На данный момент могу лишь сказать следующее: останки, по-видимому, того же роста и комплекции, как у Баннета, одежда вроде тоже его, цвет волос похожий. Как вы заметили, тело попало на паропровод внутри давильного чана. Одного жара этой трубы достаточно, чтобы сжечь всю плоть, соприкоснувшуюся с ней. Между прочим, то, что тело попало на трубопровод, предотвратило падение его на дно чана во время спуска содержимого, а посему дренажную трубу не заблокировало, слив был осуществлен без помех. Кстати, а где зубы?
– Зубы? Ах, я это тоже заметил, – медленно произнес инспектор.
– У Баннета, я знаю, были целиком искусственные зубы, как верхние, так и нижние. Верхняя челюсть и отставшая от черепа нижняя – там, внутри чана, но обе без зубов. Надо найти эти зубы. Они могут стать лучшим способом идентификации.
– Я займусь этим, сэр, – пообещал инспектор и спросил в свою очередь, как бы напоминая: – А сейчас что скажете о времени смерти?
– Ничем не могу помочь. Посмертное вскрытие здесь тоже ничего не даст. Внутренних органов для осмотра попросту нет, так что… Все что могу сказать – тело, должно быть, находилось в этом чане часов шесть, по меньшей мере, чтобы дойти до такого состояния.
Инспектор повернулся к мистеру Барнесу:
– Они открывают этот люк, прежде чем запустить в него всякую там муру – ячмень и прочее – по утрам?
– Нет.
– И в какое время начинается процесс кипячения?
– В восемь утра.
– Что означает – насколько мы можем сказать в настоящее время, – если это тело мистера Баннета, то его поместили туда между одиннадцатью пятнадцатью прошлого вечера и восемью часами нынешнего утра. – Осознав, что его внимательно слушают, инспектор пришел в более хорошее настроение. – Мистер Барнес, я хочу узнать имя и адрес вашего ночного сторожа… Благодарю вас. Сейчас для вас тут пока нет больше работы, доктор Каммисон. Я вот думаю, не будете ли вы возражать насчет того, чтобы позвонить вдове… миссис Баннет? Вы их лечащий семейный врач, поэтому это будет выглядеть вполне естественно. Только не пугайте славную леди. Просто поинтересуйтесь, когда ее муж покинул дом нынешним утром. Можете использовать предлог, мол, мистер Стрэнджвейс беспокоится, почему мистер Баннет не сдержал обещания… или что-нибудь еще.
– Что ж, хорошо, – согласился Каммисон.
– Один момент, доктор, – произнес Тайлер, – прежде чем вы уйдете. Не кажется ли вам это похожим на самоубийство или инцидент? Вряд ли стоит об этом спрашивать, но все-таки…
– Об инциденте не может быть и речи, – отрезал Каммисон. – Самоубийство? Это означало бы, что несчастный малый забрался в чан, закрыл люк, что нельзя сделать изнутри, затем улегся и стал ждать, когда сварится заживо. Если же люк оставался бы открытым, это кто-нибудь заметил бы еще до загрузки чана. То же самое можно сказать, если бы он запрыгнул внутрь в течение дня, после того, как процесс кипячения начался: люк остался бы открытым, о чем было бы доложено сразу же по обнаружении.
– Никто не сообщал о чем-либо подобном, мистер Барнес? – поинтересовался инспектор.
– Нет. Я наведу справки завтра, если желаете, и выясню точно.
– Да уж, будьте добры.
– Можете мне поверить на слово: самоубийство теоретически возможно, но применительно к мистеру Баннету полностью исключается.
– И я такого же мнения, – согласился Тайлер, – и то же самое можно сказать относительно тела, гм, теоретически. Я имею в виду, что это может быть кто угодно, но практически – определенно тело мистера Баннета. Не так ли?
– Я бы не стал так далеко заходить в своих утверждениях, – уклончиво отозвался Каммисон, в котором проснулась профессиональная осторожность. – Между прочим, надо обратить внимание еще на один момент. Убийца не мог бы пропихнуть жертву через люк, не приведя ее сначала в бессознательное состояние. Если это был наркотик, яд или анестезия, тут я помочь вам не в состоянии. Если использовалось нечто такое, что могло отразиться на костной структуре – например, удар по голове, – тогда мой осмотр, возможно, даст вам ниточку. – Изложив это, Герберт Каммисон отправился к телефону.
Вскоре прибыли и начали работу фотограф и дактилоскопист. Найджел смотрел на них отсутствующим взглядом, пытаясь уловить то, что затаилось на задворках сознания. Давильный чан? Кипячение? Ах да!
– Сорн, вы вроде говорили, что сегодня в этом чане было три отдельных кипячения?
– Да.
– И каждое по два с половиной часа?
– Ну более-менее. Да.
– Послушайте, инспектор, Каммисон утверждал, что тело не дошло бы до такого состояния, если бы не подвергалось кипячению, по меньшей мере, шесть часов. А это означает, что тело находилось в чане во время всех трех кипячений. Следовательно, можно предположить, что его туда поместили еще до восьми часов утра.
– Да, сэр! Более чем вероятно. Я, правда, не знал, что было три отдельных кипячения. Думал, что чан непрерывно работал весь день.
Найджел чувствовал, что могут быть и другие мысли, вытекающие из этого обстоятельства, но он слишком устал, чтобы их отслеживать.
В этот момент появился сержант Толлворти, раскрасневшийся, грязный и преисполненный триумфа. Его честная голова плотно сидела на кирпичного цвета шее. В носовом платке он что-то осторожно нес. Сержант развернул платок, представив на обозрение отвратительные на вид предметы: две покоробленные, побитые и изуродованные зубные пластины с остатками зубов, а также выпавшие зубы, кольцо-печатку и несколько небольших костей.
– Узнаете кольцо? – Тайлер мотнул головой в сторону мистера Барнеса.
– Это хозяина… все верно. Его вензель… видите?
– Должно быть, соскользнуло с кости пальца, когда плоть разъело. Сержант, пусть ребята из лаборатории заберут тело; я прибуду в участок через полчаса… А, вы здесь, доктор? Ну и что она сказала?
Найджел подсознательно ощутил, как сгущается атмосфера. Черные брови мистера Барнеса сошлись на переносице, Габриэль Сорн пристально уставился на тыльную сторону своей правой ладони, даже инспектор, утратив, казалось, часть своей профессиональной сдержанности, не скрывал явного интереса. Только лицо Герберта Каммисона оставалось таким же невыразительным, как всегда, и тон был точно таким же, как если бы произносил избитое: «Следите, чтобы пациент находился в тепле, – всего лишь легкая простуда – никаких оснований для тревоги». Но он сказал:
– Миссис Баннет сообщила, что сегодня еще не видела мужа. Он не явился к завтраку.
– Не был за завтраком? – воскликнул инспектор. – Вы хотите сказать, что покойный весь день отсутствовал дома, а его жена ничего не предприняла в связи с этим? – Он свирепо полыхнул взглядом на Каммисона, словно бы доктор был повинен в неестественном поведении миссис Баннет.
– Похоже, что так, – невозмутимо подтвердил Герберт. – Но вам лучше спросить у нее самой. Если желаете, можем отправиться туда прямо сейчас. Я обрушу на нее новость о нашем открытии, а затем, если она окажется в состоянии отвечать на вопросы, то вам и карты в руки.
Инспектор сделал еще несколько распоряжений и собрался уходить.
– Я должен попросить вас оставаться на месте, мистер Барнес. Переговорив с миссис Баннет, я вернусь, чтобы осмотреть кабинет ее мужа и допросить этих людей. Вы уж, пожалуйста, будьте наготове.
Мистер Барнес выглядел еще более подавленным, чем прежде.
– Все верно. Я должен торчать здесь на случай, если понадоблюсь властям. Целый день варки пива насмарку. Одного этого хватит, чтобы разбить сердце.
«Что ж, – подумал Найджел, когда главный пивовар поплелся прочь, – исходя из натуры Юстаса Баннета это, возможно, наиболее прочувствованная точка зрения на события нынешнего дня». Сам он разрывался между отвращением и любопытством. Мертвый Юстас Баннет куда лучше, нежели живой, – в том не могло быть никакого сомнения, и Найджел не испытывал никакого желания выслеживать того, кто с ним покончил. Однако он чувствовал себя каким-то образом вовлеченным. И не только из-за случая с Траффлисом. Он не мог забыть странной сдержанности Софии Каммисон и еще более странного момента, когда она, положив ладонь на его руку, попросила больше не задевать мистера Баннета. Найджелу тогда еще показалось, будто сам Страх прикоснулся к нему леденящим перстом. Так что же, этот страх передался ему от Софии? «Ну нет, – подумал он, нетерпеливо откидывая прядь волос со лба, – всему виной лунный свет. Придет же такое в голову!»
– Ну, мне, пожалуй, пора, – произнес он.
– Ты не желаешь пойти с нами? – неожиданно предложил Каммисон.
Инспектор нахмурился:
– Чего ради, сэр? Вот уж не знал, что мне понадобится…
– Но поймите, – перебил его Каммисон. – Стрэнджвейс уже повязан в этом деле. Случай с Траффлисом может иметь прямое отношение к смерти Баннета… или еще чьей-либо смерти… что вы сейчас расследуете.
– О, пустое, сэр! Это лишь запутывает узел. Больше нас никто не просит сгущать краски и усложнять себе работу, – с раздражением возразил инспектор.
Каммисон терпеливо проговорил:
– Это, конечно, может быть совпадением. Но разве не странно, что в течение последних двух недель сначала собака, а затем и ее хозяин оказались убиты одним и тем же способом? Разве невозможно такое, что смерть Траффлиса оказалась «генеральной репетицией» гибели Баннета?
Даже на инспектора не смогло не произвести впечатления такое предположение, тем более что Каммисон изложил его спокойным, деловым тоном.
– Ну, сэр, может, здесь что-то и есть, – замялся он. – Но я люблю делать мою работу обычным порядком, и…
– Ох, чтоб меня! Инспектор, это же убийство, а не случай нарушения дорожного движения! Если вы хотите легализировать ситуацию, то позвоните вечером в Скотленд-Ярд сэру Джону Стрэнджвейсу, и тот даст вам наилучшие характеристики на Найджела.
Кончилось тем, что Найджел вместе с Гербертом и полицейским инспектором направились к выходу из пивоварни. Найджел заметил, что его мнения на сей счет никто не спросил. Вероятно, оба, Тайлер и Каммисон, сочли само собой разумеющимся, что он, будучи любителем, рвется, как ищейка с поводка, пойти по следу. Ох, ну и ладно!
Дом Банкетов находился лишь в минуте ходьбы от пивоварни – претенциозное строение из красного кирпича на окраине городка, кричаще утверждающее себя на фоне степенной важности Майден-Эстбери. «Обитель, вполне соответствующая покойному владельцу», – подумалось Найджелу.
Доктор Каммисон оставил их в гостиной, а сам отправился поговорить с миссис Баннет. Инспектор прочно уселся на стул, прямой как палка, положив руки на колени и глядя прямо перед собой. Найджел беспокойно рыскал по комнате, подсознательно фиксируя в памяти обстановку. Его внимание привлек фотопортрет на каминной полке: голова и плечи мужчины средних лет, округлое лицо, густо набриллиантиненные волосы с пробором посредине, военные усики, лишь наполовину скрывавшие безволие небольшого слишком чувственного рта. Найджелу показалось, что этот человек даже на гражданке предпочел бы оставить за собой военное звание, наслаждаясь всякий раз от одного к нему обращения «капитан такой-то». Тип несомненно общительный, любитель компаний, выпивки, скабрезных анекдотов, но достаточно искренний. По профессии может быть кем угодно – фермером-неудачником или успешным коммивояжером…
– Не знаете, кто это? – спросил он у инспектора.
– Джо Баннет… брат мистера Баннета.
– Великий боже! Он же ни капельки не похож на Юстаса. Совсем другой характер. Хотя есть некоторая схожесть в чертах, если повнимательнее вглядеться.
Найджел вспомнил признание Софии Каммисон, что они с Гербертом любят Джо. Теперь это его поразило – младший Баннет вроде бы не должен соответствовать их вкусу. Он все еще размышлял об этом, когда в дверях появился доктор Каммисон.
– Миссис Баннет будет сейчас готова к разговору с вами. Я сказал ей, что мы очень боимся, как бы с ее мужем не случилось несчастья. Желательно не посвящать ее в особо неприятные детали.
– И как она восприняла известие? – поинтересовался инспектор.
– Ну, естественно, для нее это сильный шок, – сказал доктор Каммисон, но Найджел уловил в его ответе что-то недосказанное.
Инспектор тоже с любопытством глянул на доктора, как бы ожидая от него каких-то уточнений. Однако Каммисон молча повел их в комнату миссис Баннет.
Пока инспектор приносил свои соболезнования, Найджел внимательно рассматривал Эмили Баннет – ее изумленные глаза, подернутые лихорадочным румянцем щеки, дрожащие руки, неприбранные волосы и аляповатую одежду. Уголки слабовольного рта женщины слегка подергивались. Все это опять ему кого-то напомнило, вот только кого? Уж никак не убитую горем вдову. Скорее одну из тех подавленных, одиноких странных старых дев, которые после беспорочной жизни в один прекрасный день ломаются, начинают пить и выкрикивать ругательства посреди улицы, приводя в смущение полисменов, которым приходится забирать их в участок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Зубы? Ах, я это тоже заметил, – медленно произнес инспектор.
– У Баннета, я знаю, были целиком искусственные зубы, как верхние, так и нижние. Верхняя челюсть и отставшая от черепа нижняя – там, внутри чана, но обе без зубов. Надо найти эти зубы. Они могут стать лучшим способом идентификации.
– Я займусь этим, сэр, – пообещал инспектор и спросил в свою очередь, как бы напоминая: – А сейчас что скажете о времени смерти?
– Ничем не могу помочь. Посмертное вскрытие здесь тоже ничего не даст. Внутренних органов для осмотра попросту нет, так что… Все что могу сказать – тело, должно быть, находилось в этом чане часов шесть, по меньшей мере, чтобы дойти до такого состояния.
Инспектор повернулся к мистеру Барнесу:
– Они открывают этот люк, прежде чем запустить в него всякую там муру – ячмень и прочее – по утрам?
– Нет.
– И в какое время начинается процесс кипячения?
– В восемь утра.
– Что означает – насколько мы можем сказать в настоящее время, – если это тело мистера Баннета, то его поместили туда между одиннадцатью пятнадцатью прошлого вечера и восемью часами нынешнего утра. – Осознав, что его внимательно слушают, инспектор пришел в более хорошее настроение. – Мистер Барнес, я хочу узнать имя и адрес вашего ночного сторожа… Благодарю вас. Сейчас для вас тут пока нет больше работы, доктор Каммисон. Я вот думаю, не будете ли вы возражать насчет того, чтобы позвонить вдове… миссис Баннет? Вы их лечащий семейный врач, поэтому это будет выглядеть вполне естественно. Только не пугайте славную леди. Просто поинтересуйтесь, когда ее муж покинул дом нынешним утром. Можете использовать предлог, мол, мистер Стрэнджвейс беспокоится, почему мистер Баннет не сдержал обещания… или что-нибудь еще.
– Что ж, хорошо, – согласился Каммисон.
– Один момент, доктор, – произнес Тайлер, – прежде чем вы уйдете. Не кажется ли вам это похожим на самоубийство или инцидент? Вряд ли стоит об этом спрашивать, но все-таки…
– Об инциденте не может быть и речи, – отрезал Каммисон. – Самоубийство? Это означало бы, что несчастный малый забрался в чан, закрыл люк, что нельзя сделать изнутри, затем улегся и стал ждать, когда сварится заживо. Если же люк оставался бы открытым, это кто-нибудь заметил бы еще до загрузки чана. То же самое можно сказать, если бы он запрыгнул внутрь в течение дня, после того, как процесс кипячения начался: люк остался бы открытым, о чем было бы доложено сразу же по обнаружении.
– Никто не сообщал о чем-либо подобном, мистер Барнес? – поинтересовался инспектор.
– Нет. Я наведу справки завтра, если желаете, и выясню точно.
– Да уж, будьте добры.
– Можете мне поверить на слово: самоубийство теоретически возможно, но применительно к мистеру Баннету полностью исключается.
– И я такого же мнения, – согласился Тайлер, – и то же самое можно сказать относительно тела, гм, теоретически. Я имею в виду, что это может быть кто угодно, но практически – определенно тело мистера Баннета. Не так ли?
– Я бы не стал так далеко заходить в своих утверждениях, – уклончиво отозвался Каммисон, в котором проснулась профессиональная осторожность. – Между прочим, надо обратить внимание еще на один момент. Убийца не мог бы пропихнуть жертву через люк, не приведя ее сначала в бессознательное состояние. Если это был наркотик, яд или анестезия, тут я помочь вам не в состоянии. Если использовалось нечто такое, что могло отразиться на костной структуре – например, удар по голове, – тогда мой осмотр, возможно, даст вам ниточку. – Изложив это, Герберт Каммисон отправился к телефону.
Вскоре прибыли и начали работу фотограф и дактилоскопист. Найджел смотрел на них отсутствующим взглядом, пытаясь уловить то, что затаилось на задворках сознания. Давильный чан? Кипячение? Ах да!
– Сорн, вы вроде говорили, что сегодня в этом чане было три отдельных кипячения?
– Да.
– И каждое по два с половиной часа?
– Ну более-менее. Да.
– Послушайте, инспектор, Каммисон утверждал, что тело не дошло бы до такого состояния, если бы не подвергалось кипячению, по меньшей мере, шесть часов. А это означает, что тело находилось в чане во время всех трех кипячений. Следовательно, можно предположить, что его туда поместили еще до восьми часов утра.
– Да, сэр! Более чем вероятно. Я, правда, не знал, что было три отдельных кипячения. Думал, что чан непрерывно работал весь день.
Найджел чувствовал, что могут быть и другие мысли, вытекающие из этого обстоятельства, но он слишком устал, чтобы их отслеживать.
В этот момент появился сержант Толлворти, раскрасневшийся, грязный и преисполненный триумфа. Его честная голова плотно сидела на кирпичного цвета шее. В носовом платке он что-то осторожно нес. Сержант развернул платок, представив на обозрение отвратительные на вид предметы: две покоробленные, побитые и изуродованные зубные пластины с остатками зубов, а также выпавшие зубы, кольцо-печатку и несколько небольших костей.
– Узнаете кольцо? – Тайлер мотнул головой в сторону мистера Барнеса.
– Это хозяина… все верно. Его вензель… видите?
– Должно быть, соскользнуло с кости пальца, когда плоть разъело. Сержант, пусть ребята из лаборатории заберут тело; я прибуду в участок через полчаса… А, вы здесь, доктор? Ну и что она сказала?
Найджел подсознательно ощутил, как сгущается атмосфера. Черные брови мистера Барнеса сошлись на переносице, Габриэль Сорн пристально уставился на тыльную сторону своей правой ладони, даже инспектор, утратив, казалось, часть своей профессиональной сдержанности, не скрывал явного интереса. Только лицо Герберта Каммисона оставалось таким же невыразительным, как всегда, и тон был точно таким же, как если бы произносил избитое: «Следите, чтобы пациент находился в тепле, – всего лишь легкая простуда – никаких оснований для тревоги». Но он сказал:
– Миссис Баннет сообщила, что сегодня еще не видела мужа. Он не явился к завтраку.
– Не был за завтраком? – воскликнул инспектор. – Вы хотите сказать, что покойный весь день отсутствовал дома, а его жена ничего не предприняла в связи с этим? – Он свирепо полыхнул взглядом на Каммисона, словно бы доктор был повинен в неестественном поведении миссис Баннет.
– Похоже, что так, – невозмутимо подтвердил Герберт. – Но вам лучше спросить у нее самой. Если желаете, можем отправиться туда прямо сейчас. Я обрушу на нее новость о нашем открытии, а затем, если она окажется в состоянии отвечать на вопросы, то вам и карты в руки.
Инспектор сделал еще несколько распоряжений и собрался уходить.
– Я должен попросить вас оставаться на месте, мистер Барнес. Переговорив с миссис Баннет, я вернусь, чтобы осмотреть кабинет ее мужа и допросить этих людей. Вы уж, пожалуйста, будьте наготове.
Мистер Барнес выглядел еще более подавленным, чем прежде.
– Все верно. Я должен торчать здесь на случай, если понадоблюсь властям. Целый день варки пива насмарку. Одного этого хватит, чтобы разбить сердце.
«Что ж, – подумал Найджел, когда главный пивовар поплелся прочь, – исходя из натуры Юстаса Баннета это, возможно, наиболее прочувствованная точка зрения на события нынешнего дня». Сам он разрывался между отвращением и любопытством. Мертвый Юстас Баннет куда лучше, нежели живой, – в том не могло быть никакого сомнения, и Найджел не испытывал никакого желания выслеживать того, кто с ним покончил. Однако он чувствовал себя каким-то образом вовлеченным. И не только из-за случая с Траффлисом. Он не мог забыть странной сдержанности Софии Каммисон и еще более странного момента, когда она, положив ладонь на его руку, попросила больше не задевать мистера Баннета. Найджелу тогда еще показалось, будто сам Страх прикоснулся к нему леденящим перстом. Так что же, этот страх передался ему от Софии? «Ну нет, – подумал он, нетерпеливо откидывая прядь волос со лба, – всему виной лунный свет. Придет же такое в голову!»
– Ну, мне, пожалуй, пора, – произнес он.
– Ты не желаешь пойти с нами? – неожиданно предложил Каммисон.
Инспектор нахмурился:
– Чего ради, сэр? Вот уж не знал, что мне понадобится…
– Но поймите, – перебил его Каммисон. – Стрэнджвейс уже повязан в этом деле. Случай с Траффлисом может иметь прямое отношение к смерти Баннета… или еще чьей-либо смерти… что вы сейчас расследуете.
– О, пустое, сэр! Это лишь запутывает узел. Больше нас никто не просит сгущать краски и усложнять себе работу, – с раздражением возразил инспектор.
Каммисон терпеливо проговорил:
– Это, конечно, может быть совпадением. Но разве не странно, что в течение последних двух недель сначала собака, а затем и ее хозяин оказались убиты одним и тем же способом? Разве невозможно такое, что смерть Траффлиса оказалась «генеральной репетицией» гибели Баннета?
Даже на инспектора не смогло не произвести впечатления такое предположение, тем более что Каммисон изложил его спокойным, деловым тоном.
– Ну, сэр, может, здесь что-то и есть, – замялся он. – Но я люблю делать мою работу обычным порядком, и…
– Ох, чтоб меня! Инспектор, это же убийство, а не случай нарушения дорожного движения! Если вы хотите легализировать ситуацию, то позвоните вечером в Скотленд-Ярд сэру Джону Стрэнджвейсу, и тот даст вам наилучшие характеристики на Найджела.
Кончилось тем, что Найджел вместе с Гербертом и полицейским инспектором направились к выходу из пивоварни. Найджел заметил, что его мнения на сей счет никто не спросил. Вероятно, оба, Тайлер и Каммисон, сочли само собой разумеющимся, что он, будучи любителем, рвется, как ищейка с поводка, пойти по следу. Ох, ну и ладно!
Дом Банкетов находился лишь в минуте ходьбы от пивоварни – претенциозное строение из красного кирпича на окраине городка, кричаще утверждающее себя на фоне степенной важности Майден-Эстбери. «Обитель, вполне соответствующая покойному владельцу», – подумалось Найджелу.
Доктор Каммисон оставил их в гостиной, а сам отправился поговорить с миссис Баннет. Инспектор прочно уселся на стул, прямой как палка, положив руки на колени и глядя прямо перед собой. Найджел беспокойно рыскал по комнате, подсознательно фиксируя в памяти обстановку. Его внимание привлек фотопортрет на каминной полке: голова и плечи мужчины средних лет, округлое лицо, густо набриллиантиненные волосы с пробором посредине, военные усики, лишь наполовину скрывавшие безволие небольшого слишком чувственного рта. Найджелу показалось, что этот человек даже на гражданке предпочел бы оставить за собой военное звание, наслаждаясь всякий раз от одного к нему обращения «капитан такой-то». Тип несомненно общительный, любитель компаний, выпивки, скабрезных анекдотов, но достаточно искренний. По профессии может быть кем угодно – фермером-неудачником или успешным коммивояжером…
– Не знаете, кто это? – спросил он у инспектора.
– Джо Баннет… брат мистера Баннета.
– Великий боже! Он же ни капельки не похож на Юстаса. Совсем другой характер. Хотя есть некоторая схожесть в чертах, если повнимательнее вглядеться.
Найджел вспомнил признание Софии Каммисон, что они с Гербертом любят Джо. Теперь это его поразило – младший Баннет вроде бы не должен соответствовать их вкусу. Он все еще размышлял об этом, когда в дверях появился доктор Каммисон.
– Миссис Баннет будет сейчас готова к разговору с вами. Я сказал ей, что мы очень боимся, как бы с ее мужем не случилось несчастья. Желательно не посвящать ее в особо неприятные детали.
– И как она восприняла известие? – поинтересовался инспектор.
– Ну, естественно, для нее это сильный шок, – сказал доктор Каммисон, но Найджел уловил в его ответе что-то недосказанное.
Инспектор тоже с любопытством глянул на доктора, как бы ожидая от него каких-то уточнений. Однако Каммисон молча повел их в комнату миссис Баннет.
Пока инспектор приносил свои соболезнования, Найджел внимательно рассматривал Эмили Баннет – ее изумленные глаза, подернутые лихорадочным румянцем щеки, дрожащие руки, неприбранные волосы и аляповатую одежду. Уголки слабовольного рта женщины слегка подергивались. Все это опять ему кого-то напомнило, вот только кого? Уж никак не убитую горем вдову. Скорее одну из тех подавленных, одиноких странных старых дев, которые после беспорочной жизни в один прекрасный день ломаются, начинают пить и выкрикивать ругательства посреди улицы, приводя в смущение полисменов, которым приходится забирать их в участок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32