Еще тот отморозок.
– Талантливые парни, – заметил Рейн.
– Они умерли, – сообщил Йорик.
– Жаль. Конунгу Ронабхту пригодился бы такой талант. В равной степени, господин Хасг, конунгу нужен и безымянный поэт, чьи песни поют «Хисстары».
– Пели, – сказал Йорик.
– До тех пор, пока их слушают, о них можно говорить в настоящем времени, – Рейн сказал это, как нечто само собой разумеющееся, а спорить на такие темы было не время, и не место. – Мы, кстати, не ограничены никакими международными законами, – добавил шефанго, – поэтому вы сможете легализовать свои заклинания, и продавать их за те деньги, которых они стоят. Также вы будете вне цензуры, церковной или любой другой. Но для того, чтобы мы могли защитить вас, нужно получить статус холль.
– Прошу прощения, – сказал Йорик, – я правильно понимаю, что «холль», и «холль» – это два разных статуса.
Он постарался с максимальной точностью скопировать интонацию Рейна. И тот, кивнув, продемонстрировал где-то с полтысячи острейших зубов. В те времена Йорик еще не знал, что такая улыбка в адрес чужеземца считается одобрительной, он знал лишь, что его клыкам до этого хватательно-разрывательного набора очень-очень далеко. А на душе, все-таки, потеплело. Шефанго были гораздо страшнее, чем он. Гораздо… более чуждыми миру, людям, нелюдям. И их это нисколечко не смущало. Ну, и правильно. Так и надо.
Вот только с двумя разными статусами возникала проблема. Йорик хотел приехать в Ронбахт на общих основаниях: первые пять лет иммигранты жили и работали в конунгатах, оставаясь подданными тех государств, которые они покинули, или вообще без подданства. Они назывались холлями, у них были свои права, и на них распространялась часть законов конунгата, но только часть. Йорика это полностью устраивало. Он не хотел становиться подданным какого бы то ни было государства. Он был сам по себе. С того дня, как покинул Айнодор, он был сам по себе: существо без племени, без родины, без государя.
А Рейн предложил ему стать подданным Анго. Чужеземцы, получившие подданство Империи тоже назывались холлями. С другой интонацией. И становиться таким холлем Йорик не собирался, хотя и понимал, что в этом есть смысл, что это разумно.
И удобно для всех, и для Йорика, и для конунга Ронбахта.
– Нет, – сказал он. – Благодарю за предложение, но я откажусь. И через пять лет, скорее всего, откажусь снова.
– Почему? – прямо спросил Рейн.
– Долго объяснять, – ответил Йорик.
– Досадно, – сказал Рейн, – но, тем не менее, мы будем рады видеть вас в Ронбахте.
Это не было началом, это было завершением. Тогда еще речи не шло о его осаммэш, и о работе в университете Шенга. Просто еще один талантливый программист навсегда уехал в Империю, просто еще один поэт сбежал с материка. Йорик попросил у жизни передышку. И получил ее. А когда отлежался, восстановился в целительной рутине имперских будней, понял, что больше отдыхать не может.
И уехал снова. Теперь уже – на Фокс. Чтобы вступить в войска Владетельного конунга. И вот тогда-то все и началось. Йорик Хасг, у которого было только имя, и ничего – за именем, начал как-то очень быстро, совершенно бесконтрольно для самого себя, становиться личностью. Кем-то живым. Кем-то настоящим.
Кем-то, у кого есть будущее.
Крейсера «Гончая» тогда не существовало даже в проектах.
Нужно побеждать.
Нужно побеждать как можно чаще.
Точнее – нужно побеждать всегда,
ведь это единственный способ
жить, не замечая
своего поражения.
Сумеречная граница
Можно ли за три дня научиться ходить на лыжах?
Можно, если очень надо. Можно, если не остается выбора. Легенда научилась. Худо-бедно, но ей удавалось скользить по снегу и сохранять равновесие. Она узнала за эти дни, что лыжи бывают разными. Некоторые из них походили на снегоступы, и позволяли передвигаться по снегу медленно, зато уверенно, почти как при обычной ходьбе. Однако Эльрик их презрительно отверг, и заставил Легенду привыкать к охотничьим лыжам, более узким и длинным, подбитым гладким мехом. На таких можно было преследовать зверя, а можно было от зверя убежать, словом, на этих лыжах бегали, бегали и еще раз бегали. Быстро. И занятие это оказалось таким непростым, что не будь Легенда редкого качества упрямицей, она бы, наверное, потребовала задержаться в Забудове до весны. До тех дней, когда снег растает, а земля высохнет, и можно будет отправляться в путь пешком. Своими ногами. Пусть даже ждать придется еще пять месяцев.
Однако ведь это же было всего лишь новое умение! Навык, который должно было освоить ее тело, не требующий ни ума, ни хитрости, ни знания человеческих душ – ничего, чем Легенда гордилась. Отступать перед такой примитивной задачей она, конечно, не собиралась. И не отступила.
А сейчас шла следом за Эльриком, прокладывавшим лыжню, чувствовала спиной молчащего Хасга, и привычно злилась. На сей раз из-за того, что эти двое без нее двигались бы гораздо быстрее. А еще, потому, что ублюдок прикрывал ей спину, и присматривал, чтобы она не отстала. Эльрик равнялся на него, равняющегося на Легенду. От Хасга он далеко не уйдет, не увлечется, будет соразмерять свою скорость со скоростью проклятого орка. И тот, уже только тем, что держится за спиной, дает Легенде понять, что от нее-то Эльрик запросто мог бы оторваться, просто позабыв о ней, не приняв во внимание, что она четвертый день как встала на эти лыжи, чтоб их бесы поискали, и все еще с трудом сохраняет равновесие.
Рази их мор, этих двоих, этого орка… в Забудове они ночевали в одном покое. Вдвоем в одном покое! Рази мор тебя, Легенда из Замка Прибоя! Ты что, ревнуешь Эльрика к Хасгу, которого любит Эфа? Разберись-ка, сначала, кто есть кто, и кто с кем вместе ночует, а уж потом злись на то, для чего найдешь повод!
Не умея разобраться, она злилась на все подряд, включая себя и путаницу в собственной голове, пока Хасг сзади не подал голос:
– Де Фокс, давай уж я впереди пойду.
Эльрик поднял руку, делая Легенде знак остановиться, и обернулся:
– Что такое?
– Погуляй, – ухмыльнулся Хасг. – Даю тебе увольнительную на два часа.
Узкое серое лицо рассекла вспышка улыбки. Клыки сверкнули ярче, чем снег на солнце.
А потом на том месте, где только что стоял Эльрик де Фокс, взвился маленький снежный смерч, и шефанго словно сдуло порывом ветра. Когда снег улегся, Легенда разглядела Эльрика далеко впереди. Он пронесся между деревьев, как бело-серый призрак, почти невидимый в тенях и свете, во взлетающих из-под лыж снежных крыльях.
– Сначала они учатся плавать, – сказал Хасг, улыбаясь, и тоже глядя вслед Эльрику, – потом встают на лыжи, и только потом учатся ходить. Так говорят. Есть мнение, что это враки, что после лыж шефанго учатся гребле, а ходить… ну, это, когда появляется свободное время.
– Может, ты знаешь, есть ли что-нибудь, чего шефанго не умеют? – Легенда покосилась на Хасга, а когда снова повернулась, чтобы взглянуть на Эльрика, того уже не было видно. – Народ без недостатков, мать их так! Не верю.
– Они не умеют не убивать, когда есть возможность убить. Ты сама это видела.
– Это, по-твоему, недостаток? – ядовито осведомилась Легенда.
– Это, по-моему, настоящее проклятие, – все с той же легкой улыбкой ответил Хасг. – Пойдем, королева. Сотни на две гельхов лыжня для нас готова. Дальше он увлечется и начнет петлять, но тем, что есть надо пользоваться.
Следующие два часа, вплоть до наступления сумерек, Легенда шла за Хасгом, мрачно размышляя о традициях шефанго, о которых упомянул Эльрик. Они не убивают тех, с кем вместе дрались. Прекрасно. У эльфов таких традиций нет. Если сейчас она, понадеявшись на свою способность устоять на этих, будь они неладны, лыжах, всадит Хасгу кинжал под левую лопатку, Эльрик убьет ее за это, или традиции его остановят?
Рассуждала Легенда чисто умозрительно, поскольку подобраться к ублюдку вплотную все равно бы не смогла… все-таки, лыжи это нелепейшая из человеческих выдумок! Да и пробить кинжалом полушубок, поддетый под него кожаный доспех, и мощные спинные мышцы Хасга, которого орочья кровь наделила сложением, эльфам и не снившимся – на это у нее и на твердой земле сил могло не хватить.
Можно, конечно, бить в основание черепа. Но длинный мех малахая, ниспадавший на такой же длинношерстный воротник полушубка, сбивал с толку, и был риск с первого раза не попасть. А второго шанса не будет. Легенда подозревала, что скотина Хасг мог не хуже Эльрика одним прыжком развернуться на этих проклятых лыжах, и снести ей голову любой из своих сабель – на выбор, раньше, чем она успеет сказать: извини, промахнулась.
Дни здесь в это время года были очень короткими, но темнело медленно, сумерки, густые, как кисель, текли и текли.
Откуда-то сбоку появился Эльрик, скользнул мимо, обронив на ходу:
– Почти пришли.
Обогнал Хасга, сказал ему что-то, тот кивнул. И минут через пять они вышли на прогалину, посреди которой стояла избушка на сваях. Здесь так строили зимовья, чтобы звери не добирались до припасов.
Только у этой избушки не было ни одной двери.
А на коньках крыши вместо вырезанных из дерева лошадок торчали человеческие черепа.
– Язви тебя… – сказали Легенда с Хасгом одновременно.
Легенде немедленно захотелось сплюнуть, и никогда больше этих слов не произносить.
Эльрик сверкнул на них алыми глазищами. Крикнул что-то по-венедски, вроде, просил кого-то куда-то повернуться. А нелепый домишко заскрипел, закряхтел, как будто старый дед слезал с печи, хрустя суставами, и начал поворачиваться. Сваи его оказались – ну, разумеется! – птичьими ногами. Мощными такими. С когтями подлиннее, чем у иного дракона.
– Началось, – проворчала Легенда. И подумала, что, кажется, нечто подобное она и подозревала, слушая россказни о том, что творилось в этих краях, в те годы, когда она, в Десятиградье, еще только составляла планы на будущее.
Слушать-то, наверное, стоило повнимательнее. Глядишь, и не пришлось бы сейчас иметь дело с отвратительной венедской нечистью, которая могла дать фору любым другим злобным духам. Кроме, может быть, эннемских и эзисских. Хотя, конечно, куда бы она делась? Некуда ей деваться. Не возвращаться же в Уденталь.
Легенда много знала о нечисти, в том числе венедской. Знания остались с тех времен, когда в этом мире еще существовала магия, а сама Легенда была рыцарем ордена Серебряной Шпоры. Орден сражался не только с язычниками, и проявлениями остатков язычества на анласитских землях, но и с нечистью, с магами, колдунами и духами, прислуживающими тем и другим. А также с духами, которым служили маги и колдуны.
С богами? Может и так. Все равно это были не настоящие боги. Настоящие этим миром не интересовались.
Изба, развернувшись, продемонстрировала отсутствовавшее ранее резное крылечко с навесом, расписные наличники и настоящие стекла в окнах. Из трубы потянулся в темное с редкими звездами небо уютный дымок. А на крылечко вышла, набросив на плечи соболью шубку такая баба, что Легенда чуть не почувствовала себя мальчиком. Вот уж о таких статях, о таких… формах и размерах она даже не мечтала никогда. Считала все сверх того, что у нее и так есть излишеством, а излишество полагала некрасивым и бессмысленным.
Хозяйка, тем временем, отвесила гостям низкий поклон, никого особо не выделив, что несколько утешало. И пригласила заходить. Северный венедский, певучий, неспешный, с долгими "о" Легенда понимала с пятого на десятое, поэтому из приглашения разобрала только, что баня уже протопилась, а стол вот-вот накроют.
В традиции местного гостеприимства верилось слабо. А вот в то, что всесильный Серпенте, мастер Первого Дома Десятиградья и с нечистью умудрился наладить деловые отношения – запросто.
– Я сейчас тоже изо всех сил соображаю, а есть ли что-нибудь, чего он не может, – вдруг произнес Хасг.
Обращался он явно к Легенде. И она от неожиданности даже кивнула:
– Надеюсь, нас там не съедят?
– Тебя мы съесть не дадим, – серьезно ответил Хасг, – а нас с де Фоксом точно не съедят.
– И чем это вы такие особенные?
– Мне кажется, хозяйка приняла нас за нечисть… – орк хмуро оглядел гостеприимный домик, – а, может быть, не приняла. Хм-м… может ведь оказаться, что мы по здешним меркам самая настоящая нечисть и есть.
– Вы на улице ночевать собрались? – ядовито поинтересовался Эльрик с крыльца. – Не советую.
И пришлось поторопиться.
* * *
Хозяйку звали Ягой. Легенда так и не разобралась, человек она или нет. Спросила у Эльрика. Тот пожал плечами:
– Жрица Смерти в двенадцатом поколении, человек она или уже нет? Я понятия не имею.
Жила Яга, во всяком случае, не по-человечески. Не так, как жили другие люди в этом мире. Маленькая избушка ее была изнутри значительно больше, чем снаружи, с высокими потолками и притолоками, под которыми и Эльрик и Хасг проходили не нагибаясь. Еще в доме хватило отдельных спален для всех гостей. А домашнюю работу здесь выполняли духи или кто-то вроде духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– Талантливые парни, – заметил Рейн.
– Они умерли, – сообщил Йорик.
– Жаль. Конунгу Ронабхту пригодился бы такой талант. В равной степени, господин Хасг, конунгу нужен и безымянный поэт, чьи песни поют «Хисстары».
– Пели, – сказал Йорик.
– До тех пор, пока их слушают, о них можно говорить в настоящем времени, – Рейн сказал это, как нечто само собой разумеющееся, а спорить на такие темы было не время, и не место. – Мы, кстати, не ограничены никакими международными законами, – добавил шефанго, – поэтому вы сможете легализовать свои заклинания, и продавать их за те деньги, которых они стоят. Также вы будете вне цензуры, церковной или любой другой. Но для того, чтобы мы могли защитить вас, нужно получить статус холль.
– Прошу прощения, – сказал Йорик, – я правильно понимаю, что «холль», и «холль» – это два разных статуса.
Он постарался с максимальной точностью скопировать интонацию Рейна. И тот, кивнув, продемонстрировал где-то с полтысячи острейших зубов. В те времена Йорик еще не знал, что такая улыбка в адрес чужеземца считается одобрительной, он знал лишь, что его клыкам до этого хватательно-разрывательного набора очень-очень далеко. А на душе, все-таки, потеплело. Шефанго были гораздо страшнее, чем он. Гораздо… более чуждыми миру, людям, нелюдям. И их это нисколечко не смущало. Ну, и правильно. Так и надо.
Вот только с двумя разными статусами возникала проблема. Йорик хотел приехать в Ронбахт на общих основаниях: первые пять лет иммигранты жили и работали в конунгатах, оставаясь подданными тех государств, которые они покинули, или вообще без подданства. Они назывались холлями, у них были свои права, и на них распространялась часть законов конунгата, но только часть. Йорика это полностью устраивало. Он не хотел становиться подданным какого бы то ни было государства. Он был сам по себе. С того дня, как покинул Айнодор, он был сам по себе: существо без племени, без родины, без государя.
А Рейн предложил ему стать подданным Анго. Чужеземцы, получившие подданство Империи тоже назывались холлями. С другой интонацией. И становиться таким холлем Йорик не собирался, хотя и понимал, что в этом есть смысл, что это разумно.
И удобно для всех, и для Йорика, и для конунга Ронбахта.
– Нет, – сказал он. – Благодарю за предложение, но я откажусь. И через пять лет, скорее всего, откажусь снова.
– Почему? – прямо спросил Рейн.
– Долго объяснять, – ответил Йорик.
– Досадно, – сказал Рейн, – но, тем не менее, мы будем рады видеть вас в Ронбахте.
Это не было началом, это было завершением. Тогда еще речи не шло о его осаммэш, и о работе в университете Шенга. Просто еще один талантливый программист навсегда уехал в Империю, просто еще один поэт сбежал с материка. Йорик попросил у жизни передышку. И получил ее. А когда отлежался, восстановился в целительной рутине имперских будней, понял, что больше отдыхать не может.
И уехал снова. Теперь уже – на Фокс. Чтобы вступить в войска Владетельного конунга. И вот тогда-то все и началось. Йорик Хасг, у которого было только имя, и ничего – за именем, начал как-то очень быстро, совершенно бесконтрольно для самого себя, становиться личностью. Кем-то живым. Кем-то настоящим.
Кем-то, у кого есть будущее.
Крейсера «Гончая» тогда не существовало даже в проектах.
Нужно побеждать.
Нужно побеждать как можно чаще.
Точнее – нужно побеждать всегда,
ведь это единственный способ
жить, не замечая
своего поражения.
Сумеречная граница
Можно ли за три дня научиться ходить на лыжах?
Можно, если очень надо. Можно, если не остается выбора. Легенда научилась. Худо-бедно, но ей удавалось скользить по снегу и сохранять равновесие. Она узнала за эти дни, что лыжи бывают разными. Некоторые из них походили на снегоступы, и позволяли передвигаться по снегу медленно, зато уверенно, почти как при обычной ходьбе. Однако Эльрик их презрительно отверг, и заставил Легенду привыкать к охотничьим лыжам, более узким и длинным, подбитым гладким мехом. На таких можно было преследовать зверя, а можно было от зверя убежать, словом, на этих лыжах бегали, бегали и еще раз бегали. Быстро. И занятие это оказалось таким непростым, что не будь Легенда редкого качества упрямицей, она бы, наверное, потребовала задержаться в Забудове до весны. До тех дней, когда снег растает, а земля высохнет, и можно будет отправляться в путь пешком. Своими ногами. Пусть даже ждать придется еще пять месяцев.
Однако ведь это же было всего лишь новое умение! Навык, который должно было освоить ее тело, не требующий ни ума, ни хитрости, ни знания человеческих душ – ничего, чем Легенда гордилась. Отступать перед такой примитивной задачей она, конечно, не собиралась. И не отступила.
А сейчас шла следом за Эльриком, прокладывавшим лыжню, чувствовала спиной молчащего Хасга, и привычно злилась. На сей раз из-за того, что эти двое без нее двигались бы гораздо быстрее. А еще, потому, что ублюдок прикрывал ей спину, и присматривал, чтобы она не отстала. Эльрик равнялся на него, равняющегося на Легенду. От Хасга он далеко не уйдет, не увлечется, будет соразмерять свою скорость со скоростью проклятого орка. И тот, уже только тем, что держится за спиной, дает Легенде понять, что от нее-то Эльрик запросто мог бы оторваться, просто позабыв о ней, не приняв во внимание, что она четвертый день как встала на эти лыжи, чтоб их бесы поискали, и все еще с трудом сохраняет равновесие.
Рази их мор, этих двоих, этого орка… в Забудове они ночевали в одном покое. Вдвоем в одном покое! Рази мор тебя, Легенда из Замка Прибоя! Ты что, ревнуешь Эльрика к Хасгу, которого любит Эфа? Разберись-ка, сначала, кто есть кто, и кто с кем вместе ночует, а уж потом злись на то, для чего найдешь повод!
Не умея разобраться, она злилась на все подряд, включая себя и путаницу в собственной голове, пока Хасг сзади не подал голос:
– Де Фокс, давай уж я впереди пойду.
Эльрик поднял руку, делая Легенде знак остановиться, и обернулся:
– Что такое?
– Погуляй, – ухмыльнулся Хасг. – Даю тебе увольнительную на два часа.
Узкое серое лицо рассекла вспышка улыбки. Клыки сверкнули ярче, чем снег на солнце.
А потом на том месте, где только что стоял Эльрик де Фокс, взвился маленький снежный смерч, и шефанго словно сдуло порывом ветра. Когда снег улегся, Легенда разглядела Эльрика далеко впереди. Он пронесся между деревьев, как бело-серый призрак, почти невидимый в тенях и свете, во взлетающих из-под лыж снежных крыльях.
– Сначала они учатся плавать, – сказал Хасг, улыбаясь, и тоже глядя вслед Эльрику, – потом встают на лыжи, и только потом учатся ходить. Так говорят. Есть мнение, что это враки, что после лыж шефанго учатся гребле, а ходить… ну, это, когда появляется свободное время.
– Может, ты знаешь, есть ли что-нибудь, чего шефанго не умеют? – Легенда покосилась на Хасга, а когда снова повернулась, чтобы взглянуть на Эльрика, того уже не было видно. – Народ без недостатков, мать их так! Не верю.
– Они не умеют не убивать, когда есть возможность убить. Ты сама это видела.
– Это, по-твоему, недостаток? – ядовито осведомилась Легенда.
– Это, по-моему, настоящее проклятие, – все с той же легкой улыбкой ответил Хасг. – Пойдем, королева. Сотни на две гельхов лыжня для нас готова. Дальше он увлечется и начнет петлять, но тем, что есть надо пользоваться.
Следующие два часа, вплоть до наступления сумерек, Легенда шла за Хасгом, мрачно размышляя о традициях шефанго, о которых упомянул Эльрик. Они не убивают тех, с кем вместе дрались. Прекрасно. У эльфов таких традиций нет. Если сейчас она, понадеявшись на свою способность устоять на этих, будь они неладны, лыжах, всадит Хасгу кинжал под левую лопатку, Эльрик убьет ее за это, или традиции его остановят?
Рассуждала Легенда чисто умозрительно, поскольку подобраться к ублюдку вплотную все равно бы не смогла… все-таки, лыжи это нелепейшая из человеческих выдумок! Да и пробить кинжалом полушубок, поддетый под него кожаный доспех, и мощные спинные мышцы Хасга, которого орочья кровь наделила сложением, эльфам и не снившимся – на это у нее и на твердой земле сил могло не хватить.
Можно, конечно, бить в основание черепа. Но длинный мех малахая, ниспадавший на такой же длинношерстный воротник полушубка, сбивал с толку, и был риск с первого раза не попасть. А второго шанса не будет. Легенда подозревала, что скотина Хасг мог не хуже Эльрика одним прыжком развернуться на этих проклятых лыжах, и снести ей голову любой из своих сабель – на выбор, раньше, чем она успеет сказать: извини, промахнулась.
Дни здесь в это время года были очень короткими, но темнело медленно, сумерки, густые, как кисель, текли и текли.
Откуда-то сбоку появился Эльрик, скользнул мимо, обронив на ходу:
– Почти пришли.
Обогнал Хасга, сказал ему что-то, тот кивнул. И минут через пять они вышли на прогалину, посреди которой стояла избушка на сваях. Здесь так строили зимовья, чтобы звери не добирались до припасов.
Только у этой избушки не было ни одной двери.
А на коньках крыши вместо вырезанных из дерева лошадок торчали человеческие черепа.
– Язви тебя… – сказали Легенда с Хасгом одновременно.
Легенде немедленно захотелось сплюнуть, и никогда больше этих слов не произносить.
Эльрик сверкнул на них алыми глазищами. Крикнул что-то по-венедски, вроде, просил кого-то куда-то повернуться. А нелепый домишко заскрипел, закряхтел, как будто старый дед слезал с печи, хрустя суставами, и начал поворачиваться. Сваи его оказались – ну, разумеется! – птичьими ногами. Мощными такими. С когтями подлиннее, чем у иного дракона.
– Началось, – проворчала Легенда. И подумала, что, кажется, нечто подобное она и подозревала, слушая россказни о том, что творилось в этих краях, в те годы, когда она, в Десятиградье, еще только составляла планы на будущее.
Слушать-то, наверное, стоило повнимательнее. Глядишь, и не пришлось бы сейчас иметь дело с отвратительной венедской нечистью, которая могла дать фору любым другим злобным духам. Кроме, может быть, эннемских и эзисских. Хотя, конечно, куда бы она делась? Некуда ей деваться. Не возвращаться же в Уденталь.
Легенда много знала о нечисти, в том числе венедской. Знания остались с тех времен, когда в этом мире еще существовала магия, а сама Легенда была рыцарем ордена Серебряной Шпоры. Орден сражался не только с язычниками, и проявлениями остатков язычества на анласитских землях, но и с нечистью, с магами, колдунами и духами, прислуживающими тем и другим. А также с духами, которым служили маги и колдуны.
С богами? Может и так. Все равно это были не настоящие боги. Настоящие этим миром не интересовались.
Изба, развернувшись, продемонстрировала отсутствовавшее ранее резное крылечко с навесом, расписные наличники и настоящие стекла в окнах. Из трубы потянулся в темное с редкими звездами небо уютный дымок. А на крылечко вышла, набросив на плечи соболью шубку такая баба, что Легенда чуть не почувствовала себя мальчиком. Вот уж о таких статях, о таких… формах и размерах она даже не мечтала никогда. Считала все сверх того, что у нее и так есть излишеством, а излишество полагала некрасивым и бессмысленным.
Хозяйка, тем временем, отвесила гостям низкий поклон, никого особо не выделив, что несколько утешало. И пригласила заходить. Северный венедский, певучий, неспешный, с долгими "о" Легенда понимала с пятого на десятое, поэтому из приглашения разобрала только, что баня уже протопилась, а стол вот-вот накроют.
В традиции местного гостеприимства верилось слабо. А вот в то, что всесильный Серпенте, мастер Первого Дома Десятиградья и с нечистью умудрился наладить деловые отношения – запросто.
– Я сейчас тоже изо всех сил соображаю, а есть ли что-нибудь, чего он не может, – вдруг произнес Хасг.
Обращался он явно к Легенде. И она от неожиданности даже кивнула:
– Надеюсь, нас там не съедят?
– Тебя мы съесть не дадим, – серьезно ответил Хасг, – а нас с де Фоксом точно не съедят.
– И чем это вы такие особенные?
– Мне кажется, хозяйка приняла нас за нечисть… – орк хмуро оглядел гостеприимный домик, – а, может быть, не приняла. Хм-м… может ведь оказаться, что мы по здешним меркам самая настоящая нечисть и есть.
– Вы на улице ночевать собрались? – ядовито поинтересовался Эльрик с крыльца. – Не советую.
И пришлось поторопиться.
* * *
Хозяйку звали Ягой. Легенда так и не разобралась, человек она или нет. Спросила у Эльрика. Тот пожал плечами:
– Жрица Смерти в двенадцатом поколении, человек она или уже нет? Я понятия не имею.
Жила Яга, во всяком случае, не по-человечески. Не так, как жили другие люди в этом мире. Маленькая избушка ее была изнутри значительно больше, чем снаружи, с высокими потолками и притолоками, под которыми и Эльрик и Хасг проходили не нагибаясь. Еще в доме хватило отдельных спален для всех гостей. А домашнюю работу здесь выполняли духи или кто-то вроде духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46