Она основана на прекрасной модели, созданной много веков назад великими композиторами-людьми. Это их творчество, а не твое. Твоя музыка – это математическая экстраполяция, но в ней не было ничего, что могло бы вдохновить меня. Та мелодия, которую ты изготовил, не пробуждает во мне ни образов, ни чувств. В твоей музыке нет свежих элементов, которые ты бы привнес в нее, в ней нет эмоционального переживания и борьбы.
– Как можно количественно определить эти составляющие?
Улыбнувшись вымученной улыбкой, Серена покачала головой:
– В этом-то и заключается твоя ошибка, Эразм. Невозможно количественно оценить творчество. Как, например, человек может, услышав гром, написать увертюру к опере «Вильгельм Телль»? Ты же просто постараешься имитировать гром и шум дождя, Эразм, но никогда не сможешь передать впечатления бури. Как удалось Бетховену, после созерцания мирных лугов, написать свою «Пастораль»? Музыка должна заставить дух воспарить, заставить человека затаить дыхание, помочь ему прикоснуться к своей бессмертной душе. Твоя же музыка была просто приятными, хорошо скомпонованными звуками.
Роботу потребовалось несколько секунд, чтобы изменить выражение своей зеркальной маски. Теперь его лицо выражало озадаченность, даже, пожалуй, стремление дать отпор.
– Мне кажется, что ты со своим мнением осталась в меньшинстве. Остальная часть публики горячо одобрила мое сочинение. Ты слышала, как они аплодировали?
В ответ она вздохнула.
– Во-первых, эти рабы не знают настоящей музыки, у них нет основы, им не с чем сравнивать свои ощущения. Ты мог бы украсть любую симфонию, списать ее нота за нотой и выдать за свою. Они бы все равно ничего не поняли.
Во-вторых, сидеть в концертном зале – в удобном кресле, в чистом костюме – это, вероятно, самое приятное задание из всех, какие они получали от тебя когда-либо. Почему бы им не похлопать тебе хотя бы по этой простой причине? – Она внимательно посмотрела на него. – И наконец, и это самое главное, это ты приказал им аплодировать. Как прикажешь им реагировать, если они знают, что ты можешь убить их в любой момент? При таких обстоятельствах, Эразм, ты никогда не получишь честного и прямого ответа, искренней реакции на свои действия.
– Я не понимаю, я не могу понять, что ты говоришь, – несколько раз повторил Эразм. Внезапно он развернулся и, с силой выбросив вперед свою металлическую руку, ударил проходившего мимо раба. От неожиданного удара несчастный упал на ближайшее кресло, заливая его кровью.
– Зачем ты это сделал? – спросила Серена и направилась к упавшему, чтобы оказать ему помощь.
– Я проявил свой артистический темперамент, – безмятежно ответил Эразм. – Разве люди называют это по-другому? Он пытался обмануть меня, пытаясь показать мне то, чего он на самом деле не чувствовал.
Серена попыталась успокоить несчастного человека, но он, увидев робота, бросился бежать, зажимая рукой нос, из которого продолжала литься кровь. Серена обернулась к Эразму.
– Настоящий художник сопереживает чужое горе и сочувствует людям. Ему не надо бить человека, чтобы заставить его что-то глубоко прочувствовать.
– Но ты же не боишься высказывать свое мнение, даже если знаешь, что это расстроит меня?
Серена посмотрела прямо в его неестественное лицо.
– Ты держишь меня в неволе, Эразм. Ты утверждаешь, что хочешь знать мое мнение, и я высказываю его тебе. Ты можешь причинить мне боль, ты можешь даже меня убить, но ты уже отнял у меня жизнь и человека, которого я люблю. Всякая другая боль бледнеет в сравнении с этой.
Эразм уставился на нее, медленно соображая, что именно она только что ему сказала.
– Люди – загадка для меня, а ты – больше, нежели все другие, Серена Батлер.
Жидкий металл лицевой маски принял форму грустной улыбки.
– Но я все равно буду пытаться понять. Спасибо тебе за то, что ты просвещаешь меня.
Когда Серена покинула зал, Эразм подошел к фортепьяно и снова начал репетировать.
* * *
Прежде всего я – человек чести, и я хочу, чтобы меня запомнили именно таким.
Ксавьер Харконнен. Обращения к солдатам
Время, которое он провел с Сереной, казалось теперь ускользающим из памяти сновидением.
Ксавьер не мог даже вспомнить те тропинки, по которым они бродили по лесу имения Батлеров, ставшего теперь домом его и Окты. Его жены. Он не мог уже припомнить свою утраченную любовь, она стала смутной и неопределимой, как вкус и обоняние, которых он лишился после газовой атаки кимеков. Точно так же теперь Ксавьер не мог насладиться ароматом экзотических специй или запахом свежескошенного луга. Его легкие вылечили в самом максимальном объеме, и они справлялись со своей задачей, но не более того. Теперь то же самое произошло и с его сердцем.
Много раз он обещал себе, что перестанет изводить себя воспоминаниями, что посвятит себя новой жизни и супруге Окте. Но, несмотря на это, он снова и снова оживлял в памяти дорогое ему прошлое, чтобы еще раз с ним попрощаться.
Он выбрал себе того самого жеребца шоколадной масти, на котором когда-то выехал на охоту на вепря почти девять месяцев назад. В течение многих часов он пытался найти тот луг, где они с Сереной страстно любили друг друга, но, казалось, луг исчез, как и сама Серена. Как его счастье, как и его будущность.
Теперь, когда он пытался восстановить в памяти вид окружающих холмов и лесов, все, что он в действительности мог вспомнить, – это красоту лица Серены и неуемную радость от желания снова быть с нею. Все остальное представлялось туманными фантазиями, давно прошедшим плюсквамперфектом.
Поместье Батлеров было так велико, что даже сам вице-король не видел всех его уголков. После женитьбы Ксавьера на Окте Манион настоял на том, чтобы его зять поселился в замке Батлера. После смерти Фредо, исчезновения Серены и ухода Ливии большой дом казался заброшенным и пустым. Ксавьер всегда считал домом имение Танторов, но печаль Маниона, умоляющие глаза Окты заставили его сдаться, и он перевез свое имущество в дом Батлеров.
Когда-нибудь наступит такой день, когда вещи в этом доме перестанут напоминать ему о Серене.
На небольшой полянке он спешился и сквозь холодок внимательно всмотрелся в склоны холмов, поросших вечной зеленью, полускрытой сейчас утренней туманной дымкой. Сегодня у него снова был тяжкий ночной кошмар, и он знал, что должен сам справиться с ним, для чего ему надо было приехать именно сюда.
Серена мертва.
Он оставил Окту дома, сказав ей, что ему хочется выездить жеребца. Она любила ездить верхом вместе с ним, но на этот раз почувствовала, что он хочет побыть один. Хотя они были женаты всего лишь около двух месяцев, он мог мало что от нее скрыть. Окта прекрасно понимала, что никогда не завладеет сердцем Ксавьера без остатка.
С Сереной его связывали общие великие мечты. Его нереализованная жизнь с ней обещала быть сложной, порой бурной, но очень интересной. В противоположность этому женитьба на Окте была скорой, но очень простой. Те заботы, которые обуревали Окту, казались такими мелкими в сравнении с грандиозными гуманитарными планами Серены. Она мыслила планетарными и вселенскими категориями. Было трудно поверить, что это родные сестры. Он понимал, что делать такие сравнения – бесчестно по отношению к Окте, которая относилась к нему лучше, чем он того заслуживал, – и по отношению к памяти самой Серены. Но Ксавьер ничего не мог с собой поделать.
Конь Ксавьера, стоя за спиной хозяина, тихо заржал, и Харконнен дернул его за уздечку. Он потянул воздух, пытаясь своим лишенным обоняния носом уловить хоть какие-то следы пребывания здесь Серены – например, аромат ее духов.
Ее нет. Ты умерла, любовь моя, и я должен отпустить тебя.
Он снова вскочил на коня и начал спускаться по тропинке, но ни одно дерево не показалось ему знакомым. Тот луг мог оказаться где угодно.
Ксавьер вытер уголки глаз. Он представлял себе идеализированную женщину, которую он однажды обожествил, но теперь ее образ дробился и переливался, как луч летнего солнца в водной ряби. Эта женщина ласково улыбалась ему и без слов приказывала ему жить его собственной жизнью.
На этот раз он попрощался с ней, хотя то же самое он сделал и накануне, но она все равно осталась рядом с ним, не желая отпускать его. Он не мог никому рассказать о своей боли, так как никто не смог бы понять его. Он должен страдать один и один нести этот тяжкий крест. Ему придется хранить свои переживания в самом сокровенном уголке своего сердца.
Ксавьер, сохраняя на лице отчужденное выражение, всматривался вдаль, раздумывая о том, что могло бы быть, но чего никогда уже не будет. Через мгновение, когда над горизонтом взошло солнце и его лучи растопили утренний туман и согрели его лицо, Ксавьер почувствовал себя лучше. Золотой свет солнца напоминал саму Серену, будто это она смотрит на него с неба и согревает его своим теплом. Каждый раз, чувствуя тепло солнца, он вспоминал о Серене и о той любви, которую они испытывали друг к другу.
Ксавьер Харконнен повернул коня и, переведя его в рысь, направился назад, к дому Батлера… и к Окте, своей супруге.
* * *
Огонь лишен формы, но крепко держится за горящий предмет. Свет льнет к тьме.
Философия когиторов
После месяца капитального ремонта «Дрим Вояджер» был наконец готов к отлету с Земли в очередной рейс за новыми данными для синхронизации воплощений Омниуса. Но перед отбытием Вориан должен был исполнить одну обязанность – посетить робота Эразма по его просьбе.
И снова старомодная экстравагантная карета, запряженная лошадьми, везет его на возвышающуюся на морском берегу виллу. Стояла солнечная погода, в противоположность моросящему дождю, который шел в прошлый приезд Вориана на виллу Эразма. Над океаном было видно лишь несколько белых облачков.
Как только Вориан приехал на виллу, он сразу увидел Серену, которая, видимо, просто притягивала его взор, как магнитом. Женщина стояла у главного входа в дом. На Серене Батлер было просторное черное платье. Живот ее увеличился настолько, что Вор удивился, как она может продолжать работать. Видимо, до рождения ребенка осталось всего несколько дней.
Она ждала Вориана, исполняя очередное задание хозяина. Руки были скрещены на груди, лицо абсолютно бесстрастно. Он не знал, какого приема от нее ему ожидать, но, взглянув на ее непроницаемое лицо, он почувствовал, что совсем падает духом. Когда они прощались в прошлый раз, Вор надеялся, что она хоть немного будет рада его приезду.
Может быть, это было связано с беременностью и гормональной бурей, которые обычно бывают у женщин в таком состоянии. Может быть, она волнуется по поводу того, что будет после рождения ребенка или что захочет сделать с ним Эразм.
Хотя Серена в Лиге Благородных была дочерью какого-то выдающегося государственного деятеля, здесь, на Земле, она была всего-навсего домашней рабыней, даже не доверенным лицом. Ее ребенка могли швырнуть в самый грязный барак, опустить его на самую последнюю ступень социальной лестницы, если, конечно, Вор не употребит свое влияние, чтобы независимый робот сделал уступку именно этой матери и ее ребенку. Но не ясно, испытает ли Серена хотя бы подобие благодарности к нему, если он сможет это сделать?
Оставив запряженных в карету лошадей топтаться на мощенной плитами площадке, Вориан подошел к крытому входу между колоннами грогипетского ордера. Прежде чем Серена успела сказать хоть слово, Вор поспешил выпалить:
– Простите, что в прошлый раз я оскорбил вас, Серена Батлер, я прошу прощения за мою вину, в чем бы она ни состояла.
Он долго готовился к этой встрече и даже не раз репетировал именно эти слова.
– Меня оскорбляет ваше происхождение.
Ее прямота поразила его как громом. Как сын Агамемнона он имел доступ к историческим анналам и читал воспоминания отца о славных завоеваниях и военных подвигах, совершенных титанами. Ему также посчастливилось многое пережить за время своих космических путешествий и повидать множество интересных мест. Быть сыном титана казалось ему – и раньше, и теперь – большим преимуществом.
Увидев его разочарование, она вспомнила, что хотела заполучить его в союзники, и решила ему улыбнуться.
– Но это такой же гнет для меня, как и для вас.
Когда они прошли мимо ниш со статуями и вазонов с цветами, он сказал, словно она нуждалась в его объяснениях:
– Я скоро снова улетаю на «Дрим Вояджере», и ваш хозяин просил меня заехать к нему, так что мне придется сначала поговорить с ним. Собственно, я только за этим и приехал сюда.
Она удивленно вскинула брови.
– В таком случае, я уверена, что Эразм будет рад вас видеть.
Они подошли к двери, и Вор спросил:
– Вы когда-нибудь принимаете извинения или считаете конфликты вечными?
Должно быть, этот вопрос удивил ее.
– Но ведь в действительности вы вовсе не чувствуете себя виноватым, не так ли? Вы сознательно служите мыслящим машинам, которые поработили человечество и подвергают его гонениям и пыткам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104