Гаврила, вращаясь, как бумеранг, поднялся еще метра на два в воздух, откуда по идеальной дуге спланировал к моим ногам. Я даже отпрыгнул, чтобы не очень засыпало песком.
— Батюшки… — жалобно пискнул Гаврила, глянув мне прямо в лицо, и закрыл глаза.
— А будет знать, как без предупреждения нападать! — проговорил, выходя на берег, Филимон, мокрый с кончиков рогов до самых копыт, надежно упрятанных в черные сапоги. — Шапку мою измял, саблю сломал… Где ты такого откопал-то, Адик?
— Не я его, а он меня, — ответил я, отвечая на рукопожатие. — А насчет сабли, здесь недалеко, на опушке, сразу две валяются — совершенно бесхозные.
Филимон ощупал голову. Прямо между рогов в ворохе серых жестких волос угадывалась большущая шишка.
— Башка теперь дня три трещать будет, — сообщил Филимон. — Надо же, какая дубинища… Как свая железобетонная!.. Нет, как с такими работать, скажи, Адик, а? Ведь убьют прямо на задании! Не успеешь и командировку закрыть!.. Покурим?
Мы присели рядом на бережку, причем Филимон — явно злорадствуя — использовал бесчувственное тело моего клиента в качестве скамейки.
— Мальборо… — завистливо проговорил он. — А я вот второй месяц махорку самодельную шмаляю… Возьму у тебя еще парочку, ладно?
Он вытащил три сигареты, одну сунул в рот, две — за пазуху. Усмехнувшись, подмигнул…
Нравится мне этот бес! Не только потому, что коллега, и не только потому, что мы с ним сколько уже лет одним делом занимаемся. Просто веселый он парень, веселый всегда — несмотря ни на какие заподлянки, в которые по роду службы постоянно втюхивается!..
Вот видели ли вы когда-нибудь человека (извините, беса), который стоял бы по уши в самом натуральном дерьме и при этом рассказывал анекдоты?.. А я видел! Стажером тогда еще был, на подстраховке работал, а Филимон уже трудился в полную силу… Думаете, Геракл лично Авгиевы конюшни чистил? Геракл, хоть и древний грек, вовсе не дурак был. Гидре шею намылить или там немейскому льву морду набить — с этим всякий справится, если постарается, конечно, а вот лопатой фекалии ковырять… Сказку про реку, пущенную в конюшню, много позже придумали — на что, кстати, Филимон, которому без всяких остроумных инженерских штучек пришлось отработать вручную, нисколько не обиделся. Он, может быть, и рад бы был отмазаться от той грязной работы, поручив ее бесу уровнем пониже, но Артур Эдуардович Флинт — злобный начальник оперативного отдела, бес, что называется, старой закалки — как раз находился на дежурстве, и подобных вольностей никто себе позволить не мог… Между прочим, Флинта после того дела повысили в звании, дали капитана, а Филимону только похвальная грамота и досталась…
— Ты как здесь? — спросил я Филимона.
— Да крендель один, — с удовольствием затягиваясь, проговорил Филимон, — в опричники идти не хотел. Вот я за него и барабаню почти полгода. Долго еще… Опричнина — это тебе не Российские Вооруженные силы. На всю жизнь берут! Ну человеческую, естественно… Мне, кстати, нравится здесь. Вольно! Что хочу, то и делаю. Пью, гуляю, девок щупаю. Антураж к тому же, сам понимаешь, подходящий — черепа, то-сё… Как в СС в сорок третьем, где я три месяца торчал… Правда, в баню с мужиками не сходишь, вот загвоздка!.. Меня здесь ценят. Я им систему наказаний усовершенствовал. Раньше как заживо в кипятке варили? Кинут в котел, где вода уже бурлит, человек бульк — и всё, и готов. Не успевали ребята потешиться!.. А я предложил в холодную воду ослушника погружать и подогревать котел понемногу. И он лишние полчаса поживет, и ребята подольше посмеются.
Я поморщился. Филимон посмотрел на меня с сожалением, вздохнул и сменил тему:
— Ну а ты как?
Я кивнул на неподвижного Гаврилу.
— Любовь? — определил опытный Филимон.
— Она самая.
— А-а… Местный парнишка. Я его пару раз видел в округе. Что вы с ребятами-то не поделили? Они на вас целую армию собрали.
Я коротко рассказал, добавив в конце:
— Недоразумение, короче говоря, вышло.
— Недоразумение, — кивнул Филимон. — Только расхлебывать очень хлопотно. Ладно, я тебе по старой дружбе попробую помочь. Ну чтобы ребята от тебя отстали. Мозги им немного попудрю. Сам ведь понимаю: какая работа, когда за тобой пятьдесят верзил с саблями гоняются? Так что не дрейфь! Добывай зазнобу для этого красавчика. Как освободишься, нашим привет передавай… Сложное хоть дело-то?
Я пожал плечами:
— Обычное. Он, она и соперник.
— Ну бывай… А паутинку твою я сразу не заметил. Когда увидел тебя, с этим бегемотом в обнимку под обрывом сидящего, так ребят сразу подальше и отправил, а сам остался потолковать. Ромео твой — борзый, хотя и молодой. Где он так плеваться-то научился?
— Это у него семейное.
Филимон коротко хохотнул, затоптал окурок, поднялся, натянул на голову шапку.
— Пойду я. А то ребята уже подкрепление собирают, наверное. Будь поосторожнее, Адик. Если что, обращайся ко мне, помогу… У Заманихи остановился?
— Ну да.
— Хорошая бабка. Надежная. Наш человек. Только немного того… С тараканами в голове.
— В смысле? — удивился я.
Филимон не стал объяснять. Оглушительно, по-бесовски, свистнул, удовлетворенно кивнул, когда сверху донеслось конское ржание, взлетел на обрыв и скрылся.* * *Надо было спешить. Чего доброго, опричники вернутся из лесу несолоно хлебавши — та еще встреча выйти может!.. Дожидаться, пока Гаврила очнется сам, я не стал. Набрал полную бейсболку речной воды, плеснул ему на лицо. Сын воеводы Ивана открыл глаза и первым делом спросил:
— А где… этот?
— Ушел, — ответил я. — Убежал то есть. Здорово ты его отделал!
— Отделал… — повторил Гаврила дрожащим голосом, в котором в равной степени были смешаны недоверие, тоскливый испуг и радость по поводу того, что кошмар наконец закончился.
— Отделал-то отделал, но дружки его могут с минуты на минуту вернуться, — поторопил я. — Так что вставай и веди к Заманихе.
Гаврила поднялся, тряхнул круглой головой, пнул ногой изувеченную дубину с застрявшим в ней обломком сабли, вздохнул и, покачиваясь, направился к броду.
— Минутку! — остановил я его. — Давай сначала договор подпишем, а потом уже всё остальное…
Да уж, предварительная работа с клиентом у меня слишком долгая получилась: две драки, покушение на убийство, скачка по полю, обморок, даже один труп! А к конкретной работе я пока так и не приступил…
— Я его убил? — удивился Гаврила.
— Не его — ворону.
— А-а… Ну где подписываться?
Я щелкнул пальцами, и в руках моих появился должным образом обработанный кусок березовой коры — береста.
— Суть задания, — проговорил я и, пропустив стандартную трепотню вроде: «Оперативный сотрудник отдела кадров бес Адольф, с одной стороны, Гаврила, Иванов сын, — с другой…» — зачитал: — «Невзирая на поползновения богатыря Георгия заставить любимую девицу отрока Гаврилы Оксану воспылать искренними чувствами к вышеозначенному отроку…» Коротко и ясно! Распишись в том, что с оплатой согласен, и можно приступать к выполнению задания.
— Чем расписываться? — дрогнувшим голосом спросил Гаврила.
— Чем-чем… Не знаешь, что ли?
Тяжело вздохнув, мой клиент подобрал обломок сабли, зажмурившись, легонько чиркнул по указательному пальцу на правой руке. Я протянул ему бересту. Гаврила старательно вывел внизу жирный красный крест, очень похожий на тот, который обычно рисуют на бортах машин скорой медицинской помощи.
— Грамоте не разумею, — пояснил Гаврила.
— Ну и ладно. Теперь отправим документ в контору.
Я дважды щелкнул пальцами. «Клик-клик» поплыло над рекой в сторону леса, откуда издевательски откликнулся филин.
Гаврила вздрогнул и схватился за грудь, точно удостоверяясь, что душа его пока не отлетела от тела.
— Не пугайся, — успокоил я. — Сообщение не прошло. Зоны покрытия не хватает. Правильно, уничтожили всех операторов-консультантов — как же связь бесперебойно работать будет?.. Сейчас еще раз попробую.
Четырежды на берегу раздавалось звонкое кликанье, дважды ухал филин. Пальцы у меня уже начали деревенеть, когда в ответ на очередное «клик-клик» из лесу протяжно завыл волк. Береста вырвалась из моих рук, занявшись синим пламенем, как ракета взлетела вверх и пропала.
— Готово! — обрадовался я. — Договор в конторе, можно приступать!.. Показывай свою тайную тропу к Заманихе.
— Пошли, — вздохнул Гаврила, всё еще держась обеими руками за грудь.
— Пошли, — согласился я. И мы пошли…
* * *
Никакой тайной тропинки я не заметил. То есть вообще не увидел даже подобия тропинки. Гаврила уверенно шел вперед, петляя между древесных стволов. Время от времени он наклонялся и, бормоча что-то, водил пальцем по покрытой сырой травой земле. Потом поднимал голову и авторитетно изрекал:
— Направо!.. — Или:
— Налево!..
Так и шли. К полудню, когда мои копыта ломило от усталости, за очередным буреломом показался бревенчатый домик, рискованно покачивавшийся на двух примерно полутораметровых опорах — замшелых балках, кажется, деревянных.
«Интересно, — подумал я, — а если ветер подует?.. Хотя откуда в лесной чаще ветер?..»
— Вот и пришли, — сообщил Гаврила, показывая на домик.
Я немного подождал (почему-то подумалось, что спутник сейчас отвесит поклон и по-былинному проговорит: «Избушка, избушка, повернись к лесу передом, а ко мне задом…»), но ничего не дождался.
Да и какой смысл в том, чтобы избушка к нам задом поворачивалась? Дверь-то располагалась прямо перед нами, хоть и на высоте. Я постучался, слегка подпрыгнув. Дверь, душераздирающе скрипнув, отворилась. Жутковатая старушечья морда выглянула наружу, открылся рот, в котором блеснул обломанный желтый клык, и мы услышали:
— Чую-чую, гости дорогие ко мне пожаловали. Проходите, будьте добреньки.
Спросить — каким же это образом мы без вспомогательных средств взберемся в дверной проем? — я не успел. С порога, словно трап, свесилась тряпичная лестница. Старуха отворила дверь пошире. Я вскарабкался, отряхнулся, строго (как и полагается старшему по чину) глянул на хозяйку, рассыпавшуюся в угодливых поклонах.
— Заманиха ты будешь?
— Я буду, батюшка, — подтвердила бабка, — проходите, дорогие гости, присаживайтесь.
Присесть можно было только на длинную низкую лавку, тянувшуюся вдоль одной из стен. Противоположную стену целиком загородила большая печка, в которой разом можно было зажарить не одного Иванушку. В центре единственной комнаты стоял колченогий стол. С потолка свисали травяные пучки вперемежку с засушенными рептилиями, похожими на зеленые тряпочки. На столе, между прочим, приветливо дымился прикрытый рогожкой чугунок.
Бабка Заманиха, скромно скаля клык, перебирая коричневыми узловатыми пальчиками кокетливый пурпурно-зеленый передник, тихо стояла в уголку, всем своим видом выражая: мол, не обессудьте, гости дорогие, чем богаты, тем и рады; ждали, ждали вас, прибирались не один час, извольте не серчать…
Я серчать и не думал и в этом временно-пространственном периоде надолго задерживаться не собирался. Был бы только относительно безопасный уголок, где можно переночевать пару раз, — и всё. Большего не надо.
— Да! — вспомнил я. — По инструкции полагается проверить личность оператора-консультанта.
— Чего ж меня проверять? — обиделась бабка. — Заманиха я и есть. Меня тут все знают.
— Положено!
Вздохнув, Заманиха полезла за пазуху и вытащила на свет клочок пергамента. Приняв в руки удостоверение, я мельком просмотрел его — всё правильно: «Предъявитель сего является…»
— Эй! Адик! — позвали снаружи.
Я выглянул. Гаврила переминался с ноги на ногу, с сомнением поглядывая на хлипкую тряпичную лестницу.
— А я как же? — осведомился он.
— А тебе-то чего сюда лезть, детина? — довольно громко проскрипела старушка из своего угла. — Тебе не место здесь… Тем более ты и не поместишься.
— В самом деле, — обратился я к Гавриле, — иди-ка ты домой. Договор мы подписали, я за работу принялся. Как выполню, так тебя оповещу.
Гаврила вздохнул, потоптался еще и жалобно так проговорил:
— Куда ж я пойду? Батюшка меня выдерет так, что жив не буду, да и опричники… Можно я с тобой пока останусь? Батюшка хоть и горячий, но отходчивый, добрый. Через день-два от гнева отойдет. Да и с погаными опричниками, может быть, что-нибудь придумаем. Я им в крайнем случае откуп дам большой… Потом, когда всё немного успокоится.
Я задумался. И в самом деле, отпускать сейчас клиента опасно. Погубят его — и вся предварительная работа насмарку!
— Ну оставайся, — разрешил я.
— Можно?! — обрадовался Гаврила. — Ну спасибо, дай бог тебе…
Заманиха звучно кашлянула, и Гаврила смущенно умолк.
— Я, между прочим, против, — высказалась хозяйка. — Тут вдвоем-то не развернешься, а он эвон какой битюг!
— А я вовнутрь и не собираюсь, — откликнулся Гаврила. — Мне там не нравится. Воняет, да еще и гады ползучие висят. Я лучше на свежем воздухе отдохну. Мне не впервой под открытым небом ночевать. Батюшка-то гневливый очень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Батюшки… — жалобно пискнул Гаврила, глянув мне прямо в лицо, и закрыл глаза.
— А будет знать, как без предупреждения нападать! — проговорил, выходя на берег, Филимон, мокрый с кончиков рогов до самых копыт, надежно упрятанных в черные сапоги. — Шапку мою измял, саблю сломал… Где ты такого откопал-то, Адик?
— Не я его, а он меня, — ответил я, отвечая на рукопожатие. — А насчет сабли, здесь недалеко, на опушке, сразу две валяются — совершенно бесхозные.
Филимон ощупал голову. Прямо между рогов в ворохе серых жестких волос угадывалась большущая шишка.
— Башка теперь дня три трещать будет, — сообщил Филимон. — Надо же, какая дубинища… Как свая железобетонная!.. Нет, как с такими работать, скажи, Адик, а? Ведь убьют прямо на задании! Не успеешь и командировку закрыть!.. Покурим?
Мы присели рядом на бережку, причем Филимон — явно злорадствуя — использовал бесчувственное тело моего клиента в качестве скамейки.
— Мальборо… — завистливо проговорил он. — А я вот второй месяц махорку самодельную шмаляю… Возьму у тебя еще парочку, ладно?
Он вытащил три сигареты, одну сунул в рот, две — за пазуху. Усмехнувшись, подмигнул…
Нравится мне этот бес! Не только потому, что коллега, и не только потому, что мы с ним сколько уже лет одним делом занимаемся. Просто веселый он парень, веселый всегда — несмотря ни на какие заподлянки, в которые по роду службы постоянно втюхивается!..
Вот видели ли вы когда-нибудь человека (извините, беса), который стоял бы по уши в самом натуральном дерьме и при этом рассказывал анекдоты?.. А я видел! Стажером тогда еще был, на подстраховке работал, а Филимон уже трудился в полную силу… Думаете, Геракл лично Авгиевы конюшни чистил? Геракл, хоть и древний грек, вовсе не дурак был. Гидре шею намылить или там немейскому льву морду набить — с этим всякий справится, если постарается, конечно, а вот лопатой фекалии ковырять… Сказку про реку, пущенную в конюшню, много позже придумали — на что, кстати, Филимон, которому без всяких остроумных инженерских штучек пришлось отработать вручную, нисколько не обиделся. Он, может быть, и рад бы был отмазаться от той грязной работы, поручив ее бесу уровнем пониже, но Артур Эдуардович Флинт — злобный начальник оперативного отдела, бес, что называется, старой закалки — как раз находился на дежурстве, и подобных вольностей никто себе позволить не мог… Между прочим, Флинта после того дела повысили в звании, дали капитана, а Филимону только похвальная грамота и досталась…
— Ты как здесь? — спросил я Филимона.
— Да крендель один, — с удовольствием затягиваясь, проговорил Филимон, — в опричники идти не хотел. Вот я за него и барабаню почти полгода. Долго еще… Опричнина — это тебе не Российские Вооруженные силы. На всю жизнь берут! Ну человеческую, естественно… Мне, кстати, нравится здесь. Вольно! Что хочу, то и делаю. Пью, гуляю, девок щупаю. Антураж к тому же, сам понимаешь, подходящий — черепа, то-сё… Как в СС в сорок третьем, где я три месяца торчал… Правда, в баню с мужиками не сходишь, вот загвоздка!.. Меня здесь ценят. Я им систему наказаний усовершенствовал. Раньше как заживо в кипятке варили? Кинут в котел, где вода уже бурлит, человек бульк — и всё, и готов. Не успевали ребята потешиться!.. А я предложил в холодную воду ослушника погружать и подогревать котел понемногу. И он лишние полчаса поживет, и ребята подольше посмеются.
Я поморщился. Филимон посмотрел на меня с сожалением, вздохнул и сменил тему:
— Ну а ты как?
Я кивнул на неподвижного Гаврилу.
— Любовь? — определил опытный Филимон.
— Она самая.
— А-а… Местный парнишка. Я его пару раз видел в округе. Что вы с ребятами-то не поделили? Они на вас целую армию собрали.
Я коротко рассказал, добавив в конце:
— Недоразумение, короче говоря, вышло.
— Недоразумение, — кивнул Филимон. — Только расхлебывать очень хлопотно. Ладно, я тебе по старой дружбе попробую помочь. Ну чтобы ребята от тебя отстали. Мозги им немного попудрю. Сам ведь понимаю: какая работа, когда за тобой пятьдесят верзил с саблями гоняются? Так что не дрейфь! Добывай зазнобу для этого красавчика. Как освободишься, нашим привет передавай… Сложное хоть дело-то?
Я пожал плечами:
— Обычное. Он, она и соперник.
— Ну бывай… А паутинку твою я сразу не заметил. Когда увидел тебя, с этим бегемотом в обнимку под обрывом сидящего, так ребят сразу подальше и отправил, а сам остался потолковать. Ромео твой — борзый, хотя и молодой. Где он так плеваться-то научился?
— Это у него семейное.
Филимон коротко хохотнул, затоптал окурок, поднялся, натянул на голову шапку.
— Пойду я. А то ребята уже подкрепление собирают, наверное. Будь поосторожнее, Адик. Если что, обращайся ко мне, помогу… У Заманихи остановился?
— Ну да.
— Хорошая бабка. Надежная. Наш человек. Только немного того… С тараканами в голове.
— В смысле? — удивился я.
Филимон не стал объяснять. Оглушительно, по-бесовски, свистнул, удовлетворенно кивнул, когда сверху донеслось конское ржание, взлетел на обрыв и скрылся.* * *Надо было спешить. Чего доброго, опричники вернутся из лесу несолоно хлебавши — та еще встреча выйти может!.. Дожидаться, пока Гаврила очнется сам, я не стал. Набрал полную бейсболку речной воды, плеснул ему на лицо. Сын воеводы Ивана открыл глаза и первым делом спросил:
— А где… этот?
— Ушел, — ответил я. — Убежал то есть. Здорово ты его отделал!
— Отделал… — повторил Гаврила дрожащим голосом, в котором в равной степени были смешаны недоверие, тоскливый испуг и радость по поводу того, что кошмар наконец закончился.
— Отделал-то отделал, но дружки его могут с минуты на минуту вернуться, — поторопил я. — Так что вставай и веди к Заманихе.
Гаврила поднялся, тряхнул круглой головой, пнул ногой изувеченную дубину с застрявшим в ней обломком сабли, вздохнул и, покачиваясь, направился к броду.
— Минутку! — остановил я его. — Давай сначала договор подпишем, а потом уже всё остальное…
Да уж, предварительная работа с клиентом у меня слишком долгая получилась: две драки, покушение на убийство, скачка по полю, обморок, даже один труп! А к конкретной работе я пока так и не приступил…
— Я его убил? — удивился Гаврила.
— Не его — ворону.
— А-а… Ну где подписываться?
Я щелкнул пальцами, и в руках моих появился должным образом обработанный кусок березовой коры — береста.
— Суть задания, — проговорил я и, пропустив стандартную трепотню вроде: «Оперативный сотрудник отдела кадров бес Адольф, с одной стороны, Гаврила, Иванов сын, — с другой…» — зачитал: — «Невзирая на поползновения богатыря Георгия заставить любимую девицу отрока Гаврилы Оксану воспылать искренними чувствами к вышеозначенному отроку…» Коротко и ясно! Распишись в том, что с оплатой согласен, и можно приступать к выполнению задания.
— Чем расписываться? — дрогнувшим голосом спросил Гаврила.
— Чем-чем… Не знаешь, что ли?
Тяжело вздохнув, мой клиент подобрал обломок сабли, зажмурившись, легонько чиркнул по указательному пальцу на правой руке. Я протянул ему бересту. Гаврила старательно вывел внизу жирный красный крест, очень похожий на тот, который обычно рисуют на бортах машин скорой медицинской помощи.
— Грамоте не разумею, — пояснил Гаврила.
— Ну и ладно. Теперь отправим документ в контору.
Я дважды щелкнул пальцами. «Клик-клик» поплыло над рекой в сторону леса, откуда издевательски откликнулся филин.
Гаврила вздрогнул и схватился за грудь, точно удостоверяясь, что душа его пока не отлетела от тела.
— Не пугайся, — успокоил я. — Сообщение не прошло. Зоны покрытия не хватает. Правильно, уничтожили всех операторов-консультантов — как же связь бесперебойно работать будет?.. Сейчас еще раз попробую.
Четырежды на берегу раздавалось звонкое кликанье, дважды ухал филин. Пальцы у меня уже начали деревенеть, когда в ответ на очередное «клик-клик» из лесу протяжно завыл волк. Береста вырвалась из моих рук, занявшись синим пламенем, как ракета взлетела вверх и пропала.
— Готово! — обрадовался я. — Договор в конторе, можно приступать!.. Показывай свою тайную тропу к Заманихе.
— Пошли, — вздохнул Гаврила, всё еще держась обеими руками за грудь.
— Пошли, — согласился я. И мы пошли…
* * *
Никакой тайной тропинки я не заметил. То есть вообще не увидел даже подобия тропинки. Гаврила уверенно шел вперед, петляя между древесных стволов. Время от времени он наклонялся и, бормоча что-то, водил пальцем по покрытой сырой травой земле. Потом поднимал голову и авторитетно изрекал:
— Направо!.. — Или:
— Налево!..
Так и шли. К полудню, когда мои копыта ломило от усталости, за очередным буреломом показался бревенчатый домик, рискованно покачивавшийся на двух примерно полутораметровых опорах — замшелых балках, кажется, деревянных.
«Интересно, — подумал я, — а если ветер подует?.. Хотя откуда в лесной чаще ветер?..»
— Вот и пришли, — сообщил Гаврила, показывая на домик.
Я немного подождал (почему-то подумалось, что спутник сейчас отвесит поклон и по-былинному проговорит: «Избушка, избушка, повернись к лесу передом, а ко мне задом…»), но ничего не дождался.
Да и какой смысл в том, чтобы избушка к нам задом поворачивалась? Дверь-то располагалась прямо перед нами, хоть и на высоте. Я постучался, слегка подпрыгнув. Дверь, душераздирающе скрипнув, отворилась. Жутковатая старушечья морда выглянула наружу, открылся рот, в котором блеснул обломанный желтый клык, и мы услышали:
— Чую-чую, гости дорогие ко мне пожаловали. Проходите, будьте добреньки.
Спросить — каким же это образом мы без вспомогательных средств взберемся в дверной проем? — я не успел. С порога, словно трап, свесилась тряпичная лестница. Старуха отворила дверь пошире. Я вскарабкался, отряхнулся, строго (как и полагается старшему по чину) глянул на хозяйку, рассыпавшуюся в угодливых поклонах.
— Заманиха ты будешь?
— Я буду, батюшка, — подтвердила бабка, — проходите, дорогие гости, присаживайтесь.
Присесть можно было только на длинную низкую лавку, тянувшуюся вдоль одной из стен. Противоположную стену целиком загородила большая печка, в которой разом можно было зажарить не одного Иванушку. В центре единственной комнаты стоял колченогий стол. С потолка свисали травяные пучки вперемежку с засушенными рептилиями, похожими на зеленые тряпочки. На столе, между прочим, приветливо дымился прикрытый рогожкой чугунок.
Бабка Заманиха, скромно скаля клык, перебирая коричневыми узловатыми пальчиками кокетливый пурпурно-зеленый передник, тихо стояла в уголку, всем своим видом выражая: мол, не обессудьте, гости дорогие, чем богаты, тем и рады; ждали, ждали вас, прибирались не один час, извольте не серчать…
Я серчать и не думал и в этом временно-пространственном периоде надолго задерживаться не собирался. Был бы только относительно безопасный уголок, где можно переночевать пару раз, — и всё. Большего не надо.
— Да! — вспомнил я. — По инструкции полагается проверить личность оператора-консультанта.
— Чего ж меня проверять? — обиделась бабка. — Заманиха я и есть. Меня тут все знают.
— Положено!
Вздохнув, Заманиха полезла за пазуху и вытащила на свет клочок пергамента. Приняв в руки удостоверение, я мельком просмотрел его — всё правильно: «Предъявитель сего является…»
— Эй! Адик! — позвали снаружи.
Я выглянул. Гаврила переминался с ноги на ногу, с сомнением поглядывая на хлипкую тряпичную лестницу.
— А я как же? — осведомился он.
— А тебе-то чего сюда лезть, детина? — довольно громко проскрипела старушка из своего угла. — Тебе не место здесь… Тем более ты и не поместишься.
— В самом деле, — обратился я к Гавриле, — иди-ка ты домой. Договор мы подписали, я за работу принялся. Как выполню, так тебя оповещу.
Гаврила вздохнул, потоптался еще и жалобно так проговорил:
— Куда ж я пойду? Батюшка меня выдерет так, что жив не буду, да и опричники… Можно я с тобой пока останусь? Батюшка хоть и горячий, но отходчивый, добрый. Через день-два от гнева отойдет. Да и с погаными опричниками, может быть, что-нибудь придумаем. Я им в крайнем случае откуп дам большой… Потом, когда всё немного успокоится.
Я задумался. И в самом деле, отпускать сейчас клиента опасно. Погубят его — и вся предварительная работа насмарку!
— Ну оставайся, — разрешил я.
— Можно?! — обрадовался Гаврила. — Ну спасибо, дай бог тебе…
Заманиха звучно кашлянула, и Гаврила смущенно умолк.
— Я, между прочим, против, — высказалась хозяйка. — Тут вдвоем-то не развернешься, а он эвон какой битюг!
— А я вовнутрь и не собираюсь, — откликнулся Гаврила. — Мне там не нравится. Воняет, да еще и гады ползучие висят. Я лучше на свежем воздухе отдохну. Мне не впервой под открытым небом ночевать. Батюшка-то гневливый очень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42