Домой. Она и была дома. В лесу. И впервые за всю ее вечность лес показался ей опасным.
***
К полудню появился Финрой.
В просторном доме Гоблина было людно. Там оживленно обсуждали цену, назначенную Сорхе за Пыльцу жизни, и конечно же то, что Эльрик, ну, тот, который был Эфой, вернулся утром живой и здоровый, да еще и принес совершенно вымотанную Сорхе.
Сам Эльрик отсиживался в пустом доме, который занимал когда-то Йорик. И было ему муторно до зелени в глазах. Стыдно было. С женщиной, любой женщиной, даже такой, как богиня, нельзя поступать по-свински. В плотской любви нет и не может быть победителя или побежденного. Иначе любовь превращается в войну. Как же получилось, что ночью он забыл этот закон? Не забыл даже – втоптал его в грязь, сознательно унизив женщину!
А еще отвратительное ощущение чужого присутствия. В себе самом. И если бы действительно чужого! Тогда проще было бы. Списать на вторгнувшегося неизвестно откуда чужака свою злобу, звериное упоение силой, свое желание уничтожить, смять тело и душу Сорхе. Но ведь именно что свое. Тот чужак, кем бы он ни был, являлся неотъемлемой и вполне узнаваемой частью самого Эльрика.
От этого становилось совсем тошно.
– Гостей принимаешь?
Бог войны стоял в дверях и разглядывал комнату с любопытством дизайнера.
– Куда ж от вас денешься? – Шефанго кивнул на лавку. – Садитесь.
– А ты чего на полу?
– Привычка.
– Угу. – Финрой прошел в дом. Придирчиво перебрал пальцами мех постеленной на лавку шкуры. – Волк! Где только поймал?
– Это не я. – Эльрик пожал плечами. – Это Йорик. Ну, хозяин. А волки здесь водятся. Мало, правда.
– Держи. Сорхе просила передать. – Бог вынул из-за пазухи глиняную корчажку с полкулака. – Я у нее на посылках теперь. Остальной кагал по углам сидит, глаза таращит и идти наотрез отказывается. Не знаю уж, как ты сумел ее... в общем, сумел, но ни один из этих к тебе теперь и близко не подойдет.
– Они меня за кого принимают? – угрюмо поинтересовался Эльрик, принимая корчажку. – За маньяка?
– Они не принимают. Чувствуют они. Выражаясь языком общедоступным: нутром чуют. – Финрой вздохнул и достал из кисета трубку. – Может, все-таки отсыпать тебе травки?
– Спасибо, не надо.
– Ну, как знаешь.
– Что они чуют?
– Да если б я знал. – Бог подергал себя за смоляной ус. – Я вот тоже чувствую. Объяснить только не могу. Меч еще этот... Ладно, когда идти-то думаешь за другом своим?
– Сейчас. – Эльрик поднялся на ноги.
– Можно я докурю? – Финрой ухмыльнулся. – Без меня тебе туда все равно не добраться.
– Ладно. – Шефанго исчез за занавеской, отделявшей от комнаты крохотную спальню. Через минуту вышел...
– Опаньки, – сказал Финрой и поднял выпавшую трубку. – Ты и вправду девица! Я думал, врешь.
– И сейчас меня зовут Тресса. – Девушка повела плечами, встряхнулась, заново привыкая к одежде, ставшей слишком просторной. Придирчиво оглядела новые замшевые сапожки. Старые, разношенные, но, увы, слишком большие забросила в угол. – По-моему, так лучше, не находите?
– Лучше, чем что? – Бог войны понаблюдал, как прошлась шефанго из угла в угол.
– Лучше, чем мужчиной?
– Конечно, – с энтузиазмом подтвердил Финрой. – Девица вообще лучше, чем парень. Что, идем?
– Идем, – кивнула Тресса. – Вот только причешусь.
***
... Морок. Обман.
Тело само дергается назад. Жуткая, бесформенная тварь расплывается, сливаясь с туманом.
Что-то кричит за спиной Эфа. Настоящая. Живая.
Зеленая муть душит. Нечем дышать.
Йорик рванул из ножен мечи. Крутнулся, рассекая туман, как живую плоть. И взвыло вокруг. Заплясало. Шарахнулось. Легкие жадно глотнули воздух.
В бой, как в танец.
Мечи гудели, упруго подавалась под ногами земля, выгибались, отдергивали плети-щупальца зеленые, мутные твари. Расступались и тут же снова смыкались вокруг, сближались, затягивая редкие просветы. Все труднее становилось дышать. Бесплотные ленты сплетались, не пускали воздух. И клинки, казалось, тяжелели с каждым взмахом.
Удар. Еще. И еще. Не уйти уже от боя – мутная взвесь окружила со всех сторон. И надо драться. Чтобы те, кто остался, чтобы Эфа... Она жива еще. Глухо, издалека, как сквозь вату, но голос ее был слышен.
Вздох.
Последний?
Нет. И хватает сил, чтобы полоснуть клинка ми, вслепую, наугад. Полоснуть. Попасть. По вяз кому, податливому, как вата.
Воздух... как не хватает воздуха... Черные пятна перед глазами. Шумит в ушах кровь. И рукояти мечей выскальзывают, выпадают из ослабевших пальцев...
Все.
А со следующим вздохом воздух, чистый, показавшийся неожиданно холодным, хлынул в легкие. Йорик хватанул пальцами, нашаривая мечи, не нашел и инстинктивно дернулся в сторону – вырваться из проклятого тумана. Но на плечи и на ноги навалились. Он зарычал, выгнулся, пытаясь освободиться...
– Злой у тебя командир, – прокаркал где-то рядом неприятный голос. В глазах прояснялось медленно.
– Не злой он.
Эфа? Ну да. Эфа. Мутновато-расплывчатым пятном узкое лицо в обрамлении белых волос.
– Просто бой еще не закончен. Йорик вздохнул и закрыл глаза:
– Я не злой. Это точно. Эфа, ты мне не кажешься?
– Что?
Диковатые алые огни. Клыки скалятся в улыбке:
– Бредите, сэр Хасг?
Тяжесть на плечах исчезла, и в поле зрения рядом с Эфой появился мужчина. Громадный.
Черноусый. С короткими седоватыми волосами. Смотрел задумчиво и с любопытством. Словно оценивал.
– Давно ли я сэр? – Язык ворочался неохотно. Как будто отвык. – Я даже не дворянин, где уж в рыцари?
– Посмертно. – Эфа пожала плечами. – Ну, то есть вообще-то ты считаешься пропавшим без вести, но это так, из вежливости. Тебе дворянство дали и рыцарское звание за спасение “Гончей”. Как бишь там... “Ценой своей жизни...” и все такое.
– Ты вспомнила, – констатировал Йорик и – сел. Голова закружилась. Орк снова прикрыл глаза. – Вспомнила.
– Ты как?
– В порядке. Но у меня масса вопросов.
– Это Финрой. – Эфа кивнула на своего спутника.
– Можно я лягу? – слабым голосом попросил Йорик. – Ты всегда так буднично сообщаешь такие новости?
– Твоя школа.
– Значит, вы уже побывали на Цошэн?
– Кто еще выжил?
– Легенда.
– А Тэмор?
– Нет.
– Ясно.
– Вот так и я однажды все испортил, – подал голос Финрой и поднялся на ноги. – Женщину нужно сперва целовать, а потом расспрашивать. А лучше всего вообще не расспрашивать. На то она и женщина, чтобы самой все рассказывать.
Ответом богу войны была неловкая, напряженная тишина.
Финрой вздохнул и поглядел на небо:
– Пойду я, прогуляюсь. Сотто поищу. А вы делайте что хотите, учить вас все равно без толку.
Он ушел совершенно бесшумно. Просто исчез в прозрачном подлеске. Йорик проводил бога взглядом. Покусал, задумавшись, губу.
– А ведь меня убили, – сказал он наконец. – Или что-то вроде.
– Что-то вроде.
– М-да. Спасибо.
– За что?
– За спасение.
– Можно подумать, ты не стал бы меня спасать.
– А ты не сказала бы спасибо? Как тебя зовут по-настоящему?
– Тресса Эльрик де Фокс.
– Принцесса! – Йорик присвистнул. – Я служил у твоего отца.
– Знаю. Он рассказывал. – Тресса поморщилась и сердито фыркнула. – Если тебя это так беспокоит, я была мужчиной все это время, ясно? И спасал тебя мужчина. И жизнью ты обязан, если непременно хочешь считать долги, тоже мужчине.
– А рычит на меня сейчас глупая девчонка, которой еще и шестнадцати не стукнуло.
– Стукнуло! – взвилась шефанго. Прищурилась, раздувая тонкие ноздри:
– Издеваешься?
– Просто странно себя чувствую. – Йорик взял ее руки, узкие ладони с твердыми мозолями. – И не в долгах дело. Я тебе и вправду благодарен. Согласись, это так естественно – быть благодарным за спасение собственной жизни. Или тем более за ее возвращение. Но как ты это сделала?
– Живая вода. На самом деле заслуга принадлежит сотто.
– Ясно. Хорошо, что мне дали дворянство.
– Почему?
– Терпеть не могу мезальянсы.
Алые глаза так близко, что можно разглядеть тонкие как волос вертикальные зрачки. Шефанго. Нелюди из нелюдей. Так ведь и орки нелюди. И, сбившись, зачастило сердце, когда почувствовал он клыки, длинные и твердые под обманчивой мягкостью ее губ.
– Прав Финрой. Начинать нужно было с этого. Эфа уткнулась головой в его плечо:
– По-моему, ты боялся.
– Еще бы. Прослыть растлителем малолетних. Это в мои-то годы!
– Я уже десять навигаций как взрослая.
– Девочка. – Йорик поцеловал ее снова. Провел губами по тонким дугам бровей. Коснулся резко очерченных скул и упрямого подбородка.
– Боги. – Она вдруг вывернулась и заглянула ему в глаза напряженно и недоверчиво. – Так это правда? Ты действительно живой? Живой.
– Да. – Он по-прежнему держал ее руки. – Более чем.
– Я не могла закрыть глаза... – Что-то в голосе Эфы (Трессы... ее имя теперь Тресса) сломалось, и орк притянул девушку к себе, обнял, перебирая пальцами ее волосы. – Не могла... тебе. У нас так не делают. У вас тоже... Ты был как живой... Все эти дни, вечность, Йорик. Мужчиной или женщиной, не важно. Совсем. Ты друг. И ты – любимый. Как ни прячься – не спрячешься. А нужно улыбаться. Нужно... потому что она боится еще больше, и кто-то должен быть смелым. А ты... Тебя убили. И я знала об этом, я помнила... каждый день, каждый миг помнила.
Плакать она не умела. Такие не плачут. Они либо смеются, либо злятся и убивают. Поэтому слова спотыкались и мешали друг другу. А он слушал молча. Говорить ничего не нужно было.
Девочка.
И надо бы помнить, что по меркам своей родины она действительно взрослая. Что лет ей, или, как говорят на Анго, “навигаций” уже за восемьдесят. Что старше она, чем иные старики-люди. Надо бы помнить. Да только вот она, девочка, девчонка, уродливо-прекрасная, самая желанная, единственная любимая из всех женщин, что встречал он, командор Хасг. И он старше. Все равно старше. Тем более что восемь десятков навигаций для шефанго – те же шестнадцать лет.
Она выговорилась и сейчас сидела молча, спрятав лицо у него на плече. Потом отстранилась резко:
– Извини.
– За что?
– “За что”, – хмуро передразнила Тресса, – за то, что разнылась.
– Малыш, – очень серьезно и тихо произнес Йорик, – женщине нужно иногда быть слабой. И если ты не позволишь себе этого со мной, то с кем же тогда?
– Слабой быть нельзя.
– Знаешь, как тяжело было бы мужчинам, если бы женщины скрывали свою слабость?
– Знаю, – вздохнула Тресса, – меня тоже чаще всего тянет на эдаких большеглазых былиночек со взглядом олененка. Слабые потому что. Их хочется защищать и... и просто хочется.
– М-да. Шефанго. – улыбнулся Йорик. – Ладно. Я привыкну.
Кто-то шел через лес, хрустя сухими сучьями и распевая нечто начисто лишенное мелодии. Недостаток слуха, судя по всему, должен был восполняться громкостью исполнения.
– Финрой, – безошибочно определила Тресса.
– Деликатный, – отметил Йорик. – Может, он и не бог вовсе?
– Бог, – шефанго достала из кисета свою прокуренную трубку, – я знакома с тремя богами, и двое из них очень приятные люди. А третья... она и не богиня вовсе. Ты прав был, когда говорил, что Сорхе демон.
– Еще не хватало ей быть богиней.
– Угу. А Финрой, он... В нем самодовольства нет. Может, это и есть божественность?
– Скромность как признак божественности? Вернусь домой, напишу монографию.
– Которую по счету?
Йорик почесал нос:
– Ты и об этом знаешь?
– Пфе! Кумир моей молодости! – Тресса затянулась. – Я о тебе знаю больше, чем иная служба безопасности. И о званиях научных, и о карьере военной, и о приключениях на свою задницу, и даже о том, как тебя под трибунал отдавали.
– Это было давно. И меня оправдали. Великая Тьма, я чувствую себя глубоким старцем.
– Что, все так плохо? – сочувственно поинтересовался Финрой, выходя на полянку. – Ничего, сотник, такое бывает после воскрешения. Если через недельку не наладится, напомни мне, я подскажу рецептик. Разом помолодеешь.
Тресса закашлялась, подавившись дымом.
– Обойдусь, – с достоинством ответил Йорик и отнял у шефанго трубку. – Предсмертной затяжки меня лишили, так хоть посмертную выкурить.
– Ну, раз уж у вас тут все в порядке, – сказал Финрой, усаживаясь, – можно и о делах поговорить. И о богах, которых вы демонами считаете.
Справедливо считаете, не спорю, но по местным меркам и они за богов сойдут. Тебя в лагере помнят. – Бог бросил тяжелый взгляд на Йорика. – Мне пока судить трудно, но, надо думать, командир ты правильный. Я верну вас ко времени вечерней поверки, так лучше будет, и там уж ты сам разберешься, кто выжил, кого убили, что дальше делать. Подготовлены твои парни неплохо, так что, будем надеяться, войну они переживут. Тем более что всей войны – одна большая драка.
Финрой сделал паузу. Йорик отдал трубку Трессе.
– Теперь о тебе, воин из воинов. – Бог пригладил усы. – Сама понимаешь, что в лагере остаешься либо ты, либо Сорхе, и скорее она, чем ты. От вашего желания тут ничего не зависит. Так что тебе придется драться в другом месте, и, в отличие от сотника, там шансов выжить почти нет. Помолчи, желтоглазый, – рыкнул он на подобравшегося орка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34