт Броктон.
— Ты что, совсем спятил? — опять спрашивает бармен. — Это ж Гремучий Гаррисон!
— Все, сдаюсь, — говорит мой пленник. — Точно, я — Гаррисон. Плевать на все, только уберите от меня подальше этого ненормального.
У меня отвисла челюсть, и какое-то время я стоял столбом, ничего не соображая. Потом вдруг очнулся, да как заору:
— Что-о-о? Ты — Гаррисон?! Так вот оно что! Теперь мне все ясно! Значит, Джейк Роумэн подслушал наш разговор с Блинком Уилтшоу, предупредил банду, и вы подстроили все это, чтобы надуть меня и завладеть золотом Блинка? Так вот почему ты предложил подержать мой винчестер, пока я буду седлать тебе лошадь!
— Смотрите-ка, какой сообразительный! — недобро усмехнулся Гремучий Гаррисон. — Нам следовало бы застрелить тебя из засады, как я и предлагал, но идиоту Джейку непременно надо было захватить тебя живьем и замучить до смерти — так он хотел отомстить за оскорбление, нанесенное твоим конем. Должно быть, у дурня в последнюю минуту сдали нервы, и он решил покончить с тобой разом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Послушайте-ка, — говорю, — так ведь дилижанс не должен был проезжать ущельем раньше заката!
— Все верно, — говорит он, — но почему-то изменили расписание.
— А, будь оно… — не выдержал я. — У меня седельные сумки лопаются от золота, и я рассчитывал на этот дилижанс. А теперь выходит, придется везти его обратно в Тетон? Ну да ладно, отправлю с утренним дилижансом. Преподобный Рембрандт, я — Брекенридж Элкинс с Медвежьей Речки. Я приехал, чтобы встретить вас и проводить в Тетон Галч, где вы сможете повязать свою племянницу и Блинка Уилтшоу узами священного брака. Поторопимся. Садитесь впереди меня.
— Но как же… я ведь должен дождаться моих друзей-ковбоев, — елейным голосом возразил он. — Да вон они едут! — и он ткнул пальцем на восток. Я посмотрел в указанном направлении и увидел приближающуюся группу всадников человек в пятнадцать. За одним из них бежала в поводу лошадь без седла.
— О-о, мои добрые друзья! — просиял преподобный Рембрандт. — Они все-таки достали мне лошадь, как обещали!
Тут он вытащил из кустов седло и говорит:
— Вы не поможете мне приладить седло? А я с большим удовольствием подержу пока ваше ружье.
Но только протянул ему винчестер, как пуля взбила фонтанчик пыли под копытом Капитана. Я круто обернулся. Из лесной чащи на опушку, за сотню ярдов к югу, выехал человек с винчестером у плеча. Я сразу узнал его. Не будь у поселенцев с Медвежьей Речки ястребиных глаз, мужчина среди нас уже давно повывелись бы. Это был Джейк Роумэн!
Наши винчестеры выстрелили одновременно. Его пуля прожужжала у моего уха, а моя вышибла его из седла.
— Ковбои — держи карман! Это ж бандиты Гаррисона! Не бойтесь, преподобный, я спасу вас!
Я подхватил его одной рукой, всадил шпоры в бока Капитана Кидд, и тот рванул так, словно ему под хвост плеснули кипятка. Бандиты с дикими воплями кинулись в погоню. Вообще-то я не имею привычки удирать, но тогда очень уж переволновался за преподобного Рембрандта: ведь если дело дойдет до ближнего боя, и — не дай Бог! — Его преподобие нашпигуют свинцом, то Блинк не сможет завтра жениться на его племяннице, чего доброго, плюнет на свою затею и улизнет в Бизоний Хвост обхаживать Долли Риксби.
Я правил к каньону, чтобы занять оборону в лощине, а бандиты готовы были запалить лошадей, но доскакать до поворота тропы раньше меня и отрезать нас от каньона. Капитан Кидд под двойной ношей до того прогнулся, что брюхом почти стлался по земле. Перекинутому через седло преподобному Рембрандту тоже приходилось несладко: руки и ноги его болтались в воздухе а один раз, когда он особенно лихо подпрыгнул и ткнулся животом в седельную луку, я услышал такое, чего никак не ожидал услышать от служителя Господа. Затрещали выстрелы, засвистели пули, и его преподобие, задрав голову, пронзительно завопил:
— Прекратите эту… пальбу, вы!.. Вы ж меня пристрелите!!!
Я подумал, что с его стороны было довольно эгоистично не упомянуть о своем спасителе, но все равно заметил:
— Ваше преподобие, этих скунсов увещевать мало толку — у них нет почтения даже к сану священника.
Но, как ни странно, стрельба прекратилась — вот что значит слово Божие! — хотя вопли и крепость ругательств усилились. К этому времени уже стало ясно, что негодяям все-таки удалось отрезать нас от переправы, поэтому я свернул на старую индийскую тропу и погнал Капитана Кидда прямо к краю каньона, пытаясь выжать из него все, что только можно. Кусты цеплялись за стремена, хлестали по лицу преподобного Рембрандта и по моим ногам. Бандиты что-то закричали и стали сдерживать коней, но Капитан с каждым прыжком наращивал скорость, и впереди уже замаячил край пропасти.
— Придержи коня, вислоухий шакал! Оборвемся! — заорал преподобный.
— Расслабьтесь, Ваше преподобие, — попытался я его приободрить. — Сейчас по мостику поскачем.
— Боже! Прими мою грешную душу! — услышал я прерывистый всхлип, и, вцепившись в стремя обеими руками, он закрыл глаза.
Капитан ступил на бревно, и, казалось, воздух разорвали трубы Судного дня!
Я сильно сомневаюсь, чтобы на свете нашелся другой такой конь, который, смог бы под двойной ношей проскакать по одному единственному бревну, перекинутому над бездной глубиной, в сто пятьдесят футов. Но Капитану Кидду на все было глубоко наплевать, за исключением меня, конечно. Он даже не сбавил скорость, а помчался по бревну, как по укатанной, дороге. Из-под копыт брызнули кора и щепки. Оступись, конь хоть на дюйм, нам всем была бы крышка. Но он не оступился, и не успели мы перевести дыхание, как очутились на той стороне каньона.
— Можно открыть глаза, преподобный Рембрандт, — мягко сказал я, но ничего не услышал в ответ — Его преподобие висел в обмороке. Я слегка потряс его, чтобы пробудить от спячки. На щеках выступил румянец, глаза приоткрылись, и тут же с диким воплем он вцепился мне в ногу! Должно быть он думал, что мы все еще мчимся по бревну. Я попытался разжать его пальцы, но тут Капитан, улучив момент, выбрал дуб с низко нависшим суком и решил, что не худо бы под ним проехаться, да порезвей — одна из излюбленных его шуточек. Как видите, с чувством юмора у моего коня все в порядке.
Я глянул вверх как раз вовремя, чтобы заметить приближающуюся опасность, но слишком поздно, чтобы избежать ее. Толщиной ветка была с оглоблю и врезалась мне прямо в грудь. Раздался треск — лопнули подпруги. Обе враз.
Капитан Кидд вылетел из-под седла, а прочее — я, преподобный Рембрандт и седло общей кучей шлепнулось на землю. Я сразу вскочил на ноги, но преподобный Рембрандт остался лежать, и до меня донеслось только «Ва-ва-ва…», словно остатки виски по капле вытекали из пустого кувшина. И тут я увидел, что проклятые бандиты слезают с лошадей и с винчестерами в руках один за другим лезут на пешеходный мостик.
Я не стал убивать время на то, чтобы перещелкивать их по одному, а сразу кинулся к бревну. Эти идиоты схватились за ружья, но их положение было слишком шатким, прицелиться толком они не могли, и их стрельба производила самое жалкое впечатление: я получил лишь пулю в ногу да несколько царапин — сущие пустяки.
Я присел на корточки, обхватил конец ствола и привстал с ним. Негодяи дико завопили и кеглями повалились на ствол. Они выронили винчестеры и всеми своими руками что было сил вцепились в дерево. Я встряхнул бревно пару раз, и некоторые попадали, как с веток падают гнилые яблоки. Потом подтащил край моста к обрыву и спихнул вниз. Огромное бревно с грохотом обрушилось в каньон, а десяток людей, все еще отчаянно цеплявшихся за него, оглашали в полете окрестности леденящим кровь воем.
Подняв водяной столб, бревно скрылось из виду. Последнее, что я видел, — это барахтающийся клубок из рук, голов и ног, все дальше относимый стремительным течением.
Тут я вспомнил о преподобном Рембрандте и помчался к месту нашего падения. Но он уже очухался и мог стоять на ногах. Его лицо было бледнее полотна, глаза широко раскрыты, ноги в коленках дрожали, но, ухватившись за седельные сумки, Его преподобие из последних силенок пытался оттащить их в густые заросли, бормоча под нос что-то невразумительное. Должно быть, от потрясения у преподобного бедолаги крыша поехала.
— Все в порядке, преподобный, — успокоил я его. — Как говорят французы, бандиты отправились купаться. Золото Блинка спасено.
— А-а! — говорит на это преподобный Рембрандт и вытаскивает из-под сутаны два длинноствольных кольта, так что не сгреби я его в охапку, он непременно открыл бы пальбу. Я осторожно покатал его по земле, а после говорю:
— Придите в себя, преподобный! Я не бандит. Я Брекенридж Элкинс, ваш друг, помните?
А он в ответ прорычал, что сожрет мое сердце даже без перца и соли, сомкнул челюсти на моем правом ухе и принялся его отгрызать, в то же время пальцами подбираясь к глазам и пребольно лягаясь ногами. Я понял, что от страха Его преподобие совсем тронулся, а тут еще это падение, и с сожалением так ему говорю:
— Послушайте, преподобный, мне будет больно это сделать, я понимаю, это гораздо хуже, чем неприятности с ногой или даже с ухом, но мы больше не можем транжирить время по мелочам — Блинк весь горит желанием обвенчаться. — И со вздохом сожаления опустил ему на голову рукоять своего шестизарядного. Он упал, несколько раз дернулся и затих.
— Бедный преподобный Рембрандт, — я снова грустно вздохнул. — Надеюсь все-таки удар не перетряхнул ваши мозги набекрень, и вы не забыли обряда бракосочетания.
Чтобы избежать возни на случай, если он вновь очнется, я связал руки и ноги проповедника кусками лассо, а заодно осмотрел его арсенал, который никак не сочетался с внешним обликом Его преподобия. Судите сами: оба кольта со взведенными курками и зарубками на каждой рукоятке — на одном три, а на другом четыре, кривой нож, спрятанный за голенищем, да вдобавок колода крапленых карт и пара хитрые кубиков со свинцовой начинкой для игры в кости.
Но его привычки меня не касались.
Только покончил с осмотром, как глядь — явился Капитан Кидд. Ему, видно, не терпелось узнать, расшибся я насмерть или, только покалечился на всю жизнь. Чтобы показать, что мне также не чуждо чувство юмора, я хорошенько пнул его в брюхо, а когда он разогнулся и снова задышал, накинул на спину седло. Я связал подпруги остатками лассо, перекинул преподобного Рембрандта через седло, устроился сам, и мы отправились в Тетон Галч.
Где-то через час преподобный Рембрандт очухался и тихим таким голосом меня спрашивает:
— Кто-нибудь уцелел после торнадо?
— Все в порядке Ваше преподобие, — говорю ему. — Мы едем в Тетон Галч.
— Что-то припоминаю, — пробормотал он. — Ну да! Джейк Роумэн, сто чертей ему в пасть! Я думал, дело верное, но, кажется, просчитался. Думал, придется иметь дело с обычным человеком, а мне подсунули дьявола! Отпусти меня! Я дам тебе тысячу долларов!
— Пожалуйста, преподобный, успокойтесь, — ясно было, что он по прежнему заговаривается. — Еще немного, и прибудем: в Тетон.
— Но не хочу в Тетон! — завопил он.
— А вот и хотите, — возразил я. — Вы ж собирались связать мертвым узлом Блинка Уилтшоу со своею племянницей.
— Да пусть они катятся ко всем чертям, твой Блинк Уилтшоу вместе с племянницей!
— Вам, служителю церкви, должно быть стыдно за такие слова, — мягко пожурил я его. Будь на моем месте пуританин, у того бы от таких заявочек волосы встали дыбом. Мне стало до того тошно, что я замолчал. Ведь только-только собирался его развязать, чтобы сделать путешествие по возможности приятным, но подумал, что раз он все еще не в себе, то, пожалуй, пока рановато. Поэтому я не стал отвечать на ругань, которая становилась все изощреннее по мере того, как мы приближались к цели. В жизни не видал более странного преподобия!
Для меня было истинным облегчением вновь увидеть очертания Галча. Уже наступила ночь, когда по лощине между холмов мы спустились к поселку. В салунах и танцевальных холлах вовсю гудело веселье. Я въехал на задний двор салуна «Желтая собака», спешился, потом вынул из седла преподобного Рембрандта и поставил на ноги. Он наклонился к моему уху и отчаянно зашипел:
— В последний раз говорю — прислушайся к голосу разума! У меня в горном тайнике спрятано пятьдесят тысяч долларов. Я отдам тебе все до последнего цента, только развяжи меня!
— Мне не нужны деньги, — ответил я. — Все, чего я хочу, — это чтобы вы поскорее обвенчали свою племянницу и Блинка Уилтшоу. Тогда развяжу.
— Хорошо! — говорит. — Отлично! Но не могу же я их венчать, связанный по рукам и ногам. Развяжи веревки.
Это звучало убедительно. Но только я вознамерился исполнить его просьбу, как на двор с фонарем, в руке вышел бармен. Он осветил наши лица, и фонарь в его руке дрогнул.
— Какого дьявола ты притащил с собой, Элкинс? — спрашивает он, а у самого голос слегка запинается.
— Послушаешь его, так ни за что не догадаешься, — ответил я. — Это Его преподобие Рембрандт Броктон.
— Ты что, совсем спятил? — опять спрашивает бармен. — Это ж Гремучий Гаррисон!
— Все, сдаюсь, — говорит мой пленник. — Точно, я — Гаррисон. Плевать на все, только уберите от меня подальше этого ненормального.
У меня отвисла челюсть, и какое-то время я стоял столбом, ничего не соображая. Потом вдруг очнулся, да как заору:
— Что-о-о? Ты — Гаррисон?! Так вот оно что! Теперь мне все ясно! Значит, Джейк Роумэн подслушал наш разговор с Блинком Уилтшоу, предупредил банду, и вы подстроили все это, чтобы надуть меня и завладеть золотом Блинка? Так вот почему ты предложил подержать мой винчестер, пока я буду седлать тебе лошадь!
— Смотрите-ка, какой сообразительный! — недобро усмехнулся Гремучий Гаррисон. — Нам следовало бы застрелить тебя из засады, как я и предлагал, но идиоту Джейку непременно надо было захватить тебя живьем и замучить до смерти — так он хотел отомстить за оскорбление, нанесенное твоим конем. Должно быть, у дурня в последнюю минуту сдали нервы, и он решил покончить с тобой разом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41