Она перестала быть смотровой давным-давно, с тех пор, как дворец отгородился высоченной стеной от разросшегося Ширана, и ее верхушка едва виднелась с окраин города. На уровне второго этажа в башню вел висячий коридор с вертикальными окнами-щелями. Дорожка сворачивала вдоль здания, проходя под этим коридором.
И башня, и коридор, и глухая, без окон, торцовая стена дворца густо обросли плющом. Яркое утро не годилось для наблюдения голубого сияния вокруг башни, но Илдан все же остановился и всмотрелся в нее. Земля у ее подножия выглядела странно блеклой и неживой. Казалось, не только нога человека сотню лет не ступала на нее, но и птичьи лапы не опускались, взбивая камешки, и черная подвальная крыса – бич дворцовых кухонь и закромов – не шуршала здесь, возвращаясь в нору с украденной пищей. Да и ветер, казалось, не гулял у башни, не сдувал пылинок с тускло зеленеющей листвы.
Вдруг до Илдана дошло, что последнее ему отнюдь не пригрезилось. Дующий с моря ветер трепал зеленые заросли на стенах дворца и коридора, словно стремясь сорвать их оттуда, но ни один листик не колыхался на плюще, покрывающем башню.
Неприятный холодок защекотал спину. Илдан напомнил себе, что сейчас ясное утро, а не промозглая ненастная ночь, да и вообще трусом быть недостойно, но холодок не унимался. Рассердившись, Илдан направился прямо к башне. Шаг, другой, третий – а вот и невидимая граница, упругая, как поток горной речки, каких много в лимерийских горах к югу от Илорны.
Илдан навалился на границу, чтобы проломить ее тяжестью тела, уперся ногами в землю. Когда все мышцы одеревенели от напряжения, он перестал упираться и тут же отлетел от башни, впечатавшись задом в дорожку. Он встал и сконфуженно оглянулся, но, к счастью, вокруг никого не было. «Ребячество!» – хмыкнул он, отряхивая пыль со штанов. Однако, холодок в спине безвозвратно исчез.
Дорожка привела Илдана в самый конец парка, где у стены располагалось турнирное поле, подготовленное к празднику. Между прямоугольником поля и стеной тянулось несколько рядов скамеек, на которых кое-где уже сидели люди. По другую сторону поля слуги натягивали пестрый желто-красный навес и расставляли кресла для правителя со свитой. Перейдя поле, Илдан сел на первую, почему-то пустовавшую скамью. За его спиной зашушукались, он почувствовал, что привлек общее внимание. Что-то было не так, но люди молчали, и Илдан остался на скамье.
Вскоре скамейки заполнились зрителями. На дорожке показалась поблескивавшая латами толпа, с мечами у пояса, со шлемами в руках. Участники турнира, человек около тридцати, собрались вместе еще во дворце и шли сюда группой. Илдан с трудом узнал среди них Бристена и Тайвела, одетых в доспехи, как и все остальные. Увидев Илдана, Тайто направился прямо к нему и уселся рядом.
– Сражаться надумал, вижу! – весело заметил он. – А где твой меч?
– И не думал, потому и без меча. С чего ты это взял?
– Ты же сидишь на скамье участников турнира. Первая скамья предназначена для них.
– Не мог вчера предупредить! – возмутился Илдан. – Столько наговорил, а о главном – ни слова!
– Мне и в голову не пришло, что это – главное, – пожал плечами Тайто. – Среди таких интересных вещей разве упомнишь о всякой чепухе… Ладно, сиди здесь, никто тебя не прогонит.
Воины один за другим рассаживались на скамье. Бристен, потеснив соседей, сел рядом с друзьями. Илдан оглянулся и обнаружил, что пустых мест на скамейках сзади не осталось. Да и поздно было искать новое место – трубачи у шатра затрубили приветствие, возвещая приход правителя.
Как требовала традиция турнира, Тубал появился перед людьми в полном парадном вооружении, только вместо шлема его седую голову увенчивала корона. Правителю Саристана было за семьдесят, он давно не выходил на турнирные поля искать военной славы. Женившись вскоре после прихода к власти, в возрасте, когда многие имеют взрослых детей, Тубал обзавелся единственной наследницей и в последние годы был озабочен устройством судьбы как дочери, так и саристанского престола.
Правитель Саристана в сопровождении многочисленной свиты направлялся к шатру, где его дожидалось мягкое кресло, столик с питьем и сладостями, слуги с опахалами. Наверное, многие из зрителей с тайной завистью провожали его глазами, не представляя, до какой степени правители являются невольниками своего положения и родовых традиций. Глядя на складки пурпурной мантии, играющие вокруг сапог на каждом шаге Тубала, Илдан думал о том, что старику, наверное, тяжело и жарко в парадных доспехах. Чтобы пригнуть к земле слабосильного, хватило бы и одной золотой нагрудной пластины со сверкающим рубиновыми глазами барсом, не говоря уже о наплечниках и обязательном щите на левой руке.
Илдан окинул свиту оценивающим взглядом. Вон тот, важный и надутый – наверняка советник, первое лицо после правителя, а тот, на котором так и написаны скупость и подозрительность – конечно, казначей. Этот, в ливрее – церемонимейстер, а этот, при оружии, с круглым храмовым гербом на груди – верховный настоятель храма Арноры. А этот…
Мужчина лет сорока, идущий рядом с Тубалом, был одет до неприличия просто, по-походному. Не требовалось большой сообразительности, чтобы распознать в нем Дахата, правителя Хар-Наира, хотя бы по гербам на щите и доспехах. Тубал, несомненно, заискивал перед гостем, единственным триморским правителем, пожелавшим принять участие в турнире, а иначе он вряд ли проявил бы такое дружелюбие к гостю, не одетому, как должно в его присутствии. Да и Тайто, передавая дворцовые сплетни, упоминал, что Дахата приглашают за стол к правителю, словно жениха или родственника, тогда как остальным накрывают в общей столовой.
Мысли Илдана незаметно устремились в проложенное семейным воспитанием русло. Он вспомнил, что Дахат, хотя и в возрасте, но не женат и не имеет законных наследников, а его брак с дочерью Тубала позволит присоединить Саристан к Хар-Наиру – опасный для Лимерии поворот событий. Если бы не старая распря, отец, конечно, сосватал бы наследницу старшему брату, и тогда уже Дахату пришлось бы задумываться о поворотах триморской политики. Но сейчас брат три года как женат на девушке из знатной кригийской семьи и имеет двоих детей, а значит, роду лимерийских правителей не грозит угасание.
Однако, ему грозит объединение Саристана и Хар-Наира, что немногим лучше. Илдану пришло в голову, что он мог бы и сам жениться на наследнице – она старше его на два-три года, но это пустяк – и натянуть нос Дахату с его имперскими планами.
Занятый политическими раздумьями, он вполглаза наблюдал за правителем. Тот вошел под пестрый желто-красный полог шатра, сел в центральное кресло и любезным жестом предложил Дахату место справа от себя. Слуги встали за креслом правителя, сановники расселись по стульям в глубине шатра, придворный шут – горбун с уродливым шрамом на лице, заметным даже через поле – пристроился у ног своего повелителя.
Если кресло справа было поставлено для Дахата, то левое, несомненно, предназначалось для дочери Тубала. А вот и она сама, в сопровождении двух служанок, разодетая как товар, выставленный на продажу. Илдан отдал должное стоимости ярко-зеленого, расшитого золотом платья и набора ювелирных украшений, куда входила изумрудная диадема, алмазное ожерелье, браслеты и еще кое-какие мелочи, приколотые на груди и у пояса, и пpинялся разглядывать их владелицу.
Тощенькая, с угловатыми торчащими плечами, набеленное треугольное личико, темные пронзительные глаза – нет, не красавица. Далеко ей до пышных и покорных кригийских девиц, которых по традиции брали в жены наследники лимерийского правящего рода. Хороши были разве что бронзово-рыжие, уложенные в высокую прическу волосы – любая модница могла бы сообщить Илдану, что именно этот оттенок получится, если черные волосы осветлить соком мыльника, а затем прополоскать отваром красного корня, но такой доброй души рядом не нашлось – и Илдан чистосердечно залюбовался ими. Нет, и не страшилище, что-то в ней такое есть – закончил он осмотр.
Она с нарочитой брезгливостью подобрала подол платья, проходя мимо шута, и села в левое кресло. Служанки засуетились около госпожи, расправляя ее юбку и укладывая по плечам локоны, затем встали за ее спиной. Девушка не выглядела ни скованной, ни смешной, хотя сидела очень прямо и неподвижно, не опираясь на спинку кресла – конечно, по многолетней привычке быть центром всеобщего внимания. В ней чувствовалась истинная кровь властвующего рода, призванная править, а не подчиняться чужой воле, не служить разменной монетой чьих бы то ни было политических притязаний. Словно в подтверждение мыслей Илдана, дочь Тубала неспешным взглядом обвела скамью, где сидели воины. Пожалуй, это они были товаром, а она – придирчивым, разборчивым покупателем.
Взгляд девушки скользнул по Илдану и, чуть помедлив, вернулся, остановился на нем. Илдан не отвел глаз, хотя это оказалось непросто под ее хладнокровным, изучающим вниманием. Наконец ее взгляд переместился дальше, а у Илдана осталось неловкое, пусть в чем-то и приятное, ощущение, что товар получил одобрительную оценку.
По жесту правителя музыканты смолкли. Верховный настоятель храма Арноры вышел вперед и произнес традиционное приветствие. Участники турнира выстроились двумя рядами попеpек турнирного поля. Дахат тоже вышел на поле и встал во главе правого ряда, чтобы принять участие в церемонии представления воинов правителю. Илдан остался сидеть на скамье, затылком чувствуя недоумение зрителей. Дочка Тубала вновь скользнула по нему взглядом, в котором мелькнуло мгновенное изумление, сменившееся той пустотой, какая возникает, когда перед глазами оказывается ничтожество, не заслуживающее даже презрения.
Илдан вскочил с места и быстрым шагом пошел к ближайшему ряду воинов. Опомнился он уже на поле, его лицо горело как от пощечины, сердце тяжело стучало. Церемонимейстер тем временем громко объявил имя и титулы Дахата, вышедшего на представление первым. Тот поклонился Тубалу и верховному настоятелю, произнес клятву именем Арноры, что будет сражаться честно, и вернулся в ряд.
У боковой кромки поля, судя по гербам, собралась толпа приехавших с бойцами слуг. Среди них Илдан увидел Шебу, одетую по-мужски и при полном вооружении. Воительница стояла особняком – или, вернее, было в ней что-то, заставлявшее остальных держаться на почтительном расстоянии – и не сводила преданного взгляда с Дахата. Чем бы ни платил ей за службу правитель Хар-Наира, было ясно, что служила она ему не за деньги.
Вслед за Дахатом на представление вышел сухощавый, уже немолодой воин, возглавлявший левый ряд. Резкие черты его лица напоминали изображения древних героев на барельефах храма Арноры, острый взгляд тлел жестким огоньком со дна глубоко посаженных, чуть сдвинутых к переносице глаз. Воин слегка склонил голову перед Тубалом, затем быстро выпрямился.
– Корэм, военачальник правителя Саристана, сын Канда из рода Гэра! – торжественно провозгласил церемонимейстер.
Зрители закричали, приветствуя своего героя. Илдан не сводил глаз с победителя двух турниров Дня Звездочетов, выглядевшего пределом совершенства, к которому стремится каждый воин. Вот она, подлинная награда турнира – одолеть в честном бою этого мастеpа меча, а значит, стать равным ему или даже превзойти его на глазах у лучших воинов Триморья, у восхищенно ревущей публики и, наконец, у надменной девицы, заставившей его пережить невыносимый стыд.
Корэм произнес клятву Арноры и отошел, уступив место следующему. Воины выходили поочередно из каждого ряда, церемонимейстер выкликал их имена и заслуги, над турнирным полем звучала клятва, на скамейках шумели зрители, приветствуя каждого участника зрелища.
– Андариен, сын Гурна, наместника Пондума, из рода Улама…
– Кеннет, военачальник правителя Хар-Наира, командующий крепостью Кай-Кенор, сын Рора из рода Санта…
– Тайвел, военачальник правителя Лимерии, сын Дриона, командующего гарнизоном Илорны, из рода Пайала…
– Кадо, наместник Тарбы, сын Готуна из рода Зир-Тарба…
Илдан запоминал, изучал и оценивал соперников, заодно успевая рассматривать и публику, и приближенных Тубала. Единственным местом, которого избегал его взгляд, было кресло слева от правителя, где сидела дочка Тубала. В голове Илдана вертелась другая клятва – доказать этой гордячке, что она поспешила определить его в ничтожества. Она еще будет смотреть на него с обожанием, с восторгом – и не иначе.
Сосед по ряду толкнул Илдана в бок, напоминая, что подошла его очередь представляться. Илдан вышел и остановился перед верховным настоятелем. Церемонимейстер удивленно взглянул на незнакомого молодого человека, вышедшего на представление без меча и доспехов.
– Кто вы, юноша? – вполголоса спросил он.
– Илдан из Лимерии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
И башня, и коридор, и глухая, без окон, торцовая стена дворца густо обросли плющом. Яркое утро не годилось для наблюдения голубого сияния вокруг башни, но Илдан все же остановился и всмотрелся в нее. Земля у ее подножия выглядела странно блеклой и неживой. Казалось, не только нога человека сотню лет не ступала на нее, но и птичьи лапы не опускались, взбивая камешки, и черная подвальная крыса – бич дворцовых кухонь и закромов – не шуршала здесь, возвращаясь в нору с украденной пищей. Да и ветер, казалось, не гулял у башни, не сдувал пылинок с тускло зеленеющей листвы.
Вдруг до Илдана дошло, что последнее ему отнюдь не пригрезилось. Дующий с моря ветер трепал зеленые заросли на стенах дворца и коридора, словно стремясь сорвать их оттуда, но ни один листик не колыхался на плюще, покрывающем башню.
Неприятный холодок защекотал спину. Илдан напомнил себе, что сейчас ясное утро, а не промозглая ненастная ночь, да и вообще трусом быть недостойно, но холодок не унимался. Рассердившись, Илдан направился прямо к башне. Шаг, другой, третий – а вот и невидимая граница, упругая, как поток горной речки, каких много в лимерийских горах к югу от Илорны.
Илдан навалился на границу, чтобы проломить ее тяжестью тела, уперся ногами в землю. Когда все мышцы одеревенели от напряжения, он перестал упираться и тут же отлетел от башни, впечатавшись задом в дорожку. Он встал и сконфуженно оглянулся, но, к счастью, вокруг никого не было. «Ребячество!» – хмыкнул он, отряхивая пыль со штанов. Однако, холодок в спине безвозвратно исчез.
Дорожка привела Илдана в самый конец парка, где у стены располагалось турнирное поле, подготовленное к празднику. Между прямоугольником поля и стеной тянулось несколько рядов скамеек, на которых кое-где уже сидели люди. По другую сторону поля слуги натягивали пестрый желто-красный навес и расставляли кресла для правителя со свитой. Перейдя поле, Илдан сел на первую, почему-то пустовавшую скамью. За его спиной зашушукались, он почувствовал, что привлек общее внимание. Что-то было не так, но люди молчали, и Илдан остался на скамье.
Вскоре скамейки заполнились зрителями. На дорожке показалась поблескивавшая латами толпа, с мечами у пояса, со шлемами в руках. Участники турнира, человек около тридцати, собрались вместе еще во дворце и шли сюда группой. Илдан с трудом узнал среди них Бристена и Тайвела, одетых в доспехи, как и все остальные. Увидев Илдана, Тайто направился прямо к нему и уселся рядом.
– Сражаться надумал, вижу! – весело заметил он. – А где твой меч?
– И не думал, потому и без меча. С чего ты это взял?
– Ты же сидишь на скамье участников турнира. Первая скамья предназначена для них.
– Не мог вчера предупредить! – возмутился Илдан. – Столько наговорил, а о главном – ни слова!
– Мне и в голову не пришло, что это – главное, – пожал плечами Тайто. – Среди таких интересных вещей разве упомнишь о всякой чепухе… Ладно, сиди здесь, никто тебя не прогонит.
Воины один за другим рассаживались на скамье. Бристен, потеснив соседей, сел рядом с друзьями. Илдан оглянулся и обнаружил, что пустых мест на скамейках сзади не осталось. Да и поздно было искать новое место – трубачи у шатра затрубили приветствие, возвещая приход правителя.
Как требовала традиция турнира, Тубал появился перед людьми в полном парадном вооружении, только вместо шлема его седую голову увенчивала корона. Правителю Саристана было за семьдесят, он давно не выходил на турнирные поля искать военной славы. Женившись вскоре после прихода к власти, в возрасте, когда многие имеют взрослых детей, Тубал обзавелся единственной наследницей и в последние годы был озабочен устройством судьбы как дочери, так и саристанского престола.
Правитель Саристана в сопровождении многочисленной свиты направлялся к шатру, где его дожидалось мягкое кресло, столик с питьем и сладостями, слуги с опахалами. Наверное, многие из зрителей с тайной завистью провожали его глазами, не представляя, до какой степени правители являются невольниками своего положения и родовых традиций. Глядя на складки пурпурной мантии, играющие вокруг сапог на каждом шаге Тубала, Илдан думал о том, что старику, наверное, тяжело и жарко в парадных доспехах. Чтобы пригнуть к земле слабосильного, хватило бы и одной золотой нагрудной пластины со сверкающим рубиновыми глазами барсом, не говоря уже о наплечниках и обязательном щите на левой руке.
Илдан окинул свиту оценивающим взглядом. Вон тот, важный и надутый – наверняка советник, первое лицо после правителя, а тот, на котором так и написаны скупость и подозрительность – конечно, казначей. Этот, в ливрее – церемонимейстер, а этот, при оружии, с круглым храмовым гербом на груди – верховный настоятель храма Арноры. А этот…
Мужчина лет сорока, идущий рядом с Тубалом, был одет до неприличия просто, по-походному. Не требовалось большой сообразительности, чтобы распознать в нем Дахата, правителя Хар-Наира, хотя бы по гербам на щите и доспехах. Тубал, несомненно, заискивал перед гостем, единственным триморским правителем, пожелавшим принять участие в турнире, а иначе он вряд ли проявил бы такое дружелюбие к гостю, не одетому, как должно в его присутствии. Да и Тайто, передавая дворцовые сплетни, упоминал, что Дахата приглашают за стол к правителю, словно жениха или родственника, тогда как остальным накрывают в общей столовой.
Мысли Илдана незаметно устремились в проложенное семейным воспитанием русло. Он вспомнил, что Дахат, хотя и в возрасте, но не женат и не имеет законных наследников, а его брак с дочерью Тубала позволит присоединить Саристан к Хар-Наиру – опасный для Лимерии поворот событий. Если бы не старая распря, отец, конечно, сосватал бы наследницу старшему брату, и тогда уже Дахату пришлось бы задумываться о поворотах триморской политики. Но сейчас брат три года как женат на девушке из знатной кригийской семьи и имеет двоих детей, а значит, роду лимерийских правителей не грозит угасание.
Однако, ему грозит объединение Саристана и Хар-Наира, что немногим лучше. Илдану пришло в голову, что он мог бы и сам жениться на наследнице – она старше его на два-три года, но это пустяк – и натянуть нос Дахату с его имперскими планами.
Занятый политическими раздумьями, он вполглаза наблюдал за правителем. Тот вошел под пестрый желто-красный полог шатра, сел в центральное кресло и любезным жестом предложил Дахату место справа от себя. Слуги встали за креслом правителя, сановники расселись по стульям в глубине шатра, придворный шут – горбун с уродливым шрамом на лице, заметным даже через поле – пристроился у ног своего повелителя.
Если кресло справа было поставлено для Дахата, то левое, несомненно, предназначалось для дочери Тубала. А вот и она сама, в сопровождении двух служанок, разодетая как товар, выставленный на продажу. Илдан отдал должное стоимости ярко-зеленого, расшитого золотом платья и набора ювелирных украшений, куда входила изумрудная диадема, алмазное ожерелье, браслеты и еще кое-какие мелочи, приколотые на груди и у пояса, и пpинялся разглядывать их владелицу.
Тощенькая, с угловатыми торчащими плечами, набеленное треугольное личико, темные пронзительные глаза – нет, не красавица. Далеко ей до пышных и покорных кригийских девиц, которых по традиции брали в жены наследники лимерийского правящего рода. Хороши были разве что бронзово-рыжие, уложенные в высокую прическу волосы – любая модница могла бы сообщить Илдану, что именно этот оттенок получится, если черные волосы осветлить соком мыльника, а затем прополоскать отваром красного корня, но такой доброй души рядом не нашлось – и Илдан чистосердечно залюбовался ими. Нет, и не страшилище, что-то в ней такое есть – закончил он осмотр.
Она с нарочитой брезгливостью подобрала подол платья, проходя мимо шута, и села в левое кресло. Служанки засуетились около госпожи, расправляя ее юбку и укладывая по плечам локоны, затем встали за ее спиной. Девушка не выглядела ни скованной, ни смешной, хотя сидела очень прямо и неподвижно, не опираясь на спинку кресла – конечно, по многолетней привычке быть центром всеобщего внимания. В ней чувствовалась истинная кровь властвующего рода, призванная править, а не подчиняться чужой воле, не служить разменной монетой чьих бы то ни было политических притязаний. Словно в подтверждение мыслей Илдана, дочь Тубала неспешным взглядом обвела скамью, где сидели воины. Пожалуй, это они были товаром, а она – придирчивым, разборчивым покупателем.
Взгляд девушки скользнул по Илдану и, чуть помедлив, вернулся, остановился на нем. Илдан не отвел глаз, хотя это оказалось непросто под ее хладнокровным, изучающим вниманием. Наконец ее взгляд переместился дальше, а у Илдана осталось неловкое, пусть в чем-то и приятное, ощущение, что товар получил одобрительную оценку.
По жесту правителя музыканты смолкли. Верховный настоятель храма Арноры вышел вперед и произнес традиционное приветствие. Участники турнира выстроились двумя рядами попеpек турнирного поля. Дахат тоже вышел на поле и встал во главе правого ряда, чтобы принять участие в церемонии представления воинов правителю. Илдан остался сидеть на скамье, затылком чувствуя недоумение зрителей. Дочка Тубала вновь скользнула по нему взглядом, в котором мелькнуло мгновенное изумление, сменившееся той пустотой, какая возникает, когда перед глазами оказывается ничтожество, не заслуживающее даже презрения.
Илдан вскочил с места и быстрым шагом пошел к ближайшему ряду воинов. Опомнился он уже на поле, его лицо горело как от пощечины, сердце тяжело стучало. Церемонимейстер тем временем громко объявил имя и титулы Дахата, вышедшего на представление первым. Тот поклонился Тубалу и верховному настоятелю, произнес клятву именем Арноры, что будет сражаться честно, и вернулся в ряд.
У боковой кромки поля, судя по гербам, собралась толпа приехавших с бойцами слуг. Среди них Илдан увидел Шебу, одетую по-мужски и при полном вооружении. Воительница стояла особняком – или, вернее, было в ней что-то, заставлявшее остальных держаться на почтительном расстоянии – и не сводила преданного взгляда с Дахата. Чем бы ни платил ей за службу правитель Хар-Наира, было ясно, что служила она ему не за деньги.
Вслед за Дахатом на представление вышел сухощавый, уже немолодой воин, возглавлявший левый ряд. Резкие черты его лица напоминали изображения древних героев на барельефах храма Арноры, острый взгляд тлел жестким огоньком со дна глубоко посаженных, чуть сдвинутых к переносице глаз. Воин слегка склонил голову перед Тубалом, затем быстро выпрямился.
– Корэм, военачальник правителя Саристана, сын Канда из рода Гэра! – торжественно провозгласил церемонимейстер.
Зрители закричали, приветствуя своего героя. Илдан не сводил глаз с победителя двух турниров Дня Звездочетов, выглядевшего пределом совершенства, к которому стремится каждый воин. Вот она, подлинная награда турнира – одолеть в честном бою этого мастеpа меча, а значит, стать равным ему или даже превзойти его на глазах у лучших воинов Триморья, у восхищенно ревущей публики и, наконец, у надменной девицы, заставившей его пережить невыносимый стыд.
Корэм произнес клятву Арноры и отошел, уступив место следующему. Воины выходили поочередно из каждого ряда, церемонимейстер выкликал их имена и заслуги, над турнирным полем звучала клятва, на скамейках шумели зрители, приветствуя каждого участника зрелища.
– Андариен, сын Гурна, наместника Пондума, из рода Улама…
– Кеннет, военачальник правителя Хар-Наира, командующий крепостью Кай-Кенор, сын Рора из рода Санта…
– Тайвел, военачальник правителя Лимерии, сын Дриона, командующего гарнизоном Илорны, из рода Пайала…
– Кадо, наместник Тарбы, сын Готуна из рода Зир-Тарба…
Илдан запоминал, изучал и оценивал соперников, заодно успевая рассматривать и публику, и приближенных Тубала. Единственным местом, которого избегал его взгляд, было кресло слева от правителя, где сидела дочка Тубала. В голове Илдана вертелась другая клятва – доказать этой гордячке, что она поспешила определить его в ничтожества. Она еще будет смотреть на него с обожанием, с восторгом – и не иначе.
Сосед по ряду толкнул Илдана в бок, напоминая, что подошла его очередь представляться. Илдан вышел и остановился перед верховным настоятелем. Церемонимейстер удивленно взглянул на незнакомого молодого человека, вышедшего на представление без меча и доспехов.
– Кто вы, юноша? – вполголоса спросил он.
– Илдан из Лимерии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56