Что в него входит? Непременное кровопускание? Несколько примитивно, надо сказать. Но психика – штука тонкая, и от подобных привычек избавиться практически невозможно. Блокировка мозга. Без привычного ритуала Никита не сможет воспользоваться своей силой. Да и сила в нем развита лишь в одном направлении. Если упростить – Никита похож на атлета, развившего единственный мускул, скажем, отвечающий за движение указательного пальца. А остальные мускулы – плечевые, грудные, бедренные… бицепсы, трицепсы и тому подобное – безнадежно ослабли. Усохли. Что он может? Становиться на короткое время неуязвимым? Различать эмоции окружающих и управлять этими эмоциями? Обретать нечеловеческую силу? И только? По сравнению со мной он не может ничего.
«Монах» неожиданно резко развернулся и ткнул пальцем между зеркал. Камень стены, заискрив, треснул.
– А я могу все, – проговорил Коростелев, выдернув из стены палец. – Правда, мои исследования еще не закончены. Основной вопрос остается открытым – почему моя сила возрастает со временем? Что будет, когда она достигнет своего максимума? Каков будет этот максимум? Не произойдет ли какое-нибудь качественное изменение? Но это – лишь вопрос нескольких экспериментов и… И с вами, Никита, я желал бы поработать. Хотелось бы понаблюдать за вашими способностями со стороны. Кто знает – глядишь, я и найду способ развить в вас нечто более мощное, чем та сила, которую вы сейчас имеете. Согласны?
Я промолчал.
– Главное, – проговорил «монах», – уже известно. Каждый из расы Создателей способен стать таким, как я. Способен стать новым Создателем в полном смысле этого слова. И это неоспоримо! Вот в чем дело!
Оружейник, казалось, долго не слушал его. Он вскинулся на последнюю фразу.
– Это же еще лучше, чем я ожидал! – прокричал Макс. – Это же… Это в корне меняет… Все меняет!..
Он трепанул меня за плечо – так, что я едва не слетел со стула.
– Помнишь, Никита, я говорил тебе – теперь все изменится! Изменится! Мы – Золотые Драконы – обретем могущество, равное могуществу Сереги, – и вместе с этим восстановим былую власть над Полями! Нет, наша власть будет много сильнее прежней! Поля полностью подчинятся нам, расе Создателей! Конец всем страхам! Игра никогда не вторгнется в общий мир! Создания Полей ничего не смогут противопоставить нашему могуществу! Конец! Финита! Победа! Никита, ты чего молчишь? Обиделся? Плюнь, черт возьми! Мы победили Поля! Мы уже победили Поля!
Я заставил себя улыбнуться. Только чтобы он отстал от меня, прекратил трясти за плечо и орать в лицо, брызгаясь слюной. Ничего я не обиделся. Честно, я совсем не ощущал обиды. Пока Макс, торжествуя, скакал по комнате – то ли дурачась, то ли всерьез слегка помешавшись от радости, – пока Коростелев серой тенью скользил за ним, я изо всех сил старался ухватить за хвост неуловимую мысль.
Что-то здесь действительно не так. Макс этого не ощущает, а я – ощущаю. Что-то не так, что-то неправильно. Где-то в словах серого «монаха» укрыта червоточина. Где? В чем?
Коростелев поймал наконец обезумевшего оружейника и силой усадил его на стул. Макс тяжело запыхался, а «монах» дышал так ровно и тихо, что этого совсем не было заметно.
– Порушишь мне все здесь, – улыбался Коростелев. – Успокойся.
– Ага, ага… – отфыркивался Макс. – Черт, даже не верится… Столько тревог, столько опасений – одним махом все решено. И как просто! К чему теперь каф?.. Нам нет нужды искать Тринадцатое Поле! Мы и сами в силах управлять Полями! Или уничтожить их.
– Кстати, я поразмыслил насчет этого вашего кафа, – проговорил «монах», стремительно взлетая и медленно опадая, словно лист, прямо на стол в полулежачее положение. – Если он точно находится на Горячих Камнях, в окрестностях Пылающих Башен, то вы его не найдете. Не стоит даже и искать.
– Почему? – спросил Макс без всякого, впрочем, интереса.
– Потому что его давно нет. Должно быть, я просто-напросто впитал его энергию на ранней стадии концентрации. Поглотил источник. Что лишний раз доказывает мой тезис – биоизлучение мозга человека из общего мира намного сильнее любого энергетического образования Полей.
Что-то не так. Что-то не так. Что?
Есть такое правило. Когда какая-нибудь мысль не дает тебе покоя своей неразгаданностью, прекрати напрягаться, отвлекись, отключи сознание; пусть неконтролируемая область подсознательного попытается решить проблему. Чтобы отвлечься, я поднялся со стула, прошел до шкафа, взял первый попавшийся густо исписанный лист.
– Это мои выкладки, – раздался сзади голос Коростелева. – Полюбопытствуйте, если есть желание, Никита. Там, правда, сложновато для непрофессионала. Я ведь для себя записывал, не упрощал…
Он неожиданно расхохотался:
– На десяток докторских диссертаций хватит! Или на пару Нобелевок!
Я внимательно рассмотрел один лист, взял другой. Потом третий. Переворошил одну из стопок, протянул руку к следующий и… опустил руку.
Верно! Вот где червоточина.
Я обернулся к Коростелеву. Макс в это время, вытирая пот со лба, что-то шептал ему на ухо. На лице «монаха» явственно проступала растерянность.
– Мне по-маленькому только… – чуть громче проговорил оружейник.
Коростелев нешироко развел руками, оглянулся… Потом, встрепенувшись, взял со стола первую попавшуюся посудину и неловко сунул ее в руки Максу. Тот обрадовался, закивал и вышел за дверь.
Пламя в металлических факелах посинело, зафырчало, выбрасывая клубы вонючего дыма – прямо как выхлопные газы из-под автомобиля, – с тихим шипением взметнулось под потолок и снова опало, приняв постепенно свой естественный цвет.
– А как же итху? Как же измененное сознание живущих на Скале? – обернулся я к Коростелеву. – Как же другие признаки процесса концентрации кафа?
– Какие еще итху? – удивился Коростелев.
– А вы не знаете?
Я кратко, но как мог внятно объяснил ему, что знал о нерожденных демонах. «Монах» надолго задумался, и – что странно – пока он размышлял, он оставался совсем неподвижным. Зато комната будто наполнилась призраками. Позвякивали зеркала, отражая не то, что должны, а какую-то страшноватую чушь: хвостатые серые облака, крохотных полупрозрачных драконов – без крыльев и похожих на диковинных мышей; пламя факелов зачадило, потолок окутался черным дымом, плотным и слышно булькающим, как вода.
– Энергия пробуждает демонов? – заговорил Коростелев, и стол под ним мелко задрожал. – Интересно. Под воздействием интенсивного энергетического излучение психообразы самопроизвольно обретают материальность? Очень интересно. Что еще? Исход животных, птиц и людей подальше от места, где концентрируется, так называемый каф? Изменение сознания у случайно оставшихся? Дайте подумать… Хм… Видите ли, молодой человек. Энергия по своей сути космополитична и безлика. Вы ведь понимаете, что не существует деления на черную и белую магию? Следуя этой… э-э… цветовой терминологии, черными и белыми могут быть помыслы и стремления, а используемая для их достижения энергия, можно сказать… бесцветна. Следовательно, вызвать в окружающей среде те изменения, о которых вы мне, Никита, говорили, могла и моя собственная сила. Да, так оно и есть!
Он улыбнулся. Медленно взмахнул руками, перемещаясь по воздуху со стола на стул.
– А вы не могли бы, – попросил я, обводя ладонью пространство комнаты, – немного того… прибраться, что ли? А то в глазах рябит.
Одно из зеркал громко треснуло. Из черной поперечной щели покатились вниз, к полу, капли прозрачной, как слезы, жидкости. Коростелев вроде бы как и не услышал мою просьбу. Он бездумно поводил глазами вокруг. Движения его утратили стремительность. Зато комната окончательно ожила. С затянутого дымом потолка пролился короткий черный дождь. Покрылись трещинами еще два зеркала. Из досок стола между посудинами проклюнулись коричневые ростки, вытянулись вверх, меняя окраску на более светлую. Бутоны на позеленевших стеблях распустились, и я увидел на столе кусты роз. Правда, цветы были какого-то странного грязно-бежевого цвета, как подгнившие пирожные. Дрожа, они постепенно растворялись в душном воздухе, как на экране неисправного телевизора. И шепчуще-лязгающий шум, все нараставший в комнате, раздражал.
– Ну-с, молодой человек, какие еще будут вопросы? – Теперь голос Коростелева звучал вовсе не доброжелательно. А надменно.
Невольно поежившись, я пожелал Максу скорейшего возвращения. А то как-то совсем неуютно тут стало.
Дверь в комнату распахнулась. Ворвался Макс, а за ним сунулись двое давешних мертвецов, которых мы оставили у дверей.
– Скажи им, Серега! – заголосил он с порога. – Пусть отвяжутся от меня! Не могу я так… когда на меня кто-то смотрит! А они как привязанные, сволочи!..
Он швырнул посудину и вытер пот с лица. Посудина – она была пустой – брякнула о пол и разбилась. Глиняные осколки все подпрыгивали, подпрыгивали и не могли успокоиться. Макс не смотрел на них, он смотрел на Коростелева.
Тот, сидя на стуле, руки сложив на коленях, очень медленно повернулся к нему. Лицо его окаменело в странной гримасе – верхняя губа капризно подернута кверху, нижняя далеко оттопырена. Глаза «монаха» были неподвижны.
– Там, внизу, – продолжал Макс, недоуменно оглядывал изменившегося приятеля, – что-то происходит. Эти мертвецы как взбесились. На нижних мостиках я видел нескольких, они, кажется, идут сюда… Наверх… Серега! Серега, ты меня слышишь?
– Слы…шу… – Губы Коростелева чуть двигались, оттого слова выговаривались едва-едва. «Слышу» получилось у него косноязычно и малопонятно – «слы-ву…». Но он еще мог говорить.
– А зачем ты вызвал сюда мертвецов? – выкрикнул я вопрос, который мог бы уже и не задавать. – Зачем ты собрал их всех со Скалы? Попробуй это объяснить, кандидат хренов!
– Никита, что происходит? – сквозь шум долетел до меня голос оружейника. – Что с ним?
– С ним? С ним ничего. И это – то, что с ним ничего, – я понял уже минут десять как. Если бы ты раскинул мозгами, а не скакал бы здесь от неуемной радости, ты бы тоже понял.
– Что? О чем ты?.. Почему он вдруг… как замороженный стал?
– Потому что исход энергии кафа волнообразен, дурак! Прямолинейно и непрерывно лишь действие источников энергии слабой мощности! Ты мне сам говорил об этом, забыл?
– Какой каф?.. Ты что с ним сделал? При чем здесь каф?
– И сейчас идет новая волна!
– Какая вол… Куда ты смотришь?
Поворачиваясь к тому, во что упирался мой взгляд, оружейник развернулся на сто восемьдесят градусов.
И закричал.
ГЛАВА 3
Голый мертвец упал на Макса, обхватив руками его за талию, – словно блудный сын, жаждущий прощения. Оружейник попятился назад, таща за собой цепко держащегося голого. Второй мертвец двинулся следом, покачиваясь то в одну, то в другую сторону, – выбирал момент, чтобы наброситься.
Макс размахивал руками и орал, многократно перекрывая неживое гудение комнаты. А у меня не было никакого оружия. Где мой волшебный меч, во всех приличных историях полагающийся всякому уважающему себя Избранному?
Я схватил стул, размахнулся и швырнул его в голову покрытого шерстью мертвеца. Стул тяжело ударил в мертвый лоб и раскололся надвое. Мохнатый остановился. Повернул башку ко мне. Из разруба на его морде поверх подсохшего сочился свежий белесый гной. В шерсти на лбу и щеках застряли мелкие деревянные ошметки. Крупные щепки застряли в нагрудных космах. Он двинулся в мою сторону, но его занесло к стене – плечом он сдвинул зеркало, и оно плашмя рухнуло на пол, грохнула тяжелая рама, зазвенело разбитое стекло. Мертвый затоптался на месте, оглушенно помахивая косматой башкой, разбрызгивая по уцелевшим зеркалам капельки гноя.
Оружейник колотил кулаками по голове своего противника, все отступая к столу. Внезапно он выгнулся и завизжал. И чуть не упал. Я увидел, как голый куснул его за бок – раз, другой, – сцепил зубы и, совсем по-собачьи зарычав, стал рвать зубами плоть и одежду. Обладай он, помимо звериной ярости, еще и звериной пастью, от оружейника вмиг осталось бы две окровавленные половинки.
– Ножи! – закричал я Максу. – Ножи!
На секунду он обернулся – в моем сознании четко отпечаталось его покрасневшее мокрое лицо и перекошенный рот.
– Ножи! – крикнул я еще раз, поднимая второй стул – тот, на котором пару минут назад сидел, слушая монологи серого «монаха».
До оружейника наконец дошло. Одной рукой он схватил коленопреклоненного мертвеца за длинные свалявшиеся волосы, с воплем оторвал его голову от своего тела, другой – вытащил из кармана метательный нож и рукоятью сильно ударил в окровавленный мертвый рот.
Мохнатый, мотая головой, приближался. Я ударил его стулом сверху вниз. Мертвец отпрянул назад, но не упал, а врезался спиной в большое зеркало. Рама разломилась надвое, на плечи ему посыпались осколки. Я шагнул вперед и бил еще и еще, стараясь сократить промежутки между ударами до минимума.
Серый «монах» Коростелев неподвижно сидел в центре комнаты, руки сложив на коленях, остановившимися глазами смотрел мимо нас – в разбитое зеркало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
«Монах» неожиданно резко развернулся и ткнул пальцем между зеркал. Камень стены, заискрив, треснул.
– А я могу все, – проговорил Коростелев, выдернув из стены палец. – Правда, мои исследования еще не закончены. Основной вопрос остается открытым – почему моя сила возрастает со временем? Что будет, когда она достигнет своего максимума? Каков будет этот максимум? Не произойдет ли какое-нибудь качественное изменение? Но это – лишь вопрос нескольких экспериментов и… И с вами, Никита, я желал бы поработать. Хотелось бы понаблюдать за вашими способностями со стороны. Кто знает – глядишь, я и найду способ развить в вас нечто более мощное, чем та сила, которую вы сейчас имеете. Согласны?
Я промолчал.
– Главное, – проговорил «монах», – уже известно. Каждый из расы Создателей способен стать таким, как я. Способен стать новым Создателем в полном смысле этого слова. И это неоспоримо! Вот в чем дело!
Оружейник, казалось, долго не слушал его. Он вскинулся на последнюю фразу.
– Это же еще лучше, чем я ожидал! – прокричал Макс. – Это же… Это в корне меняет… Все меняет!..
Он трепанул меня за плечо – так, что я едва не слетел со стула.
– Помнишь, Никита, я говорил тебе – теперь все изменится! Изменится! Мы – Золотые Драконы – обретем могущество, равное могуществу Сереги, – и вместе с этим восстановим былую власть над Полями! Нет, наша власть будет много сильнее прежней! Поля полностью подчинятся нам, расе Создателей! Конец всем страхам! Игра никогда не вторгнется в общий мир! Создания Полей ничего не смогут противопоставить нашему могуществу! Конец! Финита! Победа! Никита, ты чего молчишь? Обиделся? Плюнь, черт возьми! Мы победили Поля! Мы уже победили Поля!
Я заставил себя улыбнуться. Только чтобы он отстал от меня, прекратил трясти за плечо и орать в лицо, брызгаясь слюной. Ничего я не обиделся. Честно, я совсем не ощущал обиды. Пока Макс, торжествуя, скакал по комнате – то ли дурачась, то ли всерьез слегка помешавшись от радости, – пока Коростелев серой тенью скользил за ним, я изо всех сил старался ухватить за хвост неуловимую мысль.
Что-то здесь действительно не так. Макс этого не ощущает, а я – ощущаю. Что-то не так, что-то неправильно. Где-то в словах серого «монаха» укрыта червоточина. Где? В чем?
Коростелев поймал наконец обезумевшего оружейника и силой усадил его на стул. Макс тяжело запыхался, а «монах» дышал так ровно и тихо, что этого совсем не было заметно.
– Порушишь мне все здесь, – улыбался Коростелев. – Успокойся.
– Ага, ага… – отфыркивался Макс. – Черт, даже не верится… Столько тревог, столько опасений – одним махом все решено. И как просто! К чему теперь каф?.. Нам нет нужды искать Тринадцатое Поле! Мы и сами в силах управлять Полями! Или уничтожить их.
– Кстати, я поразмыслил насчет этого вашего кафа, – проговорил «монах», стремительно взлетая и медленно опадая, словно лист, прямо на стол в полулежачее положение. – Если он точно находится на Горячих Камнях, в окрестностях Пылающих Башен, то вы его не найдете. Не стоит даже и искать.
– Почему? – спросил Макс без всякого, впрочем, интереса.
– Потому что его давно нет. Должно быть, я просто-напросто впитал его энергию на ранней стадии концентрации. Поглотил источник. Что лишний раз доказывает мой тезис – биоизлучение мозга человека из общего мира намного сильнее любого энергетического образования Полей.
Что-то не так. Что-то не так. Что?
Есть такое правило. Когда какая-нибудь мысль не дает тебе покоя своей неразгаданностью, прекрати напрягаться, отвлекись, отключи сознание; пусть неконтролируемая область подсознательного попытается решить проблему. Чтобы отвлечься, я поднялся со стула, прошел до шкафа, взял первый попавшийся густо исписанный лист.
– Это мои выкладки, – раздался сзади голос Коростелева. – Полюбопытствуйте, если есть желание, Никита. Там, правда, сложновато для непрофессионала. Я ведь для себя записывал, не упрощал…
Он неожиданно расхохотался:
– На десяток докторских диссертаций хватит! Или на пару Нобелевок!
Я внимательно рассмотрел один лист, взял другой. Потом третий. Переворошил одну из стопок, протянул руку к следующий и… опустил руку.
Верно! Вот где червоточина.
Я обернулся к Коростелеву. Макс в это время, вытирая пот со лба, что-то шептал ему на ухо. На лице «монаха» явственно проступала растерянность.
– Мне по-маленькому только… – чуть громче проговорил оружейник.
Коростелев нешироко развел руками, оглянулся… Потом, встрепенувшись, взял со стола первую попавшуюся посудину и неловко сунул ее в руки Максу. Тот обрадовался, закивал и вышел за дверь.
Пламя в металлических факелах посинело, зафырчало, выбрасывая клубы вонючего дыма – прямо как выхлопные газы из-под автомобиля, – с тихим шипением взметнулось под потолок и снова опало, приняв постепенно свой естественный цвет.
– А как же итху? Как же измененное сознание живущих на Скале? – обернулся я к Коростелеву. – Как же другие признаки процесса концентрации кафа?
– Какие еще итху? – удивился Коростелев.
– А вы не знаете?
Я кратко, но как мог внятно объяснил ему, что знал о нерожденных демонах. «Монах» надолго задумался, и – что странно – пока он размышлял, он оставался совсем неподвижным. Зато комната будто наполнилась призраками. Позвякивали зеркала, отражая не то, что должны, а какую-то страшноватую чушь: хвостатые серые облака, крохотных полупрозрачных драконов – без крыльев и похожих на диковинных мышей; пламя факелов зачадило, потолок окутался черным дымом, плотным и слышно булькающим, как вода.
– Энергия пробуждает демонов? – заговорил Коростелев, и стол под ним мелко задрожал. – Интересно. Под воздействием интенсивного энергетического излучение психообразы самопроизвольно обретают материальность? Очень интересно. Что еще? Исход животных, птиц и людей подальше от места, где концентрируется, так называемый каф? Изменение сознания у случайно оставшихся? Дайте подумать… Хм… Видите ли, молодой человек. Энергия по своей сути космополитична и безлика. Вы ведь понимаете, что не существует деления на черную и белую магию? Следуя этой… э-э… цветовой терминологии, черными и белыми могут быть помыслы и стремления, а используемая для их достижения энергия, можно сказать… бесцветна. Следовательно, вызвать в окружающей среде те изменения, о которых вы мне, Никита, говорили, могла и моя собственная сила. Да, так оно и есть!
Он улыбнулся. Медленно взмахнул руками, перемещаясь по воздуху со стола на стул.
– А вы не могли бы, – попросил я, обводя ладонью пространство комнаты, – немного того… прибраться, что ли? А то в глазах рябит.
Одно из зеркал громко треснуло. Из черной поперечной щели покатились вниз, к полу, капли прозрачной, как слезы, жидкости. Коростелев вроде бы как и не услышал мою просьбу. Он бездумно поводил глазами вокруг. Движения его утратили стремительность. Зато комната окончательно ожила. С затянутого дымом потолка пролился короткий черный дождь. Покрылись трещинами еще два зеркала. Из досок стола между посудинами проклюнулись коричневые ростки, вытянулись вверх, меняя окраску на более светлую. Бутоны на позеленевших стеблях распустились, и я увидел на столе кусты роз. Правда, цветы были какого-то странного грязно-бежевого цвета, как подгнившие пирожные. Дрожа, они постепенно растворялись в душном воздухе, как на экране неисправного телевизора. И шепчуще-лязгающий шум, все нараставший в комнате, раздражал.
– Ну-с, молодой человек, какие еще будут вопросы? – Теперь голос Коростелева звучал вовсе не доброжелательно. А надменно.
Невольно поежившись, я пожелал Максу скорейшего возвращения. А то как-то совсем неуютно тут стало.
Дверь в комнату распахнулась. Ворвался Макс, а за ним сунулись двое давешних мертвецов, которых мы оставили у дверей.
– Скажи им, Серега! – заголосил он с порога. – Пусть отвяжутся от меня! Не могу я так… когда на меня кто-то смотрит! А они как привязанные, сволочи!..
Он швырнул посудину и вытер пот с лица. Посудина – она была пустой – брякнула о пол и разбилась. Глиняные осколки все подпрыгивали, подпрыгивали и не могли успокоиться. Макс не смотрел на них, он смотрел на Коростелева.
Тот, сидя на стуле, руки сложив на коленях, очень медленно повернулся к нему. Лицо его окаменело в странной гримасе – верхняя губа капризно подернута кверху, нижняя далеко оттопырена. Глаза «монаха» были неподвижны.
– Там, внизу, – продолжал Макс, недоуменно оглядывал изменившегося приятеля, – что-то происходит. Эти мертвецы как взбесились. На нижних мостиках я видел нескольких, они, кажется, идут сюда… Наверх… Серега! Серега, ты меня слышишь?
– Слы…шу… – Губы Коростелева чуть двигались, оттого слова выговаривались едва-едва. «Слышу» получилось у него косноязычно и малопонятно – «слы-ву…». Но он еще мог говорить.
– А зачем ты вызвал сюда мертвецов? – выкрикнул я вопрос, который мог бы уже и не задавать. – Зачем ты собрал их всех со Скалы? Попробуй это объяснить, кандидат хренов!
– Никита, что происходит? – сквозь шум долетел до меня голос оружейника. – Что с ним?
– С ним? С ним ничего. И это – то, что с ним ничего, – я понял уже минут десять как. Если бы ты раскинул мозгами, а не скакал бы здесь от неуемной радости, ты бы тоже понял.
– Что? О чем ты?.. Почему он вдруг… как замороженный стал?
– Потому что исход энергии кафа волнообразен, дурак! Прямолинейно и непрерывно лишь действие источников энергии слабой мощности! Ты мне сам говорил об этом, забыл?
– Какой каф?.. Ты что с ним сделал? При чем здесь каф?
– И сейчас идет новая волна!
– Какая вол… Куда ты смотришь?
Поворачиваясь к тому, во что упирался мой взгляд, оружейник развернулся на сто восемьдесят градусов.
И закричал.
ГЛАВА 3
Голый мертвец упал на Макса, обхватив руками его за талию, – словно блудный сын, жаждущий прощения. Оружейник попятился назад, таща за собой цепко держащегося голого. Второй мертвец двинулся следом, покачиваясь то в одну, то в другую сторону, – выбирал момент, чтобы наброситься.
Макс размахивал руками и орал, многократно перекрывая неживое гудение комнаты. А у меня не было никакого оружия. Где мой волшебный меч, во всех приличных историях полагающийся всякому уважающему себя Избранному?
Я схватил стул, размахнулся и швырнул его в голову покрытого шерстью мертвеца. Стул тяжело ударил в мертвый лоб и раскололся надвое. Мохнатый остановился. Повернул башку ко мне. Из разруба на его морде поверх подсохшего сочился свежий белесый гной. В шерсти на лбу и щеках застряли мелкие деревянные ошметки. Крупные щепки застряли в нагрудных космах. Он двинулся в мою сторону, но его занесло к стене – плечом он сдвинул зеркало, и оно плашмя рухнуло на пол, грохнула тяжелая рама, зазвенело разбитое стекло. Мертвый затоптался на месте, оглушенно помахивая косматой башкой, разбрызгивая по уцелевшим зеркалам капельки гноя.
Оружейник колотил кулаками по голове своего противника, все отступая к столу. Внезапно он выгнулся и завизжал. И чуть не упал. Я увидел, как голый куснул его за бок – раз, другой, – сцепил зубы и, совсем по-собачьи зарычав, стал рвать зубами плоть и одежду. Обладай он, помимо звериной ярости, еще и звериной пастью, от оружейника вмиг осталось бы две окровавленные половинки.
– Ножи! – закричал я Максу. – Ножи!
На секунду он обернулся – в моем сознании четко отпечаталось его покрасневшее мокрое лицо и перекошенный рот.
– Ножи! – крикнул я еще раз, поднимая второй стул – тот, на котором пару минут назад сидел, слушая монологи серого «монаха».
До оружейника наконец дошло. Одной рукой он схватил коленопреклоненного мертвеца за длинные свалявшиеся волосы, с воплем оторвал его голову от своего тела, другой – вытащил из кармана метательный нож и рукоятью сильно ударил в окровавленный мертвый рот.
Мохнатый, мотая головой, приближался. Я ударил его стулом сверху вниз. Мертвец отпрянул назад, но не упал, а врезался спиной в большое зеркало. Рама разломилась надвое, на плечи ему посыпались осколки. Я шагнул вперед и бил еще и еще, стараясь сократить промежутки между ударами до минимума.
Серый «монах» Коростелев неподвижно сидел в центре комнаты, руки сложив на коленях, остановившимися глазами смотрел мимо нас – в разбитое зеркало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45