Форан позволил всем рассмотреть меч. Кое-кто из септов нахмурился и распрямился, но большинство выглядели скучающими. Он знал: они ждут речи. Риторика – вот обычай, а меч – всего лишь экзотическая побочная деталь.
– У Нас нет полного списка смертей, причиненных этими людьми, хотя среди них смерть Нашего отца и Нашего дяди. Поэтому Мы назовем имена тех, кто погиб, защищая Нашу жизнь. – Эти имена он запомнил задолго до того, как решил использовать их здесь. Ему казалось, что человек должен помнить имена тех, кто отдал за него жизнь. И назвал имена пятнадцати Воробышков. Потом имена десяти людей, принадлежавших Авару, септу Легея, пришедших ему на помощь. – И клан Ронжера Библиотекаря… – восемь имен. Он дошел до конца этого списка, и только тогда многие септы поняли, что имена принадлежат Странникам.
Два его советника – Герант и Авар, оба септы, – посоветовали ему назвать эти имена. Политикой Совета на протяжении столетий было устранение «бича» – Странников. Но эти люди тоже погибли за него, и Форан решил, что их имена послужат доказательством вины обвиняемых.
– Первый человек, погибший в ту ночь, не получит от Нас справедливости. Леди Мирцерия из Теллериджа, дочь прежнего септа Теллериджа, умерла под пытками, которые применял к ней ее отец. Она умерла, чтобы сохранить Нашу тайну, чтобы Мы могли довершить падение Пути. Мы хотели бы, чтобы Теллеридж ответил за свои преступления, но он умер в тот день, и умер слишком легко.
Пока он говорил, два стражника, специально подобранные для этого дела, сняли статую жеребца с его почетного места и сдернули вышитое покрывало, обнажив холодный гранитный камень.
Форан кивнул, и охранники септа Дженни подвели его к камню. Они сбили его с ног и прижали к граниту, так что голова свисала. Все это было проделано гладко: сказывались почти непрерывные трехдневные тренировки.
Септ, обвиненный в предательстве, должен пролить кровь в зале Совета. Традиционно император разрезает его руку, позволяя капнуть крови. Обычно в тот же день следует обезглавливание – во дворе дворца, в специально отведенном месте. Но были и исключения.
Обеими руками Форан высоко поднял над головой старый меч. Кожаная головка эфеса позволила руке не скользить, когда он опустил меч, созданный, чтобы рубить, а не фехтовать или парировать удары, и перерубил шею септа Дженни.
Все произошло так быстро, показалось Форану, что Дженни даже не понял, что с ним происходит.
Кто-то закричал – но не протестующе, а от неожиданности и шока. И когда он повернулся лицом к ним, к Совету септов, то увидел, что наконец полностью завладел их вниманием.
В наступившей тишине Форан позволил им как следует всмотреться в императора, с мечом в руке, с разбрызганной вокруг кровью; позволил запечатлеть эту картину в уме и в сердце, чтобы она перекрыла воспоминания о слабаке, каким они его считали.
Лицо его оставалось бесстрастным. Помогло то, что это был не первый убитый им человек. «Что бы я ни чувствовал, – яростно сказал он себе, – это не убийство».
Стражники оттащили тело в сторону и накрыли грубой, темной мешковиной – никаких дорогих тканей для этих людей. Когда окровавленный камень опустел, Форан кивнул следующей паре.
После первых трех ему легче стало сдерживать тошноту. Он научился с такой скоростью опускать меч, что большую часть работы выполнял вес его тела. И только раз пришлось ему нанести второй удар, когда септ Сил Холда слишком энергично вырывался из рук стражников, и под удар меча попало его плечо.
Форан ждал, когда унесут очередное тело, и Тоарсен принес чистую влажную ткань и вытер лицо императора от крови и пота; и это тоже Форан тщательно отрепетировал заранее.
Он не хотел, чтобы септы видели безумца, опьяневшего от крови; перед ними император, готовый убивать, чтобы защитить империю, человек, чьей силы следует бояться.
Наконец упало последнее тело.
– Именем Форана императора приговор приведен в исполнение. Да будут тела сожжены и развеяны по четырем ветрам. Пусть никто не сможет воспеть их путь к столам богов. Да будут забыты их имена.
Форан так никогда и не узнал, кто произнес эти слова. Должен был произнести он – он сам их написал, но он говорить не мог. Вытер меч об одежду последнего казненного и вернул его Тоарсену.
Не глядя по сторонам, Форан вышел из зала. Кисел, второй капитан императорской гвардии, и Авар, септ Легея, шли за ним почетным караулом.
Выйдя из зала, Форан пошел быстрее, продолжая по возможности сохранять императорское достоинство. Он был благодарен сопровождавшим его людям: они не сказали ни слова.
Оказавшись в своих апартаментах, Форан схватил миску, подготовленную заранее как раз для этой цели, и его вырвало. Закончив, он вытер лицо, прислонился к ближайшему столбу и прижал лоб к холодному камню. Он хотел остаться в одиночестве. Хотел оказаться где угодно, только не здесь.
Авар протянул ему чашку с водой.
Форан прополоскал рот и выплюнул воду в миску.
– Ты был прав, – сказал Авар. – Я ошибался. Ни один из тех, кто находился в зале, никогда не забудет происшедшее.
Форан хотел забыть, но знал, что не сможет. Авар прав. Кто-то коротко и энергично постучал в дверь.
– Входите, – сказал Форан, узнав стук.
Вошли септ Геранта и брат Авара Тоарсен. Тоарсен по-прежнему держал меч, но в ножнах и на плече.
«Вероятно, глупо, – подумал Форан, – что из четырех человек, которым я полностью доверяю, хорошо знаю только одного». Бессознательное орудие в руках мастеров Пути, стремившихся ослабить и поработить императора, Авар был первым проводником, а затем и собутыльником Форана. Однако он так и не достиг вершин разложения, которых достиг сам Форан. Как в золотой монете, упавшей в грязь, в его друге было что-то чистое и сверкающее, и запачкать это оказалось невозможно.
Еще месяц назад Форан знал брата Авара Тоарсена и лучшего друга Тоарсена Кисела по случайным встречам в коридорах дворца. Оба обладали отличной репутацией, и судя по тому, что он узнал за последний месяц, их репутация как смельчаков была, пожалуй, преуменьшена.
Он также знал, что обоим можно полностью верить. Они принадлежат ему, они дар ему от Таерагана из Редерна – а может, он сам был дан им в качестве дара: Форан не был вполне уверен.
А вот септ Геранта был определенно даром Таера. Герант так редко приезжал в Таэлу, что Форан не был уверен в том, что тот с ним знаком, пока Герант не явился по вызову Форана – Форан написал ему по совету Таера.
Прежде чем Герант прибыл, Форан представлял себе состарившегося Авара – рослого, харизматичного, физически сильного – особенно после того, как прочел о победах Геранта над Фаларном двадцать лет назад. Но Герант оказался не гигантом и вообще не походил на героя.
Он меньше среднего роста и выглядит на десять лет моложе своего возраста. Одевается не роскошно и слушает больше, чем говорит. Вначале Форан считал его правдивым и верным человеком, но того типа, который долго думает, прежде чем действовать. И он оказался прав – только Герант думал гораздо быстрее других. Герант понравился бы дяде Форана, а лучшей похвалы Форан не знал.
– Ты хорошо это разыграл, – сказал Герант. Форан сделал глоток воды.
– Дайте мне десяток девственниц, и я завершу шоу.
– Пропустив завтрак, он всегда в дурном настроении, – заметил Авар.
– Хорошо, что не было еще двух или трех, – продолжал Форан. – А то я бы начал колоть их, а не рубить головы. Может, следовало взять топор?
Авар подошел к кувшину и налил эля в пять приготовленных кубков.
– Немного эля, господа? Когда он такой, с ним невозможно разговаривать.
– Это трудно, – сказал Герант. – Куда легче убить ублюдка с ножом у твоей глотки, чем хладнокровно убивать плачущего и дрожащего.
– Я бы сделал это за тебя, – сказал Тоарсен.
Черты лица, которые делали Авара образцом мужской красоты, превращали Тоарсена в веселого пьяницу – если не смотришь ему в глаза.
Приходилось ли Тоарсену убивать связанных людей, не способных сопротивляться? Форан не спрашивал: не хотел знать.
– Отвратительное дело. – Кисел ослабил воротник капитанской формы и принял кубок. – Мне больше нравится убивать, когда тебя самого стараются убить, – продолжал он, очевидно, отвечая на невысказанный вопрос Форана. Впрочем, сказать трудно: у Кисела своеобразное чувство юмора.
Кисел – второй сын септа Сил Холда. Когда Форан разрешил ему не присутствовать на казни, Кисел предложил держать септа, когда император нанесет удар. Похоже, он совсем не любил отца.
Сделав большой глоток, рослый мужчина расслабился в своем обычном кресле. За последние несколько недель личные апартаменты императора превратились в помещение военного совета.
– Теперь они будут бояться тебя, Форан, – сказал Герант. – Но и уважать.
– Я наблюдал за Горришем, – сказал Тоарсен. – Хладнокровный тип. Не испугался, и шоу не произвело на него впечатления. Если бы он был колдуном, ручаюсь, император уже лежал бы в гробу в пышном облачении.
Авар кивком поддержал брата.
– Знаю. Я тоже это видел. Что-то с ним придется делать.
– Его нужно убить, – согласился Герант, отыскав небольшую скамью и садясь на нее. Для него было приготовлено мягкое кресло, и это забавляло Форана: Герант любил простую мебель. – Плохо, что не нашлось достаточно улик против него.
Форан мрачно улыбнулся и сменил стакан с водой на кубок с элем.
– Он был слишком занят управлением Советом за Теллериджа, чтобы часто самому появляться внизу. Слуги Пути знали, но я не хотел подвергать их тому наказанию, которое накладывают на слуг, свидетельствовавших против хозяев.
Он сел на свое место, небрежно перебросив ногу через ручку. Общество успокаивало его, позволяло думать о чем-либо ином, кроме крови, забрызгавшей его одежду.
– Кстати, это напомнило мне, – сказал Герант, – что я пообещал Таеру присматривать за тобой, но ты делаешь эту задачу очень трудной. Если бы Авар и Кисел не догадались пойти за тобой, ты отправился бы по залам в одиночестве. Ты должен был подождать и взять с собой охрану. Твои действия сегодня делают тебя целью – и не только для членов Пути, сумевших скрыться, но и для любого септа или купца, который считает, что его дела шли лучше, пока ты пьянствовал и гонялся за шлюхами, а не занимался государственными делами.
– Император слишком долго гонялся за шлюхами, – сухо ответил Форан. – Нам всем необходимо время, чтобы приспособиться. Я постараюсь не забывать брать с собой охрану.
– Мы с Киселом подобрали несколько надежных людей из императорской гвардии, – сказал Тоарсен, и Форан понадеялся, что он не заметил, как подмигнул Авар. Вполне вероятно, что среди императорских гвардейцев вообще не найдется достойных доверия. – Они днем и ночью парами будут дежурить у твоих покоев.
Герант потер лицо: он тоже был знаком с императорскими гвардейцами. Он проводил утренние тренировки (которые посещал Форан), предоставив вечерние капитанам.
– Но среди них не найдется и десятка, которым я бы доверял.
– Они будут дежурить по двенадцать часов, – сказал Тоарсен. Форан заметил, что он не стал спорить с оценкой Геранта. – И мы с Киселом тоже будем дежурить в свою очередь.
Герант покачал головой.
– Смены слишком продолжительные. И, выбирая немногих, вы говорите остальным, что они непригодны. Составьте пары: один больше внушающий доверие, другой меньше. Смены сделайте трехчасовыми. Если смена дольше трех часов, охранник становится неэффективен.
Одно из преимуществ общества этих людей, думал Форан, в том, что они могут бесконечно спорить, позволяя ему подумать о действительно серьезных проблемах.
– Пусть дежурят здесь, – сказал он. Герант приподнял бровь.
– Они все дворяне, – с легкой улыбкой сказал Форан. – Выросли в благородных семьях. Знают, какой вилкой что есть – вероятно, лучше меня. Конечно, из них плохие охранники, потому что они не для этого предназначены. Они будут составлять мне компанию, а охранять двери мы поставим дворцовых стражников. Ведь мы сможем найти несколько дворцовых стражников, которые не ударят меня в темноте в спину за то, что я повесил их капитана. Найдите тех, кого он чаще наказывал.
Авар фыркнул.
– Здорово придумано. Доверить охрану императора худшим дворцовым стражникам.
– Вот оно, – неожиданно сказал Герант. Форан заключил, что Герант согласен скорее с ним, чем с Аваром. – Вот чего нам не хватало. Мы сделаем императорскую гвардию чем-то отличным от дворцовой стражи и армии. Эти люди не подходят для службы охранниками.
– Я благородного происхождения, – сказал Тоарсен. – если кто-нибудь оденет меня в мундир и будет ожидать, что меня не будет видно никогда, за исключением тех моментов, когда он рявкает мне свой приказ, я буду этим недоволен. – Он улыбнулся, и на этот раз его глаза тоже загорелись. – Если подумать, то именно так обращались с нами Хищники. И посмотрите, к чему это их привело.
– Это не значит, что мы не будем их учить или наказывать, – сказал Форан Авару, который выглядел недовольным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55