И они знают – мадам Кенубль им намекнула, – что кондитер Кенубль готов заплатить вознаграждение в шесть рекко всякому, кто приведет к нему попавших в беду Возвышенных. Таким вот образом я хоть как-то служу нашему пребывающему в изгнании королю, оказывая помощь жертвам этой их противозаконной революции.
– Стало быть, все нищие, что сейчас толкутся за вашей дверью, знают, что вы укрываете Возвышенных? – У Элистэ вновь возникло желание бежать отсюда. – И добрых две дюжины знают о том, что мы в вашем доме?
– Несколько десятков, не меньше, а то и сотня, – беспечно заметил Кенубль. – Как же им не знать, Возвышенная дева?
– Нам лучше уйти, пока не поздно. – Элистэ посмотрела на бабушку, тоже усевшуюся у камина.
– Тише, внучка, – ответила Цераленн. – Нужно все взвесить.
– Взвесить? Да кто-нибудь из этих подонков наверняка уже вызвал народогвардейцев.
– Никому из них такое и в голову не придет, Возвышенная дева, – попытался успокоить ее Кенубль. – Это исключено. Пусть кто-нибудь только попробует – товарищи по братству мигом разорвут его на кусочки, мокрого места не оставят. Правда, правда, – повторил он, уловив, что она ему не верит. – Члены Нищего братства вовсе не дураки…
– Они хуже дураков. Они скоты. Экспры.
– Но в первую очередь, Возвышенная дева, они голодны. И они вовсе не походят на того глупца из басни, что прирезал свою дойную корову. Если народогвардейцы обнаружат в этом доме Возвышенных, Кенублю и всему его семейству крышка. И кто тогда будет платить им по шесть рекко вознаграждения? Более того, если наши лебедушки сложат крылышки, придет конец и ежедневной раздаче вчерашних непроданных булочек.
– Так они поэтому толкутся под дверью?
– Вот именно. Пока мы тут с вами беседуем, мадам Кенубль раздает нищим братьям булочки с повидлом, заветрившиеся пирожные и сливовые кексы; поэтому попрошайки и держат рот на замке.
– Вы покупаете их за выпечку?
– Хлеб – одна из самых твердых валют в мире, – подала голос Цераленн.
– Ваша правда, Возвышенная госпожа. Вы изрекли великую истину, которую я каждый день пытаюсь вдолбить в головы моим парнишкам, Кенублям-младшим.
Успокоившись, Элистэ постепенно перестала прислушиваться к разговору. Страхи ушли, уступив место усталости. Она притихла, веки сами собой смежались, она несколько раз ловила себя на том, что засыпает. Аврелии приходилось еще труднее: она все время терла глаза и зевала, прикрывая рот ладонью. А Кэрт, свернувшись клубочком на коврике перед камином, и вовсе откровенно похрапывала. Цераленн, как всегда, сидела безукоризненно прямо, но на ее изможденном лице проступила смертельная усталость. Заметив это, мастер Кенубль предложил отвести их туда, где им предстояло ночевать, – в «тайные покои», как он выразился. Взяв свечу в одну руку, а саквояж Цераленн – в другую, он повел их из кухни длинным коридором к лестнице, по ней – на второй, а затем и на третий этаж. Там они прошли еще одним коридором, в конце которого оказалась еще одна деревянная лестница, вернее, лесенка с перекладинами, ведущая к люку на чердак. Сам чердак, погруженный в тишину под косыми своими скатами, был забит до невозможности. Слабое пламя свечи выхватывало из мрака горы сундуков и ящиков, источенную жучком мебель, которой хватило бы обставить не одну квартиру, какие-то узлы, перевязанные канатом баулы и груды невообразимого барахла. Но кроватей на чердаке не было – и некуда было идти. Казалось, что некуда. Но мастер Кенубль пробрался через завалы в угол, к высокому старому шкафу, открыл дверцы, отодвинул в сторону висящие на плечиках ветхие одежды и повозился внутри. Щелкнул секретный запор, пропели пружины, и деревянные панели в задней стенке шкафа разошлись, обнажив черный провал.
– Дамы! Возвышенные дамы, прошу сюда, – пригласил кондитер.
Пройдя через шкаф, они очутились в «тайных покоях» между крутым скатом крыши и стеной чердака – в нише, предназначенной, видимо, под хранилище, а быть может, и нет. Полтора столетия назад жертвы Весенней чистки искали спасения в подвалах и на чердаках по всей столице и окрестным местечкам. Непонятно откуда появились тогда бесчисленные убежища, кладовки, потайные клетушки и комнаты, укрывшие множество беженцев. С тех пор большинство этих помещений стало местом хранения ненужных чемоданов и дорожных сундуков, щеток, ведер и швабр, кирпича, дранки и мешков с гипсом. Но эта комната явно предназначалась под жилье и была готова принять обитателей: в ней стояли две раскладные койки с толстыми матрасами, застеленные одеялами; имелся также ковер на полу, комод с зеркалом, пыльный умывальник и кувшин с тазом, обитый железом сундук, карточный столик со свечой, два шатких стула с клинообразными спинками и несколько кувшинов с крышками для воды, расположившиеся рядком вдоль стены. Труба небольшой железной печки выходила в главный дымоход, ведерко было доверху наполнено углем. Само помещение оказалось узким – раскинув руки, можно было одновременно дотронуться до обеих стенок. Однако оно тянулось вдоль всей боковой стены – длинный тоннель, в разрезе – прямоугольный треугольник. В каждом его конце было прорезано по крохотному оконцу, спрятанному в тени карниза и практически незаметному с улицы. Они давали очень мало света, хотя теперь, когда развиднелось, предрассветные сумерки начали просачиваться в «тоннель», разгоняя тени в углах.
– Убого и неподобающе, – признался мастер Кенубль, – но ничего лучшего я пока предложить не способен. Сейчас я удалюсь, и вы сможете отдохнуть, но прошу, Возвышенные дамы, выслушать несколько советов. Днем не выходите из этих тайных покоев. Только по вечерам, когда торговля заканчивается и «Приют лебедушек» закрывается, вы сможете без опаски спуститься на кухню и отобедать. Если вы окажете семейству Кенубль великую честь, разделив с ним скромную трапезу, мы приглашаем вас к участию в нашем ежевечернем ритуале поношения цареубийц-экспров. Остальное время вам лучше не привлекать к себе лишнего внимания. Ковер на полу будет скрадывать звук ваших шагов, но тем не менее старайтесь ступать неслышно, говорите вполголоса; заметив паука или мышку, постарайтесь удержаться от крика. Не следует ни петь, ни смеяться. По возможности не раздвигайте штор на отдушинах, особенно ночью, чтобы мерцание свечи не выдало вашего присутствия, – с улицы Клико за домом могут вести наблюдение. Надеюсь, Возвышенные дамы, я могу положиться на вашу осмотрительность?
– Безусловно, – заверила его Цераленн.
Но Элистэ не разделяла бабушкиной уверенности. Как ни хотелось ей сохранить свою тайну, пришло время открыться.
– Тут один… одно… э… маленькое затруднение, – призналась она и, не тратя лишних слов, раскрыла саквояж, извлекла осоловелого Принца во Пуха и прижала к груди; песик лежал безвольно и неподвижно, как белый меховой палантин.
Аврелия тихо охнула, Цераленн свела брови, а кондитер огорченно покачал головой и заметил:
– Собачка, похоже, любит полаять.
– Нет-нет, он будет паинькой.
– Его каждый день нужно выводить погулять, не то он вам все тут запакостит.
– Так, может, двум парнишкам, юным Кенублям, будет весело прогуляться и поиграть с ним? – нашлась Элистэ. – Или он позабавит мадам Кенубль и покажет, чему обучен?
– Вот как? – мастер Кенубль смягчился было, но тут же опомнился: – Увы, не получится. Такая бесполезная маленькая игрушка для знатных дам будет всем бросаться в глаза. Пойдут вопросы, откуда взялся малыш, какой от него прок и в том же духе. Нет.
– Ты весьма опрометчиво поступила, внучка, – высказалась Цераленн. – Здесь не место домашним животным.
– Но это не бесполезное животное, – продолжала настаивать Элистэ и выложила последний свой козырь: – Он просто отменный охотник за гнидами, он обнаружит «шпионку» Нану там, где нам с вами и в голову не придет искать.
– Ага, вот это очень кстати, если он и в самом деле это умеет.
– Умеет, он проделывал это на моих глазах.
– Хм-м. – Мастер Кенубль задумчиво почесал пальцем двойной подбородок. – Что ж, будем держать его на кухне. А если он как-нибудь и впрямь поймает гниду, что ж, тогда он с лихвой окупит свое содержание.
– Спасибо, сударь, – с облегчением вздохнула Элистэ и вручила ему своего любимца.
Кенубль удалился. Деревянная переборка, служившая и дверью в убежище, и задней стенкой шкафа, щелкнув, встала на место. Наступал рассвет. Сквозь крохотные оконца пробивалось уже достаточно света. Внизу, по булыжникам улицы Клико, с грохотом потянулись подводы. Кэрт опустила плотные черные шторы, вернув в комнату ночь. Раздевшись без особого удовольствия – по тайным покоям гуляли сквозняки, – беглянки улеглись спать: Элистэ и Аврелия, мешая друг другу, устроились на одной койке, Цераленн заняла вторую, а Кэрт растянулась на полу. Элистэ лежала с открытыми глазами, мысленно возвращаясь к событиям этой ночи, и думала о том, какой смертельной опасности они подверглись, что сулит им завтрашний день, как необычно их новое жилье и до чего раздражает ее непривычное соседство Аврелии, уже успевшей разметаться во сне. «Удастся ли мне заснуть в такой обстановке? Вряд ли», – подумала Элистэ и тут же провалилась в сон. Вернее, в глубокое и долгое забытье, поскольку снов она не видела.
Когда Элистэ открыла глаза, время перевалило далеко за полдень. Локоть Аврелии больно впился ей в поясницу, что, видимо, ее и разбудило. Она медленно села в постели и, прищурившись, посмотрела в призму деревянного «тоннеля». Цераленн и Кэрт уже встали и привели себя в порядок. Цераленн, как всегда, безупречно ухоженная и подтянутая, сидела за столиком, занося что-то в маленькую позолоченную записную книжку, ранее украшавшую собою секретер в ее утренней гостиной. Кэрт полоскала белье в раковине умывальника. Оторвавшись от работы, она поспешила к Элистэ. Кэрт не представляла себе, что Возвышенная может или должна встать, умыться и одеться без посторонней помощи. Даже в разгар революционной разрухи подобная мысль просто не приходила ей в голову; впрочем, как и ее госпоже.
Облачившись в простое шерстяное платье, которое было на ней ночью, Элистэ подсела к бабушке. После того как они обменялись утренними пожеланиями, Элистэ поставила локти на столик, подперев подбородок, и тихо спросила:
– Что дальше, мадам?
– Слушаю, внучка…
– Убежище, конечно, хорошее, нам просто повезло, и все вроде в порядке, но нужно исчезнуть из Шеррина как можно скорее.
– Бегство, несомненно, оказалось делом куда более трудным, чем мы предполагали, и в настоящее время осуществить его нам не по силам.
– Но не можем же мы до бесконечности сидеть взаперти на этом чердаке!
– На мой взгляд, лучше сидеть здесь, чем в «Гробнице».
– Если бы удалось сообщить кавалеру во Мерею, где мы находимся, он бы явился за нами и все вернулось к первоначальному плану, верно?
– Полагаю, так. Но скажи, как ты думаешь это осуществить? У тебя есть конкретное предложение?
Элистэ покраснела – бабушка отнюдь не утратила способности выставить ее дурой в собственных глазах, – и промолчала. «Что бы придумал Дреф на моем месте?» И тут, к ее собственному удивлению, Элистэ осенило.
– Пожалуй, да. – Она приняла вызов, но постаралась не подать виду. – Да, есть. Мастер Кенубль, судя по всему, прекрасно ладит с этим братством шерринских нищих. Попрошайки проникают всюду, все знают и твердо блюдут свою выгоду, по крайней мере, так нам сказали. Если все это правда, то отчего бы Кенублю не предложить щедрое вознаграждение – платить, разумеется, будем мы – тому, кто разыщет нынешнее убежище во Мерея?
Вот так. Предложение не из самых гениальных, но все лучше, чем ничего.
– Однако! М-да. – К удовольствию Элистэ, бабушка, казалось, слегка опешила. – Не столь уж плохая мысль. Совсем не плохая. Она открывает новые возможности, которые следует рассмотреть. Поздравляю тебя, внучка.
Элистэ почувствовала, что заливается радостным румянцем – от Цераленн не часто дождешься похвалы.
– Мы посоветуемся с мастером Кенублем, как только…
Их разговор прервал скрип койки и недовольное мычание. Аврелия завозилась у них за спиной, проснулась и огляделась.
– О Чары! Нет, не приснилось. – Она вновь закрыла глаза и пробормотала: – Кэрт, подай чашку шоколада.
– Не могу, госпожа, – ответила Кэрт, искренне сокрушаясь. – Чаю и соку тоже нет. Ничего нет.
– Как – ничего?! – взвилась Аврелия и от возмущения даже подскочила на койке. – Ни поесть, ни попить?
– Вода, госпожа.
– Фу, гадость! Спустись на кухню и принеси чего-нибудь вкусненького.
– Не могу, госпожа! И не просите!
– Не хами! Ступай сию же минуту.
– Клянусь, не могу. Не дозволено!
– О Чары, да кто позволил, этой твари со мной пререкаться?
– Замолкни, юница Аврелия, и не трогай ее, – приказала Цераленн. – Она не твоя горничная, а горничная твоей кузины. И в любом случае она говорит правду. Никому из нас не позволено покидать эту комнату до наступления темноты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119
– Стало быть, все нищие, что сейчас толкутся за вашей дверью, знают, что вы укрываете Возвышенных? – У Элистэ вновь возникло желание бежать отсюда. – И добрых две дюжины знают о том, что мы в вашем доме?
– Несколько десятков, не меньше, а то и сотня, – беспечно заметил Кенубль. – Как же им не знать, Возвышенная дева?
– Нам лучше уйти, пока не поздно. – Элистэ посмотрела на бабушку, тоже усевшуюся у камина.
– Тише, внучка, – ответила Цераленн. – Нужно все взвесить.
– Взвесить? Да кто-нибудь из этих подонков наверняка уже вызвал народогвардейцев.
– Никому из них такое и в голову не придет, Возвышенная дева, – попытался успокоить ее Кенубль. – Это исключено. Пусть кто-нибудь только попробует – товарищи по братству мигом разорвут его на кусочки, мокрого места не оставят. Правда, правда, – повторил он, уловив, что она ему не верит. – Члены Нищего братства вовсе не дураки…
– Они хуже дураков. Они скоты. Экспры.
– Но в первую очередь, Возвышенная дева, они голодны. И они вовсе не походят на того глупца из басни, что прирезал свою дойную корову. Если народогвардейцы обнаружат в этом доме Возвышенных, Кенублю и всему его семейству крышка. И кто тогда будет платить им по шесть рекко вознаграждения? Более того, если наши лебедушки сложат крылышки, придет конец и ежедневной раздаче вчерашних непроданных булочек.
– Так они поэтому толкутся под дверью?
– Вот именно. Пока мы тут с вами беседуем, мадам Кенубль раздает нищим братьям булочки с повидлом, заветрившиеся пирожные и сливовые кексы; поэтому попрошайки и держат рот на замке.
– Вы покупаете их за выпечку?
– Хлеб – одна из самых твердых валют в мире, – подала голос Цераленн.
– Ваша правда, Возвышенная госпожа. Вы изрекли великую истину, которую я каждый день пытаюсь вдолбить в головы моим парнишкам, Кенублям-младшим.
Успокоившись, Элистэ постепенно перестала прислушиваться к разговору. Страхи ушли, уступив место усталости. Она притихла, веки сами собой смежались, она несколько раз ловила себя на том, что засыпает. Аврелии приходилось еще труднее: она все время терла глаза и зевала, прикрывая рот ладонью. А Кэрт, свернувшись клубочком на коврике перед камином, и вовсе откровенно похрапывала. Цераленн, как всегда, сидела безукоризненно прямо, но на ее изможденном лице проступила смертельная усталость. Заметив это, мастер Кенубль предложил отвести их туда, где им предстояло ночевать, – в «тайные покои», как он выразился. Взяв свечу в одну руку, а саквояж Цераленн – в другую, он повел их из кухни длинным коридором к лестнице, по ней – на второй, а затем и на третий этаж. Там они прошли еще одним коридором, в конце которого оказалась еще одна деревянная лестница, вернее, лесенка с перекладинами, ведущая к люку на чердак. Сам чердак, погруженный в тишину под косыми своими скатами, был забит до невозможности. Слабое пламя свечи выхватывало из мрака горы сундуков и ящиков, источенную жучком мебель, которой хватило бы обставить не одну квартиру, какие-то узлы, перевязанные канатом баулы и груды невообразимого барахла. Но кроватей на чердаке не было – и некуда было идти. Казалось, что некуда. Но мастер Кенубль пробрался через завалы в угол, к высокому старому шкафу, открыл дверцы, отодвинул в сторону висящие на плечиках ветхие одежды и повозился внутри. Щелкнул секретный запор, пропели пружины, и деревянные панели в задней стенке шкафа разошлись, обнажив черный провал.
– Дамы! Возвышенные дамы, прошу сюда, – пригласил кондитер.
Пройдя через шкаф, они очутились в «тайных покоях» между крутым скатом крыши и стеной чердака – в нише, предназначенной, видимо, под хранилище, а быть может, и нет. Полтора столетия назад жертвы Весенней чистки искали спасения в подвалах и на чердаках по всей столице и окрестным местечкам. Непонятно откуда появились тогда бесчисленные убежища, кладовки, потайные клетушки и комнаты, укрывшие множество беженцев. С тех пор большинство этих помещений стало местом хранения ненужных чемоданов и дорожных сундуков, щеток, ведер и швабр, кирпича, дранки и мешков с гипсом. Но эта комната явно предназначалась под жилье и была готова принять обитателей: в ней стояли две раскладные койки с толстыми матрасами, застеленные одеялами; имелся также ковер на полу, комод с зеркалом, пыльный умывальник и кувшин с тазом, обитый железом сундук, карточный столик со свечой, два шатких стула с клинообразными спинками и несколько кувшинов с крышками для воды, расположившиеся рядком вдоль стены. Труба небольшой железной печки выходила в главный дымоход, ведерко было доверху наполнено углем. Само помещение оказалось узким – раскинув руки, можно было одновременно дотронуться до обеих стенок. Однако оно тянулось вдоль всей боковой стены – длинный тоннель, в разрезе – прямоугольный треугольник. В каждом его конце было прорезано по крохотному оконцу, спрятанному в тени карниза и практически незаметному с улицы. Они давали очень мало света, хотя теперь, когда развиднелось, предрассветные сумерки начали просачиваться в «тоннель», разгоняя тени в углах.
– Убого и неподобающе, – признался мастер Кенубль, – но ничего лучшего я пока предложить не способен. Сейчас я удалюсь, и вы сможете отдохнуть, но прошу, Возвышенные дамы, выслушать несколько советов. Днем не выходите из этих тайных покоев. Только по вечерам, когда торговля заканчивается и «Приют лебедушек» закрывается, вы сможете без опаски спуститься на кухню и отобедать. Если вы окажете семейству Кенубль великую честь, разделив с ним скромную трапезу, мы приглашаем вас к участию в нашем ежевечернем ритуале поношения цареубийц-экспров. Остальное время вам лучше не привлекать к себе лишнего внимания. Ковер на полу будет скрадывать звук ваших шагов, но тем не менее старайтесь ступать неслышно, говорите вполголоса; заметив паука или мышку, постарайтесь удержаться от крика. Не следует ни петь, ни смеяться. По возможности не раздвигайте штор на отдушинах, особенно ночью, чтобы мерцание свечи не выдало вашего присутствия, – с улицы Клико за домом могут вести наблюдение. Надеюсь, Возвышенные дамы, я могу положиться на вашу осмотрительность?
– Безусловно, – заверила его Цераленн.
Но Элистэ не разделяла бабушкиной уверенности. Как ни хотелось ей сохранить свою тайну, пришло время открыться.
– Тут один… одно… э… маленькое затруднение, – призналась она и, не тратя лишних слов, раскрыла саквояж, извлекла осоловелого Принца во Пуха и прижала к груди; песик лежал безвольно и неподвижно, как белый меховой палантин.
Аврелия тихо охнула, Цераленн свела брови, а кондитер огорченно покачал головой и заметил:
– Собачка, похоже, любит полаять.
– Нет-нет, он будет паинькой.
– Его каждый день нужно выводить погулять, не то он вам все тут запакостит.
– Так, может, двум парнишкам, юным Кенублям, будет весело прогуляться и поиграть с ним? – нашлась Элистэ. – Или он позабавит мадам Кенубль и покажет, чему обучен?
– Вот как? – мастер Кенубль смягчился было, но тут же опомнился: – Увы, не получится. Такая бесполезная маленькая игрушка для знатных дам будет всем бросаться в глаза. Пойдут вопросы, откуда взялся малыш, какой от него прок и в том же духе. Нет.
– Ты весьма опрометчиво поступила, внучка, – высказалась Цераленн. – Здесь не место домашним животным.
– Но это не бесполезное животное, – продолжала настаивать Элистэ и выложила последний свой козырь: – Он просто отменный охотник за гнидами, он обнаружит «шпионку» Нану там, где нам с вами и в голову не придет искать.
– Ага, вот это очень кстати, если он и в самом деле это умеет.
– Умеет, он проделывал это на моих глазах.
– Хм-м. – Мастер Кенубль задумчиво почесал пальцем двойной подбородок. – Что ж, будем держать его на кухне. А если он как-нибудь и впрямь поймает гниду, что ж, тогда он с лихвой окупит свое содержание.
– Спасибо, сударь, – с облегчением вздохнула Элистэ и вручила ему своего любимца.
Кенубль удалился. Деревянная переборка, служившая и дверью в убежище, и задней стенкой шкафа, щелкнув, встала на место. Наступал рассвет. Сквозь крохотные оконца пробивалось уже достаточно света. Внизу, по булыжникам улицы Клико, с грохотом потянулись подводы. Кэрт опустила плотные черные шторы, вернув в комнату ночь. Раздевшись без особого удовольствия – по тайным покоям гуляли сквозняки, – беглянки улеглись спать: Элистэ и Аврелия, мешая друг другу, устроились на одной койке, Цераленн заняла вторую, а Кэрт растянулась на полу. Элистэ лежала с открытыми глазами, мысленно возвращаясь к событиям этой ночи, и думала о том, какой смертельной опасности они подверглись, что сулит им завтрашний день, как необычно их новое жилье и до чего раздражает ее непривычное соседство Аврелии, уже успевшей разметаться во сне. «Удастся ли мне заснуть в такой обстановке? Вряд ли», – подумала Элистэ и тут же провалилась в сон. Вернее, в глубокое и долгое забытье, поскольку снов она не видела.
Когда Элистэ открыла глаза, время перевалило далеко за полдень. Локоть Аврелии больно впился ей в поясницу, что, видимо, ее и разбудило. Она медленно села в постели и, прищурившись, посмотрела в призму деревянного «тоннеля». Цераленн и Кэрт уже встали и привели себя в порядок. Цераленн, как всегда, безупречно ухоженная и подтянутая, сидела за столиком, занося что-то в маленькую позолоченную записную книжку, ранее украшавшую собою секретер в ее утренней гостиной. Кэрт полоскала белье в раковине умывальника. Оторвавшись от работы, она поспешила к Элистэ. Кэрт не представляла себе, что Возвышенная может или должна встать, умыться и одеться без посторонней помощи. Даже в разгар революционной разрухи подобная мысль просто не приходила ей в голову; впрочем, как и ее госпоже.
Облачившись в простое шерстяное платье, которое было на ней ночью, Элистэ подсела к бабушке. После того как они обменялись утренними пожеланиями, Элистэ поставила локти на столик, подперев подбородок, и тихо спросила:
– Что дальше, мадам?
– Слушаю, внучка…
– Убежище, конечно, хорошее, нам просто повезло, и все вроде в порядке, но нужно исчезнуть из Шеррина как можно скорее.
– Бегство, несомненно, оказалось делом куда более трудным, чем мы предполагали, и в настоящее время осуществить его нам не по силам.
– Но не можем же мы до бесконечности сидеть взаперти на этом чердаке!
– На мой взгляд, лучше сидеть здесь, чем в «Гробнице».
– Если бы удалось сообщить кавалеру во Мерею, где мы находимся, он бы явился за нами и все вернулось к первоначальному плану, верно?
– Полагаю, так. Но скажи, как ты думаешь это осуществить? У тебя есть конкретное предложение?
Элистэ покраснела – бабушка отнюдь не утратила способности выставить ее дурой в собственных глазах, – и промолчала. «Что бы придумал Дреф на моем месте?» И тут, к ее собственному удивлению, Элистэ осенило.
– Пожалуй, да. – Она приняла вызов, но постаралась не подать виду. – Да, есть. Мастер Кенубль, судя по всему, прекрасно ладит с этим братством шерринских нищих. Попрошайки проникают всюду, все знают и твердо блюдут свою выгоду, по крайней мере, так нам сказали. Если все это правда, то отчего бы Кенублю не предложить щедрое вознаграждение – платить, разумеется, будем мы – тому, кто разыщет нынешнее убежище во Мерея?
Вот так. Предложение не из самых гениальных, но все лучше, чем ничего.
– Однако! М-да. – К удовольствию Элистэ, бабушка, казалось, слегка опешила. – Не столь уж плохая мысль. Совсем не плохая. Она открывает новые возможности, которые следует рассмотреть. Поздравляю тебя, внучка.
Элистэ почувствовала, что заливается радостным румянцем – от Цераленн не часто дождешься похвалы.
– Мы посоветуемся с мастером Кенублем, как только…
Их разговор прервал скрип койки и недовольное мычание. Аврелия завозилась у них за спиной, проснулась и огляделась.
– О Чары! Нет, не приснилось. – Она вновь закрыла глаза и пробормотала: – Кэрт, подай чашку шоколада.
– Не могу, госпожа, – ответила Кэрт, искренне сокрушаясь. – Чаю и соку тоже нет. Ничего нет.
– Как – ничего?! – взвилась Аврелия и от возмущения даже подскочила на койке. – Ни поесть, ни попить?
– Вода, госпожа.
– Фу, гадость! Спустись на кухню и принеси чего-нибудь вкусненького.
– Не могу, госпожа! И не просите!
– Не хами! Ступай сию же минуту.
– Клянусь, не могу. Не дозволено!
– О Чары, да кто позволил, этой твари со мной пререкаться?
– Замолкни, юница Аврелия, и не трогай ее, – приказала Цераленн. – Она не твоя горничная, а горничная твоей кузины. И в любом случае она говорит правду. Никому из нас не позволено покидать эту комнату до наступления темноты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119