Оружейник кашлянул в кулак. Потом – когда в наступившем молчании снова вскочивший со стула «монах» скоро перебирал ногами взад-вперед по круглой комнате у зеркал – принялся загибать пальцы, шевеля пухлыми губами.
– Два… три… – подал Макс голос, – это получается, ты оказался в Поле Руин как раз во время Битвы Десяти Полей?
Коростелев упал на стул, подхватил со стола свою чашку.
– Нет, – сказал он. – Нет, Битва уже была окончена. Представляешь мое состояние? Только что я был почти в центре города, ноги сбивал по битому кирпичу, пару раз чуть живот себе не пропорол арматуриной, падая, – искал, как и где вы проходите в пространство вашей Игры, рубашка на мне от пота взмокла – хоть выжимай. С самого утра же по солнцепеку валандаюсь. И вдруг… Пролезаю под какой-то плитой, выбираюсь на поверхность, отряхиваю колени и соображаю, что солнца нет на небе. Ночь. Луна на черном небе – огромная, какая-то опасная… Светит красным светом и еще будто пульсирует. Ужас. И пустыня вокруг. И какие-то везде валуны бесформенные. Присмотрелся – это трупы. Человеческие, не вполне человеческие, и вовсе… нечеловеческие. И свистит что-то вокруг так тоненько…
– Сшиас! – вылез с подсказкой Макс.
– Черные твари, на пауков похожие, с такими… жуткими детскими мордашками… Зубы у них как иглы…
– Сшиас – точно!
– Ну, я же не знал! Да хотя бы и знал! Я побежал. Уже, конечно, и сам не рад был, что вляпался во все это. Проклинал себя. Они… эти твари… за мной, а я все бегу, ору во всю глотку, о трупы спотыкаюсь и бегу. Добежал до каких-то развалин, влез на стену и сидел там до рассвета. Чуть умом не тронулся, так страшно было. Они ведь… твари… собрались под стеной и коготками скребли. Лезли ко мне и срывались… Утром исчезли. Я пошел искать то место, откуда вышел, но не нашел. Побрел по пустыне… Ориентир тут один – Горячие Камни. Я это место по твоим рассказам запомнил. Думал там найти людей из общего мира, но никого не нашел. Взбирался все выше и выше – старался повыше влезть, покуда не стемнело снова, все еще помнил паукообразных этих гадов. Ну… Что долго рассказывать? Первое время я никого не встречал. Только трупы везде, обломки оружия – и никого. Даже животных нет. Потом набрел на этот замок. Пылающие Башни…
Коростелев вдруг замолчал, наклонив голову. Плошка скользила по спирали вверх и вниз. Меня дрожь пробирала на эту плошку смотреть. Он спохватился, замысловато щелкнул пальцами, и плошка спустилась на стол. Успокоилась. Только изредка начинала вибрировать с противным дребезжанием. Впрочем, время от времени почти все предметы в этой комнате точно просыпались и снова погружались в дрему. Подрагивали зеркала. Шевелились факелы, разбрызгивая по стенам черную паутину теней. Подскакивала посуда на столе. Даже стул подо мной пару раз начинал ерзать.
– Они меня все-таки настигли, – негромко проговорил Коростелев. – У самых верхних уступов. Это уже была вторая моя ночь здесь. Впрочем, я и не знал, что ночь. На Горячих Камнях ведь и непонятно…
– Сшиас? – шепотом спросил Макс.
– Нет, другие. Большие пуховые комья, почти неразличимые в темноте. Они летали бесшумно и нападали неожиданно. А когда бросались, у них вдруг оказывались такие длинные острые когти… – Коростелев странно передернул плечами.
– Пустынные совы, – кивнул Макс. – А я думал, что их всех истребили гхимеши. Они охотились на сов по ночам, на своих ушшуа. Совы и ушшуа – давние смертельные враги. В воздухе только совы составляли конкуренцию гигантским птицам. И их было больше. Диких ушшуа они почти всех перебили, но вот когда за дело взялись воины народа гхимеши…
– Значит, те, что на меня нападали, – последние из выживших, – отрезал Коростелев. Он нахмурил брови. – Они едва не располосовали меня в клочья. Помню, я полз к воротам Башен, а камни подо мной скользили от моей же крови. А сверху раз за разом беззвучно слетали эти чудовища и… Вновь взвивались на небо, унося с собой куски моего мяса.
Что-то новое, какая-то совсем неожиданная мысль появилась в моем мозгу.
– Как же ты… вы выжили? – спросил я.
– Выжил? – переспросил Коростелев медленно и тут же вскинулся: – Выжил! – Он вскочил: – Вот так вот выжил!
Плошка, треснув, распалась надвое. Вода плеснула по столу, тонкими струйками ударила вниз по каменным плитам. Струйки скоро иссякли, но капли падали и разбивались еще долго.
– Выжил, – продолжал он, отвернувшись, глядя в зеркало и обеими ладонями поглаживая себя по серому лицу. – Сколько я лежал здесь, нарезанный ломтями, как колбаса? Не знаю. Очень долго. Помню, что ужасно хотелось пить. Никого не было вокруг. Я кричал, пока мог кричать, а крики разлетались по коридорам башен, вверх, в темноту, откуда отсвечивали факелы. После того, как сил на крик не осталось, я еще долго слушал эхо собственного голоса.
– А кто же факелы зажег?
Макс толкнул меня под столом ногой.
– Они всегда горят, – сказал он мне, но громко, так, чтобы и «монах» услышал. И спросил участливо: – А потом?
– А потом я как бы уснул. Надолго. А когда проснулся, понял вдруг, что могу встать и ходить. Я поднялся на верхние этажи Башен, искал воду. Искал… – тут он сбился, оглянувшись опять на свое отражение, – искал пищу. И в одном из залов нашел и то, и другое. А после этого… В общем, здесь для меня нашлось много дел. – Он выдержал паузу и уточнил: – Материалов для исследования.
Я обернулся к Максу. И меня порадовало то, что теперь он смотрел на своего обретенного приятеля не со слепым умилением, как раньше, а… довольно странно смотрел. Если не сказать – подозрительно. А мне словно давешний загг пробрался в башку – все копошилась и копошилась неясная пока, но вполне уже ощутимая мысль; как слово, которое никак не можешь вспомнить, но которое тем не менее «вертится на языке»…
– Я что-то не пойму… – начал Макс вопрос – тот, что я и хотел задать «монаху», – как ты все-таки выжил? Получается, без всякого лечения раны твои затянулись, тело выдержало без воды и еды черт знает сколько времени, да еще и полностью восстановилось… Может быть… – эту фразу он уже договаривал для себя самого, – может быть, Пылающие Башни обладают способностью лечить раненых воинов? Все-таки вечное пламя, хоть уже и погасло, до сих пор горит негасимыми язычками в факелах…
Коростелев поднялся.
– И да, и нет, – сказал он.
– Что это значит?
– Что это значит? Горячие Камни содержат в себе определенный запас энергии, а Пылающие Башни неотделимы от Камней. Можно сказать, они – сердце Камней. Особая атмосфера в замке Создателей помогла мне восстановиться. Помогла – но не более того. Хотите узнать, каким образом я выжил и стал тем, кого вы видите перед собой?
Мы с Максом переглянулись. Глупый вопрос. Но странно как-то сформулирован.
– Глядите!
Коростелев, держась прямо, с руками, заложенными за спину, легко, без помощи ног, взлетел и завис в воздухе примерно в метре от пола. Впрочем, «завис» – это не совсем точно. Он не висел, а именно стоял, не имея под собой никакой опоры, точно твердь каким-то образом стала невидимой и передвинулась на метр выше.
– И так…
Он перевернулся вверх ногами, поднялся еще выше, ступил на потолок и шагнул раз вперед, шагнул назад. Поправил свисавшие волосы, чтобы не мешали, прижал бороду подбородком и проговорил:
– Это не фокус, не результат тренировки мышц, как у индийских йогов, утверждающих, что им известно искусство левитации…
Мы следили за ним, задрав головы. А он говорил с потолка, и лицо его вопреки моим ожиданиям не краснело от прилива крови, как покраснело бы у каждого, кто сколько-нибудь долгое время находится в подобном противоестественном положении.
– Я захотел выжить – и я выжил. Единственным, горячим и яростным моим желанием было – исцелиться. Я исцелил сам себя. Немного позже, прислушавшись к собственному сознанию, я понял, что способен и не на такое. Но это было позже. Сначала, плутая по коридорам и мостам замка, я не мог поверить в то, что жив! Я смотрелся в зеркала часами, я истязал себя огнем и сталью, чтобы каждую минуту убеждаться – я чувствую боль, я вижу и осязаю себя. Я живой, черт возьми. Я был почти мертвым – понимаете? Почти мертвым – и вот я снова жив.
«Монах» махнул рукой. Пламя зажженных вкруговую факелов плеснуло огненными плетьми, сплелось над нашими головами в диковинный узел и погасло. Миг – и факелы снова горят ровно.
– Моя сила возрастает со временем. Возрастает по мере того, как я утверждаюсь в мысли, что в этих землях все подвластно мне. Понимаете? Я хочу – и я делаю. Без всякого усилия.
Оружейник с усилием сглотнул. Потер шею ладонью.
– Серега, – позвал он, – не мог бы ты…
– Конечно…
Коростелев мягко опустился на стул. Взял новую плошку и налил себе воды. Сделал два медленных глотка. Он нисколько не запыхался.
– Наверное, года полтора у меня ушло на то, чтобы разложить все случившееся по полочкам. Поставить задачи, провести необходимые эксперименты, прописать и продумать промежуточные итоги. Так много и плодотворно я никогда еще не работал. – Внезапно он усмехнулся. – Прошло два года, и я поймал себя на мысли, что абсолютно забыл о своем желании вернуться домой, в свой мир, из этого кошмарного измерения. К тому же Поля перестали казаться мне кошмаром. Я полностью подчинил себе это пространство.
Я почувствовал, что мой огонь возвращается ко мне. Голова работала ясно, мышцам вернулись упругость и сила. А оружейник все растирал себе шею, моргал, стучал пальцами по столу, щурился.
– Слушай, я не понимаю… – заговорил он. – Ты каким-то образом обрел могущество, и… Нет, то есть… Слушай, как это все получилось?
– Пожалуйста, – улыбнулся «монах». – Могу пояснить. Вы, ребята, никогда не задумывались о том, что в Полях совершенно отсутствует магия? Казалось бы, общий антураж сотворенного Создателями мира предполагает существ, наделенных магическими способностями. Так ведь ничего подобного. Есть твари сверхъестественного вида, необычного поведения и вовсе невероятной кровожадности, но и их жизнь подчинена вполне реальным законам местной природы. Местной природы, прошу заметить. Никто из детей Поля не имеет ни малейшего понятия о магии и колдовстве.
– А Старейшие и Всевидящие? – встрял я. – А листвяные призраки? Да мало ли еще кто… А дети Поля Кладбища?
– Листвяные призраки? Приходилось о них слышать. Призраки – всего лишь предмет флоры. Они функционируют в соответствии с заложенной в них Создателями программой. По сути, поведенческая модель этих призраков ничем не отличается от модели так называемых хищных растений из общего мира. Подманивая, пожирают – только и всего. Старейшие и Всевидящие? Они способны лишь собирать информацию, то есть на ту функцию, на которую запрограммировали их Создатели. Не более того, понимаете? И дети Поля Кладбища – тоже…
Макс широко раскрыл глаза и с полуоткрытым ртом покачивал головой – будто уже понял, к чему клонил его приятель. И не было теперь подозрения в его взгляде. Скорее боязнь поверить. И еще было предвкушение чего-то грандиозного.
– Итак, тот факт, что в Игре совершенно нет магии, установлен.
Коростелев вскочил со стула и расхаживал перед нами, расслабленно помахивая кистями, совсем как лектор перед аудиторией. С той только разницей, что лекторы, как бы ни увлекались рассказом, никогда не взлетают на потолок и не вышагивают по стенам…
– Идем дальше, – продолжал Коростелев, медленно прогуливаясь по стене, как гигантская муха. – Как были созданы Поля? Посредством преломления векторов биоизлучения на заданном отрезке пространства. Характер источника? Психоэнергетика критичной мощности. Результат? Полная материализация психообразов. А что это значит?
Коростелев выждал паузу, как бы предполагая, что на этот вопрос ответим мы сами. Я, конечно, ничего не сказал, а Макс лишь неопределенно промычал, показывая, что понимает, о чем идет речь, только сформулировать не может.
– А это значит, что природа феномена Полей полностью совпадает с природой того комплекса психофизической энергетики, который принято называть магией. Понимаете, ребята? – сбился «монах» с лекторского тона и слетел на пол. – Поля и есть магия. Потому-то здесь никому магия недоступна. Герань в горшочке не может быть сама себе садовником. Магия доступна лишь тем, кто создал Поля. Людям из общего мира. Людям расы Создателей. Мне. Вам, Никита. Тебе, Максим.
– Погоди, погоди… – наморщился Макс. – Ты хочешь сказать, что способности, которыми обладаешь ты, могут получить и другие люди?
Коростелев кивнул.
– Никита – тому пример, – сказал он. – Насколько я понял из твоего рассказа, его способности открылись ему вследствие сильнейшего эмоционального потрясения. Как и мне мои, впрочем. Дети Полей называют его Разрушителем? Зря. Не обижайтесь, Никита, но вы – слабейший из всей расы Создателей. – Он обернулся к Максу. – Воспринимая способности не как данность, а как дар, Никита с самого начала сам для себя выработал механизм… э-э… включения способностей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45