Голова Габриэля Сорна дернулась назад, как от удара кулаком. Затем его лицо побагровело, и он неожиданно, но яростно прыгнул на Найджела. Инспектору пришлось повозиться, оттаскивая его и снова усаживая на стул. Однако вскоре глаза Сорна перестали пылать, он ухмыльнулся и вымученно произнес:
– Извините. Какая примитивная реакция: преданный сын защищает честь матери. Я изобью того хама, кто назовет мою мать э… ну да не важно…
– Итак, вы знали? – мягко поинтересовался Найджел.
– Не знал. Подозревал, если вам угодно. Некое несчастливое сходство в чертах начало слишком бросаться в глаза. На самом деле, меня это бесило. Я даже тревожился, как бы никто другой этого не заметил.
– Сходство очень слабое. Мне это даже и в голову не приходило – ну, кроме того, что вы лишь кого-то мне напоминаете, – пока я не услышал завещание. Полагаю, оно многое объясняет.
– Если вы насчет завещания, то – да. Но есть еще кое-что… нечто такое, чего я никак не могу объяснить, – пробормотал Сорн.
– И что же это?
Голос молодого человека стал почти неслышен, наверное, потому, что он сказал не столько им, сколько себе:
– Почему моя мать?.. Как она могла связаться с этим дьяволом Юстасом?
Глава 7
– Это было правилом поведения Фокси: наш высокочтимый отец, джентльмен…
– Всегда всех подозревал.
Ч. Диккенс. Лавка древностей
– Вот уж не думал, что вновь смогу проглотить хотя бы каплю пива! – признался сержант Толлворти. – Но никогда не знаешь наперед, пока не попробуешь, не так ли?
Герберт Каммисон и Найджел встретили аплодисментами столь хорошо сформулированное положение эмпирической философии; сержант же, сделав отменный глоток, стряхнул влагу с усов обратно в высокую пивную кружку.
Было девять часов того же самого вечера. Сержант, казалось, наслаждался кратким отдохновением от тяжких трудов, восседая с расстегнутым воротником и пинтой пива под рукой в самом удобном кресле Герберта Каммисона. София рано отправилась в постель – у нее разболелась голова.
– Предполагается, что я не вправе пользоваться вашим гостеприимством, раз уж нахожусь здесь, будучи при исполнении, доктор, – разоткровенничался сержант. – Но я никогда не придерживаюсь жестко правил – у нас в полиции их столько, что аж дух захватывает. – Он сделал еще, в сравнении с первым, умеренный глоток.
– А я думал, вам не дозволяется пить только с подозреваемыми, – сказал доктор Каммисон, поедая сержанта глазами. – Или я тоже попал в этот список, Джим?
– Если можно так выразиться, то да, сэр. Конечно, мы с вами знаем друг друга. Вам известно, что я исполняю свой долг, а я знаю, что вы в полном порядке, поэтому вот и говорю, а почему бы нам не выпить по-дружески? Ну, вроде как совместить дело с удовольствием?
– Весьма внушительное заявление, прочувствованное, хорошо выраженное и благородное по сути, – одобрил Найджел. – Ну, так в чем, собственно, деловая часть вашего визита?
– Видите ли, доктор, – пустился в объяснения Толлворти, – вот оно как складывается. Сам я ни за что не стал бы вас беспокоить, но этот Тайлер – сущее наказание. Правда. Никакого уважения к почтенным людям… Одним словом, видимо, до его ушей дошла кое-какая информация, вот он и послал меня сюда… Просто в порядке рутины, сэр, должен оговориться… Короче, он хочет знать, где вы были в ночь убийства… глупый чурбан!
Сержант Толлворти, который изрядно вспотел, пока выкладывал таким образом цель своего визита, наконец с облегчением вздохнул и, достав красно-белый носовой платок размером с небольшое банное полотенце, вытер лицо.
– В предыдущую ночь? – уточнил Каммисон. – У нас была вечеринка. Все гости ушли где-то к половине двенадцатого. Мы со Стрэнджвейсом выпили по последней и в четверть первого или около того отправились спать. Весь остаток ночи я провел в кровати. Правда, боюсь, свидетелей этому нет. Я сплю отдельно от жены в своей спальне, а служанка, предположительно, сладко посапывала на мансарде.
– Для меня этого вполне достаточно, – заверил сержант, вздымая руку как бы в салюте. – Вы были в постели – и на этом покончим… инспектор, там, не инспектор. Уверяю вас, сэр, я не хотел приходить сюда… как официальное лицо, я это имею в виду. А все Тайлер. До чего же он подозрителен! Брр, он чертовски подозрителен. Даже в зайце готов заподозрить скрытого Гитлера. Дать ему волю – и он заподозрит самого архиепископа Кантенебрийского.
– Это его работа, куда от нее денешься? – отозвался Герберт.
– Какая там к черту работа! Не вижу никакого смысла нагнетать обстановку. Но Тайлер подозрителен, знаете ли. Этот человек видит во всех лишь самое плохое.
– Как еще насчет пива?
– Благодарю вас, пожалуй, не откажусь… Ну, за ваше доброе здоровье, сэр, и за ваше, сэр!
– А что вы такое говорили о какой-то особой информации, вроде бы дошедшей до ушей Тайлера? – стал допытываться доктор Каммисон.
Сержант Толлворти, похоже, вконец смутился: затеребил воротник, задвигал ногами, тяжело вздохнул и наконец выпалил:
– Да это ублюдок Фетхер мутит воду.
– Фетхер?
– Ага. Тот самый, который работает на пивоварне. Явился нынче в участок и заявил, что у него есть кое-какая информация, и правда, малость того, с душком… Вы уж простите мне такое словечко, джентльмены. Если бы этот Фетхер подкатился ко мне с тем, что он подслушал под дверью, я бы его!.. То же мне информация! Тьфу!
– И что же он сообщил?
– Говорит, подслушал, как вы ссорились с мистером Баннетом в пивоварне год или два тому назад. Слышал, что вы обещали Баннету увидеть его мертвым еще до того, как он осмелится что-то там сделать. А теперь, когда мистера Банкета убили, этот Фетхер сложил два плюс два и с ответом явился к Тайлеру. Вот и вся сказка. Вы не представляете, с каким трудом я удержался, чтобы этому мерзкому лгуну не врезать!
– К несчастью, он прав… Я имею в виду насчет нашей ссоры. У нас, действительно, состоялся бурный разговор об условиях труда на пивоварне, и, несомненно, Баннет позаботился, чтобы этот его шпион подслушивал его из укромного места.
– Вон оно как выходит, сэр. Худо, не так ли? Боком для вас – вот что я хочу сказать. Конечно, кому, как не мне, знать, что вы не убивали. Но этот Тайлер такой подозрительный малый… Ох, да что толочь воду в ступе? Это еще не самое плохое. Тайлер спрашивает: «Для чего убийца поместил тело в давильный чан? Да затем, – отвечает, – чтобы уничтожить следы того, каким образом было совершено преступление. Это наводит на мысль, что если бы тело сохранилось, то можно было бы заподозрить и кто убийца. А кто, наиболее вероятно, может убить одним из специфичных способов, как не врач? Ну, там наркотики, яд или особо тонкая работа ножом…» Я прошу прощения, сэр. Но уж, что есть, то есть. Для Тайлера до такого додуматься – это здорово!
– Увы, – вмешался Найджел, – боюсь, творцом этой зловещей идеи, теперь втемяшившейся ему в голову, являюсь я. Все же есть и иные точки зрения по этому поводу. Ночной сторож, в соответствии со своим расписанием, должен был посетить платформу, где стоят чаны, приблизительно без десяти двенадцать. Убийца мог прикончить Баннета прямо там, затем, услышав, как подходит сторож, или зная, что он вот-вот придет, в спешке запихнул тело в чан, просто чтобы избавиться от трупа.
– Ты не в лучшей своей спортивной форме, Найджел, – возразил Герберт. – Я мог бы проткнуть эту версию местах в двенадцати или около того. Так, например, убийца, кто бы он ни был, должен был быть хорошо знакомым с работой и географией пивоварни, следовательно, вполне мог бы позаботиться о том, чтобы сделать свою грязную работу в таком месте, куда сторож наверняка не придет.
– Да, – рассеянно согласился Найджел. – Мне вот что не дает покоя – почему старого Баннета вообще поместили в чан? Было ли это частью плана убийцы, или он действовал под влиянием момента? Твой аргумент, Герберт, похоже, отклоняет второй вариант. Ну, тогда выходит, это часть плана убийцы.
– Акт справедливости в духе поэзии, – предположил Толлворти, – утопить его в собственном пиве.
– В духе поэзии? А что?.. Габриэль Сорн… Такая возможность не исключается.
– Приступ слепой ярости? – предположил Каммисон.
– Но тогда напрашивается вывод, что и все преступление было незапланированным, а анонимное письмо говорит прямо об обратном.
– Совсем не обязательно, – не согласился Каммисон. – Определенный индивидуум – в некоторой степени аморальный, чувственный, невротический тип, грубо говоря, – вполне мог бы ощутить, как глаза заволакивает красная пелена после первого же удара. Знаешь, типа парня, который случайно переехал кошку автомобилем, а потом вылез и начал топтать ее ногами. На самом деле это страх, точнее, страх, смешанный с садизмом.
– Да, в моей школе был подросток вроде этого. Робкий, обидчивый, необщительный. Однажды другой мальчишка довел его до белого каления, и тот набросился на него, сбил на землю удачным ударом, а затем чуть не выбил из него мозги, пока обидчик валялся на полу. Мы втроем еле оттащили его от жертвы, и целых две недели пострадавший после этого провалялся в постели. Но вот может ли такой тип замыслить убийство или хотя бы заставить себя первым нанести удар? Вот в чем я сомневаюсь.
– Я бы сказал, такое маловероятно, но не невозможно, – ответил Каммисон. – Тип, которого мы сейчас измыслили, возможно, обладает богатым воображением и большой фантазер. Дав волю своей фантазии, он нарисовал в мыслях то, как совершил бы убийство: он вполне был способен послать анонимное письмо и даже самолично явиться на пивоварню. Но этим и ограничился бы. Но, допустим, Баннет обнаружил его затаившимся в засаде. Предположим, между ними произошла ссора, и наш убийца-фантазер на самом деле убил Баннета, скажем – с некоторой натяжкой – в порядке самообороны. Раз сбив его с ног по глупости, он мог ощутить вкус крови, образно говоря, и докончить начатое дело.
– Да, такое возможно. И снова напрашивается Сорн – на воре шапка горит. Никто при всем желании не назовет главного пивовара или мисс Меллорс невротиками с буйной фантазией.
Найджела сейчас уже тревожило другое – кого это недавно кто-то охарактеризовал ему слабаком в моральном плане? Нет, не Габриэля Сорна – это уж точно. И вдруг вспомнил. Это София сказала так о Джо Баннете.
Затем существует возможность шизофрении, то, что называют раздвоением личности, – продолжал между тем доктор Каммисон. – Мысль раздваивается, и обе половинки работают альтернативно. Это то, что типично для некоторых учителей и священников, когда они вдруг обрушиваются с яростными нападками на своих подопечных. Ваш убийца, возможно, в обычных условиях безобидный малый и даже не ведает, что натворил, оказавшись в другом состоянии. Джекил и Хайд – вот тебе пример.
– Пощадите нас, доктор, – взмолился сержант. – Вы вот-вот скажете, что это сам Тайлер или ваша жена сотворили такое с Банкетом.
– Я вот размышляю, – проговорил Найджел, – способно ли подсознательное раздвоение личности сделать человека склонным к намеренному злодеянию? Сорн, например, подвизается, и довольно успешно, в двух совершенно разных сферах. На пивоварне он совсем другой, совсем не такой, как в доме у Болстеров.
– Вот тут, боюсь, я ничем не смогу тебе помочь.
– В любом случае, все это весьма абстрактно. Больше фактов – это то, в чем мы нуждаемся. Как насчет того анонимного письма, сержант? Что-нибудь делается в связи с ним?
– Мы специально держим на этом человека, сэр. Во второй половине дня выемка писем в Весторн-Приорс производится дважды: в два двадцать и семь двадцать. Письмо должно было быть опущено в ящик где-то между этими двумя интервалами времени, поэтому нами наводились справки о всех передвижениях людей, как после полудня пятнадцатого числа, так и в ночь с шестнадцатого на семнадцатое. Вот список людей, данный мне Тайлером, с графами, заполненными в соответствии с их показаниями. Не хотите ли взглянуть?
– Ох, да с меня сейчас шляпа слетит! – воскликнул Найджел, вглянув на лист бумаги. – Ваш инспектор – великий либерал по части выбора подозреваемых. – Он прочел лист про себя.
Г. Сорн / В пивоварне до 5.30 (подтверждается Г. Барнесом и другими). В своей квартире 5.35-7.30 (подтверждается миссис Болстер) / Прогуливался с 11.30 до 12.45 приблизительно (свидетелей нет)
Г. Барнес / В пивоварне до 5.30 (подтверждается Г. Сорном и другими). Прибыл в «Стагс-Хеад» в 7.05 и оставался там до 8.15 (подтверждается барменом и другими). По его утверждению, предпринял поездку за город между 5.30 и 7.05. Маршрут сообщил (засвидетельствовать, однако, некому) / В постели (подтверждается женой)
Миссис Баннет / 20-4.00 отдыхала (частично подтверждается служанкой). Чаепитие 4.15-5.30 (подтверждается миссис Эмберли). 5.30-7.30 работала в саду и переодевалась к обеду (подтверждается служанкой) / В постели (свидетелей нет)
Дж. Баннет / Приб. «Роял-Лайон», Поулхемптон, в 3.00 (подтверждается портье и остальными). Передвижения в оставшуюся часть дня подтверждаются Элиасом Фоулксом – старший на яхте Баннета «Ганнет» – персоналом отеля и другими / Нет свидетелей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32