Огромное табло, снующие туда-сюда люди, электронный голос, военные. Никто не знал, что буквально три минуты назад все здесь могли погибнуть. Приятно было осознавать, что именно я подарил этим людям жизнь. Самолюбие требовало взобраться на ближайший постамент и оттуда рассказать всем, что я — их спаситель! Или просто напросто Бог. И чтоб все бухнулись в колени и били челом оземь.
Самолюбие — поганое чувство.
Что бы ни говорили все психологи мира вместе взятые.
Около одного из ларьков я заметил сгрудившуюся кучку людей. Они вытягивали головы, расталкивали соседей и старались хоть что-нибудь углядеть по стереовизору, который висел под потолком. Кто-то курил сигареты с травкой, над группой распрпоятранялся пряный аромат.
Мы с Геной подошли поближе.
По стерео шел специальный выпуск новостей. Показывали море, которое вдруг вздыбилось водяным столбом, уносящимся под самые небеса.
Сквозь привычный гул вокзала я расслышал голос комментатора:
— Буквально пять минут назад произошел взрыв в Баренцевом море. По нашим сведениям в этом районе не проводилось никаких испытаний, и не было никаких подводных баз. Район считался абсолютно пустым! Военные отказались от комментариев, но уже сейчас Вы можете наблюдать, как боевые катера усиленно прочесывают окрестности…
На картинке и впрямь появились воздушные корабли береговой охраны.
— Сейчас Вы все-таки услышите интервью с генералом военно-морских войск Степаненко. — Обрадовано провозгласил комментатор. — Товарищ генерал, какова вероятность, что взрыв — дело рук сектоидов?
— Мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть этот факт…
Дальше я не слушал.
Я практически не читал развлекательную литературу. В последнее время мне вообще почти не приходилось читать.
А вот лже-Вершинин похоже ею увлекался не слабо. Взять хотя бы черные очки и костюмы — ну типичные ГСБшники из дорогостоящих фильмов-боевиков. Настолько типичные, что я сразу засомневался в том, настоящие ли они. А уж когда лже-Вершинин предложил мне поработать на ГСБ, я сразу сообразил, что дело нечисто. Это уже заморочки из дешевых боевиков, которые пачками выпускают как у нас на Статике (из серии «Как я спас мэра и разгадал загадку Стазиса за 60 секунд»), так и на Земле.
Итак, эти люди — не те, за кого себя выдают, — решил я.
Значит, кепка — либо устройство слежения (Это подтверждает серебристый «жучок». Но зачем он им? Раз меня проследили с вокзала — значит «жучок» уже был установлен гораздо раньше), либо нечто другое.
Придя к таким выводам я действовал практически инутитивно: сорвал наклейку-"жучок" с кепки, схватил ее, выбежал на улицу… стрельнул сигару у сектоида, когда он отвлекся — подкинул в салон, под переднее сидение, кепку и блокнот (адрес в нем я успел запомнить. На всякий случай) и удалился. Конечно, существовала вероятность, что ГСБшники все же окажутся настоящими, но я сильно не волновался. Если это так — мне бы позвонили в тот же день. Или просто сбросили бомбу на гостиницу.
Конечно, я сильно рисковал. На кепке мог быть еще один передатчик, сектоиды могли обыскать машину и найти свой же «подарочек». Наверное, стоило позвонить в милицию. Хотя кто бы мне поверил? Короче говоря, я поставил на кон свою жизнь. Да и не только свою, наверное.
Далее я поступил совершенно логично: послал мальчишку в магазин — он купил точно такую же кепку мне и еще одну — Генке. Я наклеил на нее «жучок», чтобы лже-ГСБшники верили, что на мне их головной убор.
И стал спокойно ждать дальнейшего развития событий.
Ждать пришлось, как оказывается, не очень долго.
— Хоть на этот раз не дом рванули, — сказал кто-то в толпе. — Молодцы — сектоиды!..
Я мысленно согласился.
В конце концов база сектоидов могла оказаться где-нибудь в городе.
Я здорово рисковал.
Я знал, что сделаю, если узнаю, что моя выходка погубила тысячи жизней — пускай и ценой жизни Федорчука.
Кобура с «целителем» мягко давила на левый бок.
Поспи, дружок.
Пока для тебя нет работы.
* * *
Улица перед вокзалом была оцеплена. Какой-то солдатик облетал на мотоцикле сгрудившихся у заграждения людей и вещал в рупор:
— Извините за предоставленное неудобство! Через две минуты по улице пройдет кортеж господина Федорчука! Не пытайтесь прорвать оцепление! Через пять минут оно будет снято! Сохраняйте благоразумие!
Некоторые возмущенно роптали, но большинство завыло в экстазе. Какой-то парнишка забрался на столб и кричал оттуда:
— Ура Федорчуку! Ублюдков-сектоидов — под нож! Смерть зеленокожим сволочам! Федорчук — красавчик! Чужие — гады! Смерть всем инопланетникам! Акалоиты тоже ублюдки!..
Подлетела бело-синяя машина милиции. Нарушителя спокойствия сняли со столба и решительно затолкали внутрь машины. Он вырывался и орал:
— Смерть — секто — идам! Смерть — секто — идам!
Толпа рассерженно загудела, в милицейскую машину полетели пустые пластиковые бутылки.
А через миг все уже забыли об этом досадном инциденте — низко над улицей пролетело несколько черных машин — две «волги» и четыре «берсерка». Из первой «волги», в верхнее окошко высунулся немолодой кряжистый мужик — аккуратная короткая прическа, стальной взгляд, небрежно повязанный галстук. Он махал рукой народу, воздух перед мужиком подрагивал — силовое поле надежно защищало от выстрела снайпера.
— Федорчук! Федорчук! Федорчук! — неистовствовала толпа. — У-р-р-р-а-а!
Федорчук сжал правую руку в кулак и поднял над собой.
— Уууууу! — завыл народ. Какой-то мужчина в белой куртке попытался проскочить мимо солдат заграждения, но заряд станера оставил его лежать на земле, сырой и прохладной от недавно кончившегося дождя.
Федорчук уехал, толпа медленно рассасывалась. Даже оцепление сняли быстрее — всего за пару минут солдат погрузили в машины, которые тут же умчались прочь.
Я аккуратно обошел мужика в белой куртке, лицо которого уткнулось в лужу, перешел на другую сторону улицы — там, где виднелась желтая будка информатория.
— Режим телефона, — приказал я.
Из-под терминала информатория высунулась трубка. Я набрал номер.
— Скорая? Для Вас есть работа. Около московского вокзала лежит мужчина без сознания. Заряд станера. Да, военные. Точно. Спасибо.
Пошли гудки.
Я положил трубку и громко произнес:
— Режим информатория.
Трубка уползла в нутро желтого ящика. Вместо нее вперед выдвинулась клавиатура, на которой разноцветными огоньками выделялись голографические кнопки.
— Что мы делаем? — спросил Гена.
— Ищем твоего дедушку, — ответил я, вводя запрос.
"Геннадий Давыдов, 6-7 лет
Родители: мать — Наталья Давыдова
отец — Денис Давыдов "
Компьютер, поразмыслив, выдал несколько адресов.
Тогда я добавил в запрос: «последние два года проживали на планете Статика»
Информаторий выдал адрес и две фотографии: пожилая женщина в очках, строго улыбающаяся мне, и беззаботный мужичок, подмигивающий левым глазом, потому что вместо правого у него был стеклянный протез.
— Бабушка! — воскликнул Гена. — Дед Ваня!
Адрес под фотографиями, конечно, отличался от того, что дал мне сектоид.
— Ну что ж, — сказал я. — Давай отпразднуем это дело стаканчиком сока в ближайшей кафешке, а потом вернем тебя дедушке с бабушкой.
Мальчик счастливо улыбнулся.
— Еще одно, — вдруг вспомнил я, — надо же, совсем вылетело из головы…
— Режим телефона, — приказал я. — Анонимный вход.
Информаторий послушался.
Я достал из кармана видеофон, с помощью специального разъема подключил его к информаторию.
— Ключевые слово — «Герман», «Гера», «Рыба», «Червь», «Леша», «Гена», — сказал я.
Компьютер согласно мигнул зеленым огоньком.
— Стереть ключевые слова из аудиодорожки видеофайла номер один, — приказал я.
Секундная пауза — и вновь зеленый огонек.
— Переслать аудиодорожку файла в местное управление ГСБ.
Еще один положительный ответ.
— Стереть файл из памяти видеофона.
* * *
Генкины бабушка с дедушкой жили в другом конце города — мы добирались туда на такси почти час. Дважды нас останавливали патрули и проверяли документы.
— Совсем жизни не стало, — пожаловался таксист. — Чертовы сектоиды. Чего им неймется? Зачем они взрывают наши дома? Чего добиваются? Ублюдки…
— Они как дети… Злые, ужасные, так и не выросшие дети… — сказал я. — Играют. Смерть, жизнь — все это для них не более чем одна большая Игра. Ну, знаете, как в кубики. Построил замок — разрушил замок, и так по кругу.
Таксист посмотрел на меня в зеркальце заднего вида и замолчал.
Наверное, решил, что я — сумасшедший.
Может, он и прав.
Чем я занимаюсь последнее время?
Поперся через всю Галактику на Землю, возвращать пацана родственникам.
Вместо того, чтобы быть на Офелии — искать правду о Стазисе…
Хотя нужно ли мне и это?
* * *
Машина приземлилась в одном из старых дворов: вокруг невысокие здания — сталинки, которым, наверное, уже лет триста. Только с одного края — вполне современный небоскреб с площадкой для посадки машин.
Таксист сел около детской песочницы, в которой вместо песка в грязи плескался поломанный мусоробот, которого какой-то шутник засунул в лужу ради потехи. Я помог роботу выбраться из западни — оказавшись на твердой земле, он благодарно пискнул и покатился прочь, подмигивая еще неперегоревшими лампочками. Я посмотрел ему вслед, потом взглянул на здание, где жил дед Ваня с женой. Трехэтажный дом, посеревший от времени, тоскливо смотрел пустыми глазницами выгоревших окон на меня. Какая-то бабулька с виртушниками на глазах молча наблюдала за мной. А может и не за мной — скорее всего, какой-нибудь сериал смотрит.
— Яблоня! — закричал Гена, указывая куда-то в сторону. — Старая яблоня! Деда рассказывал, что она растет здесь уже четыреста лет!
Корявое дерево неуверенно притулилось между пластиковой дорожкой и асфальтом — на маленьком клочке земли, куда по чистой случайности еще не дотянула свои хищные лапы цивилизация.
Не знаю, сколько лет на самом деле было этой яблоне, но она уже явно доживала свой срок. Мы подошли к ней, и Гена осторожно приложил ладошку к почерневшему стволу.
— Привет! — сказал он.
Я медлил. Не знаю, почему. Я не хотел смотреть в глаза Генкиным дедушке с бабушкой. Я представлял, как рассказываю им о гибели Дениса и Марины, и внутри все сжималось, дрожало.
А может я просто не хотел расставаться с мальчуганом, к которому так привык.
— Пойдем, — сказал я. — Нам пора, Гена. Пойдем…
— Вы ведь будете к нам прилетать? — спросил мальчик. — Часто-часто, правда?
— Правда, — ответил я.
* * *
Мы поднялись по расшатанной лестнице на самый верхний — третий этаж, не встретив никого по пути. Гена радостно рассматривал обшарпанные стены, использованные одноразовые шприцы и катетеры на подоконниках, изрисованные голокраской потолки, выцветшую обивку дверей.
— Здесь тетя Зина живет, — говорил он. — У нее есть сын, мальчик, его Петя зовут. Тут бабушка Вера, она меня все время конфетами угощала и вареньем вишневым, здесь…
Мы стояли около высокой, оббитой дешевым пластиком, дверью. Над старинным глазком краской были выведены две цифры — 12.
— Здесь живет деда, — тихо произнес мальчик.
Я кивнул, подошел поближе, нажал на кнопку звонка. Тонкая соловьиная трель разбудила тишину на площадке. Я позвонил еще раз и стал ждать.
Мы ждали минут пять, но никто не ответил.
Я позвонил еще раз и еще.
Я все не верил, я гнал подозрение, которое холодными щупальцами пробиралось в мою душу.
Звякнула цепочка, приоткрылась соседняя дверь и в узком проеме появилось лицо давешней старушки с виртушниками.
— Вы к Давыдовым? — надтреснутым голосом спросила она.
Я молчал.
Я боялся того, что она скажет.
— Да! — кивнул Гена.
— А они уехали, — сказала старушка. — Дней восемь назад. Собирались на море черном отдохнуть. Должны на днях вернуться.
От сердца отлегло.
— Здравствуйте, бабушка Вера! — выкрикнул звонко мальчик.
Старушка всплеснула руками:
— Геночка, внучек! Я уж и не ожидала тебя увидеть! Господи! Да как же ты… вот Ванька с Машкой обрадуются! Да заходите, заходите же… Господи, как, откуда?..
Она пропустила нас в старенькую прихожую, заполненную старыми башмаками, туфлями, кроссовками.
— Моего деда, Севки, упокой Господь его душу, обувь, — объяснила мне старушка, — уже с год как на том свете, а я все его вещи выкинуть не могу. Рука не поднимается. Родное все… Вы меня понимаете? — она испытующе посмотрела на меня, отыскивая курпинки сомнения в глазах.
Я кивнул, разглядывая картины на стенах — бушующий океан, одинокий клипер. На некоторых холстах клипер разбивался о волны, на других — гордо рассекал неспокойное море навстречу солнцу.
— Художником Севка был, — сказала бабка, помогая Генке стащить с ноги кроссовок, — все кораблики рисовал. Довели они его до разрыва сердца, кораблики эти… Чайку не хотите?
Я снова кивнул.
* * *
Через десять минут мы сидели за большим дубовым столом на кухне, из пищедоставки старушка извлекла печенье и масло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51