– У-уф, страшно было. А тебе, босс?
– Не очень… Чего боялся?
– Да ты что! Они все отвязные, человечину жрут. Я на плакате видел. Отрежут ногу или руку – и хрум-хрум. Даже не варят, сырятиной едят… Как думаешь, почему они башли не взяли?
– Где им их тратить?..
На Самотёку прошли длинным закопчённым проходным двором, словно из тени в свет, и сразу окунулись в буйство праздничного дня. Мите повезло: они оказались на площади, окольцованной громадными рекламными плакатами, где предлагали себя на продажу в суточное рабство гулящие девки, то есть те из горожанок, которые ещё надеялись зашибить копейку старинным женским ремеслом. Одна за другой под ритмичную музыку выскакивали на дощатый помост и демонстрировали свои прелести, кто как умел. Некоторые, помоложе, успевали исполнить стриптизик, более зрелые матроны, не полагаясь на свою сноровку, выбегали уже полуголые – каждой отводилось на показ три минуты, что было вполне оправданно, иначе не успели бы попытать счастья все желающие. Покрутившись на помосте, очередная стриптизёрша выкрикивала свою цену, и толпа зевак, сгрудившаяся на площади, отвечала доброжелательным рёвом и свистом. И хотя цены были бросовые, торговля шла худо, можно сказать, вообще не двигалась. На площади в основном скопилась раздухарившаяся чернь, у которой не было денег на лишнюю дозу дури, не то что на рабыню. Однако это обстоятельство ничуть не снижало накал невольничьих торгов.
Митин план розысков заключался в том, чтобы пустить слушок впереди себя: дескать, какой-то чудик-приезжий активно ищет контакта. Слух, разумеется, дойдёт до Деверя, и тот сам выйдет на связь, если захочет. Если захочет. Если нет, придётся придумать что-то другое. У плана был единственный, но большой недостаток: глазастая, ушастая агентура миротворцев может опередить Деверя. Смехотворный риск по сравнению с тем, что Мите предстояло сделать в ближайшие дни.
Оглядевшись, он выделил среди гомонящей, веселящейся публики смурного мужика с чёрной бородой, державшегося как бы поодаль. То ли от халявного пива, то ли от утренней дозы вид у него был обалделый. Митя послал пацанёнка, чтобы привёл мужика. Ваня Крюк выполнил поручение с неохотой, он увлёкся торгами и уже-минут пять уговаривал купить «вон ту сисястую». «Зачем она тебе?» – удивился Митя. «Как зачем, как зачем? – ершился угорелый мальчуган. – Красивая тёлка, ты что?! На пару оприходуем. Обоим хватит».
Мужик приковылял и уставился на Митю мутными гляделками.
– Купить хочешь? Сколько дашь?
– А сколько просишь?
Мужик стукнул себя в грудь кулаком, надеясь поразить возможного покупателя молодецкой удалью.
– Не ниже десятерика, парень.
Пацанёнок забился в истерике.
– Старая перечница, во заломил, да, Митрий?! Десятерик! Наглый, гад!
– Заткнись! – цыкнул на пацанёнка Митя, тщетно ловя в глазной мути мужика хоть искорку человеческого сознания. Нет, мерцающая пустота.
– Хорошо, – согласился он. – Дам десять баксов и сверх ещё пятёрку, если поможешь в одном деле.
Мужик вскинулся, как старый конь при звуках походной трубы.
– Чего надо? Говори.
Митя подобрался, пригнулся, промолвил значительно:
– Деверя ищу, понял, нет?
Мужик сник с лица, отступил на шаг. Показалось, нырнул в толпу, но жадность пересилила.
– Не знаю такого, – ответил хмуро.
– Не важно, помоги найти, пятнашка твоя.
– Покажи бабки.
Митя наугад вытянул из кармана пучок зелени. Тусклые очи руссиянина дико сверкнули, правая клешня инстинктивно дёрнулась.
– Риск большой, добрый господин. Дай задаток.
Митя отшелушил два доллара, сунул в узловатую лапу.
– Сделка, сделка! – не удержался, завопил пацанёнок и получил от Мити подзатыльник, перевернувший его с ног на голову.
Пока он вставал и отряхивался, мужик шепнул Мите:
– Купи Зинку Сковородку. Только что выставлялась. Сотый лот.
– Хорошо, куплю…
С мужиком, который назвался Петюней, сговорились, что ближе к вечеру встретятся в таком-то месте (у шашлычной «Манхэттен» на трёх вокзалах). Петюня пообещал навести справки у каких-то авторитетных бомжей, якобы владеющих запретной информацией. Митя в сопровождении неугомонного пацанёнка пошёл искать Зинку. По дороге пацанёнок обиженно бухтел: «Как же так, дяденька Митрий, отвалить за старую рухлядь такие бабки! Да я бы его за трояк сделал не глядя…»
С Зинкой разговор сложился напряжённо. Она только что повздорила с товаркой, схлопотала фингал под глаз и сидела на ящике из-под пива, удручённо разглядывая себя в осколок зеркала. Товарке досталось больше. Она получила пивной бутылкой по башке и в отключке, скрюченная, валялась на земле. Зинка поставила на неё ногу. Несколько других продажных девок возбуждённо обсуждали подробности короткой схватки. Общее мнение сводилось к тому, что Сковородка поступила правильно, замочив Муню. Оказывается, та давно возомнила о себе невесть что. И на подиуме сбивала цену, повесила на себя плакатик с 50 центами. Кому это понравится? Вот Зинке и не понравилось.
– Дельце есть, – сказал Митя девице.
Зинка покосилась на него угрюмо, явно хотела послать куда подальше, но вглядевшись, кокетливо улыбнулась. Мите она приглянулась ещё на помосте: высокая, длинноногая, с круглыми большими сиськами, и видно, что из хорошей семьи, судя по чистым, промытым волосам. У большинства московских шлюх кудри как пакля, приходится экономить на мыле.
– Отойдём в сторонку, – добавил Митя.
– Хоть отойдём, хоть не отойдём – пять баксов, и ни центом меньше, – жеманно пропела Зинка, строя блудливые глазки. – Иначе девочки не поймут.
– Хочу угостить пивком, – сказал Митя.
– Приглашаешь, что ли? – изумилась девушка, и все её подруги разом притихли.
– Нуда, что-то вроде того, – подтвердил Митя. Пацанёнок у его ног скорбно загудел.
Зинка вскочила, уцепилась за Митин локоть и залилась диковатым смехом, напоминавшим скрежетание колёс по рельсам.
Расположились в ближайшем бистро, где над дверями висела предупреждающая надпись: «Только для туземцев». Зинка сама привела их сюда, сказав, что здесь прикольно готовят конские отбивные. Конечно, это была метафора. Как и во всех подобных едальнях, предназначенных исключительно для руссиян, здесь не водилось ни официантов, ни кухни, со всем справлялась электроника: ленточный конвейер подавал дежурные блюда и напитки, стоило лишь нажать соответствующую кнопку, предварительно опустив в щель деньги. Удобство было в том, что все блюда, от брюквенного салата до упомянутой отбивной с привлекательным названием «Столичная котлета по-техасски», стоили одинаково – один доллар. За бутылку водки Митя тоже заплатил оптовую цену – 50 центов. Народу в бистро не было никого, кроме них. Москвичи избегали заходить в такие шикарные пункты питания по двум причинам: из экономии и оттого, что слишком на виду. Стеклянные окна делали посетителей лёгкой добычей для какого-нибудь вольного стрелка-миротворца, вообразившего себя на охоте в родных горах или джунглях.
Зинка осторожно закинула удочку, когда стояли у раздаточной ленты:
– Может, и рыбки возьмёте, добрый кавалер?
Митя не поскупился, оплатил три порции белуги под лимонным соусом. Впрочем, мясо и рыба по виду мало отличались друг от друга: по шматку чего-то серого, похожего на обмылок, прикрытого пожелтевшими стрелками лука.
Выбрали столик почище и в стороне от линии огня. Зинка рукавом смахнула на пол остатки чьей-то трапезы: бумажные стаканчики, крошки, окурки, дососанные до фильтра. Бросала на Митю пылкие взгляды.
– Ешь, – сказал он. – После потолкуем.
Зинка управилась с угощением за пять минут, не отставал и беспризорный ребёнок, норовя и с её тарелки сцапать кусочек. Митя тоже поел, но к водке не притронулся. Бутылку распили Зинка и пацанёнок на двоих, тут уж девушке досталась львиная доля. Насыщаясь, она исподтишка наблюдала за Митей и к концу трапезы сделала какие-то свои выводы.
– Я готова, – объявила под конец, промокнув губы платочком, и, чтобы у него не осталось сомнений, к чему готова, откинулась на стуле, выпятила грудь и многозначительно подёргала себя за соски. Беспризорник воспользовался случаем и хлебной коркой подчистил соус с её тарелки. – К тебе пойдём или ко мне?
– Никуда не пойдём, – ответил Митя. – Мне нужна всего лишь информация.
– Так и знала, – горестно кивнула Зинка. – Сразу поняла, что малохольный. Учти, втянуть меня в аферу не удастся. Я законопослушная «давалка». Трижды зарегистрированная. Кто навёл на меня?
– Какая разница… За информацию заплачу.
– Ещё бы… И чего нужно?
– Я ищу Деверя…
– Чего-о?! – Зинкины глаза подёрнулись фиолетовой дымкой. – Спятил, парниша? Протри зенки. Где я, а где Деверь. Я вообще не знаю, кто это такой. Отстань, понял? Думаешь, купил жратвой? На-ко-ся! – Зинка сунула ему под нос синеватую дулю.
Митя взял её кулачок в ладонь и тихонько сжал. От боли Зинка побледнела, но не пикнула.
– Чего с ней базаришь, дядя Митрий! – вмешался пацанёнок. – Дай доллар – расколется до пупка, подстилка полицейская.
– Могу ещё водки взять, – предложил Митя.
– Возьми. – Зинка обмякла, осела на стуле, будто пар из неё выпустили.
Митя недоумевал, почему бородатый Петюня направил его именно к ней. Она ничем не отличалась от всех прочих жриц любви, которые жили, думали и священнодействовали только одним местом, круг желаний у них был ещё уже, чем у мужского электората: жранина и кайф, больше ничего. Митя общался с ними в прежней бытности, до перевоплощения, и всегда относился к ночным бабочкам с пониманием. Простые и безобманные, как цветы луговые. И если пользоваться гигиенической пастой «Ландомет», безопаснее, чем резиновые куклы. Сливай им в уши любую говорильню – ничего не застревало в маленьких головках со стерильно промытыми мозгами. Всё равно что лить воду в решето. Однако фраза Зинки «Где я, а где Деверь», безусловно, свидетельствовала о зачаточной способности к самооценке, чего у серийной «давалки» не могло быть в принципе.
– Почему тебя прозвали Сковородкой? – поинтересовался он, пока пацанёнок ходил за водкой.
– Удар справа. – Зинка с гордостью сжала литой кулачок. – Видел, как Муньку завалила? Кому хошь могу врезать.
Уже явно забыла, о чём говорили до этого. Что ж, подумал Митя, повторим. Подождал, пока красотка с жадностью вылакала из горла треть бутылки.
– У-ух, – вздохнула с наслаждением. – Как скипидар жгёт… Спасибо, Митенька. Хочешь, ко мне пойдём? У меня кроватка прикольная, с секс-допингом.
Митенька! На миг сердце сжалось. Только одна женщина в мире так его называла. Она сейчас далеко, и неизвестно, удастся ли ещё её увидеть.
– Приведёшь к Деверю, – отрубил он, – отстегну полтинник.
Пацанёнок Ваня трагически заухал, тщетно пытаясь завладеть бутылкой, а Зинка вторично возмутилась, но как-то более покладисто.
– Зачем тебе Деверь, Митенька? Он плохой, злобный, частную собственность не признаёт. Его все ловят, а когда поймают, сразу повесят.
Она знала Деверя!
– Полтинник, – повторил Митя, глядя в прозрачные, налитые спиртом глаза. – Зелёными. Обновишь весь прибор.
– Кто ты, Митя? Не баламут?
– Пришелец… сама видишь. Не бойся, Зин, не выдам. – Он попытался напустить гипнозу, лишний раз убедился: с «давалками», как с «матрёшками», это не проходит. Всё равно что завораживать деревянную чушку.
Пацанёнку удалось присосаться к бутылке, но он не сделал и двух глотков, как получил кулаком в лоб и с визгом покатился на пол.
– Эй, зараза чумная! Меня нельзя бить, я «тимуровец».
– Спрашивать надо, ворюга!
– Сама ворюга! – вопил пацанёнок. – Скажи ей, дядя Митрий. Глаз выколю!
– Нет, Ваня, ты не прав, – мягко заметил Климов. – Бутылку я даме купил, значит, хоть ты и «тимуровец», надо было попросить.
Услышав про себя, что она дама, Зинка оторопела, глаза подозрительно блеснули, будто слезой, но «давалки» никогда не плакали, это тоже всем известно. Даже если их резать на куски. «Тимуровец» Ваня Крюк тоже был обескуражен, молча влез обратно на стул, обиженно моргал.
– Ладно, малыш, – пожалела его Зинка. – Погорячилась я. На, глотни, если хочешь.
Обернулась к Мите.
– Про кого говоришь, не знаю, но есть одна женщина… Она может помочь.
– Что за женщина?
– Вроде сестрёнка моя. – Зинка потупилась. – Но она не такая, как я. Привилегированная.
– Нуда? – восхитился Митя. – И кем она приходится Деверю?
– Сам знаешь кем… Кем же ещё…
Зинка раскраснелась. С ней происходили загадочные метаморфозы. Митя и рассчитывать не мог на такой успех. Конечно, помог пацанёнок, с лихвой отработал затраченные на него деньги, но главное – сама Зинка. У неё привилегированная сестрёнка. Трудно поверить. Откуда? Привилегированных краль в Москве (ещё их называли «стеаринщицами» или «лохматками» – по особой форме причёсок, которые только они имели право носить) не больше сотни; чтобы добиться такого высокого положения, мало угодить высокопоставленному лицу из миротворческой администрации, необходимо доказать лояльность режиму громким деянием во славу демократии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57