Правда, тогда он действовал как врач, напомнила она себе.
Налив в лохань воды, Оливия сняла ночную рубашку. Затем бросила быстрый взгляд на Энтони, но он, напевая вполголоса, старательно трудился над картой.
Торопливо окунув кончик полотенца в горячую воду, она потерла его мылом и, как губкой, намылила тело. Боже, как хорошо! На миг она даже забыла об Энтони. Однако, услышав какое-то движение у себя за спиной, тотчас схватила полотенце, чтобы прикрыться. С ее губ слетело негодующее восклицание. Он же просто перешел к шахматной доске, по-прежнему не оборачиваясь.
— Вижу, вы решили задачку, — небрежно заметил он. — Впрочем, она была не особенно трудной.
— Тогда почему вы не закончили ее сами? — спросила она, уже торопливо вытираясь.
— Просто меня куда-то позвали. — Взяв из деревянного ящичка несколько фигурок, Энтони расставил их по клеткам. — Посмотрим теперь, как вы справитесь вот с этим.
Оливия сунула голову в вырез чистой ночной рубашки. Ее облегченный вздох прозвучал достаточно громко, и Энтони тут же обернулся. В глазах его пряталась улыбка. Подойдя к девушке, он обхватил ладонями ее лицо, затем провел рукой по черным влажным локонам, причесывая и взбивая ее волосы.
— Говорил же, что я вполне приличный парикмахер.
Он рассмеялся и осторожно дотронулся до ее губ.
— У вас такая чудесная кожа. Прямо как густые сливки. И изумительные глаза. Черные и мягкие, как бархат.
Оливия пристально смотрела на него. Ей впервые говорили такое.
— Вы… вы пытаетесь меня соблазнить?
— Пока нет. — Он вновь рассмеялся и ущипнул ее зад.
— Я никогда не занимаюсь этим натощак. — Оливия в ужасе отшатнулась.
— Мне кажется, вы распутник, — произнесла она. — И я не позволю вам соблазнить меня.
— Неужели? — Он вопросительно приподнял бровь. — Хотя в данный момент этот вопрос представляет чисто академический интерес.
Отвернувшись от нее, Энтони стянул через голову рубашку. Какая загорелая спина! А сам он высокий, стройный и гибкий…
Оливия ощутила странную тяжесть внизу живота. Она сразу же отвела взгляд, схватила изумрудный шарф и принялась его старательно, завязывать у себя на талии. Однако, услышав звяканье пряжки ремня, она непроизвольно вновь взглянула на Энтони.
Сбросив штаны, он как раз переступал через них. Рот Оливии приоткрылся в немом изумлении.
— Вы сказали, что привыкли к виду мужского тела, — сказал он. — Без фиговых листков.
Конечно! Но к виду мужского тела, изображенного на бумаге или отлитого из бронзы. Оливия не могла вымолвить ни слова. Энтони тем временем склонился над лоханью и плеснул себе в лицо воды. Взгляду Оливии предстали его плоские ягодицы, крепкий торс и сильные ноги. Между бедер Оливия рассмотрела лишь неясную тень его мужского естества.
— Человеческое тело — величайшее из чудес, — произнес Энтони менторским тоном. — Причем любое: худое, толстое, короткое, длинное. Все изгибы, все формы его прекрасны.
С этими словами он повернулся к ней лицом и стал тереть свой торс полотенцем, которое использовала Оливия.
В его словах чувствовался вызов, и она не стала отводить взгляд — да и не смогла бы при всем своем желании, столь великолепно он был сложен. Солнце позолотило каждый дюйм его кожи и выбелило волосы на груди и на лобке. Оливия вдруг с изумлением поняла, что ее волнует лишь отсутствие естественной реакции с его стороны.
Вместо понятного девического ужаса при виде обнаженного мужчины она испытала лишь смущение и разочарование. Неужели он даже не находит ее привлекательной? По его поведению этого не скажешь или она слишком неопытна и ничего не понимает? Она вдруг залилась краской, но по-прежнему жадно пожирала его тело глазами.
— Может, предпочитаете пообедать на палубе? — непринужденно спросил Энтони. — Ночь чудесная, и на ветру ваши волосы быстро высохнут.
К огромному облегчению Оливии, он вновь отвернулся: его спина не вызывала в ней такого волнения.
— Вы не могли бы достать мне чистую рубашку из шкафа?
К ней все еще не вернулся дар речи, но рубашки стали прекрасным средством переключить внимание. Когда она протянула ему чистую одежду, его бедра уже были обернуты полотенцем.
— Премного благодарен. — Он продел руки в рукава и, не застегиваясь, подошел к другому шкафчику за чистыми штанами. — Так на палубе или в каюте? — еще раз спросил он, отбрасывая полотенце и надевая штаны. Оливия отметила, что он не носит нижнего белья. А ведь мужчины обычно надевают вниз подштанники.
Оставив распахнутым воротник, Энтони застегнул рубашку и заправил ее в штаны. Затем застегнул ремень, поправив ножны с коротким кинжалом на бедрах.
— На палубе, — наконец выдавила Оливия.
— Хорошо. — Он подошел к двери и позвал Адама, который появился почти мгновенно, как будто все это время ждал за дверью.
— Обед стынет, — проворчал он. — Что так долго?
— Мы пообедаем на верхней палубе, — отозвался Энтони — не обращая внимания на брюзжание слуги. — Скажи молодому Неду, чтобы он убрал каюту, пока мы будем наверху… Да, Адам, пить мы будем тот кларет тридцать восьмого года.
— Ага, — пробормотал Адам, входя в каюту. — У нас праздник, так?
— Нам есть что отпраздновать, — ответил Энтони.
— Да? — повторил Адам, скептически приподняв бровь, а затем многозначительно взглянул на Оливию: — Я вижу, вам не нужна ваша одежда.
— Я взяла на время эту, — стараясь сохранять достоинство, откликнулась она. — Но чтобы покинуть корабль, мне понадобится мое платье.
— Хотел бы я знать, когда это будет? — пробурчал Адам, доставая из буфета бутылку и два бокала. — Вот, возьмите. Энтони послушно взял их, кивнув Оливии:
— Идемте.
— Так когда же? — спросила она, выходя из каюты. Чтобы перешагнуть через высокий порог, ей пришлось подобрать свой широченный подол.
— Что «когда»? — переспросил Энтони, оставив дверь открытой, так что им было слышно, как Адам гремел посудой.
— Когда я покину «Танцующий ветер»? — раздраженно пояснила она. — Когда вы перестанете силой удерживать меня здесь?
— Так-то вы расцениваете мои действия? — неподдельно изумился он, когда они поднимались по трапу на палубу. — Вы свалились с утеса к ногам одного из моих часовых и потеряли сознание. Мы пришли вам на помощь и стали лечить ваши раны — и это вы называете похищением?
— Вы знали, кто я; могли послать сообщение, и кто-нибудь забрал бы меня. — Реальность вновь вытесняла волшебную сказку.
— Да, но, как вы могли заметить, у меня нет визитных карточек. Пираты обычно не наносят визитов местной знати, — серьезным тоном объяснил Энтони; глаза его светились весельем, которое одержало верх над неожиданно возникшей в ней неприязнью.
— Глупости какие! — возмутилась Оливия, взбираясь на верхнюю палубу. — Вы похитили меня и увезли в открытое море, вся моя семья считает, что меня уже нет в живых, и даже если я вернусь, моя репутация будет испорчена. — Она помолчала и добавила: — Впрочем, это не имеет особого значения, поскольку я не намерена выходить замуж, а такие вещи волнуют только потенциальных мужей.
Слушая этот словесный поток, Энтони распечатал бутылку и разлил густое рубиновое вино по бокалам. Недоверчиво поморщившись, он вдохнул аромат вина, затем кивнул и протянул бокал Оливии.
— Думаю, обет безбрачия не подразумевает обета целомудрия. Это не синонимы. — Он пристально смотрел на нее поверх края бокала.
Оливия поперхнулась от неожиданности. Энтони заботливо похлопал ее по спине.
— Полегче. Это слишком хорошее вино, чтобы пить его, как обычное пиво.
— О… о, я и не собиралась! — запротестовала Оливия; — Просто оно попало не в то горло.
— Понятно. — Он кивнул и прислонился спиной к поручням, глядя в усыпанное звездами небо. — Какая чудесная ночь!
Похоже, он оставил тему целомудрия, и Оливия робко пригубила вино. В темно-синем небе у самого горизонта висел серп луны, а прямо над ними белел Млечный Путь. «Танцующий ветер», ведомый твердой рукой штурвального, несся среди вздымающихся волн.
— Вы ориентируетесь по звездам?
— Менее опасная тема, да?
— Вы с помощью звезд определяете свое местоположение? — упрямо повторила она.
— После обеда я все покажу, — отозвался он и притянул Оливию к себе, чтобы дать дорогу Адаму и матросам, которые поднимались на палубу со столом, стульями, корзиной с тарелками и столовыми приборами. Застелив стол белоснежной скатертью, Адам зажег масляную лампу и поставил два прибора.
— Ну вот. Сейчас принесу мясо.
— Миледи Оливия… — Энтони с почтительным поклоном придвинул ей стул.
Оливия, не удержавшись от легкого реверанса, в душе посмеялась над своими босыми ногами и необычным платьем. Хозяин «Танцующего ветра» знал, как улучшить ее настроение. Словом, жестом, улыбкой он добивался желаемого. И хотя разум ее возмущался от столь грубого манипулирования, сердце поддалось его обаянию.
Адам поставил на стол блюдо жареной баранины, нашпигованной чесноком и сдобренной розмарином, чашу запеченного в углях картофеля, а также салат из зелени и грибов.
— Ой! — воскликнула Оливия. — Кажется, я никогда в жизни не была так голодна.
— Только ешьте медленно, — предостерег ее Энтони. — У вас в желудке почти три дня ничего не было. Не хотите же вы, чтобы вам стало плохо?
— Мне не будет плохо, — ответила Оливия, отрезая баранину. — Все так вкусно пахнет! Адам, вы просто гений!
Впервые за все время выражение лица пожилого слуги смягчилось, и губы его расплылись в улыбке.
— Хозяин прав, — хрипло отозвался он. — Желудок у вас сжался — будьте осторожны.
Оливия энергично тряхнула головой и принялась за мясо. Вкус его был таким же восхитительным, как и запах. Затем она съела политую маслом картофелину и отерла подбородок тыльной стороной ладони, слишком голодная, чтобы вспомнить о лежащей у нее на коленях изящной салфетке.
Энтони вновь наполнил бокалы и теперь с интересом наблюдал за своей гостьей. Было что-то очень чувственное в том, с каким огромным удовольствием она поглощала пищу. Почти с таким же энтузиазмом она утром пробиралась по веревочному трапу между «Танцующим ветром» и «Донной Еленой», чтобы принять участие в стычке. Оливия Гренвилл словно отбросила все то, что окружало и защищало ее, и обрела новое "я". Любопытно, проявит ли она такой же буйный темперамент в постели?
Он вспомнил о ее заявлении, что она никогда не выйдет замуж, и губы его тронула улыбка. Глупое утверждение для молодой женщины ее сословия. Тем не менее, глядя на ее твердо сжатый рот и вздернутый подбородок, он подумал, что она сможет настоять на своем. Судя по всему, Оливия Гренвилл сама определяет свою судьбу.
— Куда вы смотрите? — удивилась Оливия, внезапно заметив его пристальный взгляд.
— О, я просто наслаждаюсь вашим наслаждением, — небрежно ответил он, откидываясь на спинку стула и поднося к губам бокал. — Мне нечасто доводится видеть, как девушка благородного происхождения ест с таким удовольствием.
— Неужели я ем с такой жадностью? — вспыхнула Оливия.
— Нет, — покачал головой Энтони и наклонился вперед, чтобы вновь наполнить ее тарелку. — Я просто задавал себе вопрос: что еще вы поглощаете столь же энергично?
Положив на картошку кусочек масла, Оливия ответила:
— Книги. Я глотаю книги.
— Это я уже понял.
— У вас в каюте приличная библиотека. Где вы учились? — Оливия самодовольно улыбнулась, ибо ответ на этот коварный вопрос мог дать ей ключ к прошлому пирата.
— Я самоучка, — отозвался Энтони.
— Не верю, — сказала Оливия, пристально глядя на него.
— Ваше право. — Он пожал плечами и протянул руку, чтобы вновь наполнить ее бокал. — Хотите, я научу вас прокладывать курс по звездам?
Перспектива была слишком заманчивой, и Оливия с воодушевлением кивнула.
— Тогда идите сюда. — Он поднялся и, не выпуская из рук бокала, стал у штурвала за спиной рулевого. Затем обхватил Оливию за талию и притянул к себе, так что она вынуждена была прислониться к нему. — Видите Полярную звезду?
Оливия пыталась вникнуть в объяснения Энтони, но острота ее ума, похоже, притупилась. Она ощущала лишь крепкие объятия Энтони, надежность его руки у нее на талии, пропитанное вином дыхание, которое ласкало ее щеку, когда он называл ей созвездия. Звезды плыли у нее перед глазами, и она чувствовала себя тупицей, ибо в обычных обстоятельствах понять смысл произнесенного не составило бы для нее никакого труда.
Рука Энтони поползла вверх, и Оливия затаила дыхание. Но он спокойно продолжал урок, в то же самое время лаская мягкую округлость ее груди.
— Будете десерт?
— Да, да, — отозвалась Оливия, чуть ли не отпрыгнув от обнимавшей ее руки. — А что у нас на сладкое?
— Пирог с ревенем. — Адам поставил на стол блюдо с пирогом и кувшин густых сливок. — Боже, ну и аппетит у вас! — пробормотал он, оглядывая опустевший стол.
— Все так вкусно! — Сев за стол, Оливия взяла нож для пирога. Ее сердце билось слишком часто, и ей показалось, что голос слегка дрогнул, когда она, стараясь не терять самообладания, спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Налив в лохань воды, Оливия сняла ночную рубашку. Затем бросила быстрый взгляд на Энтони, но он, напевая вполголоса, старательно трудился над картой.
Торопливо окунув кончик полотенца в горячую воду, она потерла его мылом и, как губкой, намылила тело. Боже, как хорошо! На миг она даже забыла об Энтони. Однако, услышав какое-то движение у себя за спиной, тотчас схватила полотенце, чтобы прикрыться. С ее губ слетело негодующее восклицание. Он же просто перешел к шахматной доске, по-прежнему не оборачиваясь.
— Вижу, вы решили задачку, — небрежно заметил он. — Впрочем, она была не особенно трудной.
— Тогда почему вы не закончили ее сами? — спросила она, уже торопливо вытираясь.
— Просто меня куда-то позвали. — Взяв из деревянного ящичка несколько фигурок, Энтони расставил их по клеткам. — Посмотрим теперь, как вы справитесь вот с этим.
Оливия сунула голову в вырез чистой ночной рубашки. Ее облегченный вздох прозвучал достаточно громко, и Энтони тут же обернулся. В глазах его пряталась улыбка. Подойдя к девушке, он обхватил ладонями ее лицо, затем провел рукой по черным влажным локонам, причесывая и взбивая ее волосы.
— Говорил же, что я вполне приличный парикмахер.
Он рассмеялся и осторожно дотронулся до ее губ.
— У вас такая чудесная кожа. Прямо как густые сливки. И изумительные глаза. Черные и мягкие, как бархат.
Оливия пристально смотрела на него. Ей впервые говорили такое.
— Вы… вы пытаетесь меня соблазнить?
— Пока нет. — Он вновь рассмеялся и ущипнул ее зад.
— Я никогда не занимаюсь этим натощак. — Оливия в ужасе отшатнулась.
— Мне кажется, вы распутник, — произнесла она. — И я не позволю вам соблазнить меня.
— Неужели? — Он вопросительно приподнял бровь. — Хотя в данный момент этот вопрос представляет чисто академический интерес.
Отвернувшись от нее, Энтони стянул через голову рубашку. Какая загорелая спина! А сам он высокий, стройный и гибкий…
Оливия ощутила странную тяжесть внизу живота. Она сразу же отвела взгляд, схватила изумрудный шарф и принялась его старательно, завязывать у себя на талии. Однако, услышав звяканье пряжки ремня, она непроизвольно вновь взглянула на Энтони.
Сбросив штаны, он как раз переступал через них. Рот Оливии приоткрылся в немом изумлении.
— Вы сказали, что привыкли к виду мужского тела, — сказал он. — Без фиговых листков.
Конечно! Но к виду мужского тела, изображенного на бумаге или отлитого из бронзы. Оливия не могла вымолвить ни слова. Энтони тем временем склонился над лоханью и плеснул себе в лицо воды. Взгляду Оливии предстали его плоские ягодицы, крепкий торс и сильные ноги. Между бедер Оливия рассмотрела лишь неясную тень его мужского естества.
— Человеческое тело — величайшее из чудес, — произнес Энтони менторским тоном. — Причем любое: худое, толстое, короткое, длинное. Все изгибы, все формы его прекрасны.
С этими словами он повернулся к ней лицом и стал тереть свой торс полотенцем, которое использовала Оливия.
В его словах чувствовался вызов, и она не стала отводить взгляд — да и не смогла бы при всем своем желании, столь великолепно он был сложен. Солнце позолотило каждый дюйм его кожи и выбелило волосы на груди и на лобке. Оливия вдруг с изумлением поняла, что ее волнует лишь отсутствие естественной реакции с его стороны.
Вместо понятного девического ужаса при виде обнаженного мужчины она испытала лишь смущение и разочарование. Неужели он даже не находит ее привлекательной? По его поведению этого не скажешь или она слишком неопытна и ничего не понимает? Она вдруг залилась краской, но по-прежнему жадно пожирала его тело глазами.
— Может, предпочитаете пообедать на палубе? — непринужденно спросил Энтони. — Ночь чудесная, и на ветру ваши волосы быстро высохнут.
К огромному облегчению Оливии, он вновь отвернулся: его спина не вызывала в ней такого волнения.
— Вы не могли бы достать мне чистую рубашку из шкафа?
К ней все еще не вернулся дар речи, но рубашки стали прекрасным средством переключить внимание. Когда она протянула ему чистую одежду, его бедра уже были обернуты полотенцем.
— Премного благодарен. — Он продел руки в рукава и, не застегиваясь, подошел к другому шкафчику за чистыми штанами. — Так на палубе или в каюте? — еще раз спросил он, отбрасывая полотенце и надевая штаны. Оливия отметила, что он не носит нижнего белья. А ведь мужчины обычно надевают вниз подштанники.
Оставив распахнутым воротник, Энтони застегнул рубашку и заправил ее в штаны. Затем застегнул ремень, поправив ножны с коротким кинжалом на бедрах.
— На палубе, — наконец выдавила Оливия.
— Хорошо. — Он подошел к двери и позвал Адама, который появился почти мгновенно, как будто все это время ждал за дверью.
— Обед стынет, — проворчал он. — Что так долго?
— Мы пообедаем на верхней палубе, — отозвался Энтони — не обращая внимания на брюзжание слуги. — Скажи молодому Неду, чтобы он убрал каюту, пока мы будем наверху… Да, Адам, пить мы будем тот кларет тридцать восьмого года.
— Ага, — пробормотал Адам, входя в каюту. — У нас праздник, так?
— Нам есть что отпраздновать, — ответил Энтони.
— Да? — повторил Адам, скептически приподняв бровь, а затем многозначительно взглянул на Оливию: — Я вижу, вам не нужна ваша одежда.
— Я взяла на время эту, — стараясь сохранять достоинство, откликнулась она. — Но чтобы покинуть корабль, мне понадобится мое платье.
— Хотел бы я знать, когда это будет? — пробурчал Адам, доставая из буфета бутылку и два бокала. — Вот, возьмите. Энтони послушно взял их, кивнув Оливии:
— Идемте.
— Так когда же? — спросила она, выходя из каюты. Чтобы перешагнуть через высокий порог, ей пришлось подобрать свой широченный подол.
— Что «когда»? — переспросил Энтони, оставив дверь открытой, так что им было слышно, как Адам гремел посудой.
— Когда я покину «Танцующий ветер»? — раздраженно пояснила она. — Когда вы перестанете силой удерживать меня здесь?
— Так-то вы расцениваете мои действия? — неподдельно изумился он, когда они поднимались по трапу на палубу. — Вы свалились с утеса к ногам одного из моих часовых и потеряли сознание. Мы пришли вам на помощь и стали лечить ваши раны — и это вы называете похищением?
— Вы знали, кто я; могли послать сообщение, и кто-нибудь забрал бы меня. — Реальность вновь вытесняла волшебную сказку.
— Да, но, как вы могли заметить, у меня нет визитных карточек. Пираты обычно не наносят визитов местной знати, — серьезным тоном объяснил Энтони; глаза его светились весельем, которое одержало верх над неожиданно возникшей в ней неприязнью.
— Глупости какие! — возмутилась Оливия, взбираясь на верхнюю палубу. — Вы похитили меня и увезли в открытое море, вся моя семья считает, что меня уже нет в живых, и даже если я вернусь, моя репутация будет испорчена. — Она помолчала и добавила: — Впрочем, это не имеет особого значения, поскольку я не намерена выходить замуж, а такие вещи волнуют только потенциальных мужей.
Слушая этот словесный поток, Энтони распечатал бутылку и разлил густое рубиновое вино по бокалам. Недоверчиво поморщившись, он вдохнул аромат вина, затем кивнул и протянул бокал Оливии.
— Думаю, обет безбрачия не подразумевает обета целомудрия. Это не синонимы. — Он пристально смотрел на нее поверх края бокала.
Оливия поперхнулась от неожиданности. Энтони заботливо похлопал ее по спине.
— Полегче. Это слишком хорошее вино, чтобы пить его, как обычное пиво.
— О… о, я и не собиралась! — запротестовала Оливия; — Просто оно попало не в то горло.
— Понятно. — Он кивнул и прислонился спиной к поручням, глядя в усыпанное звездами небо. — Какая чудесная ночь!
Похоже, он оставил тему целомудрия, и Оливия робко пригубила вино. В темно-синем небе у самого горизонта висел серп луны, а прямо над ними белел Млечный Путь. «Танцующий ветер», ведомый твердой рукой штурвального, несся среди вздымающихся волн.
— Вы ориентируетесь по звездам?
— Менее опасная тема, да?
— Вы с помощью звезд определяете свое местоположение? — упрямо повторила она.
— После обеда я все покажу, — отозвался он и притянул Оливию к себе, чтобы дать дорогу Адаму и матросам, которые поднимались на палубу со столом, стульями, корзиной с тарелками и столовыми приборами. Застелив стол белоснежной скатертью, Адам зажег масляную лампу и поставил два прибора.
— Ну вот. Сейчас принесу мясо.
— Миледи Оливия… — Энтони с почтительным поклоном придвинул ей стул.
Оливия, не удержавшись от легкого реверанса, в душе посмеялась над своими босыми ногами и необычным платьем. Хозяин «Танцующего ветра» знал, как улучшить ее настроение. Словом, жестом, улыбкой он добивался желаемого. И хотя разум ее возмущался от столь грубого манипулирования, сердце поддалось его обаянию.
Адам поставил на стол блюдо жареной баранины, нашпигованной чесноком и сдобренной розмарином, чашу запеченного в углях картофеля, а также салат из зелени и грибов.
— Ой! — воскликнула Оливия. — Кажется, я никогда в жизни не была так голодна.
— Только ешьте медленно, — предостерег ее Энтони. — У вас в желудке почти три дня ничего не было. Не хотите же вы, чтобы вам стало плохо?
— Мне не будет плохо, — ответила Оливия, отрезая баранину. — Все так вкусно пахнет! Адам, вы просто гений!
Впервые за все время выражение лица пожилого слуги смягчилось, и губы его расплылись в улыбке.
— Хозяин прав, — хрипло отозвался он. — Желудок у вас сжался — будьте осторожны.
Оливия энергично тряхнула головой и принялась за мясо. Вкус его был таким же восхитительным, как и запах. Затем она съела политую маслом картофелину и отерла подбородок тыльной стороной ладони, слишком голодная, чтобы вспомнить о лежащей у нее на коленях изящной салфетке.
Энтони вновь наполнил бокалы и теперь с интересом наблюдал за своей гостьей. Было что-то очень чувственное в том, с каким огромным удовольствием она поглощала пищу. Почти с таким же энтузиазмом она утром пробиралась по веревочному трапу между «Танцующим ветром» и «Донной Еленой», чтобы принять участие в стычке. Оливия Гренвилл словно отбросила все то, что окружало и защищало ее, и обрела новое "я". Любопытно, проявит ли она такой же буйный темперамент в постели?
Он вспомнил о ее заявлении, что она никогда не выйдет замуж, и губы его тронула улыбка. Глупое утверждение для молодой женщины ее сословия. Тем не менее, глядя на ее твердо сжатый рот и вздернутый подбородок, он подумал, что она сможет настоять на своем. Судя по всему, Оливия Гренвилл сама определяет свою судьбу.
— Куда вы смотрите? — удивилась Оливия, внезапно заметив его пристальный взгляд.
— О, я просто наслаждаюсь вашим наслаждением, — небрежно ответил он, откидываясь на спинку стула и поднося к губам бокал. — Мне нечасто доводится видеть, как девушка благородного происхождения ест с таким удовольствием.
— Неужели я ем с такой жадностью? — вспыхнула Оливия.
— Нет, — покачал головой Энтони и наклонился вперед, чтобы вновь наполнить ее тарелку. — Я просто задавал себе вопрос: что еще вы поглощаете столь же энергично?
Положив на картошку кусочек масла, Оливия ответила:
— Книги. Я глотаю книги.
— Это я уже понял.
— У вас в каюте приличная библиотека. Где вы учились? — Оливия самодовольно улыбнулась, ибо ответ на этот коварный вопрос мог дать ей ключ к прошлому пирата.
— Я самоучка, — отозвался Энтони.
— Не верю, — сказала Оливия, пристально глядя на него.
— Ваше право. — Он пожал плечами и протянул руку, чтобы вновь наполнить ее бокал. — Хотите, я научу вас прокладывать курс по звездам?
Перспектива была слишком заманчивой, и Оливия с воодушевлением кивнула.
— Тогда идите сюда. — Он поднялся и, не выпуская из рук бокала, стал у штурвала за спиной рулевого. Затем обхватил Оливию за талию и притянул к себе, так что она вынуждена была прислониться к нему. — Видите Полярную звезду?
Оливия пыталась вникнуть в объяснения Энтони, но острота ее ума, похоже, притупилась. Она ощущала лишь крепкие объятия Энтони, надежность его руки у нее на талии, пропитанное вином дыхание, которое ласкало ее щеку, когда он называл ей созвездия. Звезды плыли у нее перед глазами, и она чувствовала себя тупицей, ибо в обычных обстоятельствах понять смысл произнесенного не составило бы для нее никакого труда.
Рука Энтони поползла вверх, и Оливия затаила дыхание. Но он спокойно продолжал урок, в то же самое время лаская мягкую округлость ее груди.
— Будете десерт?
— Да, да, — отозвалась Оливия, чуть ли не отпрыгнув от обнимавшей ее руки. — А что у нас на сладкое?
— Пирог с ревенем. — Адам поставил на стол блюдо с пирогом и кувшин густых сливок. — Боже, ну и аппетит у вас! — пробормотал он, оглядывая опустевший стол.
— Все так вкусно! — Сев за стол, Оливия взяла нож для пирога. Ее сердце билось слишком часто, и ей показалось, что голос слегка дрогнул, когда она, стараясь не терять самообладания, спросила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45