Найдешь, в общем.
– Сначала ванная и передых: надо держаться приоритетов. – Йен уже расстегивал рубашку.
Торри улыбался, закрывая дверь, идя по холлу и спускаясь на первый этаж. Уж будьте уверены: Йен даже на каникулах не забудет о приоритетах.
Торри снова поднялся по лестнице, доставив наверх собственный рюкзак и маленький чемоданчик Мэгги. Рюкзак он оставил у дверей своей комнаты. Поставив чемоданчик на пол возле старого стола с откидной крышкой, он негромко сказал:
– Тебе здесь будет удобно. Это одна из моих любимых комнат.
Торри и в самом деле любил гостевую. В детстве, когда в комнате Торри воцарялся хаос, он часто приходил сюда поваляться с книжкой на широкой постели – покуда отец, не застав сына за этим занятием, не отсылал его убираться у себя или, точнее говоря, не запрещал сыну возвращаться в гостевую, пока его собственная комната не будет приведена в порядок. Отец запирал гостевую на ключ, не зная, что дядя Осия уже показал Торри потайную дверь за комодом: она вела из комнаты Торри в стенной шкаф комнаты для гостей. Чтобы открыть эту дверь, Торри стоило всего лишь взять со своего комода изогнутый кусок проволоки, засунуть его в еле заметную щель, которая даже при тщательном рассмотрении выглядела как небольшой зазор между панелями обшивки, затем, отодвинув комод и открыв дверь, пройти в соседнюю комнату и закончить книгу – и только потом приниматься за уборку.
– Очень мило, – сказала Мэгги, привалившись к двери и улыбаясь лишь самую малость слишком широко. – А ты и не говорил, что твоя мать – просто вылитая модель с обложки «Плейбоя». Это я про очки и пучок. Она забрала волосы в пучок, чтобы я приняла ее за ничем не примечательную женщину?
Торри принужденно улыбнулся.
– Она биржевой инвестор.
Мэгги коснулась кончиком языка уголка губ.
– У моего отца есть знакомый брокер: лысый человечек с большим пузом и плохим пищеварением.
Торри покачал головой.
– Нет, мать не брокер. Брокеры продают и покупают акции, которые принадлежат другим людям, причем стараются, чтобы пакеты ценных бумаг переходили от одного к другому как можно быстрее. А мама – инвестор: она выбирает, в какие акции вложить свои собственные деньги. Ну, свои и отца.
– И она зарабатывает деньги или вы живете на доход с фермы?
Торри наклонил голову.
– Если хочешь ознакомиться с налоговыми отчетами нашей семьи, они, я полагаю, у матери в кабинете.
Лучше уклончивый ответ, чем прямое «да». Или чем объяснение, что вся их земля, за исключением пяти акров сада, сдана в аренду Норстедам. Это все частные семейные дела, хотя и не тайна. А вот происхождение странных золотых монет – истинного источника благосостояния Торсенов, это уже тайна, над которой Торри немало думал. Но он обо всем узнает, когда настанет пора. Так говорит мать, так говорит отец, так говорит дядя Осия, и Торри верит им.
А тем временем…
Торри обнял Мэгги за талию и потянул вверх край свитера. Девушка откинула голову, и он поцеловал ее, сначала нежно, а потом страстно: ее теплый и влажный язык таял в его рту. Приподняв край свитера, рука Торри скользнула в низкий вырез майки, а затем ниже, под лифчик. Торри почувствовал, как напрягается под его ладонью высокая грудь. Пальцы Мэгги играли с пряжкой его пояса, потом она легонько оттолкнула молодого человека.
– Торри! Твоя мать в соседней комнате, и дядя с отцом вот-вот вернутся!
Рука Торри осталась лежать на груди Мэгги.
– Мать ничего не слышит, пока работает, а раз отец с Осией еще не вернулись, они появятся теперь только ближе к вечеру. Ты бы поверила мне, если бы попробовала жареных цыплят Сэнди Хансен или хотя бы посмотрела, как она выкладывает их на тарелку, так что кончай отбрыкиваться. Да и потом, если мать что и услышит, она просто не станет слушать.
Прижав девушку к двери, Торри целовал ее ушко и шею. От Мэгги пахло мылом «Айвори», лимоном и розами и лишь чуть-чуть – потом.
Торри зацепил пальцем пояс ее леггинсов.
– Я хороший мальчик, и если скажешь «нет», я остановлюсь. Только скажи.
– Похоже, мысль заняться сексом, пока твоя мать сидит в соседней комнате, заводит тебя до такой степени, что мой отец, психолог-клиницист, наверняка увидел бы в этом нечто не особенно здоровое, – сказала Мэгги, словно не расслышав слов Торри.
– Это не отказ…
Мэгги залезла в задний карман его джинсов.
– Ой, я вижу, нам не придется больше идти на охоту за презервативами.
– Когда-то я был бойскаутом…
Мэгги улыбнулась, расстегивая пряжку на поясе Торри.
– Ну, тогда разорвешь упаковку зубами.
– Договорились, – согласился Торри. Что было гораздо более вежливым ответом, чем «в постели посмотрим».
Глава 2
Ториан и Осия
Одетый в эластичный бандаж, хлопчатобумажные шорты и линялую желтую футболку с надписью «Дартмут» (выигранную на пари), чувствуя волосатыми ляжками прохладный спортивный мат, Йен Сильверстейн сложился почти вдвое, растягивая подколенные сухожилия, пока они не начали потрескивать.
Разогрев – вот верный путь к тому, чтобы занятия спортом тебе не повредили. Несмотря на репутацию фехтования – как правило, среди людей, которые сталкивались с ним, просиживая задницу у телевизора и глядя, как Бэзил Рэтбоун поддается Эрролу Флинну (Рэтбоун был фехтовальщик олимпийского класса; а Флинн даже трезвый не мог прикрыть свою нижнюю линию, хотя бы от этого зависела его жизнь), – фехтование было не опаснее шашек и гораздо менее травмоопасно, чем бейсбол или баскетбол. Бейсболист может словить мяч; баскетболист может налететь на другого игрока или повредить лодыжку. Да что там, пловец имеет шанс врезаться в стенку бассейна, и любой идиот, который выходит на футбольное поле, заслуживает всего, что ему полагается за дурость.
А если ты можешь рассчитывать только на себя самого, приходится четко определять приоритеты. Реальная опасность, угрожающая фехтовальщику, – это повреждение мышцы или сухожилия, следствие работы без разминки и разогрева. Страховки Йена Сильверстейна хватило бы только на лазарет колледжа, и он не мог позволить себе потратить неделю, оправляясь от легкой травмы, или полгода – от серьезной.
Йен не думал, что Торри лгал насчет подвальной salle d'armes , но он был приятно удивлен, обнаружив, что Торри даже не преувеличивал, пол в подвале был не цементный, как обычно, а деревянный, освещалось помещение встроенными в потолок лампами дневного света. Оборудовано подполье также было на славу: фехтовальная дорожка установленного образца, длиной в четырнадцать метров и шириной в два, стойки со шпагами, рапирами, саблями и какими-то странными тренировочными клинками, которых Йен никогда не видел, электронная система фиксации – меньше размером и лучше, чем в фехтовальной школе.
Здорово, когда денежки водятся…
Ничего, еще три годика, малыш, и мы тоже начнем зарабатывать. Ну, не через три, так через три с половиной. В этом году получим бакалавра, летом опять будем преподавать курс рапиры для продолжающих у д'Арно, с чудесной надбавкой в десять процентов, если Йен выиграет городской турнир, и в двадцать – если он выиграет зональный. Затем три года юриспруденции, а потом и денежки пойдут.
Что, будешь юристом, как папаша, так?
Ни хрена.
Йену предстояло выплатить не один десяток тысяч долларов студенческого займа. Это не приводило его в восторг, но у него был план, как не просто вернуть долг, а заработать еще.
Йен опустился на колени, чтобы посмотреть на фехтовальную дорожку поближе. Отличное дерево, ровно покрыто лаком, а разметка как на баскетбольной площадке: широкая зеленая поперечная полоса через центр, две полосы потоньше – линии защиты, три предупредительные красные линии – первая для саблистов и шпажистов, вторая – для рапиристов, а для кого третья, Йен не знал. Зона отступления за каждым концом дорожки была выложена более темным деревом, в чем Йен не увидел никакой практической пользы, пока не ступил туда – при каждом шаге пол скрипел, как мел по доске. У отступающего будет время замедлить ход прежде, чем он врежется спиной в стену.
Йен не тронул рапиры на стойке, он скорее бы воспользовался без разрешения чужой зубной щеткой, а вместо этого расстегнул свою сумку и достал оттуда спортивные тапки и любимую тренировочную рапиру.
Она не столь изящна, как электронный клинок, но рукоять такая же, а лезвие щелкает даже лучше, в самом деле. Опять же, если с ней что-то случится, замена будет стоить не очень дорого.
Маску, колет и рейтузы он доставать не стал, вынул только перчатку. Зачем усложнять себе жизнь, если тренируешься без противника?
Йен натянул перчатку и небрежно взялся за рукоять рапиры, затем встал в стойку: пятки вместе, правая стопа вдоль дорожки, левая стопа под прямым углом к правой, ладони развернуты наружу. Для фехтовальщика-рапириста самое главное – все делать как следует. Если научишься правильно двигаться, скорость и точность придут потом сами.
Он встал в основную позицию, затем поднял рапиру в сексту, сохраняя равновесие стоя на носках, готовый каждое мгновение сделать выпад. Потом выдвинул вперед левую ногу, крепко уперся пяткой в пол, сделал длинный шаг правой ногой, растянувшись изо всех сил, и одновременно поднял запястье, чтобы острие рапиры двигалось по прямой, проходящей через его плечо и запястье по направлению к подмышке воображаемого противника.
Идеальная прямая. Ужасно приятно соприкоснуться с чем-то идеальным.
– Очень хорошо, – раздался голос за спиной Йена.
Еще год назад Йен споткнулся бы от неожиданности, но турниры приучили его игнорировать посторонние звуки: ведь если вас отвлечет хлопанье закрываемой двери, найдется кто-то не такой дерганый и одержит над вами верх. А Йен не привык отдавать очки без боя.
Так что он опустил рапиру и неторопливо обернулся.
Нетрудно догадаться, что этот мужчина, где-то на пятом десятке, был отец Торри: такого же телосложения, неширокий в кости, едва выше среднего роста, такая же копна светло-русых, почти белокурых волос, окаймляющих лицо с квадратной челюстью – квадратной, как носки его рабочих ботинок. Сильно развитые мышцы бедер бугрились под тесными джинсами. Хлопковая футболка и белый пуловер выглядели как фирменные вещи от «Олд Стербридж Виллидж», хотя Йен видел их лишь в каталоге «Дева». Торри одевался похоже.
Однако отца и сына не примешь за братьев: годы солнца и ветра прорезали морщины на загорелом лице, некогда прямой нос был слегка искривлен – видимо, его сломали, а по правой щеке сбегал шрам, очень похожий на подкрашенный красной помадой гейдельбергский шрам бывшего наци, тренера команды «Дартмут». Только шрам у немца был тонкий и белый, хорошо зашитый, безо всяких следов стежков, а шрам отца Торри выглядел так, будто в лицо ему швырнули белую сороконожку. Из-за этого его улыбка казалась угрожающей.
– Вы будете Йен Сильверстоун? – спросил отец Торри. Его голос оказался ниже и мягче, чем ожидал Йен.
– Да, сэр, – ответил молодой человек, убирая рапиру под мышку, чтобы снять перчатку. – Йен Сильверстейн, сэр. Торри сказал, что можно здесь позаниматься. – И Йен указал на фехтовальную дорожку.
– Я Ториан Торсен. – Представившись, он пожал руку Йена. – Извини, что неправильно произнес твою фамилию: есть у меня привычка переводить имена на английский. И конечно, пользуйся залом на здоровье – ты наш гость.
Рука у Торсена-старшего оказалась мускулистой и твердой от мозолей, а хватка – основательной, но он не пытался соревноваться с Йеном, кто крепче сожмет другому руку.
– Ты дерешься только рапирой? Или мне показалось, что ты выходишь из выпада как саблист?
Йен слабо улыбнулся.
– Я работал саблей пару месяцев, но рапирой у меня получается лучше, – сказал он, подымая руку словно в знак протеста. – Много лучше, чем шпагой, и намного лучше, чем в этом свободном стиле, в котором, работает Торри.
Показалось или по лицу Торсена промелькнула тень неудовольствия? Ну и ладно.
Когда так называемый папаша выгнал меня из дому, единственное, чем я мог заниматься, чтобы заработать на жизнь, была, по выражению Бенджамина Сильверстейна, «эта гребаная робингудовщина», и мне пришлось стать приличным фехтовальщиком. За исключением треклятых весенних каникул, когда зал закрывается, всегда найдется, кого учить, так что у меня нет времени на пустые развлечения.
Кому-то фехтование забава или хобби, но у Йена не было хобби. Не надо путать работу и развлечения. Йен занимался игрой в покер, скалолазанием и фехтованием по одной и той же причине – чтобы было на что пожрать, и отказался от самого любимого занятия – альпинизма, когда стало ясно: пока выучишься на инструктора или проводника, уйдет слишком много времени и собственных денег. Йен быстро приспособился к рапире, и любой идиот, который не возбуждается до потери разума при виде карт, способен зарабатывать деньги покером, имея к этому мало-мальскую склонность.
Вопрос навыка, не более того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Сначала ванная и передых: надо держаться приоритетов. – Йен уже расстегивал рубашку.
Торри улыбался, закрывая дверь, идя по холлу и спускаясь на первый этаж. Уж будьте уверены: Йен даже на каникулах не забудет о приоритетах.
Торри снова поднялся по лестнице, доставив наверх собственный рюкзак и маленький чемоданчик Мэгги. Рюкзак он оставил у дверей своей комнаты. Поставив чемоданчик на пол возле старого стола с откидной крышкой, он негромко сказал:
– Тебе здесь будет удобно. Это одна из моих любимых комнат.
Торри и в самом деле любил гостевую. В детстве, когда в комнате Торри воцарялся хаос, он часто приходил сюда поваляться с книжкой на широкой постели – покуда отец, не застав сына за этим занятием, не отсылал его убираться у себя или, точнее говоря, не запрещал сыну возвращаться в гостевую, пока его собственная комната не будет приведена в порядок. Отец запирал гостевую на ключ, не зная, что дядя Осия уже показал Торри потайную дверь за комодом: она вела из комнаты Торри в стенной шкаф комнаты для гостей. Чтобы открыть эту дверь, Торри стоило всего лишь взять со своего комода изогнутый кусок проволоки, засунуть его в еле заметную щель, которая даже при тщательном рассмотрении выглядела как небольшой зазор между панелями обшивки, затем, отодвинув комод и открыв дверь, пройти в соседнюю комнату и закончить книгу – и только потом приниматься за уборку.
– Очень мило, – сказала Мэгги, привалившись к двери и улыбаясь лишь самую малость слишком широко. – А ты и не говорил, что твоя мать – просто вылитая модель с обложки «Плейбоя». Это я про очки и пучок. Она забрала волосы в пучок, чтобы я приняла ее за ничем не примечательную женщину?
Торри принужденно улыбнулся.
– Она биржевой инвестор.
Мэгги коснулась кончиком языка уголка губ.
– У моего отца есть знакомый брокер: лысый человечек с большим пузом и плохим пищеварением.
Торри покачал головой.
– Нет, мать не брокер. Брокеры продают и покупают акции, которые принадлежат другим людям, причем стараются, чтобы пакеты ценных бумаг переходили от одного к другому как можно быстрее. А мама – инвестор: она выбирает, в какие акции вложить свои собственные деньги. Ну, свои и отца.
– И она зарабатывает деньги или вы живете на доход с фермы?
Торри наклонил голову.
– Если хочешь ознакомиться с налоговыми отчетами нашей семьи, они, я полагаю, у матери в кабинете.
Лучше уклончивый ответ, чем прямое «да». Или чем объяснение, что вся их земля, за исключением пяти акров сада, сдана в аренду Норстедам. Это все частные семейные дела, хотя и не тайна. А вот происхождение странных золотых монет – истинного источника благосостояния Торсенов, это уже тайна, над которой Торри немало думал. Но он обо всем узнает, когда настанет пора. Так говорит мать, так говорит отец, так говорит дядя Осия, и Торри верит им.
А тем временем…
Торри обнял Мэгги за талию и потянул вверх край свитера. Девушка откинула голову, и он поцеловал ее, сначала нежно, а потом страстно: ее теплый и влажный язык таял в его рту. Приподняв край свитера, рука Торри скользнула в низкий вырез майки, а затем ниже, под лифчик. Торри почувствовал, как напрягается под его ладонью высокая грудь. Пальцы Мэгги играли с пряжкой его пояса, потом она легонько оттолкнула молодого человека.
– Торри! Твоя мать в соседней комнате, и дядя с отцом вот-вот вернутся!
Рука Торри осталась лежать на груди Мэгги.
– Мать ничего не слышит, пока работает, а раз отец с Осией еще не вернулись, они появятся теперь только ближе к вечеру. Ты бы поверила мне, если бы попробовала жареных цыплят Сэнди Хансен или хотя бы посмотрела, как она выкладывает их на тарелку, так что кончай отбрыкиваться. Да и потом, если мать что и услышит, она просто не станет слушать.
Прижав девушку к двери, Торри целовал ее ушко и шею. От Мэгги пахло мылом «Айвори», лимоном и розами и лишь чуть-чуть – потом.
Торри зацепил пальцем пояс ее леггинсов.
– Я хороший мальчик, и если скажешь «нет», я остановлюсь. Только скажи.
– Похоже, мысль заняться сексом, пока твоя мать сидит в соседней комнате, заводит тебя до такой степени, что мой отец, психолог-клиницист, наверняка увидел бы в этом нечто не особенно здоровое, – сказала Мэгги, словно не расслышав слов Торри.
– Это не отказ…
Мэгги залезла в задний карман его джинсов.
– Ой, я вижу, нам не придется больше идти на охоту за презервативами.
– Когда-то я был бойскаутом…
Мэгги улыбнулась, расстегивая пряжку на поясе Торри.
– Ну, тогда разорвешь упаковку зубами.
– Договорились, – согласился Торри. Что было гораздо более вежливым ответом, чем «в постели посмотрим».
Глава 2
Ториан и Осия
Одетый в эластичный бандаж, хлопчатобумажные шорты и линялую желтую футболку с надписью «Дартмут» (выигранную на пари), чувствуя волосатыми ляжками прохладный спортивный мат, Йен Сильверстейн сложился почти вдвое, растягивая подколенные сухожилия, пока они не начали потрескивать.
Разогрев – вот верный путь к тому, чтобы занятия спортом тебе не повредили. Несмотря на репутацию фехтования – как правило, среди людей, которые сталкивались с ним, просиживая задницу у телевизора и глядя, как Бэзил Рэтбоун поддается Эрролу Флинну (Рэтбоун был фехтовальщик олимпийского класса; а Флинн даже трезвый не мог прикрыть свою нижнюю линию, хотя бы от этого зависела его жизнь), – фехтование было не опаснее шашек и гораздо менее травмоопасно, чем бейсбол или баскетбол. Бейсболист может словить мяч; баскетболист может налететь на другого игрока или повредить лодыжку. Да что там, пловец имеет шанс врезаться в стенку бассейна, и любой идиот, который выходит на футбольное поле, заслуживает всего, что ему полагается за дурость.
А если ты можешь рассчитывать только на себя самого, приходится четко определять приоритеты. Реальная опасность, угрожающая фехтовальщику, – это повреждение мышцы или сухожилия, следствие работы без разминки и разогрева. Страховки Йена Сильверстейна хватило бы только на лазарет колледжа, и он не мог позволить себе потратить неделю, оправляясь от легкой травмы, или полгода – от серьезной.
Йен не думал, что Торри лгал насчет подвальной salle d'armes , но он был приятно удивлен, обнаружив, что Торри даже не преувеличивал, пол в подвале был не цементный, как обычно, а деревянный, освещалось помещение встроенными в потолок лампами дневного света. Оборудовано подполье также было на славу: фехтовальная дорожка установленного образца, длиной в четырнадцать метров и шириной в два, стойки со шпагами, рапирами, саблями и какими-то странными тренировочными клинками, которых Йен никогда не видел, электронная система фиксации – меньше размером и лучше, чем в фехтовальной школе.
Здорово, когда денежки водятся…
Ничего, еще три годика, малыш, и мы тоже начнем зарабатывать. Ну, не через три, так через три с половиной. В этом году получим бакалавра, летом опять будем преподавать курс рапиры для продолжающих у д'Арно, с чудесной надбавкой в десять процентов, если Йен выиграет городской турнир, и в двадцать – если он выиграет зональный. Затем три года юриспруденции, а потом и денежки пойдут.
Что, будешь юристом, как папаша, так?
Ни хрена.
Йену предстояло выплатить не один десяток тысяч долларов студенческого займа. Это не приводило его в восторг, но у него был план, как не просто вернуть долг, а заработать еще.
Йен опустился на колени, чтобы посмотреть на фехтовальную дорожку поближе. Отличное дерево, ровно покрыто лаком, а разметка как на баскетбольной площадке: широкая зеленая поперечная полоса через центр, две полосы потоньше – линии защиты, три предупредительные красные линии – первая для саблистов и шпажистов, вторая – для рапиристов, а для кого третья, Йен не знал. Зона отступления за каждым концом дорожки была выложена более темным деревом, в чем Йен не увидел никакой практической пользы, пока не ступил туда – при каждом шаге пол скрипел, как мел по доске. У отступающего будет время замедлить ход прежде, чем он врежется спиной в стену.
Йен не тронул рапиры на стойке, он скорее бы воспользовался без разрешения чужой зубной щеткой, а вместо этого расстегнул свою сумку и достал оттуда спортивные тапки и любимую тренировочную рапиру.
Она не столь изящна, как электронный клинок, но рукоять такая же, а лезвие щелкает даже лучше, в самом деле. Опять же, если с ней что-то случится, замена будет стоить не очень дорого.
Маску, колет и рейтузы он доставать не стал, вынул только перчатку. Зачем усложнять себе жизнь, если тренируешься без противника?
Йен натянул перчатку и небрежно взялся за рукоять рапиры, затем встал в стойку: пятки вместе, правая стопа вдоль дорожки, левая стопа под прямым углом к правой, ладони развернуты наружу. Для фехтовальщика-рапириста самое главное – все делать как следует. Если научишься правильно двигаться, скорость и точность придут потом сами.
Он встал в основную позицию, затем поднял рапиру в сексту, сохраняя равновесие стоя на носках, готовый каждое мгновение сделать выпад. Потом выдвинул вперед левую ногу, крепко уперся пяткой в пол, сделал длинный шаг правой ногой, растянувшись изо всех сил, и одновременно поднял запястье, чтобы острие рапиры двигалось по прямой, проходящей через его плечо и запястье по направлению к подмышке воображаемого противника.
Идеальная прямая. Ужасно приятно соприкоснуться с чем-то идеальным.
– Очень хорошо, – раздался голос за спиной Йена.
Еще год назад Йен споткнулся бы от неожиданности, но турниры приучили его игнорировать посторонние звуки: ведь если вас отвлечет хлопанье закрываемой двери, найдется кто-то не такой дерганый и одержит над вами верх. А Йен не привык отдавать очки без боя.
Так что он опустил рапиру и неторопливо обернулся.
Нетрудно догадаться, что этот мужчина, где-то на пятом десятке, был отец Торри: такого же телосложения, неширокий в кости, едва выше среднего роста, такая же копна светло-русых, почти белокурых волос, окаймляющих лицо с квадратной челюстью – квадратной, как носки его рабочих ботинок. Сильно развитые мышцы бедер бугрились под тесными джинсами. Хлопковая футболка и белый пуловер выглядели как фирменные вещи от «Олд Стербридж Виллидж», хотя Йен видел их лишь в каталоге «Дева». Торри одевался похоже.
Однако отца и сына не примешь за братьев: годы солнца и ветра прорезали морщины на загорелом лице, некогда прямой нос был слегка искривлен – видимо, его сломали, а по правой щеке сбегал шрам, очень похожий на подкрашенный красной помадой гейдельбергский шрам бывшего наци, тренера команды «Дартмут». Только шрам у немца был тонкий и белый, хорошо зашитый, безо всяких следов стежков, а шрам отца Торри выглядел так, будто в лицо ему швырнули белую сороконожку. Из-за этого его улыбка казалась угрожающей.
– Вы будете Йен Сильверстоун? – спросил отец Торри. Его голос оказался ниже и мягче, чем ожидал Йен.
– Да, сэр, – ответил молодой человек, убирая рапиру под мышку, чтобы снять перчатку. – Йен Сильверстейн, сэр. Торри сказал, что можно здесь позаниматься. – И Йен указал на фехтовальную дорожку.
– Я Ториан Торсен. – Представившись, он пожал руку Йена. – Извини, что неправильно произнес твою фамилию: есть у меня привычка переводить имена на английский. И конечно, пользуйся залом на здоровье – ты наш гость.
Рука у Торсена-старшего оказалась мускулистой и твердой от мозолей, а хватка – основательной, но он не пытался соревноваться с Йеном, кто крепче сожмет другому руку.
– Ты дерешься только рапирой? Или мне показалось, что ты выходишь из выпада как саблист?
Йен слабо улыбнулся.
– Я работал саблей пару месяцев, но рапирой у меня получается лучше, – сказал он, подымая руку словно в знак протеста. – Много лучше, чем шпагой, и намного лучше, чем в этом свободном стиле, в котором, работает Торри.
Показалось или по лицу Торсена промелькнула тень неудовольствия? Ну и ладно.
Когда так называемый папаша выгнал меня из дому, единственное, чем я мог заниматься, чтобы заработать на жизнь, была, по выражению Бенджамина Сильверстейна, «эта гребаная робингудовщина», и мне пришлось стать приличным фехтовальщиком. За исключением треклятых весенних каникул, когда зал закрывается, всегда найдется, кого учить, так что у меня нет времени на пустые развлечения.
Кому-то фехтование забава или хобби, но у Йена не было хобби. Не надо путать работу и развлечения. Йен занимался игрой в покер, скалолазанием и фехтованием по одной и той же причине – чтобы было на что пожрать, и отказался от самого любимого занятия – альпинизма, когда стало ясно: пока выучишься на инструктора или проводника, уйдет слишком много времени и собственных денег. Йен быстро приспособился к рапире, и любой идиот, который не возбуждается до потери разума при виде карт, способен зарабатывать деньги покером, имея к этому мало-мальскую склонность.
Вопрос навыка, не более того.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43