– И на что же ты подписался?
– Ты знаешь, на что я подписался, – с досадой бросил ей Покровский.
– Я догадываюсь… – многозначительно сказала Настя. – Но я хочу, чтобы ты сам сказал…
Звучало это так, словно учительница уговаривает хулиганистого, но не безнадежного школьника признаться, что именно он бросил петарду в женский туалет. Иначе говоря, звучало все это совершенно по-идиотски, учитывая, что у «школьника» в одной руке был пистолет, в другой – бутылка коньяку, а у самой «учительницы» начали трястись коленки от страха. Или нет, не от страха, конечно же, нет. От усталости, блин!
– Сам? – Покровский понимающе кивнул. – Раскаяние, да? Так это называется? Я должен раскаяться?
– Да, – не слишком уверенно сказала Настя, чувствуя, что ей не удается направить разговор в нужное русло, то есть к двум важным темам: «Куда вы дели Альфреда?» и «Что ты знаешь про Дениса Андерсона?». Вообще-то была еще третья тема, и, как бы ни обижались Иннокентий вкупе со всей династией Андерсонов, эта третья тема была в сто раз важнее для Насти, это была тема на миллион долларов, это была тема «ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛИ?!!»
И хотя Настя в основном уже знала ответ на этот вопрос, тем не менее его нужно было задать персонально, глаза в глаза – сначала Покровскому, потом рыжей Лизе, потом доброму доктору, потом тому мужику с мохнатыми бровями, потом… Пока не кончится список. И желательно – по крайней мере, так Настя когда-то представляла себе во мстительных мечтах – сопровождать каждый вопрос ударом молотка по пальцам, чтобы…
Настя вздохнула.
– …просто в неудачном месте в неудачное время, – говорил между тем Покровский, которому почему-то казалось, что Насте есть дело до его несчастной загубленной жизни и до его пьяной исповеди, – пришла в голову неудачная мысль… С кем не бывает? – резко развел он руками и уронил бутылку. – Меня просто взяли за шкирку и притащили к Леонарду… То есть он взял меня и притащил к себе. А куда мне было деваться?
– Неудачное место, неудачное время, неудачная мысль, – повторила Настя. – Звучит знакомо.
– Я же говорю – с кем не бывает? Я раскаиваюсь, я готов искупить…
– Это я уже слышала. Давай ближе к делу.
– Как скажешь! – воскликнул Покровский и прижал пистолет к сердцу, наверное, как знак своей искренности. Настя, со своей стороны, воспринимала пистолет как знак того, что Покровский в любой момент может случайно нажать на курок и вышибить себе мозги. Это в лучшем случае.
– Ты не мог бы отложить в сторону свой…
– Нет, я лучше себя чувствую, когда… – Покровский положил пистолет себе на живот и накрыл скрещенными ладонями. «Парень, да ты больной на всю голову, – сочувственно подумала Настя. – Будем надеяться, что это из-за коньяка, потому что если ты и в трезвом виде такой же…»
– Где Альфред? – спросила она и тут же подумала, что поторопилась. По крайней мере, лицо Покровского наводило именно на такие мысли. Наверное – это пришло Насте на ум только сейчас – вытаскивание информации из людей (это еще называется «допрос») вещь довольно сложная, требующая терпения и… И еще чего-нибудь, потому что одним терпением тут было явно не обойтись. Настя сделала вывод, что допросы у нее пока получаются не очень хорошо, что потянуло за собой другую мысль – а что же ты, милая, вообще умеешь делать хорошо? Кроме того, что делаешь неправильные выборы и попадаешь в неправильные ситуации? «Я умею хорошо жарить яичницу с колбасой», – свирепо ответила сама себя Настя и отогнала несвоевременные мысли воображаемой мухобойкой, ибо что было бы сейчас совершенно неуместно, так это собственная слезливая исповедь с упоминанием неудачных мест, неудачных решений и причитаний: «Ну с кем не бывает?» С кем не бывает?! Да ни с кем такого не бывает!
– Что? – переспросил Покровский.
– Ни с кем такого не бывает! То есть я хочу сказать, что не бывает случайностей, и ты не просто так вляпался в эту историю; какие-то прошлые твои дела, поступки, слова подготовили тебя, вывели на исходную позицию, откуда тебя и взял за шкирку твой Леопольд!
– Леонард, – машинально поправил ее Покровский.
– Неважно! – Она не заметила, что уже не сидит, а стоит, воинственно уперев руки в бедра, возвышаясь над Покровским и практически крича на него.
– Как скажешь, – отреагировал тот.
– Где Альфред?! Где Денис Андерсон?! Что вы со мной сделали?!
Она выпалила эти три вопроса один за другим, три громких, яростных вопроса, и Покровский, впечатленный этой яростью, дал три честных ответа.
Лучше бы он этого не делал.
Есть вещи, про которые думаешь – никогда не смогу с этим смириться, никогда не перестанут меня бить разряды ненависти, никогда не забуду и не прощу…
Но прошло время, и сейчас я думаю обо всем этом спокойно, без слез, без нервной дрожи и сжатых кулаков. Время не то чтобы лечит раны, оно словно засыпает их песком. Время – это медленный могильщик.
Изрядный курган потребовалось ему насыпать, чтобы сказанные Покровским слова перестали выбираться из могилы и являться ко мне по ночам. Но сейчас это для меня – просто «история с Локстером», еще одна из случившихся со мной историй, ни больше и ни меньше. И пожалуй, не самая ужасная из них. Хотя тогда, пражской ночью, я готова была поверить, что худшее – именно это; и поэтому с моим лицом творилось что-то нехорошее, во всяком случае, Покровский как-то напрягся и ухватился обеими руками за пистолет, словно от меня исходила смертельная опасность. От меня? Смертельная? Ну что вы…
– С тобой все в порядке? – спросил меня тогда Покровский, и более идиотского вопроса он не мог задать. Впрочем, и сама я тоже была в ударе. Нашла время и место жаловаться на жизнь. Ведь этот мой вопрос «Что вы со мной сделали?!» – он не имел практического смысла, я ведь знала, что Леонард с компанией украли у меня полгода жизни, едва не убили, использовали как живую куклу, чтобы добраться до Михаила Гарджели, и так далее и так далее… Я знала, что они сделали. Правильнее было бы спросить: почему вы это сделали со мной? Что, не могли найти другую девушку, какую-нибудь дуру с заниженной самооценкой? Вот что на самом деле я хотела спросить зная, впрочем, ответ заранее, потому что сама его только что выкрикнула в лицо ошалелому майору Покровскому: «Случайностей не бывает, и ты не просто так вляпался в эту историю; какие-то прошлые твои дела, поступки, слова подготовили тебя, вывели на исходную позицию, откуда тебя и взяли за шкирку!»
Золотые слова. Вот вам еще один самопальный афоризм – что есть человек? Сумма всех его предыдущих ошибок.
В моем конкретном случае формула была немножко другой – сложите все предыдущие ошибки и умножьте на коэффициент по имени Денис Андерсон. Оцените полученный результат.
– С тобой все в порядке? – спросил Покровский.
Три выкрикнутых Настей яростных вопроса; три поспешных ответа, произнесенные пьяным и потому слегка заплетающимся языком Покровского.
– Где Альфред?! Где Денис Андерсон?! Что вы со мной сделали?!
– На кладбище…
Это относилось к Альфреду.
– Живет с Горгонами, в лесу.
А это уже к Денису. И наконец…
– Честное слово, я ничего не делал, хотя Лиза предлагала, но я не стал… – Тут Покровский замямлил нечто неразличимое, но остолбеневшая Настя не попросила повторить погромче и почетче. – Клянусь. Лично я ничего с тобой не делал. Это Локстер, это он… С тобой все в порядке?
– Нет, – ответила Настя. – Не все в порядке.
– Я извиняюсь, я ведь не знал, что ты не знала…
– Стоп! – крикнула она. – Стоп, хватит. Помолчи немного.
– Ладно, – сказал Покровский.
– Мне нужно… – Слова смерзлись, как кусочки льда, и оторвать нужное было практически невозможно. – Нужно… Пить.
– На кухне, – понимающе кивнул Покровский. – В холодильнике. Эта уже пустая, – тронул он ногой бутылку из-под коньяка.
Она прошла на кухню походкой зомби, открыла холодильник и стала вытаскивать одну за другой все бутылки со спиртным.
– Намечается вечеринка?
Она вздрогнула.
– Или ты решила напоить Покровского, чтобы развязать ему язык? – спросил из темного угла кухни Иннокентий. – Тоже хорошая идея.
– Заткнись, – пробормотала Настя, глядя на выстроившуюся перед ней шеренгу бутылок.
– Так он молчит? Ничего не знает про Альфреда?
– Блин.
– Что?
Настя решительно схватилась за горлышко бутылки с водкой, не зная, о чью голову ее стоит разбить, чтобы обрести хотя бы тень душевного спокойствия. Третий ответ Покровского ударил ее словно камень из катапульты, но ведь были еще и два других ответа, и, честно говоря, они были ничуть не лучше.
Она поставила бутылку и вернулась к Покровскому, но, когда она приняла прежнюю самоуверенную позу, заготовленный вопрос соскользнул куда-то в сторону.
«Что значит – Альфред на кладбище?» – хотела спросить она. Вместо этого ее губы проговорили:
– Что еще за Локстер?
– Это помощник Леонарда… Он бывший ангел или что-то в этом роде.
– Что?! Что еще за…
– Когда-то давно он был помощником бога, но потом этот бог то ли умер, то ли куда-то делся, а Локстер остался на земле… Не надо на меня так смотреть, ты знаешь, что это не пьяный бред, ты знаешь, что такие вещи случаются…
Настя не дослушала его, резко развернулась, пошла на кухню, отвернула пробку на бутылке и налила себе полстакана водки.
– Так что там с Альфредом? – тихо поинтересовался Иннокентий.
Рука со стаканом остановилась возле рта.
– А ты ничего не слышал?
– Я слышал, что ты на него орешь, и подумал, что это хороший признак, но подробности… Я думал, ты мне расскажешь.
– Альфред на кладбище, – сказала Настя и влила в себя водку, точнее сказать, плеснула ее из стакана в горло.
– Как на кладбище?
«А вот так, на кладбище, и мне абсолютно наплевать, что это значит, потому что я только что выяснила, что полгода назад какой-то престарелый ангел с дурацким именем…»
Отдышавшись, вслух она сказала:
– Не знаю, что он имел в виду… Сейчас узнаю. Ты! – Она резко ткнула в Иннокентия пальцем. – Ты сиди тут и… В общем, сиди тут.
– Конечно.
Она вернулась к Покровскому, сжав пальцы в кулаки, повторяя про себя: «Что вы сделали с Альфредом, что сделали с Альфредом…» Она остановилась перед Покровским, мысленно еще раз повторила заготовленный вопрос, вздохнула и…
– Понимаешь, – опередил ее Покровский. – У Локстера какие-то старые счеты с Люциусом. Ты ведь знаешь Люциуса, да? Я думаю, что это зависть, потому что Люциус тоже бывший ангел, но сохранил свои способности, а этот старый хрен, то есть Локстер, он постепенно превращается в обычного человека и ничего не может с этим поделать… Ну и, может быть, какие-то еще старые дела у них были, но тут я не в курсе. Так вот, когда Лиза сцапала тебя тогда на дороге, это ведь Люциус запретил тебя трогать, потому что… Ну, потому что он так сказал. Он ведь ни перед кем не отчитывается… И Локстер узнал про это, он разозлился, он подумал, что ты имеешь какое-то отношение к Люциусу… Ну и… Короче говоря, мы за ним не уследили. Вот так. Он мне никогда не нравился, этот гад вертлявый…
Настя досчитала про себя до пяти и голосом, претендующим на звание спокойного, спросила:
– Что именно он сделал?
– Я не знаю, я прибежал, когда Лиза уже вышвырнула его из комнаты… Сахнович прибежал раньше, он видел, как ты валялась на полу, а Локстер бил тебя ногами… Он как с ума сошел, плевался, что-то кричал…
Пьяные глаза Покровского смотрели на нее с сочувствием и одновременно с ожиданием чего-то вроде благодарности; наверное, он считал, что совершил благое дело, раскрыв Насте глаза…
На то, чего бы она никогда не хотела видеть. И о чем не хотела бы слышать.
Она проглотила слюну, как проглотила только что слова Покровского, и спросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно и уверенно:
– Это – все?
– Наверное, – промямлил Покровский, так и не дождавшись благодарности. – Лично я тебя не трогал, честное слово…
– Ясно. Тогда… – Ей все-таки понадобилась пауза, чтобы перейти от одного к другому, чтобы принять услышанное и отложить его в сторону, словно порванную и испачканную кровью одежду, к которой прилагается отстраненная мысль: «Не забыть постирать, позже, когда-нибудь…» – Что вы сделали с Альфредом?
– Альфред… – Покровскому тоже потребовалось время, чтобы переключиться с одной темы на другую. – Я же сказал, он на кладбище. На старом еврейском кладбище. Я могу вас отвести, если нужно.
– Отвести? – Настя задумалась, не является ли это предложение частью коварного плана, а пока она думала, Покровский снова заговорил:
– Уже месяц там сидит, упрямый, как черт…
– Кто сидит? – не поняла Настя.
– Альфред.
– Где сидит?
– На кладбище. В могиле.
– Сидит? Так он жив или мертв?
Покровский нервно рассмеялся:
– Альфред? Да чего с ним сделается! Сидит в могиле, сверху пара могильных плит старой работы, чтобы он не выбрался.
– Зачем вы его туда посадили?
– Леонард велел.
– Леонард – это твой начальник?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58