Он стал ждать ответа.
Его заявление было встречено молчанием. На экране было видно, как корабль стал разворачиваться. Палатон устало следил за ним.
Корабль повернулся к нему даже быстрее, чем смогли показать приборы. Палатон выругался, когда руки подвели его при первой попытке настроить рамку прицела. Он дал предупреждающий выстрел – ему было нечего ждать. Действия ронинов явно выдавали их намерения.
Корабль ронинов скользнул в сторону, уклоняясь от длинного залпа. Палатон мрачно улыбнулся. По крайней мере, они поняли, что он не собирается шутить. Должно быть, сейчас они размышляют, насколько он болен и как долго сможет вести бой.
Палатон либо находился на территории ронинов, либо так далеко, что вряд ли кто-нибудь услышит о случившемся. Ронинов ничто не сдерживало.
Корабль вздрогнул, когда ронины выстрелили в ответ. Датчики показали, что повреждение незначительно – у одной из задних боевых рубок – и Палатон нехотя принялся за оборонительные маневры. Сигнал о нехватке топлива отчаянно выл. Ронин выстрелил еще раз. Торпеда скользнула мимо, не причинив вреда, взорвавшись у кормы и рассыпая вокруг осколки.
Палатон не мог оторваться от противника, поэтому принял решение и резко выключил двигатели. Корабль повис на месте. Палатон знал, что датчики ронинов зафиксировали внезапное прекращение работы двигателя. Он следил, как они приближаются. Ронины хотели не просто догнать или убить его – он им был нужен живым.
В этом и состояла разница между ними и Палатоном.
Глядя в экраны заднего вида, он заметил, что корабль ронинов приближается. Палатон сжал зубы, еще раз посмотрел показания и в одном залпе израсходовал весь свой боезапас. Ответом ему была оранжевая вспышка.
Его корабль вздрогнул и задергался, когда его достигла ответная волна. Все же Палатон проверил результаты своей работы.
Обломков осталось совсем немного. Это можно было назвать военным действием – если о нем кто-нибудь узнает. С мрачным удовлетворением он проложил курс в системе, надеясь проследовать по нему прежде, чем корабль остановится. Курсанты часто говорили о полете с помощью крыльев и молитв, и именно это сейчас собирался проделать Палатон.
Дрожащей рукой он провел по лбу – лоб горел. Боль в правой руке была настолько сильна, что оба локтя не разгибались, мышцы превратились в жесткие канаты. Палатон согнул руку, приложив ее к груди и согревая. Он уставился на крошечные искры на экранах, призывающие его к осторожности. Он надеялся, что у колонии есть космопорт, и молился, чтобы она не оказалась колонией ронинов. Свет в кабине погас, заменившись тусклым отблеском вспомогательного освещения – системы понемногу выходили из строя. Корабль попал в спиральный нисходящий поток, направленный к желтому солнцу.
Он начал молиться и не помнил, когда впал в болевое оцепенение.
На него смотрел Вездесущий Бог. Его величественный роговой гребень окружали серебряные завитки волос, глаза были темными и блестящими.
– Вот это да, – произнес он, и вокруг его смеющихся глаз показались морщинки – такие же, как вокруг рта. – Ты проделал долгий путь. – Он говорил на языке чоя со странным акцентом, как будто позабыл, долгое время не пользуясь им. Он подсунул руку под голову Палатона, принимая вес слишком тяжелого черепа тезара в свою ладонь и поддерживая его. – Выпей вот это. Погибая, ты сделал это с честью – корабль еще можно починить.
Палатон попытался заговорить, объяснить ему. Все его кости изнывали от боли, глаза было трудно держать открытыми.
– Я сгорел, – пробормотал он. – Потерялся в Хаосе… четыреста… сгорел.
– Мы уже достаточно услышали об этом, – произнес Вездесущий Бог. – Что бы ты ни хотел нам рассказать, ты всегда сумеешь сделать это позднее, – и добавил на трейде: – Клео, принеси сюда влажные повязки.
Влажная, прохладная ткань легла на его конечности, постепенно прекращая болезненные судороги, пока Палатону не показалось, что он лежит в детской колыбели, наполненной листьями и травами, сминающимися под весом его тела и источающими тонкий аромат. Еще одна фигура попала в поле его зрения – человек, крупная женщина, со смешливыми морщинками вокруг блестящих голубых глаз. Палатон поднял руку.
– Глаза… – еле выговорил он.
Женщина широко улыбнулась.
– Мои, – ответила она. – Вот и первый комплимент. Это лихорадка. Вскоре к тебе вернутся чувства. Тезар делает комплименты человеку – до чего мы дошли! – она ласково рассмеялась, и Палатон понял, что женщина шутит над ним.
Руки, поддерживающие его голову, опустились, укладывая его на подушку, привычную для чоя. Палатон моргнул.
– Ты не… Вездесущий Бог…
– Клянусь поворотом Великого Круга, нет! И даже не претендую на это звание. Нет, дитя мое, я всего лишь старый тезар, но ты в надежных руках. А теперь спи, ибо тебе предстоит многое узнать – все, что я смогу рассказать тебе.
Сухие, мозолистые пальцы плотно закрыли его глаза и несколько секунд придерживали веки.
Этого было достаточно, чтобы Палатон погрузился в глубокий, целительный сон.
– Я должен был умереть, – произнес Палатон, и его голоса показались неестественно гулкими в тишине. Прохладная ткань легла ему на лоб, и он не успел увидеть, с кем разговаривает, хотя из вежливости воспользовался общепринятым языком, трейдом.
– Подожди немного, – ответила женщина. Он слышал, как она ходит по комнате. – Вероятно, это от тебя не уйдет. – Ткань убрали с его лба и заменили другой, Палатон успел заметить только размытые очертания женской фигуры. – Разумеется, мне было бы странно тратить столько времени на возню с трупом.
Палатон слушал, как она ходит и переставляет какие-то предметы. Она не обладала грацией чоя, как, в прочем, и большинство народов.
– Сколько я пробыл здесь?
– Около четырех дней. – Пауза. – Все это время я слышала, как ты бредишь, но теперь говоришь вполне здраво.
– Совершенно, – подтвердил Палатон.
– Хорошо. Тогда я позову Дамана. Он не дождется возможности поговорить с тобой.
Палатон услышал и почувствовал, как изменилось давление в комнате и заработал моторчик. Значит, снаружи плохой воздух? Или просто неподходящая атмосфера? Где он оказался? В чьи руки попал? Повернув голову, Палатон обнаружил, что его руки лежат вдоль тела и привязаны к нему. Он повертел головой, пока компресс не соскользнул влажным комочком со лба. Палатон уставился перед собой, растерянно моргая, чтобы прояснить зрение.
Комната была просторной и чистой, ничем не примечательной и ничего не объясняющей. С круглым куполом, она могла быть палаткой, поставленной на время, чтобы приютить его. Его постель была тюфяком, лежащим на полу – он пролежал на нем довольно долго, так, что полностью привык к запаху трав. Он подвигал запястьями в повязках. Кто он – гость или пленник?
Моторчик вновь заработал, и массивный, рослый чоя заполнил комнату. Именно его Палатон принял за Вездесущего Бога – из-за серебряных волос и величественного лица. Чоя принес с собой табурет, поставил его рядом с Палатоном и сел.
– Я буду говорить на трейде, ради моей дары, – произнес чоя, смутив Палатона. «Дарой» чоя называли спутницу жизни, постоянную подругу, но Палатон не видел и не слышал здесь никакой чоя.
Женщина подошла к Даману и села рядом. Палатон заметил, как она бессознательно подражает грациозной позе Дамана. Она носила свои каштановые, длиной до плеч, волосы распущенными, на ее висках серебрилась седина. Улыбка женщины была кривоватой, поднимающей один уголок рта, как будто она с иронией воспринимала оказанное ей доверие. Чоя был одет в старый летный костюм, потертый на воротнике и манжетах. Женщина запахнулась в просторные одежды, чем-то напоминающие облачение священника из Земного дома. Так принято у ее народа, догадался Палатон, и перевел взгляд на старого чоя. Он тезар, вспомнил Палатон.
– Вы можете передать сообщение?
– Нет, – решительно отказался чоя. Он поднял широкую, мозолистую ладонь. – В этом уже нет необходимости. Что сделано, то сделано. Что пропало, того не воротишь.
– Нет! – голос Палатона повысился.
Даман сурово взглянул на него.
– Ты пробыл здесь несколько дней, горя в сильной лихорадке, чуть не сгорев, и ты смеешь возражать мне? За все время долгого отсутствия единственное, по чему я не успел соскучиться – по надменности тезара.
– Проигравший не может позволить себе быть надменным, – заметил Палатон.
– Это верно. Если бы ты подумал об этом заранее, трагедию можно было бы предотвратить.
Палатон сжал кулаки.
– Если я жив, то и они, наверное, тоже живы! Если бы только вы смогли передать…
– Наше оборудование примитивно, и, во всяком случае, мы прекратили все переговоры, когда ты предпочел схватиться с ронином. Нам не нужны неприятности, – сказала женщина. Ее глаза вспыхнули.
– Но он не появился здесь…
– А мог появиться, – возразил чоя. – Они уже пробовали так делать. Однако сейчас речь не о них, а о тебе. Я – Даман, из Небесного дома и школы Соляных Утесов, а ты, если только память меня не подводит, из Звездного дома. Это Клео. Как поворачивается Великий Круг на Чо?
Женщина рассмеялась.
– Он привык называть меня своей дарой, и это тебя смущает. Однако мы совсем не то, что ты думаешь, только у нас нет слов, чтобы описать наши отношения.
Лихорадка вновь начала сотрясать его тело. Палатон чувствовал, как его пронзает неизвестно откуда взявшийся озноб. Он стиснул зубы.
– Это ваше личное дело, – ответил он. – Но скажите, где мы, почему ронин охотился за вами и почему вы не помогли мне?
– Ронины охотятся за нами потому, что хотят заполучить меня – по тем же причинам, что и тебя: одинокий, больной тезар – прекрасная добыча. Я не помог тебе потому, что не мог этого сделать. Что сделано, то сделано. Я не могу вернуть тебе твой транспорт, так же как не в силах восстановить твои нервы. А что касается нашего местонахождения – мы настолько далеко от границ, что в Союзе никто и представления не имеет, где ты очутился. Так что если ты желаешь спрятаться, тезар, ты попал как раз по адресу.
Тело Палатона беспомощно затряслось на тюфяке. Клео поспешно встала.
– Это опять приступ лихорадки. Даман поднялся на ноги.
– Ухаживай за ним как можно лучше, – и он исчез из затуманенного зрения Палатона.
Палатон видел, как женщина поднесла руку к его голове. С великим усилием он спросил:
– Кто ты для него? Почему он называет тебя дарой?
Кривая улыбка исчезла с ее лица.
– Неужели ты так и не понял? Он тезар, – объяснила она, – а я вернула ему его бахдар.
Компресс опустился на лоб Палатона, мешая ему видеть.
Палатон проснулся, чувствуя себя слабым и опустошенным. Правая рука онемела, но ему казалось, что он заново родился, и хотя он мог шевелить ногами на постели, вряд ли был способен подняться. Тем не менее позыв заставил его встать и оглядеться, придерживаясь за стену. Палатон разыскал примитивные удобства и воспользовался ими. Затем добрел до кровати и тяжело сел, чувствуя, как дрожат его ноги.
Он помнил, что Моамеб называл свою лихорадку чем-то вроде сильного похмелья. Она приходила и исчезала, оставляя его опустошенным. Каждый из пилотов справлялся с ней, как только мог. Палатон надеялся, что потеряет свой дар постепенно, незаметно, не сознавая этого, а не одним ударом. Он был еще жив, но к чему ему такая жизнь?
– Что я слышу? Надменность превратилась в жалость к самому себе?
Палатон с трудом обернулся и увидел в дальнем углу комнаты Дамана, покачивающегося на своем стуле. Очевидно, Палатон заговорил вслух.
– Наверное, – признался он.
– Я так и думал. Это обычная черта курсантов Голубой Гряды?
– Пожалуй, – медленно отозвался Палатон. – Но мне казалось, что эта традиция началась в школе Соляных Утесов.
– Гм, – Даман прекратил раскачиваться. – Для умирающего у тебя еще слишком сильно чувство юмора.
– Неужели?
– Вот именно, – чоя поднялся. – А теперь мы должны решить, что делать с тобой.
– У меня недостаточно бахдара, чтобы вернуться на базу, даже если удастся починить корабль – не припомню, чтобы вы говорили, насколько сильно он поврежден.
– Сомневаюсь. Во время приступов ты почти ничего не понимал. Ты даже не смог оценить, что осталось от корабля, – седоволосый чоя присел рядом с его постелью, его темные глаза затуманились от раздумий. – Что касается корабля, он вполне пригоден для полета.
– Вы могли бы отвезти меня.
– Нет, – отрезал Даман, и непонятное выражение появилось на его широком, морщинистом лице. – Нет, это невозможно.
– Почему?
– Потому что больше я не пересеку границы Союза. У меня есть на это свои причины, и чем меньше ты знаешь, тем лучше, – Даман потер ладони одна о другую. – Как ты себя чувствуешь? Достаточно хорошо, чтобы прогуляться после обеда?
Колени Палатона еще дрожали.
– Я могу… попытаться.
– Тогда ты сам сможешь осмотреть корабль и принять решение. У тебя есть два выхода – вернуться или заживо похоронить себя здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Его заявление было встречено молчанием. На экране было видно, как корабль стал разворачиваться. Палатон устало следил за ним.
Корабль повернулся к нему даже быстрее, чем смогли показать приборы. Палатон выругался, когда руки подвели его при первой попытке настроить рамку прицела. Он дал предупреждающий выстрел – ему было нечего ждать. Действия ронинов явно выдавали их намерения.
Корабль ронинов скользнул в сторону, уклоняясь от длинного залпа. Палатон мрачно улыбнулся. По крайней мере, они поняли, что он не собирается шутить. Должно быть, сейчас они размышляют, насколько он болен и как долго сможет вести бой.
Палатон либо находился на территории ронинов, либо так далеко, что вряд ли кто-нибудь услышит о случившемся. Ронинов ничто не сдерживало.
Корабль вздрогнул, когда ронины выстрелили в ответ. Датчики показали, что повреждение незначительно – у одной из задних боевых рубок – и Палатон нехотя принялся за оборонительные маневры. Сигнал о нехватке топлива отчаянно выл. Ронин выстрелил еще раз. Торпеда скользнула мимо, не причинив вреда, взорвавшись у кормы и рассыпая вокруг осколки.
Палатон не мог оторваться от противника, поэтому принял решение и резко выключил двигатели. Корабль повис на месте. Палатон знал, что датчики ронинов зафиксировали внезапное прекращение работы двигателя. Он следил, как они приближаются. Ронины хотели не просто догнать или убить его – он им был нужен живым.
В этом и состояла разница между ними и Палатоном.
Глядя в экраны заднего вида, он заметил, что корабль ронинов приближается. Палатон сжал зубы, еще раз посмотрел показания и в одном залпе израсходовал весь свой боезапас. Ответом ему была оранжевая вспышка.
Его корабль вздрогнул и задергался, когда его достигла ответная волна. Все же Палатон проверил результаты своей работы.
Обломков осталось совсем немного. Это можно было назвать военным действием – если о нем кто-нибудь узнает. С мрачным удовлетворением он проложил курс в системе, надеясь проследовать по нему прежде, чем корабль остановится. Курсанты часто говорили о полете с помощью крыльев и молитв, и именно это сейчас собирался проделать Палатон.
Дрожащей рукой он провел по лбу – лоб горел. Боль в правой руке была настолько сильна, что оба локтя не разгибались, мышцы превратились в жесткие канаты. Палатон согнул руку, приложив ее к груди и согревая. Он уставился на крошечные искры на экранах, призывающие его к осторожности. Он надеялся, что у колонии есть космопорт, и молился, чтобы она не оказалась колонией ронинов. Свет в кабине погас, заменившись тусклым отблеском вспомогательного освещения – системы понемногу выходили из строя. Корабль попал в спиральный нисходящий поток, направленный к желтому солнцу.
Он начал молиться и не помнил, когда впал в болевое оцепенение.
На него смотрел Вездесущий Бог. Его величественный роговой гребень окружали серебряные завитки волос, глаза были темными и блестящими.
– Вот это да, – произнес он, и вокруг его смеющихся глаз показались морщинки – такие же, как вокруг рта. – Ты проделал долгий путь. – Он говорил на языке чоя со странным акцентом, как будто позабыл, долгое время не пользуясь им. Он подсунул руку под голову Палатона, принимая вес слишком тяжелого черепа тезара в свою ладонь и поддерживая его. – Выпей вот это. Погибая, ты сделал это с честью – корабль еще можно починить.
Палатон попытался заговорить, объяснить ему. Все его кости изнывали от боли, глаза было трудно держать открытыми.
– Я сгорел, – пробормотал он. – Потерялся в Хаосе… четыреста… сгорел.
– Мы уже достаточно услышали об этом, – произнес Вездесущий Бог. – Что бы ты ни хотел нам рассказать, ты всегда сумеешь сделать это позднее, – и добавил на трейде: – Клео, принеси сюда влажные повязки.
Влажная, прохладная ткань легла на его конечности, постепенно прекращая болезненные судороги, пока Палатону не показалось, что он лежит в детской колыбели, наполненной листьями и травами, сминающимися под весом его тела и источающими тонкий аромат. Еще одна фигура попала в поле его зрения – человек, крупная женщина, со смешливыми морщинками вокруг блестящих голубых глаз. Палатон поднял руку.
– Глаза… – еле выговорил он.
Женщина широко улыбнулась.
– Мои, – ответила она. – Вот и первый комплимент. Это лихорадка. Вскоре к тебе вернутся чувства. Тезар делает комплименты человеку – до чего мы дошли! – она ласково рассмеялась, и Палатон понял, что женщина шутит над ним.
Руки, поддерживающие его голову, опустились, укладывая его на подушку, привычную для чоя. Палатон моргнул.
– Ты не… Вездесущий Бог…
– Клянусь поворотом Великого Круга, нет! И даже не претендую на это звание. Нет, дитя мое, я всего лишь старый тезар, но ты в надежных руках. А теперь спи, ибо тебе предстоит многое узнать – все, что я смогу рассказать тебе.
Сухие, мозолистые пальцы плотно закрыли его глаза и несколько секунд придерживали веки.
Этого было достаточно, чтобы Палатон погрузился в глубокий, целительный сон.
– Я должен был умереть, – произнес Палатон, и его голоса показались неестественно гулкими в тишине. Прохладная ткань легла ему на лоб, и он не успел увидеть, с кем разговаривает, хотя из вежливости воспользовался общепринятым языком, трейдом.
– Подожди немного, – ответила женщина. Он слышал, как она ходит по комнате. – Вероятно, это от тебя не уйдет. – Ткань убрали с его лба и заменили другой, Палатон успел заметить только размытые очертания женской фигуры. – Разумеется, мне было бы странно тратить столько времени на возню с трупом.
Палатон слушал, как она ходит и переставляет какие-то предметы. Она не обладала грацией чоя, как, в прочем, и большинство народов.
– Сколько я пробыл здесь?
– Около четырех дней. – Пауза. – Все это время я слышала, как ты бредишь, но теперь говоришь вполне здраво.
– Совершенно, – подтвердил Палатон.
– Хорошо. Тогда я позову Дамана. Он не дождется возможности поговорить с тобой.
Палатон услышал и почувствовал, как изменилось давление в комнате и заработал моторчик. Значит, снаружи плохой воздух? Или просто неподходящая атмосфера? Где он оказался? В чьи руки попал? Повернув голову, Палатон обнаружил, что его руки лежат вдоль тела и привязаны к нему. Он повертел головой, пока компресс не соскользнул влажным комочком со лба. Палатон уставился перед собой, растерянно моргая, чтобы прояснить зрение.
Комната была просторной и чистой, ничем не примечательной и ничего не объясняющей. С круглым куполом, она могла быть палаткой, поставленной на время, чтобы приютить его. Его постель была тюфяком, лежащим на полу – он пролежал на нем довольно долго, так, что полностью привык к запаху трав. Он подвигал запястьями в повязках. Кто он – гость или пленник?
Моторчик вновь заработал, и массивный, рослый чоя заполнил комнату. Именно его Палатон принял за Вездесущего Бога – из-за серебряных волос и величественного лица. Чоя принес с собой табурет, поставил его рядом с Палатоном и сел.
– Я буду говорить на трейде, ради моей дары, – произнес чоя, смутив Палатона. «Дарой» чоя называли спутницу жизни, постоянную подругу, но Палатон не видел и не слышал здесь никакой чоя.
Женщина подошла к Даману и села рядом. Палатон заметил, как она бессознательно подражает грациозной позе Дамана. Она носила свои каштановые, длиной до плеч, волосы распущенными, на ее висках серебрилась седина. Улыбка женщины была кривоватой, поднимающей один уголок рта, как будто она с иронией воспринимала оказанное ей доверие. Чоя был одет в старый летный костюм, потертый на воротнике и манжетах. Женщина запахнулась в просторные одежды, чем-то напоминающие облачение священника из Земного дома. Так принято у ее народа, догадался Палатон, и перевел взгляд на старого чоя. Он тезар, вспомнил Палатон.
– Вы можете передать сообщение?
– Нет, – решительно отказался чоя. Он поднял широкую, мозолистую ладонь. – В этом уже нет необходимости. Что сделано, то сделано. Что пропало, того не воротишь.
– Нет! – голос Палатона повысился.
Даман сурово взглянул на него.
– Ты пробыл здесь несколько дней, горя в сильной лихорадке, чуть не сгорев, и ты смеешь возражать мне? За все время долгого отсутствия единственное, по чему я не успел соскучиться – по надменности тезара.
– Проигравший не может позволить себе быть надменным, – заметил Палатон.
– Это верно. Если бы ты подумал об этом заранее, трагедию можно было бы предотвратить.
Палатон сжал кулаки.
– Если я жив, то и они, наверное, тоже живы! Если бы только вы смогли передать…
– Наше оборудование примитивно, и, во всяком случае, мы прекратили все переговоры, когда ты предпочел схватиться с ронином. Нам не нужны неприятности, – сказала женщина. Ее глаза вспыхнули.
– Но он не появился здесь…
– А мог появиться, – возразил чоя. – Они уже пробовали так делать. Однако сейчас речь не о них, а о тебе. Я – Даман, из Небесного дома и школы Соляных Утесов, а ты, если только память меня не подводит, из Звездного дома. Это Клео. Как поворачивается Великий Круг на Чо?
Женщина рассмеялась.
– Он привык называть меня своей дарой, и это тебя смущает. Однако мы совсем не то, что ты думаешь, только у нас нет слов, чтобы описать наши отношения.
Лихорадка вновь начала сотрясать его тело. Палатон чувствовал, как его пронзает неизвестно откуда взявшийся озноб. Он стиснул зубы.
– Это ваше личное дело, – ответил он. – Но скажите, где мы, почему ронин охотился за вами и почему вы не помогли мне?
– Ронины охотятся за нами потому, что хотят заполучить меня – по тем же причинам, что и тебя: одинокий, больной тезар – прекрасная добыча. Я не помог тебе потому, что не мог этого сделать. Что сделано, то сделано. Я не могу вернуть тебе твой транспорт, так же как не в силах восстановить твои нервы. А что касается нашего местонахождения – мы настолько далеко от границ, что в Союзе никто и представления не имеет, где ты очутился. Так что если ты желаешь спрятаться, тезар, ты попал как раз по адресу.
Тело Палатона беспомощно затряслось на тюфяке. Клео поспешно встала.
– Это опять приступ лихорадки. Даман поднялся на ноги.
– Ухаживай за ним как можно лучше, – и он исчез из затуманенного зрения Палатона.
Палатон видел, как женщина поднесла руку к его голове. С великим усилием он спросил:
– Кто ты для него? Почему он называет тебя дарой?
Кривая улыбка исчезла с ее лица.
– Неужели ты так и не понял? Он тезар, – объяснила она, – а я вернула ему его бахдар.
Компресс опустился на лоб Палатона, мешая ему видеть.
Палатон проснулся, чувствуя себя слабым и опустошенным. Правая рука онемела, но ему казалось, что он заново родился, и хотя он мог шевелить ногами на постели, вряд ли был способен подняться. Тем не менее позыв заставил его встать и оглядеться, придерживаясь за стену. Палатон разыскал примитивные удобства и воспользовался ими. Затем добрел до кровати и тяжело сел, чувствуя, как дрожат его ноги.
Он помнил, что Моамеб называл свою лихорадку чем-то вроде сильного похмелья. Она приходила и исчезала, оставляя его опустошенным. Каждый из пилотов справлялся с ней, как только мог. Палатон надеялся, что потеряет свой дар постепенно, незаметно, не сознавая этого, а не одним ударом. Он был еще жив, но к чему ему такая жизнь?
– Что я слышу? Надменность превратилась в жалость к самому себе?
Палатон с трудом обернулся и увидел в дальнем углу комнаты Дамана, покачивающегося на своем стуле. Очевидно, Палатон заговорил вслух.
– Наверное, – признался он.
– Я так и думал. Это обычная черта курсантов Голубой Гряды?
– Пожалуй, – медленно отозвался Палатон. – Но мне казалось, что эта традиция началась в школе Соляных Утесов.
– Гм, – Даман прекратил раскачиваться. – Для умирающего у тебя еще слишком сильно чувство юмора.
– Неужели?
– Вот именно, – чоя поднялся. – А теперь мы должны решить, что делать с тобой.
– У меня недостаточно бахдара, чтобы вернуться на базу, даже если удастся починить корабль – не припомню, чтобы вы говорили, насколько сильно он поврежден.
– Сомневаюсь. Во время приступов ты почти ничего не понимал. Ты даже не смог оценить, что осталось от корабля, – седоволосый чоя присел рядом с его постелью, его темные глаза затуманились от раздумий. – Что касается корабля, он вполне пригоден для полета.
– Вы могли бы отвезти меня.
– Нет, – отрезал Даман, и непонятное выражение появилось на его широком, морщинистом лице. – Нет, это невозможно.
– Почему?
– Потому что больше я не пересеку границы Союза. У меня есть на это свои причины, и чем меньше ты знаешь, тем лучше, – Даман потер ладони одна о другую. – Как ты себя чувствуешь? Достаточно хорошо, чтобы прогуляться после обеда?
Колени Палатона еще дрожали.
– Я могу… попытаться.
– Тогда ты сам сможешь осмотреть корабль и принять решение. У тебя есть два выхода – вернуться или заживо похоронить себя здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38