И вдруг все стихло. Повеяло прохладой. Дышать стало легко. Но двинуться я не мог. Слышно было только, как рядом стонала Джанела.
Над нами стоял Баланд. Его желтые клыки сверкали в широкой ухмылке. А потом он отвернулся, словно мы больше не заслуживали его внимания.
Я огляделся. Возле трона лежали два обливающихся кровью охранника. Король Игнати в ужасе застыл на троне, его сын с обнаженной саблей стоял рядом.
Баланд рассмеялся. Смех этот булькал, как густая жидкость в сточной канаве.
Послышался стук множества когтей, и из мрака явились демоны-солдаты.
Баланд взмахнул рукой, и сабля, выпав из руки Солароса, с лязгом упала на пол.
– Ну а теперь обсудим мои просьбы в более спокойной обстановке? – насмешливо обратился Баланд к тиренскому королю.
Игнати молчал. Он выглядел сейчас очень старым и больным. И крепко схватился за руку сына.
– Моя первая просьба такова, – сказал король демонов. – В День Творца вы любезно подпишете то, что я вам предложил. В честь улучшения взаимоотношений между двумя нашими королевствами на эту церемонию вы приведете этих двух ориссиан. Где сами казните их. А до дня подписания, который наступит через несколько месяцев, эти двое будут содержаться под охраной, которую назначу я. И, если им удастся сбежать, я обещаю, что наказания в Тирении будут суровыми.
Как видите, я настолько заинтересован в мире, что хочу положить конец любым возможностям возникновения конфликтов. Жертва, которой я требую, должна не только привести к тому, что Серый Плащ и Антеро не побеспокоят нас больше, но и к тому, чтобы ни один из смертных больше не смел следовать их примеру.
Он сверкнул глазом на короля Игнати и его сына, все еще молчавших. Я заметил, как принц поглядывает на саблю, лежащую у его ног.
Баланд взмахнул рукой, и сабля, пролетев по воздуху, оказалась у него в когтях. Он усмехнулся.
– К тому же я не могу забыть и о ваших недавних военных приготовлениях. И я хочу, чтобы в день подписания договора на площади построилась тысяча ваших самых лучших солдат. Безоружные, раздетые и закованные в кандалы. В нужный момент они мне понадобятся для решающего благословения. Я думаю, вид тысячи голов будет приятным зрелищем.
Баланд повернулся и насмешливо спросил:
– Не так ли, Тобрэй?
Старший маг шагнул вперед, но прежде, чем он успел что-нибудь сказать, Баланд метнул в него саблю. Сабля развернулась в полете, засверкала магической энергией, вонзилась в руку мага, лезвие прошло насквозь и воткнулось в каменную стену, пригвоздив мага к ней.
Тобрэй издал стон, но не вскрикнул. От усилий удержаться от унизительного вопля у него даже кровь выступила на губах.
– Итак, ваше величество, – сказал Баланд. – Что вы думаете о моих просьбах? Потребуете ли вы их выполнения, как и надлежит мудрому монарху?
Игнати, слишком ослабевший, чтобы отвечать, лишь отрицательно покачал головой. За него ответил сын:
– Ты видел его ответ. Если из-за этого нам суждено умереть, пусть будет так. Но вот что я скажу тебе, Баланд: как только мы погибнем, тебе лучше убираться отсюда как можно быстрее, потому что наши подданные наверняка отомстят за нас. А если ты сбежишь, их решимость вести войну лишь возрастет.
– Я вижу, ты все еще полагаешь, что у вас есть выбор, – сказал Баланд. – Что ж, я тебя разочарую.
Он взмахнул рукой, и Игнати подался вперед. Еще взмах, и король пронзительно вскрикнул. Грудь его вздулась, разрывая одежду.
Принц прыгнул вперед, но Баланд ударом лапы сбил его с ног. Жуткий вопль короля эхом разнесся по залу, и тут сердце его, разодрав грудную клетку, вылетело и оказалось в когтях Баланда. Демон сжал его, и король закричал еще ужаснее.
Баланд опустил сердце так, чтобы принц его видел. Соларос сидел на полу с раскрытым ртом.
– Вот жизнь твоего отца, – сказал Баланд. – А теперь соображай быстро. Ты соглашаешься с моими предложениями, а я возвращаю Игнати жизнь. Или ты продолжаешь упорствовать, и в этом случае…
Он вновь сжал сердце, и Игнати закричал еще громче.
– Мы согласны, – выдохнул принц. – А теперь прошу тебя, не мучай его больше.
– Ты отвечаешь за свои слова? – спросил король демонов. Еще раз сжал сердце, еще один крик.
– Отвечаю, – всхлипнул принц.
Баланд кивнул.
– Как будет угодно вашему высочеству.
Он медленно подошел к трону, улыбнулся страдающему Игнати и вложил сердце тому в грудь. Он подул на зияющую дыру, и в мгновение ока не осталось следов ни от кровавой раны, ни даже от разрывов в одежде.
Баланд похлопал короля по плечу.
– Я рад, что теперь вы оба разделяете мое мнение, – сказал он. Баланд повернулся к Яшуре.
– Проследи, чтобы мои пожелания были выполнены, – сказал он. Затем указал на нас с Джанелой. – Особенно те, что касаются этих двух. И до моего возвращения в Тирению я не должен даже вспоминать о них.
Яшура поклонился, и тут же тьма закружилась вокруг Баланда. Она окутала его плащом… и он исчез.
И вновь я стал узником короля. Но только теперь не такого жестокого, как Азбаас, или деспотичного, как архонты, некогда правившие Ликантией. А короля Игнати, сдавшегося от боли, загнанного в угол.
Несмотря на все свои заблуждения, он любил своего сына. А сын любил его.
И из-за этой любви должны были умереть мы, а с нами еще тысяча человек.
В эти свои последние дни я не страдал от физических мучений. Нас заперли в наших апартаментах, а оставшиеся при мне в качестве слуг Квотерволз и Келе заверили меня, что остальные наши люди содержатся в схожих условиях.
Демоны охраняли нас днем и ночью. Несколько раз в день демоны обнюхивали нас, удостоверяясь, что мы не занимаемся магией.
Не было никакой надежды на побег.
Джанела не сразу восстановилась после выпавших на ее долю испытаний. Но ей становилось все лучше, и она каждый день уговаривала меня не отчаиваться. И я говорил ей: да, любимая, я знаю, как сильны волны надежды и жизни. И я старался выглядеть по возможности спокойным, чтобы не волновать ее.
Вы, возможно, уже заметили, какие нежные выражения применяю я. Это не игра в слова. Джанела действительно моя любовь. И мне кажется, с самого начала нам обоим было понятно, что нам не избежать любви.
Я не сожалею о тех напрасно потраченных днях и ночах, проведенных нами порознь. Потому что иначе все было бы по-иному. Может быть, это отразилось бы на нашей совместной деятельности, дружбе во время этого грандиозного приключения. И наши объятия омрачались бы виной перед Яношем и другими смущающими обстоятельствами, такими, например, как рассуждения: действительно ли это любовь или просто изощренная ирония судьбы?
Я не могу точно вспомнить тот момент, когда мы наконец стали одним целым.
Я даже не помню, день это был или ночь. Но мне кажется, что в тот момент я как раз делал свои записи в этом журнале. И тут, ощутив руку Джанелы на плече, я повернулся к ней. Она стояла с бокалом вина в руке для меня, улыбаясь, но, когда взгляды наши встретились, улыбка исчезла, а я просто погрузился с головой в темные глубины ее глаз.
И тут мы словно вернулись в джунгли, на берег, где купались тогда Джанела и остальные наши женщины. И я уже не стал отворачиваться, а подхватил ее на руки и отнес на песок, где мы занимались любовью, пока в сладостную тьму ночи не полетели искры костров.
А потом мы оказались в той целомудренной постели, в Ирайе, где разыгрывали любовников, чтобы одурачить Модина. Но только на этот раз я был юн, а скользнувшие вниз руки Джанелы ощутили мою мощь. Она рассмеялась и, отбросив покрывала, оседлала меня и помчалась, пришпоривая меня и размахивая гривой волос, как дикая степная кобыла.
Для меня она слилась с образами Омери и Диосе. Наша любовь наполнилась огнем и страстью, оставаясь нежной и мечтательной, и вокруг зазвучали волшебные флейты. Она иногда даже становилась для меня Мелиной с дразнящими глазами и ласками, но раздвигающей бедра при первом же прикосновении.
Но все же она оставалась самой собой, Джанелой. Таинственной и неуловимой, как шлейф колдуньи. Женщиной, уносящей меня туда, где исчезали все тревоги. Мы занимались любовью в горных долинах. Бежали по сугробам к горячим гейзерам. Забирались под покров густых ветвей деревьев и срывали с себя одежды. Лежали, тесно прижавшись друг к другу, на палубе какого-то корабля, и вокруг шумели волны и ветер.
А однажды она сотворила кувшин с вином и медом, и мы, обмазав друг друга, по очереди слизывали пьянящую сладость друг с друга, пока не оставался только вкус любимой кожи.
Но больше всего мне нравилось то праздное время после любовных утех, когда мы лежали просто так и болтали о далеких землях, о живущих там людях и о собственных мечтах. Потому что разговаривать с Джанелой – это все равно что разгадывать тайны звезд. И с волнующим страхом узнавать, почему луна показывает нам только одну сторону своего лика и что будет, когда солнце сгорит.
Как-то она напомнила мне рассказ принца Солароса о тех старейшинах, которые отыскали дверь в мир более совершенный и скрылись туда, так и не вернувшись.
– Мне кажется, Амальрик, я знаю, как открыть эту дверь, – сказала она.
– Так открой ее немедленно, – сказал я. – И мы освободимся из этого плена.
Джанела покачала головой.
– Существует небольшое условие, – сказала она.
– Какое же?
– Требуется для начала умереть.
– Ну и что? – сказал я. – Баланд все равно собирается убить нас. Зачем доставлять ему это удовольствие?
– Есть и еще кое-что, – сказала Джанела. – Нам необходимо избавиться от Баланда.
– Что-то уж слишком много для того, чтобы оказаться в загробной жизни, – усмехнулся я. – Ну да ничего. Чем меня теперь разочаруешь? Я уже видел два Далеких Королевства, и ни одно из них не стоило их мифической репутации. Сказать правду, Джанела, я не против того, чтобы покончить с жизнью прямо сейчас. Пусть даже и нет никакого соблазнительного другого мира. Просто я стар. Даже в теле молодого человека я стар. Достаточно я пожил. Я буду сожалеть лишь о том, что расстаюсь с тобой. И закончится мой самый увлекательный роман. Я взбирался в горы. Я видел далекие звезды. Я уплывал уже в неизведанное и возвращался. И теперь пора отдохнуть.
Джанела молчала.
– Я обидел тебя? – спросил я. – Извини, если так. Я лишь размышлял вслух. Иногда это не очень умно.
Джанела смахнула слезу.
– Ты не обидел меня, любовь моя, – сказала она. – Я сожалею только о том, что не могу обеспечить достойного завершения мечты твоей жизни.
Я обнял ее.
– Не о чем сожалеть. Кроме того, я уже заканчиваю свои записки. На них ушло больше времени, чем я предполагал, но мне не хотелось ничего упускать.
Я посмотрел на стол, где в углу, ожидая продолжения, высилась кипа страниц.
– Близится День Творца, – сказал я. – И мне лучше заняться продолжением рукописи до последней возможности. Вдруг я забуду то, что явится ключом к спасению Ориссы? Вряд ли, конечно. Но если все-таки так случится и я пропущу что-то, то стану самым несчастным призраком.
– О, ты будешь замечательным призраком, Амальрик, – сказала Джанела. – И очень привлекательным. Вот увидишь, сколько женских призраков потянутся к тебе с желанием схватить в объятия. И ты будешь бродить по земле и всех ободрять, поддерживать и улыбаться. И никогда не узнаешь, что они будут желать лишь твоего несуществующего тела.
– Я думаю, надо мной будут смеяться, – сказал я. Джанела широко округлила глаза.
– Смеяться? – сказала она. – Над великим Антеро? Ну что вы, мой господин. Только не над вами…
И я заставил ее замолчать, закрыв рот поцелуем.
А начал я эту рукопись вскоре после того, как Джанела восстановила свои силы.
Мы вдвоем, да еще Квотерволз с Келе, много часов провели за обсуждением сложившейся ситуации и пришли к выводу, что любой ценой мы должны предупредить Ориссу. И я обращаюсь с мольбами ко всем богам, милостивым к нам: помогите это сделать, помогите попасть туда моим рукописям. В этих воспоминаниях может отыскаться средство остановить вторжение короля Баланда в Ориссу.
Слишком много поколений потратили свои силы на то, чтобы выбраться из того пепелища, которое осталось после последнего нашествия демонов на нас. И я боюсь, что после нового вторжения нам уже не оправиться.
Большая часть нашего мира все еще пребывает во тьме невежества. Только Орисса да еще несколько мест просвещены знанием. А ведь мы могли бы создать мир, по сравнению с которым даже деятельность старейшин показалась бы бледной. Как узнали мы в Тирении, старейшинам сильно не повезло. Да и сами они были не идеальными, порой пользовались и недостойными методами, устраивая резню, грабеж, порабощая другие племена при создании собственной державы. Они ревниво охраняли свои тайны, не делясь знаниями ни с кем.
И в конце концов именно старейшины оказались виновниками поражения человечества. Потому что, когда явились демоны, отпор им старейшины вынуждены были давать в одиночестве. Остальной мир был просто не в состоянии помочь им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72