Лишь Горячие Камни остались нетронутыми, потому что не было силы, чтобы опрокинуть эту пронзавшую небо громаду. Горячие Камни – чудовищная скала, изрытая пещерами, покрытая, как извилистыми шрамами, каменными лестницами, – была и впрямь огненно горяча, точно где-то в толще скалы прятался пышущий жаром стержень. С нижних уступов открывался вид на все Поле, со средних ничего не было видно, кроме стелющихся внизу тяжелых облаков, похожих на пропитанное водой тряпье.
А на вершине, объятые вечным пламенем, возвышались крепостные стены замка Создателей – Пылающие Башни. Никто из детей Поля не мог приблизиться к Пылающим Башням. Вечное пламя пожрало бы смельчака, если б такой объявился хоть однажды.
Когда Полей стало больше, когда Создатели исчезли с тем, чтобы никогда не вернуться, вечное пламя стало потухать, а скоро и вовсе пропало. Горячие Камни перестали быть горячими, но все еще хранили тепло Создателей. И Пылающие Башни остались чернеть под обожженным небом. Враждующие кланы – Золотой Дракон и Мертвый Дом, сражавшиеся ранее за Башни, забыли о Камнях. Дети Поля постепенно обживали Скалу – так они назвали ее, предав забвению старое имя. Они селились на нижних уступах и редко – на средних, потому что огонь, зажженный их руками, бледнел и гас от недостатка кислорода уже на пути к верхним уступам.
И хотя Создателей больше не было в Пылающих Башнях и давно погасло вечное пламя, к верхним уступам никто не ходил. Дети Поля, живущие на Скале, складывали легенды о злобных духах, обитающих там.
И к Пылающим Башням до сих пор никто не смел приближаться.
Небеса изменили свой цвет – от багряно-красного к тяжелому медному. Близилось время сна, когда с верхних уступов Скалы по длинной, вьющейся серпантином лестнице на площадку шириной в сотню шагов спустился человек в темной одежде. Путь с верхних уступов был долог; закончив спуск, человек присел на жухлую траву в паутинной тени иссохшего дерева. Он тяжело дышал, слишком прозрачный воздух с трудом насыщал его легкие. Поднявшись, он осмотрелся – на площадке, покрытой скудной растительностью, кроме прилепившейся к серой стене хижины, не было ничего. Человек в темной одежде вытащил из-за пазухи странного вида ожерелье: нанизанные на бечеву округлые дощечки, похожие на монетки. Дощечек было четыре, и на первой раскинул крылья искусно изображенный белогрудый орел.
Дверь хижины открылась, оттуда показался косматый бородач в одежде из звериных шкур.
– Чего тебе? – выкрикнул косматый.
Человек в темной одежде поспешно поднялся.
– Ты живешь здесь? – неожиданно тонким голосом спросил он.
– Об этом ты мог бы и не спрашивать. Конечно, живу. Что еще, по-твоему, я здесь делаю?
Глаза пришельца стали беспокойными.
– Подойди ко мне, – попросил он.
Косматый и не подумал выполнить просьбу.
– Мне нужно видеть, как ты ходишь, – сказал пришелец почти умоляюще.
– Ты пришел с нижних уступов или с Подножия?
– Я пришел снизу, и я шел очень долго.
– Ты долго шел, чтобы посмотреть на мою походку? Внизу нет других развлечений?
– Подойди ко мне, прошу тебя!
Косматый пожал плечами. Он сделал несколько шагов по направлению к незнакомцу и остановился. Левая нога косматого при ходьбе неестественно искривлялась; прогибалась в колене назад, будто в ноге был перевернут коленный сустав.
– Этого достаточно?
– Не так давно ты убил птицу.
– Что?
– Ты убил белогрудого орла.
В голосе косматого прорезалось раздражение:
– Я убил белогрудого орла! – подтвердил он. – Птица села на то дерево, под которым стоишь ты. Я чуть приоткрыл дверь хижины и всадил стрелу орлу под клюв. Я боялся, что он рухнет туда… – косматый указал рукой на край площадки, где начиналось затянутое белесым туманом небытие, – но он повис в ветвях. Я совершил какое-то преступление? Почему тебе интересна моя охота?
Человек в темном не ответил – если, конечно, вообще собирался отвечать. А косматый вдруг хлопнул в ладоши.
– Ты – оракул! – воскликнул он. – Ты служишь Старейшим и Всевидящим! Я никогда не видел таких, как ты, я только слышал о вас. Здесь редко кого можно увидеть… Скажи, а мне не полагается никакого вознаграждения за то, что я оказал тебе помощь?
– Ты не слишком перетрудился, – заметил пришелец.
– Но я мог вообще не отвечать.
– В таком случае я был бы вынужден оплатить сведения.
– Ты меня обманул!
– Я ничего тебе не обещал.
Проговорив это, оракул вернулся к лестнице и шагнул на первую ступеньку. Косматый проследил за тем, как он поднялся высоко по стене, потом, коротко зарычав, поспешно захромал в хижину. Когда он появился на площадке с охотничьим арбалетом в руках, оракула уже не было видно – очевидно, он свернул на одной из бесчисленных лестничных развилок и затерялся между уступами Скалы.
Косматый выругался и швырнул себе под ноги арбалет.
Ступени привели оракула в узкую сквозную пещеру. Пещера заканчивалась обширной – шириною в пятьсот шагов – площадкой, огороженной каменными валунами с трех сторон и стеной Скалы – с четвертой. Нависающая треугольная плита давала обильную тень. Из-под плиты тонкой струйкой бил вниз горный родник. Защищенные тенью, но и не страдающие совсем от недостатка света съедобные растения возвышались над ухоженными грядками. Это было удобное место для жилья – десяток хижин, расположенных полукругом, являлись тому безусловным свидетельством.
Небеса приняли цвет темной меди – время сна началось.
Оракул отсчитал с правого края третью хижину, ступая тяжело, как очень утомленный человек, подошел к ней и осторожно приоткрыл дверь.
В хижине было темно. Оракул тихонько позвал, но никто ему не ответил. Ему пришлось выйти и вытащить из крыши несколько жердей, чтобы небеса пустили через образовавшуюся щель в хижину световой луч. Оракул, пригнувшись, снова вошел в хижину. Прошел несколько шагов и остановился. На земляном полу, вытянув руки вдоль туловища, лежала обнаженная женщина сорока или сорока пяти лет. Женщина, уже не нуждавшаяся в одежде, оставалась неподвижной, глаза ее были закрыты, а бледная, синеватая кожа еще не успела потемнеть. Оракул легко перевернул застывшее тело и склонился над ним. Под правой лопаткой умершей виднелось гнездо бородавок. Оракул внимательно пересчитал бородавки – их оказалось семь. Тогда он вернул тело в исходное положение, на корточках переместился к изголовью и принялся перебирать длинные, тщательно расчесанные волосы. На темени обнаружилось густо-синее пятно неправильной формы – непременный признак отравления соком цигуды.
Заслышав шорох в недрах соседней хижины, оракул оставил мертвую, выбрался наружу и поспешно покинул селение. Он не знал, как отнесутся люди к тому, что посторонний человек украдкой посетил последнее пристанище их соплеменницы, – и не хотел рисковать.
Судя по всему, в селении осталось мало людей, но те, кто остался, несомненно, изменились. Ему не хотелось попадаться им на глаза.
Миновав сквозную пещеру, он поднялся далеко наверх, остановился на ступеньках, глядя себе под ноги. Отвесную стену Скалы облизывали языки тумана. Оракул вытащил свое ожерелье, снял с бечевы округлую дощечку и уронил ее в туман. Слоистая белесая бездна поглотила дощечку беззвучно. Точно так же, как и предыдущую – первую, – с изображением орла. Теперь на бечеве оставалось две дощечки.
Далеко к западу от Скалы, где рыжий песок чернеет от влаги вечных туманов, где по берегам соленых озер растут из трещин в земле, словно диковинные цветы, белые фонтаны ядовитых гейзеров, живет Старейший и Всевидящий Ун. Его жилище – вырытая в земле продолговатая яма, прикрытая сверху почерневшим от времени панцирем гигантского краба арх. Стены просторной ямы блестят от голубого инея, но Старейший и Всевидящий не чувствует холода. Его тело не требует пищи и не нуждается в одежде. Он очень стар, но никогда не был молодым. Он сотворен Создателями таким, каков он сейчас. Все создания Полей стареют, умирают, размножаются и снова стареют, но Старейшие неизменны и вечны. Старейшие не похожи один на другого; чем больше сила Старейшего, тем больше он отличается от прочих детей Поля. Только смерть от стали или огня может овладеть им. Такова была воля Создателей.
Не шелохнувшись, Ун выходит из своего жилища и внимательно оглядывает затянутые туманом окрестности.
Никого.
Он ждет и ждет долго.
Наконец он слышит – глухо стучат копыта.
Старейший и Всевидящий Ун видит шестерых всадников, скачущих сквозь туман. Всадники с ног до головы закутаны в серые плащи, лишь через узкие щели поблескивают глаза. Голубой иней оседает на чешуе и рогах их скакунов.
Через несколько минут всадники уже возле жилища с крышей из крабового панциря. Они спешиваются и друг за другом входят в яму. Останавливаются и, переминаясь с ноги на ногу, молча смотрят на белеющее в потемках голое тело Старейшего. Они не решаются говорить, ждут, пока Ун заговорит первым. И Ун говорит.
– Приветствую воинов народа симерши. Здоров ли Крат?
– Крат, Полноправный и Единственный Правитель Поля Руин, здоров и силен, – поспешно отвечают шестеро. – Крат шлет поклон Старейшему и Всевидящему.
Ун смеется – но так, что пришельцы не видят этого. За последние два дня он получил поклоны от пятерых Полноправных и Единственных Правителей Поля Руин. Этот – шестой. Да, Поле Руин слишком обширно для живущих на нем народов.
– Чего хочет Крат? – спрашивает Ун. Старейшему и Всевидящему скучно задавать вопросы, на которые он знает ответы. Но именно так нужно общаться со смертными, чтобы они понимали.
– Правитель Крат хочет, чтобы Старейший указал время появления Разрушителя, – проговорил один из шестерых.
Ун кивает. Пятеро других Полноправных и Единственных хотели того же.
– Место появления известно всем, – робко добавляет один из шестерых.
– Разрушитель придет, чтобы забрать каф, – говорит второй.
– Каф достанется народу гхимеши, – говорит третий.
– Гхимеши отступники! Так постановил Совет! – восклицает четвертый.
– Разрушитель достанет еще два кафа. Разрушитель не должен сделать этого, – говорит пятый.
Старейший и Всевидящий Ун медленно кивает.
– Пусть люди из общего мира уходят из Полей, – выговаривает первый и пытается заглянуть в глаза Уну.
Шестеро напряженно ждут, когда Старейший кивнет еще раз:
– Совет постановил так, – после чего они облегченно вздыхают и переглядываются. Тот, кто проговаривал опасную фразу, даже смеется. И поднимает капюшон с головы. Глаза его – очень длинные, почти совершенно смыкающиеся над переносицей, влажно блестят. Голова, покрытая вместо волос коричневыми пигментными пятнами, мокра от пота.
– Я скажу вам, когда придет Разрушитель, – слышен голос Уна. – Но не сейчас.
Оторопелое молчание.
– Все знают, что Разрушитель придет за кафом на Скалу! – торопится обнаживший лицо пришелец. – Но никто, кроме Всевидящего Уна, не знает – когда он придет! Воины нашего народа ходят дозором вокруг Скалы. Вокруг Скалы мы видели и других воинов. Мы не нападали на них, потому что знали: они хотят того же, что и мы – помешать Разрушителю. Мы согласны ждать сколько угодно, сколько понадобится, но нам нужно знать час, когда придет Разрушитель. Воинов у Подножия становится все больше и больше. Воины шести народов собираются туда. Шести враждующих народов, Старейший Ун! Симерши не нападают на нечестивцев, не признающих власти Полноправного и Единственного Правителя Крата, но что будет, если нечестивцы не удержатся и ударят первыми? Воины шести разных народов сойдутся в битве! Дети Поля Руин перережут друг друга, а Разрушитель свободно пройдет на Скалу! Не потому ли он и медлит? Скажи, долго ли нам ждать его? Старейший и Всевидящий Ун силен разумом, сильнее прочих Старейших. Он способен узнать час появления Разрушителя, он может назвать нам час. Если бы мы знали час, когда Разрушитель придет за кафом, мы бы ушли с Подножия, и другие воины ушли бы с Подножия, чтобы вернуться в срок, и не было бы резни и ненужных смертей. Дети Поля сами разберутся между собой – но лишь после того, как минует опасность со стороны расы Создателей.
Ун устало опускает веки. Члены Совета делают все, что в их силах, ни границы Полей, ни распри народов не могут помешать Совету. Разрушителя ждут и в Лесном Поле. Приграничье кишит охотниками из Итта. Разрушителю придется очень постараться, чтобы проникнуть в Поле Руин через Лесное Поле. Если он решится идти в Поле Руин напрямую из общего мира, ему будет еще сложнее. Ловушки ждут Разрушителя на месте каждого возможного прохода. Совет делает все, что в его силах, но сознает: когда б не разгулявшиеся межплеменные распри, можно было организовать оборону много мощнее. Абсолютно непроницаемую оборону.
– Почему Всевидящий Ун не хочет сказать нам час, когда придет Разрушитель? Может быть… – Пришелец с обнаженным лицом захлебывается в догадке. – Может быть, Всевидящий не хочет говорить это симерши?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
А на вершине, объятые вечным пламенем, возвышались крепостные стены замка Создателей – Пылающие Башни. Никто из детей Поля не мог приблизиться к Пылающим Башням. Вечное пламя пожрало бы смельчака, если б такой объявился хоть однажды.
Когда Полей стало больше, когда Создатели исчезли с тем, чтобы никогда не вернуться, вечное пламя стало потухать, а скоро и вовсе пропало. Горячие Камни перестали быть горячими, но все еще хранили тепло Создателей. И Пылающие Башни остались чернеть под обожженным небом. Враждующие кланы – Золотой Дракон и Мертвый Дом, сражавшиеся ранее за Башни, забыли о Камнях. Дети Поля постепенно обживали Скалу – так они назвали ее, предав забвению старое имя. Они селились на нижних уступах и редко – на средних, потому что огонь, зажженный их руками, бледнел и гас от недостатка кислорода уже на пути к верхним уступам.
И хотя Создателей больше не было в Пылающих Башнях и давно погасло вечное пламя, к верхним уступам никто не ходил. Дети Поля, живущие на Скале, складывали легенды о злобных духах, обитающих там.
И к Пылающим Башням до сих пор никто не смел приближаться.
Небеса изменили свой цвет – от багряно-красного к тяжелому медному. Близилось время сна, когда с верхних уступов Скалы по длинной, вьющейся серпантином лестнице на площадку шириной в сотню шагов спустился человек в темной одежде. Путь с верхних уступов был долог; закончив спуск, человек присел на жухлую траву в паутинной тени иссохшего дерева. Он тяжело дышал, слишком прозрачный воздух с трудом насыщал его легкие. Поднявшись, он осмотрелся – на площадке, покрытой скудной растительностью, кроме прилепившейся к серой стене хижины, не было ничего. Человек в темной одежде вытащил из-за пазухи странного вида ожерелье: нанизанные на бечеву округлые дощечки, похожие на монетки. Дощечек было четыре, и на первой раскинул крылья искусно изображенный белогрудый орел.
Дверь хижины открылась, оттуда показался косматый бородач в одежде из звериных шкур.
– Чего тебе? – выкрикнул косматый.
Человек в темной одежде поспешно поднялся.
– Ты живешь здесь? – неожиданно тонким голосом спросил он.
– Об этом ты мог бы и не спрашивать. Конечно, живу. Что еще, по-твоему, я здесь делаю?
Глаза пришельца стали беспокойными.
– Подойди ко мне, – попросил он.
Косматый и не подумал выполнить просьбу.
– Мне нужно видеть, как ты ходишь, – сказал пришелец почти умоляюще.
– Ты пришел с нижних уступов или с Подножия?
– Я пришел снизу, и я шел очень долго.
– Ты долго шел, чтобы посмотреть на мою походку? Внизу нет других развлечений?
– Подойди ко мне, прошу тебя!
Косматый пожал плечами. Он сделал несколько шагов по направлению к незнакомцу и остановился. Левая нога косматого при ходьбе неестественно искривлялась; прогибалась в колене назад, будто в ноге был перевернут коленный сустав.
– Этого достаточно?
– Не так давно ты убил птицу.
– Что?
– Ты убил белогрудого орла.
В голосе косматого прорезалось раздражение:
– Я убил белогрудого орла! – подтвердил он. – Птица села на то дерево, под которым стоишь ты. Я чуть приоткрыл дверь хижины и всадил стрелу орлу под клюв. Я боялся, что он рухнет туда… – косматый указал рукой на край площадки, где начиналось затянутое белесым туманом небытие, – но он повис в ветвях. Я совершил какое-то преступление? Почему тебе интересна моя охота?
Человек в темном не ответил – если, конечно, вообще собирался отвечать. А косматый вдруг хлопнул в ладоши.
– Ты – оракул! – воскликнул он. – Ты служишь Старейшим и Всевидящим! Я никогда не видел таких, как ты, я только слышал о вас. Здесь редко кого можно увидеть… Скажи, а мне не полагается никакого вознаграждения за то, что я оказал тебе помощь?
– Ты не слишком перетрудился, – заметил пришелец.
– Но я мог вообще не отвечать.
– В таком случае я был бы вынужден оплатить сведения.
– Ты меня обманул!
– Я ничего тебе не обещал.
Проговорив это, оракул вернулся к лестнице и шагнул на первую ступеньку. Косматый проследил за тем, как он поднялся высоко по стене, потом, коротко зарычав, поспешно захромал в хижину. Когда он появился на площадке с охотничьим арбалетом в руках, оракула уже не было видно – очевидно, он свернул на одной из бесчисленных лестничных развилок и затерялся между уступами Скалы.
Косматый выругался и швырнул себе под ноги арбалет.
Ступени привели оракула в узкую сквозную пещеру. Пещера заканчивалась обширной – шириною в пятьсот шагов – площадкой, огороженной каменными валунами с трех сторон и стеной Скалы – с четвертой. Нависающая треугольная плита давала обильную тень. Из-под плиты тонкой струйкой бил вниз горный родник. Защищенные тенью, но и не страдающие совсем от недостатка света съедобные растения возвышались над ухоженными грядками. Это было удобное место для жилья – десяток хижин, расположенных полукругом, являлись тому безусловным свидетельством.
Небеса приняли цвет темной меди – время сна началось.
Оракул отсчитал с правого края третью хижину, ступая тяжело, как очень утомленный человек, подошел к ней и осторожно приоткрыл дверь.
В хижине было темно. Оракул тихонько позвал, но никто ему не ответил. Ему пришлось выйти и вытащить из крыши несколько жердей, чтобы небеса пустили через образовавшуюся щель в хижину световой луч. Оракул, пригнувшись, снова вошел в хижину. Прошел несколько шагов и остановился. На земляном полу, вытянув руки вдоль туловища, лежала обнаженная женщина сорока или сорока пяти лет. Женщина, уже не нуждавшаяся в одежде, оставалась неподвижной, глаза ее были закрыты, а бледная, синеватая кожа еще не успела потемнеть. Оракул легко перевернул застывшее тело и склонился над ним. Под правой лопаткой умершей виднелось гнездо бородавок. Оракул внимательно пересчитал бородавки – их оказалось семь. Тогда он вернул тело в исходное положение, на корточках переместился к изголовью и принялся перебирать длинные, тщательно расчесанные волосы. На темени обнаружилось густо-синее пятно неправильной формы – непременный признак отравления соком цигуды.
Заслышав шорох в недрах соседней хижины, оракул оставил мертвую, выбрался наружу и поспешно покинул селение. Он не знал, как отнесутся люди к тому, что посторонний человек украдкой посетил последнее пристанище их соплеменницы, – и не хотел рисковать.
Судя по всему, в селении осталось мало людей, но те, кто остался, несомненно, изменились. Ему не хотелось попадаться им на глаза.
Миновав сквозную пещеру, он поднялся далеко наверх, остановился на ступеньках, глядя себе под ноги. Отвесную стену Скалы облизывали языки тумана. Оракул вытащил свое ожерелье, снял с бечевы округлую дощечку и уронил ее в туман. Слоистая белесая бездна поглотила дощечку беззвучно. Точно так же, как и предыдущую – первую, – с изображением орла. Теперь на бечеве оставалось две дощечки.
Далеко к западу от Скалы, где рыжий песок чернеет от влаги вечных туманов, где по берегам соленых озер растут из трещин в земле, словно диковинные цветы, белые фонтаны ядовитых гейзеров, живет Старейший и Всевидящий Ун. Его жилище – вырытая в земле продолговатая яма, прикрытая сверху почерневшим от времени панцирем гигантского краба арх. Стены просторной ямы блестят от голубого инея, но Старейший и Всевидящий не чувствует холода. Его тело не требует пищи и не нуждается в одежде. Он очень стар, но никогда не был молодым. Он сотворен Создателями таким, каков он сейчас. Все создания Полей стареют, умирают, размножаются и снова стареют, но Старейшие неизменны и вечны. Старейшие не похожи один на другого; чем больше сила Старейшего, тем больше он отличается от прочих детей Поля. Только смерть от стали или огня может овладеть им. Такова была воля Создателей.
Не шелохнувшись, Ун выходит из своего жилища и внимательно оглядывает затянутые туманом окрестности.
Никого.
Он ждет и ждет долго.
Наконец он слышит – глухо стучат копыта.
Старейший и Всевидящий Ун видит шестерых всадников, скачущих сквозь туман. Всадники с ног до головы закутаны в серые плащи, лишь через узкие щели поблескивают глаза. Голубой иней оседает на чешуе и рогах их скакунов.
Через несколько минут всадники уже возле жилища с крышей из крабового панциря. Они спешиваются и друг за другом входят в яму. Останавливаются и, переминаясь с ноги на ногу, молча смотрят на белеющее в потемках голое тело Старейшего. Они не решаются говорить, ждут, пока Ун заговорит первым. И Ун говорит.
– Приветствую воинов народа симерши. Здоров ли Крат?
– Крат, Полноправный и Единственный Правитель Поля Руин, здоров и силен, – поспешно отвечают шестеро. – Крат шлет поклон Старейшему и Всевидящему.
Ун смеется – но так, что пришельцы не видят этого. За последние два дня он получил поклоны от пятерых Полноправных и Единственных Правителей Поля Руин. Этот – шестой. Да, Поле Руин слишком обширно для живущих на нем народов.
– Чего хочет Крат? – спрашивает Ун. Старейшему и Всевидящему скучно задавать вопросы, на которые он знает ответы. Но именно так нужно общаться со смертными, чтобы они понимали.
– Правитель Крат хочет, чтобы Старейший указал время появления Разрушителя, – проговорил один из шестерых.
Ун кивает. Пятеро других Полноправных и Единственных хотели того же.
– Место появления известно всем, – робко добавляет один из шестерых.
– Разрушитель придет, чтобы забрать каф, – говорит второй.
– Каф достанется народу гхимеши, – говорит третий.
– Гхимеши отступники! Так постановил Совет! – восклицает четвертый.
– Разрушитель достанет еще два кафа. Разрушитель не должен сделать этого, – говорит пятый.
Старейший и Всевидящий Ун медленно кивает.
– Пусть люди из общего мира уходят из Полей, – выговаривает первый и пытается заглянуть в глаза Уну.
Шестеро напряженно ждут, когда Старейший кивнет еще раз:
– Совет постановил так, – после чего они облегченно вздыхают и переглядываются. Тот, кто проговаривал опасную фразу, даже смеется. И поднимает капюшон с головы. Глаза его – очень длинные, почти совершенно смыкающиеся над переносицей, влажно блестят. Голова, покрытая вместо волос коричневыми пигментными пятнами, мокра от пота.
– Я скажу вам, когда придет Разрушитель, – слышен голос Уна. – Но не сейчас.
Оторопелое молчание.
– Все знают, что Разрушитель придет за кафом на Скалу! – торопится обнаживший лицо пришелец. – Но никто, кроме Всевидящего Уна, не знает – когда он придет! Воины нашего народа ходят дозором вокруг Скалы. Вокруг Скалы мы видели и других воинов. Мы не нападали на них, потому что знали: они хотят того же, что и мы – помешать Разрушителю. Мы согласны ждать сколько угодно, сколько понадобится, но нам нужно знать час, когда придет Разрушитель. Воинов у Подножия становится все больше и больше. Воины шести народов собираются туда. Шести враждующих народов, Старейший Ун! Симерши не нападают на нечестивцев, не признающих власти Полноправного и Единственного Правителя Крата, но что будет, если нечестивцы не удержатся и ударят первыми? Воины шести разных народов сойдутся в битве! Дети Поля Руин перережут друг друга, а Разрушитель свободно пройдет на Скалу! Не потому ли он и медлит? Скажи, долго ли нам ждать его? Старейший и Всевидящий Ун силен разумом, сильнее прочих Старейших. Он способен узнать час появления Разрушителя, он может назвать нам час. Если бы мы знали час, когда Разрушитель придет за кафом, мы бы ушли с Подножия, и другие воины ушли бы с Подножия, чтобы вернуться в срок, и не было бы резни и ненужных смертей. Дети Поля сами разберутся между собой – но лишь после того, как минует опасность со стороны расы Создателей.
Ун устало опускает веки. Члены Совета делают все, что в их силах, ни границы Полей, ни распри народов не могут помешать Совету. Разрушителя ждут и в Лесном Поле. Приграничье кишит охотниками из Итта. Разрушителю придется очень постараться, чтобы проникнуть в Поле Руин через Лесное Поле. Если он решится идти в Поле Руин напрямую из общего мира, ему будет еще сложнее. Ловушки ждут Разрушителя на месте каждого возможного прохода. Совет делает все, что в его силах, но сознает: когда б не разгулявшиеся межплеменные распри, можно было организовать оборону много мощнее. Абсолютно непроницаемую оборону.
– Почему Всевидящий Ун не хочет сказать нам час, когда придет Разрушитель? Может быть… – Пришелец с обнаженным лицом захлебывается в догадке. – Может быть, Всевидящий не хочет говорить это симерши?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45