О!.. Еще он говорил, что собирается опять брать уроки фортепиано; ведь в молодости он играл в джаз-оркестре...
Ее серо-голубые глаза теперь были воздеты горе, словно стараясь вырвать у неба какие-то воспоминания; кончик губы был закушен: ни дать ни взять — этакая прилежная ученица, корпеющая над домашним заданием.
— Да... И мне кажется, я что-то сказала относительно дня рождения Марка, моего мужа Марка... У него день рождения на будущей неделе, а я еще ничего не купила ему в подарок. А знаете, кстати, это очень трудно — припомнить каждое слово, которое...
— У вас это прекрасно получается, — сказал Карелла.
Лоис скептически поморщилась.
— Значит, день рождения мужа, — вернул разговор в нужную колею Браун.
— Да. Мне кажется, мы обсуждали, что же купить подходящее, Марку так трудно угодить. И папа посоветовал купить ему карманный калькулятор. Марк любит всякие современные технические штучки, он дантист.
Карелла вспомнил дантиста, с которым недавно познакомился. Теперь этот дантист тянул срок в тюрьме Кастлвью. Большой срок. За то, что баловался ядами после работы. Карелла попытался представить себе, каким именно дантистом был Марк Стайн. Стиву пришло в голову, что за всю жизнь ему не понравился ни один зубной врач.
— Калькулятор... Такой, какого у Марка никогда не было. Папа уточнил, что вообще подарки надо выбирать очень тщательно. Я сказала, что хочу подарить Марку собаку, но папа заявил, что собаки доставляют уйму хлопот, когда вырастают из щенков, и я должна прежде хорошо подумать.
«Две пули в собаку, — вспомнил Браун. — Кому в голову придет убить не бродячую собаку?..»
— Скажите, — спросил он, — а собака вашего отца никогда никого не кусала?
— Кусала?
— Ну, может, напугала, зарычала.
— Хм... Я просто не знаю... Во всяком случае, папа ни о чем таком ни разу не говорил. И я действительно не знаю. Не думаете ли вы, что...
— Да нет, спросил просто из любопытства.
Он подумал, что в этом городе есть всякие собаки.
— Бетси ненавидела его собаку, — сказала Лоис.
Детективы уставились на нее.
— Она вообще ненавидит всех собак, но особую неприязнь питала к Амосу.
«Ничего себе имя у собаки», — подумал Браун, тихо кашлянул и спросил:
— Какой породы?
— Черный Лабрадор, — ответила Лоис.
— Почему ваша сестра ненавидела собаку?
— Мне кажется, она как бы символизировала новый брак. Эта собака — подарок Маргарет. Она подарила ее папе на их первое Рождество. Тогда Бетси еще встречалась с отцом. Но она даже вида этой собаки не выносила. А ведь это такое дивное, славное существо, лабрадорчик, знаете ли... Но Бетси — взбалмошная, у нее все чувства переплетаются. Раз уж ненавидит Маргарет, то и ее собаку будет ненавидеть. Очень просто.
— Ваша сестра по-прежнему живет на Родмэн-стрит? — спросил Карелла и показал страничку блокнота, где был записан адрес Бетси.
— Да, это там, — сказала Лоис.
— Когда вы видели ее в последний раз? — спросил Браун.
— В воскресенье. На похоронах.
— Она была на похоронах? — удивился Карелла.
— Да, — сказала Лоис и грустно добавила: — Потому что она его любила, я так думаю.
* * *
— Отсюда хороший вид, — сказала девушка.
— Угу, — буркнул Клинг.
Они стояли у единственного в этой комнате окна. Неподалеку мост Калмз-Пойнт развесил гирлянды огней над рекой Дикс. Помимо этого потрясающего зрелища и двух-трех зданий на том берегу, больше не было ничего, чем можно было бы восхититься. Клинг снимал квартирку, которая звучно называлась студией. Как будто и в самом деле здесь мог безмятежно и комфортабельно жить и творить художник, небрежно бросая мазок-другой на холст, а затем обрамляя его проволокой. В действительности студия состояла из одной комнатенки и кухоньки размером со стенной шкаф, а также ванной, которую, как казалось, прилепили к помещению после того, как вообще о ней вспомнили. В комнате находились кровать, платяной шкаф, легкое кресло и телевизор с торшером.
Девушку звали Мелинда.
Он подцепил ее в баре, куда ходят в основном для того, чтобы завязать какое-нибудь знакомство. Первое, с чем она сочла нужным ознакомить Клинга, было то, что у нее отрицательные анализы на СПИД. Клинг подумал, что это весьма многообещающее начало. Он тоже сказал ей, что не болен СПИДом. Ни лишаем, ни какой-нибудь венерической болезнью. Она спросила его, не болен ли он какими-нибудь другими болезнями. И они рассмеялись. А вот теперь молча стояли в студии, наслаждаясь видом из окна.
— Сделать тебе коктейль? — спросил он.
— Это было бы отлично, — сказала она. — А что у тебя есть?
В баре она пила гадость под названием «Дьяволово крыло». Она объяснила, что в этом напитке смешаны четыре сорта рома, мятный ликерчик, придающий коктейлю зловещий зеленоватый оттенок, и что-то еще, еще и еще. Она сказала об этом с ухмылкой. Увы, ни четырех сортов рома, ни ликера в роскошной студии с потрясающим видом не было. Только виски, скотч. Сколько ночей он пил это здесь один, совсем один, в темноте. Но сегодня он не был одинок, и на этом фоне скотч, к сожалению, не являлся адекватным видом выпивки. Тем не менее он увещевательно спросил:
— Скотч?
— Как-как?
— Ну, это... — Он растерянно пожал плечами. — Скотч, сорт виски. Но я могу позвонить и заказать для вас что-нибудь более подходящее. Здесь совсем рядом есть питейное заведение...
— Нет-нет, скотч отлично подойдет. Со льдом, пожалуйста. И капелькой содовой.
— Не думаю, что у меня найдется содовая.
— Тогда — вода. Это будет отлично. Буквально одну каплю.
Он налил виски обоим, положил по кубику льда в каждый бокал, а затем в сосуд гостьи брызнул водички из-под крана. Молча чокнувшись, они выпили.
— Чудно, — произнесла она и улыбнулась.
Это была кареглазая шатенка, лет двадцати шести — двадцати семи, невысокого роста, худая и подвижная. В глазах вспыхивала этакая загадочная улыбочка, будто она знает что-то такое, о чем вы не имеете ни малейшего понятия, знает и никогда не поделится с вами... С тех пор как Эйлин бросила Берта, в этой комнате не бывало других женщин.
— Держу пари, еще лучше смотрится в темноте, — сказала она.
Он недоуменно поглядел на нее.
— Вид из окна, — объяснила она.
Опять та же улыбочка на губах. Он подошел к торшеру и выключил лампу.
— Вот так, — сказала она. — Смотри.
Там, в окне, бриллиантовая брошь моста была покрыта красными крапинками огней автомашин, этого вечного движения через реку. Он подошел к окну и обнял Мелинду, не поворачивая к себе.
Она подняла голову, он поцеловал ее в шею; она повернулась, их губы встретились, он нащупал ее грудь, и у нее перехватило дыхание. Она посмотрела на него, по-прежнему улыбаясь фальшивой джокондовской улыбкой.
— Я буквально на минутку, — шепнула она, выскальзывая из его рук, и побежала в ванную, продолжая улыбаться. Дверь за ней закрылась, он услышал журчание воды. Комнату освещали только огни на мосту. Он подошел к кровати и присел на краешек, прислушиваясь к шуму кондиционера.
Он очень удивился, услышав телефонный звонок, и тотчас снял трубку.
— Алло? — сказал он.
— Берт? Говорит Эйлин...
* * *
Она помнила свой давний звонок, когда они еще не были близки. Ей было трудно заставить себя позвонить, потому что она тогда непреднамеренно обидела Берта и звонила, чтобы попросить прощения. Но сегодня звонить было значительно труднее. Она звонила не для того, чтобы извиниться, а может, именно и для этого. Но как бы то ни было, она руку дала бы на отсечение, лишь бы не звонить вообще.
— Эйлин? — сказал он, сраженный изумлением наповал. — Уже столько месяцев прошло...
— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.
Она чувствовала себя дурой, круглой дурой. Неуклюжей, полной идиоткой.
— Эйлин? — переспросил он.
— У тебя не очень-то легкие времена? — с надеждой спросила она.
Надо было спешно что-то менять. Позвонить позже или больше никогда не звонить. Во всяком случае, предварительно все обдумав. Проклятущая Карин с ее блестящими идеями...
— Нет, нет, — сказал он. — А как ты?
— Великолепно. Берт, я звоню потому...
И тут она услышала, как кто-то произнес: «Берт?»
Должно быть, он закрыл мембрану рукой. И такое неожиданное молчание на другом конце провода. У него несомненно были гости. Женщина? Судя по голосу, именно так...
На Мелинде были только трусики-бикини и легкие туфли на высоком каблуке. Ее четкий силуэт вырисовывался в дверном проеме ванной, груди оказались больше, чем когда она была одета; на лице — та же улыбочка.
— А у тебя есть еще одна зубная щетка? — спросила она.
— О да, — бормотал он, прикрывая левой ладонью трубку. — Там должна быть совсем новая... В шкафчике рядом с душем. Да, там есть неиспользованная...
Она поглядела на телефонную трубку в его руке и выгнула бровь. Опять улыбнулась тайно-тайно. Повернулась с провокационной целью продемонстрировать вихляющий задик, почти ничем не прикрытый. С минуту она стояла, совершенно как Бетти Грэйбл на знаменитом плакате времен второй мировой войны, затем закрыла за собой дверь ванной, лишив его такого великолепного зрелища.
— Эйлин? — опять спросил он.
— Да, привет! У тебя кто-то есть?
— Нет.
— Мне послышался чей-то голос.
— Телевизор включен.
— А мне послышалось, что тебя назвали по имени.
— Нет, я здесь один.
— Ну ладно, я вкратце, я тебя не задержу, — сказала она. — Карин...
— А я никуда не тороплюсь, — сообщил ей Берт.
— Так вот, Карин считает, что это была бы отличная идея, если мы все вместе, втроем...
— Карин?!
— Левковиц. Мой психодоктор.
— О да, да. Как она там?
— Прекрасно. Она считает, что нам следует побыстрее встретиться втроем и обговорить кое-что, постараться...
— О'кей. Когда угодно.
— Ну хорошо, я надеялась, что ты... Ладно. Обычно мы встречаемся с ней по понедельникам и средам. Как ты смотришь на это?
— Когда угодно.
— Как насчет завтра?
— Во сколько?
— В пять...
— Отлично.
— Тебе годится?
— Да, отлично.
— Ты знаешь, где ее офис?
— Знаю.
— Здание штаб-квартиры, пятый этаж.
— Да.
— Итак, я увижу тебя завтра, в пять.
— Да, увидимся там, — сказал он и смутился. — Много воды утекло?
— Да, да. Ладно. Желаю тебе хорошо провести вечер, Берт...
— Может, Карин скажет, что я сделал не так.
Эйлин промолчала.
— Потому что я все время об этом думаю, — закончил Берт.
Но тут включилась ее служебная рация: биип, биип. Она не смогла сразу вспомнить, где оставила аппарат, или, как они его звали, «бипер». Затем ринулась к кофейному столику, в темноте, как летучая мышь, нащупала рацию, продолжавшую издавать пронзительные нетерпеливые звуки — биип, биип...
— А ты знаешь, что я сделал неправильно? — спросил Берт.
— Берт, мне пора бежать, у меня «бипер» беснуется вовсю.
— Вот если бы кто-нибудь мог мне сказать...
— О, Берт, милый, пока! — крикнула она, бросая трубку на рычаг.
Глава 6
Улица была полна детей в купальниках. Пожарный кран-гидрант на углу квартала все еще был открыт, и брезентовый рукав с наконечником до сих пор разбрасывал искрящиеся водяные каскады. Всего несколько минут назад дети брызгались и плескались под искусственным водопадом, но теперь все переместились туда, где было по-настоящему интересно. Перед зданием находился бело-голубой тягач-грузовик Службы чрезвычайных происшествий, а патрульные полицейские машины расположились по обеим сторонам прилежащей улицы. Было много мужчин в защитных шлемах и женщин в шортах и комбинезонах; все они прятались за барьерами, которые успела возвести полиция. Стояла жаркая летняя ночь, завершившая один из самых жарких дней этого лета. Температура воздуха и в десять вечера зашкаливала под тридцать градусов. И без этого события, обещавшего острое и пряное развлечение, причем экспромтом, на улицах все равно болталась бы тьма праздного люда.
В этом городе за первую половину года уже было зарегистрировано более тысячи двухсот убийств. Сегодня в шумном районе, который некогда был сплошь испаноязычным и где теперь образовался этакий Вавилончик, состоявший из испанцев, вьетнамцев, корейцев и иранцев, произошло из ряда вон выходящее событие: 84-летний мужчина из Гуайямы, что в Пуэрто-Рико, держал на коленях свою восьмилетнюю «чистокровную» американскую внучку, грозя увеличить пугающе трагическую статистику убийств еще на одну единицу. В правой руке у него был револьвер, дуло которого покоилось на плече внучки и было нацелено на ее ухо.
Инспектор Уильям Каллен Брэди приставил к двери сотрудника своей команды, говорившего по-испански, но за все это страшное время старик произнес лишь пять слов, причем только по-английски:
— Идите прочь, я убью ее.
Он сказал это с акцентом, но тем не менее вполне четко и понятно. Если, дескать, они не уберутся от двери квартиры на пятом этаже, где он жил со своим сыном, невесткой и тремя внучками, он отправит меньшую из внучек обратно на Карибские острова в гробу.
На лестничной площадке, которую блокировала команда «парламентеров», можно было задохнуться от жары, но все думали только о старике и девчушке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41