– У меня тоже!
– Стой, где стоишь.
– На меня смотрят.
– Еще бы!
– Я стесняюсь.
Орк наконец оторвался от созерцания принарядившихся вояк и уставился на Трессу.
– Безрукавку зашнуруй потуже, – посоветовал Йорик, – меньше будут смотреть.
И развернулся к строю, уже деловой, строгий и чуть пугающий, каким был всегда, до тех пор, пока не звучала для солдат команда “вольно”.
– Десятники.
Десятеро, хвала богам, подтянулись, хотя, казалось бы, дальше уже некуда.
– Доклады о новичках перед отбоем.
– Да, сэр. – В один голос. Едят глазами. Костьми лягут за сотника.
– Рансо!
– Да!
– Дежурство по лагерю!
– Понял.
– Дельмек. Техтиер. Даур.
– Да, сэр!
– Охрана периметра.
– Понял! – привычно слаженно.
– Гоблин!
– Да. – Пауза тянется... И вместо унылого поскуливания Гоблин рявкнул вдруг:
– Сэр!
Йорик вздрогнул. Строй тоже.
– Скотина.
– Так точно, сэр.
– Благодарность от лица командования, – мрачно буркнул Йорик. – Ты молодец. Спасибо. И прекрати выпендриваться.
– Да пожалуйста. – Гоблин умудрился пожать плечами, продолжая стоять “смирно”.
– Вольно. Разойтись.
***
Легенда сидела в сторонке, строгала ножом тонкий прутик и наблюдала за лагерем. Тресса сидела рядышком. Шила себе маску из куска черного шелка и тоже наблюдала за лагерем.
Лагерь кипел и бурлил.
Бойцы старых наборов разрывались между шефанго и Йориком, хотелось поговорить, но сотник исчезал и появлялся в самых неожиданных местах, устраивая периодически выволочки, и поймать его было сложно. А Эфа, которая Тресса и которая еще и Эльрик... к ней подходить было как-то боязно. Кто она сейчас? Как с ней разговаривать? Да и неудобно как-то расспрашивать девчонку... Была бы Эфа – ее можно, а Трессу эту... А ну как засмущается. И в зубы даст.
Новички отирались в сторонке, брошенные и десятниками, и инструкторами. Взирали на суматоху с легким недоверием. Про Йорика они слышали. Сотник стал легендой еще до того, как ушел в безнадежный поход на Цошэн. А уж когда вернулся, его только что не обожествили. Новобранцам слабо верилось в то, что сказочный герой, орк-полукровка, действительно существует. Тем более не верилось, что он может явиться во плоти.
Явился однако же. И сам того не желая, нагнал страху.
– Тебя здесь все равно Эфой зовут, – заметила Легенда, высматривая сотника.
– Пускай зовут, – пожала плечами Тресса. – Прозвище так и так нужно заслужить.
– Зачем?
– У нас так принято. Имя, ну там, наследный конунг Эльрик де Фокс или просто Эльрик сын Оттона – это для детей. А у воина должно быть прозвище. “Наследный конунг Тресса де Фокс, прозванный Эфой”. Неплохо звучит, по-моему. Не слишком претенциозно?
– Эфа же умерла.
– Эфа умерла. А прозвище осталось. – Тресса сделала последний стежок. Подергала шнурки маски. – Вроде держится.
– Надоело в бурнусе ходить? Шефанго вздохнула:
– Бурнус – это одежда. А на голове я ношу юкколь. Но в ней не всегда удобно.
– Да? Тебе вроде нравилось.
– Нравилось. Но маска тоже хорошо.
– Для этого... орка стараешься?
– Для кого же больше? – Тресса сверкнула улыбкой. Легенда поежилась. Все-таки у шефанго жуткие лица.
– Не связывалась бы ты с ним, – в который уже раз посоветовала эльфийка.
– Поздно. – Тресса завязала шнурки маски. В черных прорезях алые глаза сверкали, как драгоценные камни. – Он сделал мне официальное предложение, и я его официально приняла.
– Дура, – констатировала Легенда.
– Зато в девицах не засижусь, – безмятежно мурлыкнула Тресса. И вытянулась на травке, созерцая звездное небо.
– Дура.
– Это ты уже говорила.
– И еще раз скажу. – Легенда раздраженно бросила оструганную веточку. – Открой глаза, девочка. Присмотрись ты к нему повнимательнее.
Дело ведь даже не в том, что этот твой... что он орк. В конце концов, вы можете быть равнодушны к вере. Но он же трус, жалкое ничтожество, раб, счастливый тем, что он раб, неужели ты этого не видишь?
– Рассердиться, что ли? – нейтральным тоном проговорила Тресса.
– Подожди ты сердиться! Вспомни лучше, что я тебе рассказывала там, на Цошэн. Про Йорика и Сорхе. Помнишь?
– Ну? И что?
– Сорхе, может, и любила его, но этот... Для него богиня была всего лишь возможностью стать командиром. Фаворит. Постельный полководец. Неужели же ты не видишь очевидных вещей?
– Ты бредишь? – сочувственно поинтересовалась шефанго. – Легенда, что случилось? Голова не болит?
– Не веришь, – в сердцах бросила эльфийка. – Да ты хоть знаешь, что Сорхе с ним делала, когда была не в духе? Вот просто так, от плохого настроения! Ни один мужчина, если он мужчина... да что там, никто, в ком есть хоть капля гордости, такого бы не потерпел. Помнишь этих, ты их назвала... назвал... в общем, пожирателей душ? Помнишь?
– Ну?
– Богиня точно так же развлекалась, чтобы успокоиться. Она твоего... этого... она его по частям разбирала. И снова собирала. Как ей заблагорассудится. И ты думаешь, он спорил?
– Откуда ты это знаешь?
– От Сорхе. Она рассказывала мне все. Вообще все, понимаешь? Она знает этого... лучше, чем он сам. Всю его мерзкую душонку. Действительно мерзкую, поверь мне, Тресса. Трусливую, подлую, честолюбивую... Он же смесок, чего ожидать от смесков?
– Ну, допелись. – Шефанго перевернулась на живот. – Слушай, Легенда, извини, конечно, но ты себя сейчас ведешь как сука. Не в моих правилах защищать мужчин, когда я сама женщина, но ты попробуй подумать, а выбор у Йорика был?
– Был. Но он боялся... А еще ему нравилось. Нравилось быть рабом. Сорхе сказала мне, что ему...
– Сорхе много чего говорит. И сколько я ее знаю, она еще ни разу не сказала правду. Ты своей головой поработай. Йорик – командир. Я тебе могу сказать, что он прирожденный командир. Он отвечает не только за себя, и ты должна это понимать. Тебе ведь тоже приходилось быть наверху. А мы все здесь зависели от Сорхе, на самом-то деле. От этой самовлюбленной дуры. Ты знаешь, какие порядки в других лагерях? Там за разговор, вроде такого нас с тобой сожрали бы совершенно случайно этой же ночью. Здесь куда свободнее. И бойцы здесь лучше. И гибнут куда реже. Хотя должно было быть наоборот, потому что наша богиня самый тупой представитель высших демонов. Самый тупой и самый истеричный. Йорик... Он прикрывал нас всех. От нее. А еще, но об этом тебе Сорхе, разумеется, не говорила, он был единственным, кто мог поставить твою подружку на место. Не всегда. Но довольно часто.
– Это он тебе сказал? – поинтересовалась Легенда.
– Шутишь? – Тресса глянула на нее. – Мужчины не обсуждают женщин, это женщины обсуждают мужчин.
– Тогда откуда...
– У меня есть глаза и уши. И немножко мозгов между ушами, чтобы сложить два и два.
– Не уверена, – задумчиво произнесла эльфийка. – У тебя есть глаза, но ты закрыла их, любуясь собственными фантазиями. Уши у тебя тоже есть, но ты не хочешь слышать. А мозги свои ты используешь, чтобы придумывать оправдания там, где оправданий нет и не может быть. Ты рассказала ему, чем пришлось платить за его жизнь?
– Зачем?
– А он спрашивал?
– Зачем?
– Да хотя бы из любопытства!
Тресса рассматривала травинки, потеряв всякий интерес к разговору. Легенда поднялась и ушла не прощаясь.
***
Йорика эльфийка поймала уже после отбоя, когда десятники, отчитавшись, разошлись, кто спать, кто дежурить. Вошла без стука. Йорик вздохнул разочарованно и поднялся из-за стола:
– Вечер добрый. Садись.
Легенда села на широкую лавку. Помолчала с минуту, разглядывая сотника. Тот, в свою очередь, смотрел на нее. Откровенно любовался, не слишком стараясь сдержать улыбку. Ухмылку. Паскудную, типично орочью похотливую ухмылку. Желтые противные глаза поблескивали в пламени светильников.
– Я подумала, что тебе многое может быть любопытно, – сказала наконец Легенда. – И пришла ответить на незаданные вопросы. Вообще-то это должна была бы сделать Эфа. Но она не пожелала.
Йорик молчал. Во взгляде его мелькнул неподдельный интерес, но хозяин не поощрил гостью ни словом, ни хотя бы кивком.
– О том, что ты обязан жизнью Эфе, ты догадался и сам, полагаю. И с легкостью могу предположить, что такие, как ты, долгов не считают и обязанными себя чувствовать не умеют. Но ты хоть знаешь, какую цену назначила Сорхе за твою жизнь?
Орк смотрел все так же молча. Только интерес в глазах стал напоминать интерес какого-нибудь садовода к особо колючему сорняку.
– Тресса может становиться мужчиной, – сообщила Легенда. Что, если сотник не знает об этом потрясающем факте. – Пока еще не мужчиной, конечно. Так, мальчиком. И вот с этого мальчика Сорхе стребовала ночь и ребенка. Понимаешь, о чем я?
Он понял. Он все прекрасно понял, и на какой-то миг эльфийка почувствовала себя виноватой, когда увидела его разом побелевшее лицо. Даже яркие тигриные глаза стали блеклыми и расширились, как от чудовищной боли, зрачки.
– Да. – Она подавила мимолетное раскаяние. – Эльрик заплатил за твою никчемную жизнь. И этот долг тебе в жизни не отдать...
– Заплатил? – хрипло переспросил Йорик. – Уже? Это уже... было?
– Было, – бросила Легенда. – И поздно что-то менять.
Сотник откинулся на стену и вздохнул, словно не дышал все время, пока эльфийка говорила.
– Женщина. – Он прикрыл глаза. – Ты меня в могилу сведешь раньше срока. Неужели нельзя было выложить все это в обратном порядке?
– Что? – Уже собравшись уходить, она остановилась, хмуря красивые брови.
– Ничего. – Йорик махнул рукой. – Спасибо, конечно, за то, что рассказала, но любовь к драматическим эффектам тебя когда-нибудь погубит.
– Что? – тупо переспросила Легенда и прокляла собственное косноязычие.
– Иди. – Орк слабо улыбнулся. – Иди. Или я тебе голову отрежу. Брысь отсюда! – рявкнул он, когда увидел, что эльфийка даже не шевельнулась.
– Скотина, – прошипела Легенда. И с достоинством вышла, захлопнув за собой тяжелую дверь.
Дошло до нее только на улице. Йорик не хуже, чем она, а может, и лучше, знал, когда именно Сорхе нужны жизни мужчин. Ему ли не знать эти сроки? Он испугался того, что Эфе или Эл-рику, не важно... заплатить только предстоит. Если бы у Легенды хватило ума остановиться на этом. Какой бес дернул ее продолжать?
– Дура, – констатировала эльфийка, в который уже раз за прошедший вечер. И отправилась спать. Почему с этим орком у нее все всегда выходит наперекосяк? Нет, от проклятых добра не бывает.
***
Наконец-то наступила ночь. Ночные голоса перекликивались в ночном лесу. Ночные птицы пролетали на фоне ночного неба. И звезды смотрели по-ночному пронзительными взглядами.
– Последняя, – промурлыкала Тресса, сладко потягиваясь на мягких шкурах, – совсем последняя ночь. И первая. Забавно.
Йорик ничего забавного в этом не видел. Машинально попытался удержать девушку, но та выскользнула и подошла к окну:
– Луна почти полная. О чем думаешь, командор?
– О тебе.
– Почему не “о нас”?
– Не знаю.
– Рассказывай. – Она вернулась обратно и снова улеглась рядышком. – Рассказывай, что ты думаешь. – И добавила, улыбнувшись: Люблю, когда меня хвалят.
– Моя любовь к тебе достигла совершенства... – вспомнил Йорик древние строчки.

И как прекрасна ты, владычица моя!
Как сердце полно слов,
Но в трепете блаженства
Язык мой бедный нем…

Трудно сказать лучше. А мне самому никогда не уложить мысли не то что в стихи, хотя бы в слова...

Этот ценный рубин из особого здесь рудника,
Этот жемчуг единственный светит особой печатью,
И загадка любви непонятной полна благодатью,
И она для разгадки особого ждет языка

– Этот поэт жил не в нашем мире, – заметила Тресса.
– Не в нашем, – кивнул Йорик.
– Вообще-то, – промурлыкала шефанго, – стихи принято читать до того, как...
– А знакомиться – после, – с готовностью согласился орк.
– Еще! – потребовала Тресса, умащиваясь на плече сотника. – Читай еще!

Я песнь о ней сложил, но вознегодовала,
Она на то, что ей пределом служит стих
"Как мне тебя воспеть?” – Она мне отвечала
"Стиху ли быть красот вместилищем моих?”

– Ах так! – острыми зубами шефанго тяпнула его за ухо. – Хочешь дырок сразу под четыре серьги? Могу устроить.
И как-то сразу стало совсем не до стихов. Вообще не до чего стало. Только где-то на самом краю мыслей, как на самом краю жизни, мерцало тускло: “Последняя ночь... совсем последняя ночь”.
А потом он лежал и думал. Думал, что, наверное, нужно чувствовать себя должником, но никак не получалось. Была чуть горькая радость от осознания жертвы, принесенной ради его “никчемной жизни”. И только усмешку вызывал собственный ужас, когда рассказала Легенда о цене, затребованной богиней. Сорхе могла убить... должна была убить. И не убила. Не получилось что-то у Дарующей Жизнь. Дождь и гроза вчера разразились страшные, как и положено, однако Тресса – вот она, спит, уткнувшись носом ему в плечо. А ребенок... Что ж, шефанго чтят традиции, но даже они, если погибает последний в роду, не оставив наследника, вспоминают о медицине. Хвала богам, врачи там, дома, творят воистину чудеса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34