– Почему бы тебе не поздороваться с ней?
– Ма? – негромко произнес юноша.
Его сердце билось огромными толчками. Удары гулко отдавались в голове юноши.
Его ма сидела молча и смотрела мимо головы Тигхи.
Во всем происходящем не было никакого смысла. Юноша еще раз попробовал заговорить с ма и при этом слегка наклонился вперед. В голове у него бурлил настоящий водоворот мыслей. Он был готов зарыдать, рухнуть на пол или, наоборот, разразиться смехом.
Не зная, что делать, Тигхи вскарабкался по лестнице в верхнее помещение, чтобы еще раз взглянуть на огромный стул или кровать, потыкать ее пальцем, посидеть на ней, вскочить на нее и попрыгать. Все было ненастоящим. Мировая стена представляла собой крошечную модель, эксперимент злого бога в маленьком масштабе, населенный насекомыми и крысами обычных размеров, зато люди здесь уменьшены во много раз. От этого можно было сойти с ума. Однако его ма жива! Тигхи опять бросился по трапу вниз. Чародей сидел в своем кресле, трогая какие-то рычаги и кнопки, а ма Тигхи по-прежнему была в углу, сидя на корточках.
– Ма? Что это за место? С тобой все в порядке? Ма, я думал, ты умерла.
Тигхи и плакал, но ма по-прежнему не смотрела на него. Охватив колени, она смотрела на стену напротив. Она вела себя так, словно Тигхи не существовал.
Он подошел к Чародею.
– Она не хочет смотреть на меня, – жалобно произнес юноша с глазами мокрыми от слез.
– Вот как? – проскрипел Чародей. – Ну, может быть, попозже она заговорит.
Пол в помещении вдруг наклонился и начал уходить из-под ног Тигхи. Он поспешил к своей ма и сел на корточки рядом с ней. Медленно, почти ожидая упрека, он стал опускать голову, пока она не оказалась на плече матери. Затем обнял ее за плечи. Ма не сопротивлялась его объятию, однако в то же время и не сказала ничего, что означало бы, что она узнала его или хотя бы отреагировала на присутствие человека рядом с собой.
Некоторое время Тигхи оставался в этом довольно неудобном положении. Слезы перестали капать из его глаз. Вскоре у него затекла рука и онемели икры ног. Он убрал руку с плеч матери и встал.
– Что с ней случилось? – спросил он Чародея.
– Случилось? – повторил Чародей. – Ничего, ничего.
Тигхи стал бродить по комнате. Круглая стена этой нижней комнаты, в отличие от верхней, была убрана тканью цвета крови.
Такой ткани Тигхи еще никогда не видел. Ее поверхность состояла из малюсеньких, тончайших ворсинок. На куске ткани размером с ладонь их умещались многие тысячи. Они притягивали взгляд юноши, завораживая его. Тысячи крошечных мягких красных ворсинок, топорщившихся из красной тканевой основы.
– Что это за ткань, Чародей? – поинтересовался он. – Я никогда не видел ничего подобного.
– Чистить ее очень непросто, – сказал Чародей. – Зато она не знает износа. Ты себе даже представить не можешь, какая она прочная. Каждая крошечная ворсинка имеет микропокрытие. Однако чистить ее – сущее мучение. В шкафу есть специальное приспособление.
– Чародей, – робко произнес Тигхи, – наверное, это волшебство.
Чародей засмеялся.
– Мне бы очень хотелось, – сказал он своим странным высоким голосом, – чтобы ты не делал таких скоропалительных и примитивных выводов. Это избитое клише!
Он снова рассмеялся.
Тигхи подошел к нему и увидел, что Чародей полностью поглощен своим занятием: он неотрывно наблюдал за тем, что мелькает на больших стеклянных глазах. Ссутулившись, юноша вернулся к ма и опять сел на корточки, коснувшись ее ноги.
– Ма, – произнес он, – с тобой все в порядке? – Она ничего не ответила, но он продолжил: – Когда ты исчезла, я так горевал. Я так скучал по тебе.
Слезы опять подступили к его горлу.
– Я думаю, – прошептала вдруг его ма и умолкла. – Да, – сказала она затем. – Именно так. Я думаю, что здесь мне очень хорошо.
Она еще крепче обхватила руками свои собственные колени, прижимая их к груди так, словно это младенцы. Тигхи подумал, что ма перестала говорить, потому что у нее закрылись глаза, а подбородок уперся в руки, однако когда он отвернулся, ма громко произнесла:
– Здесь мое место.
Для юноши это было так неожиданно, что он вздрогнул. Он повернулся к матери и протянул руку, чтобы дотронуться до нее. Легонько провел пальцем по ее обнаженным коленям, погладил волосы. Однако она никак не отреагировала, и юноша сдался.
– Я голоден, Чародей, – объявил он.
– Да, – сказал Чародей. – Понимаю. Конечно, ты проголодался. Вот, возьми. – Он повернулся вместе с креслом и подал Тигхи немного еды и бутылочку с водой. Бутылочка была сделана из пластика, однако этот пластик был чистым и гладким и вполне годился на то, чтобы из него делали украшения. – Я дам тебе еще, но немного позже, – сказал Чародей. – Тебе будет плохо, если съешь слишком много.
С благоговейным трепетом приняв еду и питье, юноша сел на пол и, привалившись спиной к обитой мягкой тканью стене, жадно приник к горлышку бутылочки. Вода была какой-то выхолощенной, с металлическим привкусом, зато травяной хлеб доставил ему огромное удовольствие. У него был восхитительный, нежный вкус. Вместо раздавленных насекомых в хлеб были запечены крошечные ломтики настоящего мяса. Кроме того, он отличался и своей структурой. Очевидно, хлеб пекли из очень мелкой травяной муки, потому что язык Тигхи ощущал не грубый, колючий мякиш, а нечто эластичное и мягкое. Сверху была хрустящая корочка, а под ней тонкий слой солоноватого желе, внутри которого находилась нежная сердцевина. Никогда еще в своей жизни юноша не ел ничего, что могло бы отдаленно сравниться с этим изумительным хлебом. Пережевав и проглотив последний кусочек, он запил его водой.
Отученный от еды желудок юноши отреагировал резью, и Тигхи решил прилечь. Он свернулся клубком и вскоре задремал. Когда юноша проснулся, его ма сидела в той же позе, в какой он ее оставил, а Чародей, очевидно, так и не покидал своего кресла.
Короткий отдых освежил Тигхи и прибавил ему бодрости. Воспрянув духом, юноша подошел к Чародею и встал позади его лысого, пергаментного затылка. Большой стеклянный глаз, в который уставился Чародей, показывал четыре отдаленных картинки, по одной в каждом углу. В верхнем правом углу было небо; в нижнем правом и в нижнем левом – стена справа и слева от того места, где они находились. Картинка в верхнем левом углу показывала стену прямо перед ними. В самой ее середине находилось большое, размером с голову, серебристое пятно. Обостренное восприятие Тигхи сразу же подсказало ему, что здесь изображены они сами, – словно птица подняла в воздух стеклянный глаз и смотрела на них через него.
– Чародей! – воскликнул юноша, показывая на изображения. – Это мы.
– Возможно, – ответил Чародей, на оборачиваясь, – ты ждешь похвалы за констатацию очевидного факта?
– Но как такая картинка может получаться?
До этого Тигхи приходилось видеть экраны. Время от времени по деревне шатались бродячие артисты-затейники, которые за небольшую плату показывали свою видавшую виды поцарапанную и помятую игрушку. Люди постарше обычно не интересовались такой чепухой, потому что видели все это раньше, и, кроме того, развлечение быстро приедалось. Однако всегда находились дети, для которых всё в новинку, и бродячие затейники, совершая долгое путешествие по деревням, длившееся иногда годами, через пару-тройку лет возвращались в ту же деревню, чтобы показать экран этим юнцам и наскрести хоть немного денег себе на пропитание.
«Посмотрите на экран! – зазывал затейник. – Хотите посмотреть волшебную картинку! Ваше собственное лицо в книге! Ваш собственный уступ на картинке!»
И когда дети собирались вокруг старого, потрескавшегося куска пластика, пытаясь разглядеть там что-нибудь, затейник вытаскивал из своего кармана экран-глаз и водил им, держа в руке. Сперва он направлял этот глаз, величиной с большой палец, на самих детей, и – о чудо! – на экране появлялись их собственные лица, лица их друзей. Изображения, которые улыбались, когда они улыбались, таращили глаза, когда хихикающие дети таращили свои. Затем затейник обычно поднимал руку вверх, чтобы показать небо, опускал вниз, нацеливая на уступ, и ходил, позевывая от скуки, а выражение его лица говорило, что все это ему давно уже смертельно надоело.
Изображение, насколько помнилось Тигхи, было тусклым и зачастую смазанным. Все, что двигалось, оставляло за собой слабый размытый след, и вдобавок края экрана обрезали изображение, так что иногда было трудно соотнести различные линии и понять, какой контур они составляют. Однако чудо оставалось чудом! Тигхи и его сверстники, бывало, глаз не могли оторвать от экрана затейника, словно завороженные. Время от времени они посматривали на самого затейника, чтобы убедиться, что уступ, стена и небо, на которые он направлял свой экран-глаз, те же, что и волшебные двигающиеся картинки на экране!
От этого зрелища захватывало дух, и когда затейник выключал экран и упаковывал его, все дети дружно, как по команде, начинали ныть.
– Пусть ваши родители, – угрюмо говорил прощелыга, – дадут мне еще немного сыру или ткани, и тогда вы сможете посмотреть волшебные картинки еще немного. Договорились? – Дети спешили к своим па и ма и начинали выпрашивать у них сыр или ткань – все, кроме Тигхи, который не решался обращаться к своей ма с такой просьбой.
Однако экран затейника, который Тигхи видел ребенком, был крошечным, тусклым и покрытым пятнами. Прежде чем на нем появлялось самое тусклое, едва различимое изображение, его нужно было держать на солнце не меньше часа. Зато экран Чародея был огромным, ярким и чистым. При движении изображения его контуры не смазывались, и все, что происходило снаружи, можно было видеть в мельчайших подробностях. И самое главное – непостижимый вид на сам корабль Чародея, словно экран-глаз смотрел на него с расстояния в две сотни рук. Тигхи прикоснулся к рукаву Чародея и снова спросил:
– Чародей, как может получиться такая картинка?
– Мне очень жаль, – произнес Чародей, – что ты, мой умный мальчик, не говоришь на имперском языке, который гораздо изящнее твоего деревенского.
Тигхи воспринял это как упрек. Проглотив обиду, он начал переводить свой вопрос на имперский язык.
– Повелитель Чародей… – проговорил он, но Чародей не дал ему закончить фразу.
– А теперь, – сказал этот странный маг и волшебник на родном языке Тигхи, несмотря на явно выраженное предпочтение к другому языку, – пожалуй, нам пора убираться отсюда.
Пол накренился, и Тигхи потерял равновесие и упал. В животе появилось неприятное ощущение. Его начало подташнивать, но затем это ощущение исчезло, и юноша опять смог встать на ноги. Все экраны показывали одно и то же: быстро мелькающую мимо стену. Отличалось лишь изображение в верхнем левом углу. Это было серебристое пятнышко, обозначавшее их самих. Оно постоянно находилось в самой середине экрана, а зеленовато-коричневое мельтешение позади давало представление о скорости, с которой калабаш летел на восток.
– Чародей, – произнес Тигхи на своем родном языке, – ведь ты был на поле боя. Ты искал меня.
Чародей повернулся в своем кресле к юноше.
– Ты прав, мой смышленый мальчик. Я действительно был там. Мой дорогой мальчик, я искал тебя повсюду. Если бы ты знал, как трудно было тебя найти.
Он улыбнулся, и жесткая кожа его лица издала едва слышный скрип и покрылась кривыми морщинами.
– Почему?
– Самый глубокий вопрос из всего арсенала вопросов философа, – ответил Чародей.
– Ты звал меня, называл мое имя.
– Правильно. Я усилил твое имя. Однако от этого не было никакого проку, потому что ты скрылся, убежал по тому уступу. Вслед тебе свистели пули. Я очень боялся за тебя. Должен признаться тебе, у меня сердце ушло в пятки. В любой момент тебя могли убить – убить! Только подумать! И все же все обернулось к лучшему. Я думаю, что в жизни все оборачивается к лучшему чаще, чем в обратную сторону. Ты убежал, и я пытался последовать за тобой, но ты затерялся в Сетчатом Лесу, и я утратил способность выследить тебя.
Смысл этой фразы ускользнул от Тигхи.
– Что сделать?
– Последовать за тобой. Выяснить, где ты находишься на всей этой огромной стене, которую мы называем миром.
Когда Чародей говорил долго, его высокий голос приобретал скрежещущий оттенок. По мере того как юноша смотрел на странное, кожистое лицо, сходство Чародея с дедом становилось все более тесным.
– Ты следил за мной в этой машине?
– В твоей голове, в голове, – Чародей легонько похлопал Тигхи по голове своей сухой рукой, – есть вещи, которые позволяют мне настраиваться на тебя. Это нелегко, потому что на стене столько всяких вещей и людей. Однако я не жалел времени на поиски. Я вернулся в деревню и узнал, что ты исчез. Исчез!
При упоминании о деревне Тигхи как ножом по сердцу полоснуло.
– Ты вернулся в деревню? В деревню?
– Да, именно так я и поступил, мой красивый мальчик. И мне понарассказали столько историй!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77