На постели, терзаемая предродовыми муками, лежала моя жена. Ее волосы были влажными от пота, лицо покраснело от боли. Я подбежал к Мери, взял ее руку, и мы оба заплакали.
– Ей нельзя доверять, – по-английски прошептала мне Мери. – Ее шея... Я видела ее шею.
Мери даже не взглянула на Дуню, а та сидела с невинным видом, даже не понимая, что речь идет о ней.
– Так он и ее укусил? – спросил я.
Мери горестно кивнула.
Вскоре у нее возобновились схватки. Я всем сердцем хотел хоть чем-нибудь ей помочь, но эти тяготы невозможно разделить на двоих. Я чувствовал: Мери неприятно, что я вижу ее в таком состоянии. Чтобы не добавлять ей ненужных волнений, я взял стул, открыл дверь и сел в коридоре. Мери знала, что я совсем рядом, и мое присутствие ободряло ее, и при этом мрак, царивший за пределами комнаты, скрывал мое лицо, искаженное невыносимыми душевными страданиями, на которые отныне обрек меня В.
Когда схватки усилились, Мери стало не до меня, а Дуня принялась хлопотать вокруг своей хозяйки, я незаметно спустился вниз и проверил двери. Как я и ожидал, все выходы из замка были заперты снаружи.
Мне не оставалось ничего иного, как вернуться в эту роскошную темницу, где я остаюсь и по сей момент, сидя за пыльным столом и водя пером по надушенной бумаге, которую я здесь обнаружил.
Боже, помоги мне! Я – дважды убийца. Мы с Мери – узники, лишенные всякой надежды вырваться отсюда.
Глава 13
ДНЕВНИК АРКАДИЯ ЦЕПЕША
21 апреля (написано на отдельных листах)
Усталость все-таки одолела меня, и я заснул, уронив голову на листы своего импровизированного дневника. Разбудил меня какой-то внутренний толчок: я почувствовал, что уже утро. Именно почувствовал, поскольку комната, в которой мы с Мери оказались по воле В., не имеет окон. На меня сразу же нахлынули вспоминания событий минувшей ночи, я быстро вскочил на ноги, протирая сонные глаза.
Мне почему-то показалось, что ребенок уже родился и Мери спокойно спит... Увы, роды не начинались. Мери была бледна и измучена, даже губы ее приобрели серовато-землистый оттенок. Я сразу же предложил перевезти жену из этого склепа в наш дом, где достаточно света и воздуха. Дуня озабоченно покачала головой. По ее словам, всякое движение только повредит моей жене и может вызвать смертельно опасное кровотечение. Вряд ли В. внушил Дуне эти мысли. Достаточно взглянуть на Мери, чтобы понять справедливость слов горничной.
Я спросил Дуню, сколько может длиться это мучение, но не успела она мне ответить, как Мери вновь начала громко стонать. Слезы навернулись у меня на глаза; в ее стонах мне слышался упрек – ведь это я привез ее сюда, в дикую глушь и кромешный ад. Видя, как я терзаюсь, Дуня (бедная девочка! Я не сомневаюсь в ее искренности и добросердечности. Она даже не подозревает, что с ней произошло!) велела мне идти на кухню за болеутоляющими травами.
Я боялся отлучиться от Мери, но потом вспомнил: утром и днем В. всегда спит и пробуждается только к вечеру. Поэтому сейчас Мери ничто не угрожало.
Довольный, что хоть чем-то смогу помочь жене, я спустился вниз. По пути на кухню я проверил главный вход. За то время, что я спал, кто-то успел открыть двери. Я вышел во двор. Серое утреннее небо было затянуто хмурыми облаками. Чувствовалось, что скоро пойдет дождь. У крыльца стояла коляска, запряженная парой лошадей. Увидев ее, я обрадовался. У нас появился шанс бежать отсюда!.. Следом я вспомнил обещание, данное вчера В.: с утра поехать в Бистриц за незваным гостем.
Лошади были вычищены и накормлены. Это меня удивило, поскольку в замке не было ни души. Я стоял, разглядывая коляску, словно видел ее впервые. В моей душе боролись четыре противоречивых желания.
Во-первых, мне хотелось вынести из замка мою несчастную жену, усадить в коляску и, невзирая на все опасности, увезти ее прочь отсюда. Во-вторых, я считал, что мне необходимо поехать в Бистриц и сказать неведомому гостю, чтобы он поскорее возвращался туда, откуда прибыл. В-третьих, я хотел поехать в Бистриц, забрать гостя и привезти его сюда, купив тем самым безопасность для жены и ребенка. Что изменит еще одна смерть, если я и так повинен в гибели Мюллеров?
Наконец, если крестьянские легенды не врут и днем вампиры крепко спят (а значит, наиболее уязвимы), у меня есть шанс убить В. Теперь я знаю, как это делается, и располагаю всеми необходимыми средствами.
Вместо дождя сквозь прорехи в облаках начало пробиваться неяркое солнце. Я решил немедля расправиться с В. Вокруг меня вдруг начал клубиться туман, а спустя пару минут он побелел и стал приобретать очертания человеческой фигуры. Я посчитал это обыкновенным trompe l'oeil, вызванным утомлением, и не обратил на странное явление особого внимания. Но затем раздался знакомый взволнованный шепот:
– Каша!
Лошади беспокойно зафыркали и начали бить копытами.
Я поднял голову. Передо мной, нервно теребя складки погребальных одежд, стояла Жужа. Она помолодела и выглядела двадцатилетней девушкой, но не такой, какой была в свои двадцать лет. Ее тело утратило все следы присущих ей тогда уродств и завораживало безупречностью пропорций, вот только сверхъестественное сияние ее кожи померкло при утреннем солнце. Движения сестры были изящными и настолько человеческими, что у меня перехватило дыхание. Я смотрел в ее живые, умные глаза, из которых исчез кровожадный звериный огонь. Правда, они сохраняли непривычный для меня золотистый оттенок, но основным цветом все равно остался карий. Я узнал глаза моей дорогой умершей сестры.
Ее щеки были мокрыми от слез.
– Жужа! – прошептал я и закрыл глаза, опасаясь за свой рассудок.
Когда я открыл их вновь, видение никуда не пропало. У меня закружилась голова, и я даже покачнулся.
– Каша, – уже настойчивее повторила Жужанна и дотронулась до моей руки.
Я вздрогнул: рука была холодная как лед. Жужа тоже вздрогнула, увидев принадлежавшее Иону распятие, которое я вытащил из кармана и положил на ладонь. Она отпрянула, как от раскаленного железа.
– Я ждала, когда ты спустишься сюда, где она не сможет нас подслушать. Каша, мне нужно срочно с тобой поговорить! Ты даже не представляешь, что он замышляет! Я должна тебя спасти! Только давай отойдем в тень, мне тяжело стоять на солнце.
Я не двигался. Жужанна протянула ко мне руку, словно желая подбодрить и помочь, однако распятие не пускало ее. Держась на расстоянии, мы перешли в тень, которую отбрасывали стены замка. Там Жужанна попыталась меня обнять, но беспомощно уронила руки, отталкиваемая силой креста. И в то же время я не чувствовал, чтобы она стремилась подчинить меня своей воле.
– Каша, – произнесла она тихим, полным отчаяния голосом. – Я знаю, прошлой ночью ты был... там. Ты видел, как я пила кровь.
– Я видел, как ты погубила женщину.
Ее веки опустились. Жужанна не посмела встретиться со мной взглядом, но тем не менее вины в ее голосе я не ощутил.
– Да, я погубила ее. Но у меня не было выбора. Тебе не знакомы ни этот голод, ни эта боль. Я была сама не своя... Я и сейчас сама не своя... не та, какой была, и тут уже ничего не изменишь. Я не собираюсь околдовывать тебя или как-то подчинять себе. Я хочу тебе помочь, и поэтому, Каша, ты должен позволить мне тебя укусить. Ты должен позволить мне сделать тебя таким же, как я! В этом – твое единственное спасение, иначе все, что случилось с нашим несчастным отцом, повторится и с тобой!
Я заслонился от нее распятием. Удивительно, но крестьянские легенды не лгали: маленький золотой крестик оказался надежной защитой. Как жаль, что я не догадался вынуть его вчерашней ночью и спасти фрау Мюллер от... существа, стоявшего передо мной. Я недоумевал: как ее теперь называть? Сестрой, как и раньше? Вампиршей?
Жужанна поморщилась и, вскинув руки, попыталась загородиться от распятия, но не рассердилась.
– Уходи, – потребовал я. – Возвращайся к нему, чудовище. Моя сестра умерла.
Она горько всхлипнула, но не ушла, хотя близость креста явно была для нее мучительной. Потом она несколько успокоилась, вытерла глаза рукавом своего погребального одеяния и заговорила. Такого решительного голоса я не слышал ни у Мери, ни у кого-либо из живых женщин.
– Каша, я была и остаюсь твоей сестрой. Да, теперь я – одна из тех, кого зовут неумершими, однако я не перестала быть Жужей. Пойми: смерть и то, куда мы переходим, меняет человека, но ненамного. Влад не особо изменился – он и при жизни был жестоким тираном. Напрасно ты назвал меня чудовищем. Тебя не удивляет, почему я пришла к тебе утром, втайне от него?
Я промолчал, но меня и в самом деле удивило появление Жужанны в столь неподходящее для вампиров время. Мое молчание немного ободрило ее, и она продолжала:
– Если надобность велика, Влад может передвигаться в любое время суток, но солнечный свет для него губителен. К тому же днем он не обладает такой силой, как вечером и ночью. Ему обязательно нужен отдых, в особенности после насыщения. Он значительно старше меня, и ему требуется больше времени для восстановления сил. Но я успела отдохнуть и пришла к тебе утром, когда наиболее уязвима, потому что доверяю тебе. Не думай, что тебе удалось бы справиться со мной. Я и сейчас сильнее тебя и могла бы управлять твоим разумом. Аркадий, ты должен выслушать и поверить!
Жужанна говорила с необычайной искренностью и убежденностью. Она не пыталась подчинить меня своей воле, как вчера, после «воскресения».
– Что я должен выслушать и чему поверить? – спросил я.
– Правде, – ответила Жужанна, и ее лицо сморщилось от душевной боли. – Влад не любит нас. Каша, он никогда нас не любил! Когда он пришел ко мне, я подумала, что он делает это по велению сердца, что им движут нежные чувства. Нет, все было ложью. Влад играл мною, заставляя думать, как он, чувствовать, как он. Даже когда я пила его кровь...
Здесь Жужанна не выдержала и заплакала. Черные густые волосы скрыли от меня лицо сестры. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал.
– Когда я пила его кровь, мне передалось все, что знает он. Я узнала об условиях соглашения...
– Ты хочешь сказать – договора?
– Да. Я узнала все, но Влад управлял моим разумом. И то, что ему показалось нежелательным, он заставил меня забыть. Аркадий, его высокомерие и тщеславие не знают пределов! Он думал, что я вечно буду ему благодарна за свое бессмертие. Он думал, я навсегда останусь той раболепной, обожающей его Жужей, какой была совсем недавно, а сделавшись стригоицей, буду по-прежнему его любить. Может, ему казалось, что я стану такой же бессердечной, как он? Но ты – мой единственный брат, а я – твоя сестра, хотя и изменившаяся. Моя любовь к тебе, Каша, не исчезла, и я не могу видеть, как он тобой играет.
Влад говорил тебе, что сделал меня стригоицей из любви и сострадания ко мне. Не верь! Он думал только о себе. Он лелеял свое тщеславие. К тому же тогда он был очень голоден. Вот он и решил насытиться. Помнишь, как я возражала против его идеи отправиться в Англию? Влад и здесь заткнул мне рот.
Такой, какой я была при жизни, я бы не вынесла путешествия. А ему требовалась бессмертная спутница, которая вечно восхищалась бы им и почитала, как воеводу... Но, как видишь, он утратил власть надо мной. Он не знает моих мыслей, не знает, где я сейчас нахожусь. Моя независимость – часть сделки, которую он заключил, чтобы нарушить договор и превратить меня в стригоицу. Владу пришлось дорого заплатить за это. Если кто-то из его близких превращается в вампира, душа этого человека навеки остается на земле между раем и адом и дьявол не может ею завладеть. Едва только я превратилась в неумершую, Влад лишился возможности проникать в мой разум и управлять мною. Он пошел на такой шаг, поскольку не сомневался в моей преданности.
– О какой сделке ты говоришь? С кем он ее заключил? – не выдержал я, но Жужанна лишь поморщилась, не найдя в себе сил ответить, и торопливо продолжала свой рассказ:
– Я хотела умереть, Каша. Это правда. Мне опостылела жизнь калеки. Перед смертью я начала меняться. Я ликовала, видя, как у меня выпрямляется спина, исчезает хромота, как тело, которое я всегда ненавидела, становится прекрасным и желанным. Я тебе уже говорила, Влад тогда целиком управлял моими мыслями. Он заставил меня забыть про условия сделки. А потом, когда я встала из гроба, мой разум был затуманен голодом, невыразимым, жутким голодом. Только после того, как я выпила кровь этой молоденькой женщины и отдохнула, ко мне вернулась способность мыслить. И тогда я ужаснулась судьбе, которую уготовил тебе Влад. Из-за него наш бедный отец обречен на вечные муки в аду! Влад мог бы его спасти и сделать то, что сделал со мной, – запереть его душу на земле. Помнишь, сколько он говорил о любви к нашему отцу? Хороша любовь! «Добрый дядюшка» не решился вкусить крови своего Петру. Теперь он обещает то же самое тебе. Только не верь ему, Аркадий. Он заманит тебя в ловушку и заставит добровольно совершать преступления. Конечно, ты можешь отказаться. Но он уже наверняка объяснил тебе, чем чреват отказ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46