Он не имел права оставлять возле Источника жреца, сумевшего установить связь с богом-изгнанником. Да. Дед был обязан отослать Тэнлие из замка Нур.
Он не мог запретить внуку говорить с Урани, потому что Тэнлие был священником, был служителем бога – двух богов – и следовал велениям души и крови. А с этим не поспоришь. С этим не сделаешь ничего. Жреца можно только убить, но кем же надо быть, чтобы убить собственного внука?
Тэнлие был тогда слишком мал, чтобы задумываться об опасностях излишней романтизации шефанго. В тот день, после тяжелого разговора в комнате возле молельни, после трудного решения, принятого дедом под упорным давлением жены и близкой к истерике дочери, Тэнлие в первый раз подумал о том, что если бы его семьей были шефанго они бы никогда, ни за что не выгнали его из дома. Кому бы он ни молился. В кого бы ни верил. Что бы ни делал. Для шефанго он был бы хорош любым. Просто потому что был бы сыном, внуком, племянником…
Хотя, нет, племянников у шефанго, конечно, не было.
* * *
Йорика давно не тревожили воспоминания о детстве. И о своей нечистокровности. Разве что слегка раздражали подначки Легенды. Но рассказывать эту историю чистокровному шефанго было… странно. Такое чувство, как будто намеренно представляешь эльфов в невыгодном свете. Эльрику ведь не понять, как бы внимательно он ни слушал, ему не понять, что так действительно бывает. Что можно отказаться от сына, от внука не потому, что ты сам глубоко порочен, нечист, извращен, а потому что у тебя порочный, нечистый и извращенный сын. Или внук.
Он шефанго, в его языке одним словом обозначаются «дети», «истина», «смысл жизни».
Он не поймет. И, может быть, он прав.
– Тэнлие тогда и начал писать стихи, – сказал Йорик. – Совсем детские, конечно… видимо, сказался стресс. Так способности к магии пробуждают. Ну, а у него вот, тяга к рифмоплетству открылась.
– Ты – поэт, – строго поправил де Фокс. – Не называй себя рифмоплетом, это не делает чести ни тебе, ни тем, кто слушает твои песни.
Йорик улыбнулся в ответ. Мальчик снова учит его, как поступать правильно, как правильно говорить. И мальчик снова прав.
– Ты помнишь их? – спросил Эльрик.
Йорик покачал головой.
Он помнил. Он не хотел вспоминать. Но он обещал рассказать все.
– Тэнлие было одиннадцать лет, – повторил он.
Эльрик молча кивнул.
И когда я вернусь… А вернусь ли еще
После крови и грязи победы?
И когда я вернусь, ночь укроет плащом
Все давно позабытые беды.
Я вернусь. Все равно. После стольких боев,
Поражений, побед и лишений,
Повидав много стран, деревень, городов,
и познав упоенье сражений.
Завтра снова в поход, снова в слякоть и снег,
Снова в бой – это долг и еще что-то кроме…
И опять мне терять, тех, кто рядом, навек…
Только – я не вернусь, если лишний я в доме.
– Я помню последний День рождения Тэнлие. С тех пор я это дело отмечать зарекся. Пока не оказался на службе у твоего отца, вообще не вспоминал о том, в какой день родился. А на Ямах Собаки к датам относятся трепетно, каждая прожитая навигация – как личная победа… Ну, ты уже понял, да? Не могу сказать, что я злился, просто было хреново. В том возрасте родители всегда правы, во всем, а сейчас я и сам понимаю, что моя мать и те, кто подбивал ее избавиться от меня – они всё сделали правильно. Может быть, это нужно было сделать раньше, до того, как я начал что-то соображать, но матушка хотела как лучше, она… – Йорик хмыкнул и улыбнулся: – она понятия не имела, что с возрастом я буду все больше походить на орка, и все меньше – на эльфеныша.
– Ты не похож на орка.
– И не похож на эльфа. На человека уж тем более не похож. Я – Йорик Хасг. В документах, которые я купил, когда малость освоился на Материке, стояло это имя, а от своего я уже отказался, так что согласен был на любое. Но в одиннадцать лет я все еще называл себя Тэнлие Нур, и в сочетании с моей рожей, эльфийское имя выглядело настолько фальшиво, что кривило всех. В конце концов, кривить начало и меня.
– Какая разница, на кого ты похож? – не выдержал Эльрик. – Ты красивый, разве этого недостаточно?
Еще пару недель назад Йорик растерялся бы от такого заявления. Как много может измениться за столь малый срок. Сейчас он усмехнулся:
– Спасибо. Но позволь напомнить тебе, что в зароллаше «красивое», «естественное», «живое» – это одно и то же слово. Вы, ребята, считаете красивым все, что дышит, и еще не сгнило. Так что, прости, твое мнение в этом вопросе не учитывается. К тому же, ты предвзят… дэира.
– Я объективен, – буркнул Эльрик. – Ты больше не видел никого из своей семьи? Даже Элекео?
– Даже его. Он пытался настоять на том, чтобы спросить мнение самого Каири Нура. Мол, тот ведь ничем не дал понять, что недоволен попытками дозваться до Урани. Такие настроения были слишком близки к ереси, и дед запретил Элекео видеться с Тэнлие. Ну, а остальные и сами не рвались.
– А ты ведь по-прежнему священник, да? Этого-то у тебя никто отнять не может. И ты по-прежнему можешь дозваться до… Каири Нура?
– Я по-прежнему могу молиться Каири Нуру, и он услышит мои молитвы. А ты, кстати, можешь называть его Флайфетом, он не обидится… подожди-ка, – Йорик внимательно взглянул в непроницаемые глаза шефанго, – тебя ведь не Флайфет интересует? Ты хочешь знать, могу ли я говорить с Тарсе, верно?
– А ты можешь?
– Я по-прежнему священник, – повторил Йорик слова де Фокса. – Да, я могу говорить с Тарсе. И, да, он слышит меня. Но он не может ответить, и не сможет, пока я вновь не окажусь у Источника в Звездном Замке.
– Ты так и не знаешь, из-за чего они начали воевать?
– Только то, во что верят эльфы, и то, во что верят шефанго.
– И то, во что верят орки?
– Да… – Йорик подумал и кивнул, – да, пожалуй.
– Но мы все верим в разное! – Эльрик подался вперед, – кто из нас прав? Ты знаешь это? Хоть кто-нибудь знает?
– Я знаю, – ответил Йорик медленно, задумчиво, сомневаясь в каждом слове, поскольку не понимал, откуда они вообще взялись, такие слова, – я знаю, Эльрик. Мы все ошибаемся.
– Мит перз, – глухо рыкнул де Фокс.
И сгустившаяся, темная напряженность развеялась. Легче стало дышать, а слова вновь наполнились смыслом. Тем смыслом, который в них вкладывали, а не тем, незваным, что пришел из заснеженной тьмы и растаял во тьме.
– Дальше, – напомнил Эльрик. – Что было потом?
Потом было плохо. Полтора года было просто плохо, интенсивность чувств колебалась, но грань, отделяющую «плохо» от «все равно» Тэнлие не перешагнул ни разу.
Его поселили в усадьбе, вдали от городов и телепортационных узлов. Вдали от эльфов. Для связи с внешним миром – только информационная сеть. Ему нельзя было больше ходить в школу: то ли возраст подошел, то ли сказались переживания, но изменения в его внешности стали проявляться все сильнее и отчетливее. Ради его же блага, Тэнлие запретили учиться вместе с другими детьми. Запретили видеться с друзьями. И живьем он видел теперь лишь своих школьных учителей. Те приходили каждый день, поскольку, что бы ни случилось, а учиться-то надо. Необразованный священник гораздо опаснее образованного. Последний хотя бы понимает, что делает, и кому молится.
Учитель математики, господин Исано, обратился к хозяину Звездного Замка с просьбой, разрешить Тэнлие жить в его семье. У Исано было двое взрослых сыновей, оба – математики, ментальные маги, уже сделавшие себе имена в мировой науке. И почему-то учитель полагал, будто воспитав двоих талантливых парней, они с женой вырастят и третьего. Мол, науке все равно, как выглядит ученый, а вот будущему ученому не все равно, в каких условиях он вырос.
Не получив разрешения от деда, господин Исано обратился к Светлому Господину. Но вопрос касался не столько судьбы Тэнлие, сколько его крови и богов, которым он молился. А правитель Айнодора, как и все здравомыслящие эльфы, не любил и боялся Урани. И ответил Исано, что если первосвященник решил, что мальчик должен жить один, значит, так тому и быть.
В конце концов, математику тоже запретили встречаться с Тэнлие, а потом, на всякий случай, оградили полукровку от контактов и с другими преподавателями. Он узнал потом, что за него пытались бороться. Что несколько учителей, доведя до выпуска последний из своих классов, демонстративно оставили преподавательскую деятельность, заявив, что не желают учить детей в стране, где с их учениками могут поступить так жестоко и несправедливо.
Это было так по-эльфийски! Возмущенно сказать: ах, оставьте меня! и отвернуться от всех, обидевшись на кого-то одного.
К тому времени, когда Йорик – уже Йорик – узнал о выходках своих школьных преподавателей, он был достаточно хорошо знаком с шефанго, чтобы улыбнуться и пожать плечами. Будь Исано шефанго, или подданным одного из конунгатов, он попросту выкрал бы Тэнлие из усадьбы и сбежал куда-нибудь на материк. Это если вообразить себе, что Торанго или конунги сошли с ума и позволили кому-то в своих владениях поступить с ребенком так, как эльфы поступили с Тэнлие.
О, конечно, Анго – это вовсе не рай на земле, даже близко не рай, скорее уж, чистилище, где каждый обитатель каждый день должен прожить осмысленно и с полной отдачей. Но дети там живут как в раю. Да и вырастая, остаются в убеждении, что Анго – лучшее из государств. Уж, по крайней мере, у них нет никаких проблем с богами, и каждый волен верить в то, во что верит, и говорить с тем богом, которого чтит.
Тэнлие сбежал из усадьбы, как только нашел способ сбежать с Айнодора. Он был изолирован от эльфов, но не от машин, кундарбов и линии доставки. Его увлечение математикой и артефактной магией только поощрялось, а после того, как с ним перестал видеться Исано, никто уже не мог сказать, что такое собирает он из кристаллов и микросхем, заказываемых в разных местах, у разных фирм и разработчиков.
Его хобби укладывалось в выделенную ему часть семейного бюджета, а остальное было не важно.
Через полтора года пребывания в усадьбе, Тэнлие впервые в жизни солгал: написал для домашнего кундарба программу, создавшую полноценную управляемую иллюзию внешности и голоса своего деда. Своих сил у него было мало, зато мощностей кундарба хватило на создание достоверной иллюзии. Иллюзорный дед связался с туристическим агентством, и купил Тэнлие полугодовой тур по Западу материка. Потом он же связался с телепортационной станцией в Андари – портовом городе, куда прибывали и откуда возвращались на материк редкие туристы – и оформил для несовершеннолетнего внука разрешение самостоятельно воспользоваться телепортом. После этого Тэнлие уничтожил программу, уничтожил все следы своих занятий артефактной магией, вывел из конюшни свою лошадь и навсегда покинул усадьбу.
В ближайшем автоматизированном банке он украл часть денег с семейного счета. Так же, как и ложь, кража была первой в его жизни. Но не последней.
К вечеру того же дня Тэнлие Нур вышел из дверей телепортационной станции в городе Джемито – одном из портов герцогства Ригондо.
Представитель туристической компании – серьезная и с виду дружелюбная дама – стояла возле двухместной леталки, ожидая появления маленького эльфа.
Тэнлие, не терявший даром ни одного дня из последних полутора лет, включил генератор иллюзий, в облике взрослого человека прошел мимо сканеров, и скрылся в паутине узких улочек старой части города.
Ему было двенадцать с половиной лет. Шефанго в таком возрасте считаются взрослыми. И Тэнлие совершенно не беспокоило то, что шефанго к двенадцати годам проживают почти шестьдесят навигаций, а за его плечами навигаций ровно двенадцать с половиной. Он думал, что стал взрослым еще полтора года назад. Он считал себя умным. Он сделал все, чтобы семья не могла его найти…
А его даже не стали искать.
И это было самым плохим из всего, что случилось с Тэнлие Нуром, что случилось с Йориком Хасгом за всю их долгую, уже почти четырехсотлетнюю жизнь.
* * *
Уехать на Анго он решил, когда однажды задумался о том, сколько же ему лет. Получилось, что тридцать пять. Для людей это был возраст свершений, поиска нового, стремления к переменам. Для эльфов – просто возраст. А для орков? А кто их знает?
В любом случае, двадцать лет жизни среди людей приучают мыслить человеческими категориями.
Тэнлие Нур умер четырнадцатилетним, когда стал слишком большим, чтобы притворяться ребенком, и ему понадобились документы. Он быстро рос. Быстрее любого эльфа.
Имя Йорик Хасг было выбрано, не глядя, наугад, из почти десятка разнообразных паспортов, предложенных ему на продажу одним шустрым малым в Эллии. Непривычное, по сравнению с Тэнлие Нур, колючее, холодное, резкое, оно, тем не менее, довольно быстро начало нравиться. И прижилось.
Впрочем, гр’ассер готтр Орк – другие называли его Орком. Так повелось еще с тех времен, когда на вопрос: «пацан, ты шефанго, что ли?», Тэнлие ответил: «я орк!».
И подумал, что этим ответом навсегда отрекся от эльфийской крови. Он прожил тогда слишком мало, чтобы понимать, что отречься от крови невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Он не мог запретить внуку говорить с Урани, потому что Тэнлие был священником, был служителем бога – двух богов – и следовал велениям души и крови. А с этим не поспоришь. С этим не сделаешь ничего. Жреца можно только убить, но кем же надо быть, чтобы убить собственного внука?
Тэнлие был тогда слишком мал, чтобы задумываться об опасностях излишней романтизации шефанго. В тот день, после тяжелого разговора в комнате возле молельни, после трудного решения, принятого дедом под упорным давлением жены и близкой к истерике дочери, Тэнлие в первый раз подумал о том, что если бы его семьей были шефанго они бы никогда, ни за что не выгнали его из дома. Кому бы он ни молился. В кого бы ни верил. Что бы ни делал. Для шефанго он был бы хорош любым. Просто потому что был бы сыном, внуком, племянником…
Хотя, нет, племянников у шефанго, конечно, не было.
* * *
Йорика давно не тревожили воспоминания о детстве. И о своей нечистокровности. Разве что слегка раздражали подначки Легенды. Но рассказывать эту историю чистокровному шефанго было… странно. Такое чувство, как будто намеренно представляешь эльфов в невыгодном свете. Эльрику ведь не понять, как бы внимательно он ни слушал, ему не понять, что так действительно бывает. Что можно отказаться от сына, от внука не потому, что ты сам глубоко порочен, нечист, извращен, а потому что у тебя порочный, нечистый и извращенный сын. Или внук.
Он шефанго, в его языке одним словом обозначаются «дети», «истина», «смысл жизни».
Он не поймет. И, может быть, он прав.
– Тэнлие тогда и начал писать стихи, – сказал Йорик. – Совсем детские, конечно… видимо, сказался стресс. Так способности к магии пробуждают. Ну, а у него вот, тяга к рифмоплетству открылась.
– Ты – поэт, – строго поправил де Фокс. – Не называй себя рифмоплетом, это не делает чести ни тебе, ни тем, кто слушает твои песни.
Йорик улыбнулся в ответ. Мальчик снова учит его, как поступать правильно, как правильно говорить. И мальчик снова прав.
– Ты помнишь их? – спросил Эльрик.
Йорик покачал головой.
Он помнил. Он не хотел вспоминать. Но он обещал рассказать все.
– Тэнлие было одиннадцать лет, – повторил он.
Эльрик молча кивнул.
И когда я вернусь… А вернусь ли еще
После крови и грязи победы?
И когда я вернусь, ночь укроет плащом
Все давно позабытые беды.
Я вернусь. Все равно. После стольких боев,
Поражений, побед и лишений,
Повидав много стран, деревень, городов,
и познав упоенье сражений.
Завтра снова в поход, снова в слякоть и снег,
Снова в бой – это долг и еще что-то кроме…
И опять мне терять, тех, кто рядом, навек…
Только – я не вернусь, если лишний я в доме.
– Я помню последний День рождения Тэнлие. С тех пор я это дело отмечать зарекся. Пока не оказался на службе у твоего отца, вообще не вспоминал о том, в какой день родился. А на Ямах Собаки к датам относятся трепетно, каждая прожитая навигация – как личная победа… Ну, ты уже понял, да? Не могу сказать, что я злился, просто было хреново. В том возрасте родители всегда правы, во всем, а сейчас я и сам понимаю, что моя мать и те, кто подбивал ее избавиться от меня – они всё сделали правильно. Может быть, это нужно было сделать раньше, до того, как я начал что-то соображать, но матушка хотела как лучше, она… – Йорик хмыкнул и улыбнулся: – она понятия не имела, что с возрастом я буду все больше походить на орка, и все меньше – на эльфеныша.
– Ты не похож на орка.
– И не похож на эльфа. На человека уж тем более не похож. Я – Йорик Хасг. В документах, которые я купил, когда малость освоился на Материке, стояло это имя, а от своего я уже отказался, так что согласен был на любое. Но в одиннадцать лет я все еще называл себя Тэнлие Нур, и в сочетании с моей рожей, эльфийское имя выглядело настолько фальшиво, что кривило всех. В конце концов, кривить начало и меня.
– Какая разница, на кого ты похож? – не выдержал Эльрик. – Ты красивый, разве этого недостаточно?
Еще пару недель назад Йорик растерялся бы от такого заявления. Как много может измениться за столь малый срок. Сейчас он усмехнулся:
– Спасибо. Но позволь напомнить тебе, что в зароллаше «красивое», «естественное», «живое» – это одно и то же слово. Вы, ребята, считаете красивым все, что дышит, и еще не сгнило. Так что, прости, твое мнение в этом вопросе не учитывается. К тому же, ты предвзят… дэира.
– Я объективен, – буркнул Эльрик. – Ты больше не видел никого из своей семьи? Даже Элекео?
– Даже его. Он пытался настоять на том, чтобы спросить мнение самого Каири Нура. Мол, тот ведь ничем не дал понять, что недоволен попытками дозваться до Урани. Такие настроения были слишком близки к ереси, и дед запретил Элекео видеться с Тэнлие. Ну, а остальные и сами не рвались.
– А ты ведь по-прежнему священник, да? Этого-то у тебя никто отнять не может. И ты по-прежнему можешь дозваться до… Каири Нура?
– Я по-прежнему могу молиться Каири Нуру, и он услышит мои молитвы. А ты, кстати, можешь называть его Флайфетом, он не обидится… подожди-ка, – Йорик внимательно взглянул в непроницаемые глаза шефанго, – тебя ведь не Флайфет интересует? Ты хочешь знать, могу ли я говорить с Тарсе, верно?
– А ты можешь?
– Я по-прежнему священник, – повторил Йорик слова де Фокса. – Да, я могу говорить с Тарсе. И, да, он слышит меня. Но он не может ответить, и не сможет, пока я вновь не окажусь у Источника в Звездном Замке.
– Ты так и не знаешь, из-за чего они начали воевать?
– Только то, во что верят эльфы, и то, во что верят шефанго.
– И то, во что верят орки?
– Да… – Йорик подумал и кивнул, – да, пожалуй.
– Но мы все верим в разное! – Эльрик подался вперед, – кто из нас прав? Ты знаешь это? Хоть кто-нибудь знает?
– Я знаю, – ответил Йорик медленно, задумчиво, сомневаясь в каждом слове, поскольку не понимал, откуда они вообще взялись, такие слова, – я знаю, Эльрик. Мы все ошибаемся.
– Мит перз, – глухо рыкнул де Фокс.
И сгустившаяся, темная напряженность развеялась. Легче стало дышать, а слова вновь наполнились смыслом. Тем смыслом, который в них вкладывали, а не тем, незваным, что пришел из заснеженной тьмы и растаял во тьме.
– Дальше, – напомнил Эльрик. – Что было потом?
Потом было плохо. Полтора года было просто плохо, интенсивность чувств колебалась, но грань, отделяющую «плохо» от «все равно» Тэнлие не перешагнул ни разу.
Его поселили в усадьбе, вдали от городов и телепортационных узлов. Вдали от эльфов. Для связи с внешним миром – только информационная сеть. Ему нельзя было больше ходить в школу: то ли возраст подошел, то ли сказались переживания, но изменения в его внешности стали проявляться все сильнее и отчетливее. Ради его же блага, Тэнлие запретили учиться вместе с другими детьми. Запретили видеться с друзьями. И живьем он видел теперь лишь своих школьных учителей. Те приходили каждый день, поскольку, что бы ни случилось, а учиться-то надо. Необразованный священник гораздо опаснее образованного. Последний хотя бы понимает, что делает, и кому молится.
Учитель математики, господин Исано, обратился к хозяину Звездного Замка с просьбой, разрешить Тэнлие жить в его семье. У Исано было двое взрослых сыновей, оба – математики, ментальные маги, уже сделавшие себе имена в мировой науке. И почему-то учитель полагал, будто воспитав двоих талантливых парней, они с женой вырастят и третьего. Мол, науке все равно, как выглядит ученый, а вот будущему ученому не все равно, в каких условиях он вырос.
Не получив разрешения от деда, господин Исано обратился к Светлому Господину. Но вопрос касался не столько судьбы Тэнлие, сколько его крови и богов, которым он молился. А правитель Айнодора, как и все здравомыслящие эльфы, не любил и боялся Урани. И ответил Исано, что если первосвященник решил, что мальчик должен жить один, значит, так тому и быть.
В конце концов, математику тоже запретили встречаться с Тэнлие, а потом, на всякий случай, оградили полукровку от контактов и с другими преподавателями. Он узнал потом, что за него пытались бороться. Что несколько учителей, доведя до выпуска последний из своих классов, демонстративно оставили преподавательскую деятельность, заявив, что не желают учить детей в стране, где с их учениками могут поступить так жестоко и несправедливо.
Это было так по-эльфийски! Возмущенно сказать: ах, оставьте меня! и отвернуться от всех, обидевшись на кого-то одного.
К тому времени, когда Йорик – уже Йорик – узнал о выходках своих школьных преподавателей, он был достаточно хорошо знаком с шефанго, чтобы улыбнуться и пожать плечами. Будь Исано шефанго, или подданным одного из конунгатов, он попросту выкрал бы Тэнлие из усадьбы и сбежал куда-нибудь на материк. Это если вообразить себе, что Торанго или конунги сошли с ума и позволили кому-то в своих владениях поступить с ребенком так, как эльфы поступили с Тэнлие.
О, конечно, Анго – это вовсе не рай на земле, даже близко не рай, скорее уж, чистилище, где каждый обитатель каждый день должен прожить осмысленно и с полной отдачей. Но дети там живут как в раю. Да и вырастая, остаются в убеждении, что Анго – лучшее из государств. Уж, по крайней мере, у них нет никаких проблем с богами, и каждый волен верить в то, во что верит, и говорить с тем богом, которого чтит.
Тэнлие сбежал из усадьбы, как только нашел способ сбежать с Айнодора. Он был изолирован от эльфов, но не от машин, кундарбов и линии доставки. Его увлечение математикой и артефактной магией только поощрялось, а после того, как с ним перестал видеться Исано, никто уже не мог сказать, что такое собирает он из кристаллов и микросхем, заказываемых в разных местах, у разных фирм и разработчиков.
Его хобби укладывалось в выделенную ему часть семейного бюджета, а остальное было не важно.
Через полтора года пребывания в усадьбе, Тэнлие впервые в жизни солгал: написал для домашнего кундарба программу, создавшую полноценную управляемую иллюзию внешности и голоса своего деда. Своих сил у него было мало, зато мощностей кундарба хватило на создание достоверной иллюзии. Иллюзорный дед связался с туристическим агентством, и купил Тэнлие полугодовой тур по Западу материка. Потом он же связался с телепортационной станцией в Андари – портовом городе, куда прибывали и откуда возвращались на материк редкие туристы – и оформил для несовершеннолетнего внука разрешение самостоятельно воспользоваться телепортом. После этого Тэнлие уничтожил программу, уничтожил все следы своих занятий артефактной магией, вывел из конюшни свою лошадь и навсегда покинул усадьбу.
В ближайшем автоматизированном банке он украл часть денег с семейного счета. Так же, как и ложь, кража была первой в его жизни. Но не последней.
К вечеру того же дня Тэнлие Нур вышел из дверей телепортационной станции в городе Джемито – одном из портов герцогства Ригондо.
Представитель туристической компании – серьезная и с виду дружелюбная дама – стояла возле двухместной леталки, ожидая появления маленького эльфа.
Тэнлие, не терявший даром ни одного дня из последних полутора лет, включил генератор иллюзий, в облике взрослого человека прошел мимо сканеров, и скрылся в паутине узких улочек старой части города.
Ему было двенадцать с половиной лет. Шефанго в таком возрасте считаются взрослыми. И Тэнлие совершенно не беспокоило то, что шефанго к двенадцати годам проживают почти шестьдесят навигаций, а за его плечами навигаций ровно двенадцать с половиной. Он думал, что стал взрослым еще полтора года назад. Он считал себя умным. Он сделал все, чтобы семья не могла его найти…
А его даже не стали искать.
И это было самым плохим из всего, что случилось с Тэнлие Нуром, что случилось с Йориком Хасгом за всю их долгую, уже почти четырехсотлетнюю жизнь.
* * *
Уехать на Анго он решил, когда однажды задумался о том, сколько же ему лет. Получилось, что тридцать пять. Для людей это был возраст свершений, поиска нового, стремления к переменам. Для эльфов – просто возраст. А для орков? А кто их знает?
В любом случае, двадцать лет жизни среди людей приучают мыслить человеческими категориями.
Тэнлие Нур умер четырнадцатилетним, когда стал слишком большим, чтобы притворяться ребенком, и ему понадобились документы. Он быстро рос. Быстрее любого эльфа.
Имя Йорик Хасг было выбрано, не глядя, наугад, из почти десятка разнообразных паспортов, предложенных ему на продажу одним шустрым малым в Эллии. Непривычное, по сравнению с Тэнлие Нур, колючее, холодное, резкое, оно, тем не менее, довольно быстро начало нравиться. И прижилось.
Впрочем, гр’ассер готтр Орк – другие называли его Орком. Так повелось еще с тех времен, когда на вопрос: «пацан, ты шефанго, что ли?», Тэнлие ответил: «я орк!».
И подумал, что этим ответом навсегда отрекся от эльфийской крови. Он прожил тогда слишком мало, чтобы понимать, что отречься от крови невозможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46