Математика, Юри, здесь на уровне девятисотых годов. Лучше других работают заводские научные лаборатории, в частности лаборатория некоего Уэнделла, заводчика, отпускающего на нее большие средства. Но все это редкие исключения, лишь подтверждающие промышленную отсталость Города.
Мартин рассказывает подробно и дельно. Но мне этого мало, мне нужно связать экономическую информацию с политической.
– А на «дне» вообще не говорят о политике, – усмехается Мартин. – Здесь голосуют за тех, кто платит. Покупателей и перекупщиков голосов и у «джентльменов», и у популистов в одном только рыночном районе десятки. Даже лидер «джентльменской» партии Рондель не брезгует покупкой голосов на меновом рынке. А привокзальные бильярдные и бары закуплены на корню популистами. За партийного соратника Стила, сенатора Клайна, – он же оптовый торговец рыбой в американском секторе, – голосовали на прошлых выборах сотни хозяев мелких лавчонок и рыбных ларьков. Думаешь, из солидарности? Нет, это стоило ему, как мне рассказали в редакции, больше ста тысяч франков. Мердок единственный не покупает пока голоса избирателей, но когда ему это понадобится, у него будет все «дно», от уличных забегаловок до клубных игорных домов. Тот же Пасква приведет ему тысячи и в Сильвервилле, и в самом Городе, где я уже встретил нескольких его друзей из памятной нам «берлоги». Кстати, о Мердоке, – тут Мартин понижает голос, словно боится, что кто-нибудь может подслушать, – я почти уверен: он замышляет что-то новенькое.
– А конкретно?
– Некто по имени Фревилл контролирует все притоны в американском секторе. Похоже, это – ставленник Мердока. Тут и питейные заведения, и салуны с потайными игорными залами, и бильярдные с барами. А во французском секторе правит некий Бидо, предпочитающий не делить доходы с Фревиллом. Так вот, с Бидо решили покончить. Как и когда, не знаю, но один тип проболтался, что скоро из Бидо сделают мясной пудинг. Только, я думаю, не наше это дело, Юри.
– Правильно думаешь. Мы не в старом Чикаго.
Я даже не предполагал, как мы ошибались.
8. Первый удар Мердока
Сегодня приехал Стил. Я еще не видел его, но получил от него записку, приглашающую меня к ужину в сенатском клубе на шесть часов вечера. Сейчас без четверти шесть, лошади поданы к подъезду гостиницы, и я отправляюсь в клуб.
Стил опоздал на четыре дня, а за это время произошли события, о которых необходимо рассказать. Началось все как раз четыре дня назад с воскресной утренней почты. Среди газет было письмо сенатора, сообщавшего, что он вынужден задержаться, и если я захочу, то могу ознакомиться и без него с деятельностью сената. Одновременно он прислал чек на тысячу франков и чистый гербовый лист со своей подписью и сургучной печатью, куда я мог вписать все, что мне заблагорассудится. Этот знак безграничного доверия полностью раскрывал отношение Стила ко мне.
Сначала я прочитал утренние газеты. Интересовали меня, понятно, не объявления и не уголовная хроника, а передовицы и комментарии – их политическое кредо. В частности, внимание привлекли две статьи, обе редакционные, без подписи. Консервативный «Джентльмен» задавал, на первый взгляд, чисто риторический вопрос: почему бы не разрешить создание политических ассоциаций, которые могли бы участвовать в выборах наряду с уже действующими партиями? Такие ассоциации, не ограниченные ни численностью, ни направлением, способны были бы объединить евангелистско-католические круги, студенчество, кое-какие прослойки в обеих сенатских партиях, которым уже становится тесно в официальных партийных рамках. Подтекст здесь был ясен. Билль о политических ассоциациях расколол бы не «джентльменов», а популистов. Церковные круги, получив самостоятельность, блокировались бы в сенате с правыми. Студенчество – разномастное политически – вообще не смогло бы образовать единой организации, а выделение трудовиков «джентльменам» ничем не угрожало бы из-за малочисленности левого крыла. Но самое интересное было не в этом. Газета не упоминала о Мердоке и его «реставраторах», а ведь билль о политических ассоциациях именно ему и открывал путь в сенат.
Другая наводящая на размышление статья была опубликована в мердоковской «Брэнд энд баттер». Говорилось в ней тоже о выборах, только в ином аспекте: о шантаже и подкупе избирателей, о покупке голосов оптом и в розницу в городских пивных, салунах и барах. Упрекнуть автора можно было бы лишь в чересчур развязной и крикливой манере. Но писал он правду, подтверждая то, о чем рассказывал Мартин, только не называя имен. Газета обещала назвать имена и представить документальные доказательства подкупа, если потребуют обстоятельства. Она выражала надежду, что обе сенатские партии учтут все это в предстоящей избирательной кампании и сумеют обойтись без мошенничества.
Настораживало само обещание «назвать имена и представить документальные доказательства». Какие цели преследовал такой выпад? Скомпрометировать популистов и «джентльменов»? Зачем? Ведь у Мердока еще не было партии. Только популистов? Это имело бы смысл, если бы он рассчитывал на победу правых: судя по осторожному выступлению «джентльменской» газеты, у него были связи и в их лагере. Но почему обещание скомпрометировать адресовалось деятелям обеих партий? Может быть, это – угроза возможным соперникам, чтобы побудить их к принятию билля о создании политических ассоциаций? Или Мердок заранее знал о «джентльменской» статье, и билль этот уже кем-то придуман, отредактирован, и кто-то предложит его на одном из заседаний сената?..
Кое-что я узнал чуточку позже.
В комнату ко мне постучался лифт-бой и пригласил спуститься к телефону у стойки портье.
– Говорит Мердок, – услышал я знакомый любезный голос. – У подъезда гостиницы ждет фиакр. Через четверть часа вы будете в моей городской «берлоге». Я угощу вас нежнейшим вудвилльским полусухим и отпущу с тем же кучером. Потеряете час, не больше. Удружите, мсье Ано. Не огорчайте отказом.
Я не отказал и поехал.
«Берлога» оказалась уютным каменным особняком в глубине розового цветника, окруженного декоративной жимолостью. Мердок, в элегантном домашнем халате, встретил меня на крыльце и провел в кабинет.
– Садитесь, Ано, – сказал он, поставив передо мной бокал вина. – Есть дело.
– Догадываюсь.
– Едва ли. Сегодня вы вместе с письмом от сенатора получили чистый гербовый лист с его подписью и печатью. Туда можно вписать что угодно.
– Вы отлично информированы, Мердок.
Я вспомнил тихого старичка-управляющего с вкрадчивыми манерами. Только он один знал о нашем с Мартином отъезде и знал все: и по какой дороге мы должны были ехать, и то, что мы поедем верхом. И только через него Стил мог отправить свое письмо с бланком.
– Мы можем лишить вас этого источника информации, Мердок, – добавил я.
– Охотно им пожертвую, – отмахнулся Мердок. – Слишком стар и не всегда расторопен. Но у меня есть свои люди и в отеле «Омон». Скрывать от вас это я не собираюсь – лишний раз убедитесь в моих возможностях. И, как вы сами понимаете, я распорядился после вашего отъезда заглянуть к вам в комнату и достать для меня этот чистый лист. Он мне понадобится скорее, чем вам. Но не пугайтесь – другие документы я приказал не трогать. Все останется на месте.
– Чистого листа больше нет, – сказал я.
Это было правдой. Прочитав статью «Брэд энд баттер», я вписал в него от имени Стила просьбу к директору избирательных кампаний партии популистов допустить молодого научного работника Питера Селби к партийной документации по прошлым выборам: Селби, мол, пишет книги о популистской партии и нуждается в изучении ее архивов. Ни один из документов не будет вынесен из канцелярии директора, молодой ученый все просмотрит у него на глазах.
– Та-ак, – протянул Мердок. – Вы переиграли меня, Ано. Что-нибудь вроде доверенности на ведение дел во время отъезда сенатора?
– Допустим, – ответил я уклончиво.
– Зря вы не взяли пять тысяч, Ано, – как бы мимоходом заметил он.
– Почему зря?
– Вы могли бы информировать меня о покупке голосов популистами.
Я вспомнил статьи, опубликованные в «Джентльмене» и «Брэд энд баттер», и понял, куда он клонит: скомпрометировать популистов и получить необходимые кресла в сенате – вот что нужно Мердоку.
– Не будем хитрить, Мердок. Не вами ли инспирирована статья в «джентльменской» газете?
– Я не столь влиятелен, Ано, – усмехнулся он, – но соглашусь: статья работает на меня. Да и вам будет легче убедить Стила в поддержке билля о политических ассоциациях, чем о легализации моей партии. Пусть-ка потягается с церковниками из своего лагеря!
Я встал.
– А ответ? – спросил Мердок.
– Убедить сенатора в поддержке билля попытаюсь. Учтите: не обещаю, а попытаюсь. Но об агентурной информации забудьте. Я привык работать честно.
– Учтите и вы, Ано: я человек опасный, – сказал он.
– Я тоже, Мердок. И если повторите что-нибудь вроде обыска в моей комнате, я приму свои меры.
– Предложение принимаю.
Мердок улыбнулся скорее сочувственно, чем враждебно.
Простившись с хозяином, я вернулся в отель в экипаже, который ждал у подъезда.
В номере сразу же обнаружил следы обыска. Газеты были небрежно отодвинуты в сторону, одна из них валялась на полу. Заполненный мной гербовый лист с подписью Стила лежал поверх других бумаг, прочитанных и брошенных за ненадобностью.
Я спустился к портье.
– Кто-то был в моей комнате и копался в моих бумагах.
– Это невозможно, мсье, – ледяным тоном ответил тот. – Ключ все время находился у меня.
– Поэтому я и обвиняю вас и вынужден обратиться к полиции.
– Дежурный полицейский здесь, мсье. – Портье был по-прежнему холоден и невозмутим.
Как и следовало ожидать, ничего из этой затеи не вышло. Портье сумел доказать, что в течение часа, пока меня не было в отеле, он не покидал своего места за стойкой. Да и я сам не очень-то рассчитывал на успех следствия. Серебро Мердока действовало и в отеле, и в полиции.
Потом ко мне пришел Питер Селби, я передал ему рекомендательное письмо сенатора и объяснил, что с ним делать.
– Запомните, Пит, – сказал я, – вы – молодой ученый. Работаете над историей партии популистов с момента ее основания – после победы Сопротивления в десятом году. Большая часть книги уже написана. Сейчас вы подходите к истории избирательных кампаний партии, но изучать документы будете не с начала, а с конца, с последней предвыборной кампании – пять лет назад. Просматривайте все, что вам покажут, но отбирайте только то, что говорит о мошенничестве, шантаже или подкупе избирателей.
Через день Селби принес мне первые сведения. Оказывается, с текущего счета партии дважды снимались крупные суммы. И каждый раз – без вразумительных объяснений. Только в одном случае в ведомости сделана краткая пометка: «для использования в привокзальном районе». Подозрения Мартина подтверждались.
Но что знал Стил? Об этом я и собирался спросить его во время ужина в сенатском клубе…
Клуб старомоден, как и «Омон», только все здесь роскошнее и дороже. Если в «Омоне» бронза и медь, то в клубе серебро, если в «Омоне» плюш – в клубе ковры редкой ручной работы, если в «Омоне» свиная кожа на диванах и креслах – в клубе шелк, сукно и цветной сафьян. Камины топят не дровами, а углем.
В ресторанном зале почти храмовая, величавая тишина. Метрдотель, похожий на памятник, вынужденный сойти с пьедестала, подводит меня к столику Стила. Стил в табачного цвета сюртуке, сидит не один, с ним элегантный господин лет сорока пяти, в начинающей входить в моду черной тройке с высоким, почти до горла, жилетом.
– Знакомьтесь, Ано, – говорит Стил, – это мистер Уэнделл, мой партийный и сенатский коллега, от него у меня нет секретов.
Мы вежливо раскланиваемся.
– Много слышал о вас, – говорит Уэнделл. – Сенатор считает, что лучшего советника ему не найти.
– Готов дать первый совет по службе. – Я решительно вступаю в игру. – Увольте вашего управляющего имением, сенатор Стил.
– Шуаля? – удивляется Стил. – За что?
– Слишком многое, что он видит и знает, становится сейчас же известно Мердоку.
Стил поражен.
– Не понимаю, Ано.
– Кто знал о чистом гербовом листе с вашей подписью?
– Только Шуаль.
– Так вот, в воскресенье утром, когда я получил от вас гербовый лист, меня пригласил к себе Мердок. По некоторым причинам я согласился на встречу. За час отсутствия в моей комнате произвели обыск – искали именно этот лист. Мердок мне сам откровенно признался.
– Лист украли? – вскакивает Стил.
– К счастью, нет. Чистого листа уже не было. Я вписал в него то, что никак не интересовало Мердока.
– Какая удача, – облегченно вздыхает сенатор. – Вы спасли меня буквально от катастрофы. Такая бумага в руках Мердока! А что вы вписали туда?
– Пустяк, сенатор. Рекомендацию одному молодому ученому, пишущему историю популистской партии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24