А люди так не поступают, о нет! Люди давно так не поступают, они говорят - у каждого должно быть право на счастье, в этом фундамент нашей демократии, мы не будем возражать, чтобы спаривались наркоманы и заполняли больницы ублюдками с врожденным гепатитом. Мы будем их кормить и растить, и не дай Бог заметить жестокое обращение с этими слюнявыми дебилами вроде Роби! Что вы, демократия на страже!
Пусть растут, пусть писаются в штаны, а захотят, так пусть вступают в брак! Мы же живем в свободном мире, каждый имеет право спариться с кем угодно! Плевать, что они мрут тысячами в Индии или в Африке, мы кинем еще пару миллиардов на прививки, мы пошлем им одеяла и сигарет! Человечество обезумело, Питер! На всякого здорового приходится пара-тройка калек или моральных уродов, которых не спасут никакие модуляторы! Чем это отребье лучше меня, Питер? Они не лучше меня. Я в этом убедилась, когда первый раз покрасила волосы. Я стояла в душевой, разглядывала следы от шрамов и вдруг увидела ошибку доктора Сикорски. Они воздействовали химией, облучением, еще Бог знает чем. Они упустили мозг, человеческий мозг. Обезьяны - не люди, даже достигнув половой зрелости, они не становятся разумными. Обезьяны не способны контролировать организм.
Я поняла там немало страшного, в душевой. Благодаря модуляторам «прямого синтеза» они вырастили мне вторую селезенку, желчный пузырь, еще кое-что. Все новые органы впоследствии рассосались, просто в них не было нужды. Им хватило ума не трогать мозг, они испугались, когда пришлось переходить на «обратный синтез». Теперь я намеревалась испугать их еще сильнее. Я увидела, что беременна, и поняла, что в ближайший понедельник, во время штатного просвечивания, это увидят все. И тогда я сделала так, чтобы они ничего не увидели. Но этого мне показалось мало, я решила подстраховаться и сделала еще кое-что… Но об этом после.
Затем я покрасила волосы. Без всякой краски и без воды. Это так забавно и так волнующе, Питер! Жаль, что тебя нет рядом! За месяцы, что я в бегах, я перекрашивалась трижды и всякий раз просто балдела от удовольствия. Ведь я же женщина все-таки! А вчера я научилась менять цвет глаз, и немножко форму губ, но это больно и долго.
Они меня просветили, как обычно, и ничего не нашли. Потом я вызвала мамочку и сказала ей все. Сказала, что знаю про шимпанзе, что мне про них рассказал Дэвид, все равно он уже умер. Ты бы видел, что с ней творилось! Когда стало ясно, что она не желает каяться, я ударила ее. И в тот момент я об этом не жалела. Потом я сказала:
- Я ухожу.
- Ты не уйдешь, ты погибнешь! - завопила она и встала поперек двери. Потом до нее дошло, что дальше третьего поста мне не проскочить, и даже если я выпрыгну из окна, то в саду стена почти сорок футов. И она засмеялась, зубы у нее острые, как у лисицы.
- Ты не проживешь одна и месяца! - кричала она. - Я вложила в тебя всю жизнь и всю душу!
- Выстрели мне в сердце, - предложила я. - А потом понаблюдай, удастся ли мне справиться. Это же так интересно! Напишешь еще парочку статей!
Она заткнулась, просто стояла и смотрела на меня. Я сделала последнюю попытку.
- Мама, - сказала я, - мне хочется иметь ребенка.
- Это невозможно!
- Дай мне шанс попробовать!
- С кем ты собралась пробовать?! Ты… Ты рехнулась, тебе лишь семнадцать лет!
- Откуда ты знаешь, - спросила я, - доживу ли я до двадцати?
Она вызвала охрану. Это было забавно, Питер! Меня привязали к койке, хотя я и не сопротивлялась. В тот вечер я все обдумала до конца и не нашла иного выхода. Я не стала искать с тобой встречи, это дело я должна была довести до конца сама. Ты и так, любимый, слишком нежно меня опекал!
Они укололи мне какую-то дрянь, я притворилась, будто сплю. Мамочка подходила, гладила по волосам, слышно было, как она плачет. Но жалость во мне кончилась. Я лежала и занималась весьма важными вещами. Половинкой сознания я удерживала кровоток в левом локте, чтобы снотворное не разошлось по организму, а второй половинкой…
Но об этом позже.
Около двенадцати ночи я начала хрипеть, а когда вбежала сестра, я остановила дыхание. Они вынуждены были меня отвязать, покатили по коридору в малую процедурную. Как я ненавижу эту комнату, Питер! Я скорее умру, чем вернусь туда! Дежурил доктор Винченто, твой любимый куратор. Сестра понеслась звонить Пэну, охранник рвал на мне пижаму, а доктор наклонился ко мне…
Я ничего не имела против доктора Винченто. И ты мне говорил, что ведет он себя всегда очень сдержанно и корректно. Вот словечко забавное - «корректно», никогда не понимала, что оно означает. Пауки тоже ведут себя сдержанно, сидят в уголке паутины и не мешают мухам умирать. Всегда такой вежливый, прилизанный, черноволосый. Я плюнула ему в глаз.
Слюну я готовила четыре часа, Питер, это оказалось чертовски сложно. Я плевала на одеяло раз восемь, отвернувшись, потому что в углу висит камера, и на посту все видно. Я плевала до тех пор, пока слюна не прожгла одеяло и матрас насквозь.
Охранником на третьем дежурил Курт. Он рвал на мне пижаму, чтобы затеять массаж, оглянулся на катающегося по полу доктора, так ничего и не понял, растопырил руки.
Тут я плюнула второй раз. Я молила Бога, чтобы не промахнуться, и не промахнулась. Курт, тем не менее, побежал за мной. Правый глаз у него сгорел, он зажимал лицо ладонью, из-под руки хлестала кровь, и орал, как безумный. Но бежал и расстегивал кобуру. Ему следовало немедленно промыть рану водой, но в том состоянии он не сообразил…
Так мы пронеслись сквозь третий пост, открытый настежь, экраны моргали, сигарета еще дымилась в пепельнице, и свернули к вестибюлю.
Насчет вестибюля у меня был план. Спускаться по лестнице я не стала, а вскочила на перила второго этажа и прыгнула головой вниз в окно. Ты же помнишь, какие там окна, тебя там вывозили гулять. До середины решетка, а выше, на уровне трех метров, откидная форточка, стекло просто прошито проволокой, чтобы можно было проветрить. Туда я и прицелилась темечком. Это оказалось дьявольски больно, уж поверь мне!
Пока я проделала себе достаточную дыру в стекле, Курт подскочил сзади, но дотянуться не мог. По коридору топало множество ног, и кто-то кричал: «Не стрелять!» Зажегся свет, и внутри, и снаружи в саду, у меня все лицо и руки были в крови, прямо-таки заливало. Но я успела вывалиться на траву, прежде чем Курт выстрелил. Кровь шла еще с минуту, пока я неслась вдоль стены, ко входу в хозблок. Спасибо, Питер, ведь это ты показал мне пожарную лестницу! Мне пришлось прыгнуть на двухметровую высоту, чтобы дотянуться до нижней перекладины, а затем, когда я добежала до края крыши, то чуть не подыхала от недостатка кислорода.
Без тебя, Питер, я ни за что бы не выбралась. Там же пропасть, ни за что не перепрыгнуть на вторую половинку здания. Но ты показал мне на плане черточку. На поверку, это такая железная штанга, толщиной в полтора дюйма, и к ней, на петлях, подвешен кабель. Нормальный человек ни за что бы не рискнул прошагать по такой проволочке над обрывом. Но я ничего не соображала, метнулась, как макака, цепляясь всеми конечностями. Штанга завибрировала, начала прогибаться, но я успела перелезть…
С другой стороны пришлось прыгать с третьего этажа на ветки деревьев. Но к тому моменту я в полтора раза нарастила объем легких и сердца, так что все прошло неплохо. Я вывернула лодыжку, сломала два пальца на руке, однако эти мелочи тогда меня не занимали.
Гораздо хуже то, что никто не предупредил внешнюю охрану. Я бежала прямо на них, прямо на ворота, прямо на стеклянную будку, потому что я не умею перелезать через колючую проволоку, а иной дороги просто не было. Они выскочили вдвоем и заметались с пистолетами, приказывали остановиться и лечь, а я все бежала, и тогда толстый не выдержал и принялся палить. Он попал в меня дважды, я продолжала бежать прямо в проход между ними и думала только о том, что у меня внутри…
Я вырвалась. Очень больно передвигаться с пулей в ноге, Питер, но ты не волнуйся, все позади! Я отлежалась минут десять в канаве, пока раны не затянулись, затем махала руками на дороге, какая-то машина остановилась. Я сказала, что за мной гонятся грабители, он поверил и спросил, куда меня отвезти. Это было забавно, я ведь понятия не имела, где нахожусь. Забавно… Питер, он привез меня в полицейский участок, там в машине сидели двое копов, жевали гамбургеры, они уставились на мою больничную пижаму, всю в крови, и хотели меня задержать. Мне пришлось выскочить и снова улепетывать. Мне надо было спасать их. Милый Питер, сейчас я расскажу тебе главное. Ох, как это не просто. Меня подобрал на шоссе какой-то лысый похотливый мерзавец, он так и щупал меня глазами, и еще при этом сморкался, а все дно у него было в кожурках от орехов. Он принялся меня обнимать, и я сказала: пусть, лишь бы убраться подальше. - Я хочу есть и одежду! - заявила я. Он послушался, этот слащавый кобель, заехал на заправку, купил мне какой-то идиотский мужской комбинезон и две пиццы. Боже, как я хотела есть! Когда я покончила с пиццей, я попросила еще, и он снова запер меня в машине, и побежал за второй порцией, оглядываясь, все боялся пропустить, как я останусь без пижамы.
Мы съехали с шоссе. Когда он дотронулся до меня, я убила его.
Мир полон мерзавцев, Питер, которым незачем жить и производить новых маленьких мерзавцев. Я подождала, пока он присосется к моей груди, взяла его за оба уха и пропустила через его гадкую башку ток. Всего лишь разность потенциалов, эти говнюки такие слабые.
Жаль, я не умею водить машину, но его бумажник мне очень пригодился. Мимо пронеслись две машины полиции, затем одна с эмблемой Крепости. Я видела у них собаку. Потом я трижды пересаживалась с одного автобуса на другой, и люди глазели на мой комбинезон и голову в крови. Потом я нашла место, где умыться, а утром купила нормальную одежду. Вот и все.
Почти все.
32. ПО СЛЕДУ КРОВИ
Подкатившись к спуску в тоннель, я обернулся назад. Наш корпус походил на заколдованный восточный дворец, сквозь стрельчатые окна отсвечивали слабые, багровые огоньки пожарных щитов и поблескивали иглы громоотводов на башенках. И впервые за два с лишним года меня разозлило, что в парке так нечасто вырубают кусты.
Ни зги не видно по сторонам, если на нас захотят напасть, то это самая выгодная точка для засады. Зараза, вот я и поддался общему настроению! Больничный лесок являлся, наверное, самым безопасным местом во вселенной. Единственное, чего следовало тут бояться, так это падения метеорита…
Отчего же так неспокойно?
Ночное насекомое чиркнуло меня по щеке и унеслось, с сухим стрекотом, в сторону.
- Роби холодно, - пожаловался художник.
- 3-заткнись! - стуча зубами, огрызнулся Леви.
- Роби холодно!!
- Леви, у меня за спиной, в сумке, одеяла, - напомнил я. - Отдай одно малышу. Барков, положи девочку на траву и займись решеткой. Не бойся, Таня не проснется, пока я не скажу нужное слово. И не шумите…
- Там… - сказал Барков.
Я не узнал его голос. Невротик ломал на груди руки и вздергивал головой, как лошадь, отгоняющая слепней.
- Боже, Боже, Боже… - тоненько запричитал апостол. Роби кутался в одеяло и ворчал, как довольный мишка. Если эта гора мяса решит улечься спать прямо на дороге, мы его нипочем не растолкаем. Моя коляска остановилась задом наперед, я выворачивал шею и все никак не мог взять в толк, что происходит за спиной.
- Он без головы… - Барков икнул, затем сделал два шага в сторону и выблевал на траву ужин.
- Нехорошо! - рассудительно заметил Руди, - Так хорошие мальчики не делают.
Я развернулся, шины скрипнули на цветастой каменной мозаике. Луна выкатилась, на сей раз надолго, и потуги ландшафтных дизайнеров принялись задорно переливаться в голубом сиянии. Я и не знал, что ночами в парке так красиво… Изящные многолепестковые цветы и не думали закрываться, над дорожкой плыли чудесные, завораживающие запахи. Лиловые, нежно-розовые, охряные колокольчики, размером с бутылку от шампанского, склонялись над нами в беззвучном танце парфюмов. Светящиеся точки метались во тьме, собирались в диковинные узоры, водили хороводы в таинственном сумраке крон…
Вплотную к вертикальным прутьям раздвижных ворот лежал обезглавленный труп в зеленом комбинезоне. Голова трупа находилась на рабочем месте и кокетливо поглядывала на нас сквозь стекло вахты. Дверца караульного помещения, которую я собирался штурмовать с помощью электронных отмычек, стояла нараспашку.
- Барков, возьми у него на поясе пистолет.
- Чего? - Мой ближайший помощник не мог подняться с колен.
- Защити нас, магистр духа… - залопотал Леви, усиленно вгоняя себя в транс.
- Петька, это ведь ты… - От несчастного Владислава несло рвотой.
- Возьми оружие и ступай внутрь!
Господи, ну почему бы тебе, хоть на минуту, не подарить мне ноги! Я бы все сделал сам, сам бы проник в караулку и отворил ворота. И почему мне вечно приходится иметь дело с безвольными тряпками? Один не способен даже грамотно выпасть из окна, а другой… - Взываю к тебе, столикий демиург тьмы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Пусть растут, пусть писаются в штаны, а захотят, так пусть вступают в брак! Мы же живем в свободном мире, каждый имеет право спариться с кем угодно! Плевать, что они мрут тысячами в Индии или в Африке, мы кинем еще пару миллиардов на прививки, мы пошлем им одеяла и сигарет! Человечество обезумело, Питер! На всякого здорового приходится пара-тройка калек или моральных уродов, которых не спасут никакие модуляторы! Чем это отребье лучше меня, Питер? Они не лучше меня. Я в этом убедилась, когда первый раз покрасила волосы. Я стояла в душевой, разглядывала следы от шрамов и вдруг увидела ошибку доктора Сикорски. Они воздействовали химией, облучением, еще Бог знает чем. Они упустили мозг, человеческий мозг. Обезьяны - не люди, даже достигнув половой зрелости, они не становятся разумными. Обезьяны не способны контролировать организм.
Я поняла там немало страшного, в душевой. Благодаря модуляторам «прямого синтеза» они вырастили мне вторую селезенку, желчный пузырь, еще кое-что. Все новые органы впоследствии рассосались, просто в них не было нужды. Им хватило ума не трогать мозг, они испугались, когда пришлось переходить на «обратный синтез». Теперь я намеревалась испугать их еще сильнее. Я увидела, что беременна, и поняла, что в ближайший понедельник, во время штатного просвечивания, это увидят все. И тогда я сделала так, чтобы они ничего не увидели. Но этого мне показалось мало, я решила подстраховаться и сделала еще кое-что… Но об этом после.
Затем я покрасила волосы. Без всякой краски и без воды. Это так забавно и так волнующе, Питер! Жаль, что тебя нет рядом! За месяцы, что я в бегах, я перекрашивалась трижды и всякий раз просто балдела от удовольствия. Ведь я же женщина все-таки! А вчера я научилась менять цвет глаз, и немножко форму губ, но это больно и долго.
Они меня просветили, как обычно, и ничего не нашли. Потом я вызвала мамочку и сказала ей все. Сказала, что знаю про шимпанзе, что мне про них рассказал Дэвид, все равно он уже умер. Ты бы видел, что с ней творилось! Когда стало ясно, что она не желает каяться, я ударила ее. И в тот момент я об этом не жалела. Потом я сказала:
- Я ухожу.
- Ты не уйдешь, ты погибнешь! - завопила она и встала поперек двери. Потом до нее дошло, что дальше третьего поста мне не проскочить, и даже если я выпрыгну из окна, то в саду стена почти сорок футов. И она засмеялась, зубы у нее острые, как у лисицы.
- Ты не проживешь одна и месяца! - кричала она. - Я вложила в тебя всю жизнь и всю душу!
- Выстрели мне в сердце, - предложила я. - А потом понаблюдай, удастся ли мне справиться. Это же так интересно! Напишешь еще парочку статей!
Она заткнулась, просто стояла и смотрела на меня. Я сделала последнюю попытку.
- Мама, - сказала я, - мне хочется иметь ребенка.
- Это невозможно!
- Дай мне шанс попробовать!
- С кем ты собралась пробовать?! Ты… Ты рехнулась, тебе лишь семнадцать лет!
- Откуда ты знаешь, - спросила я, - доживу ли я до двадцати?
Она вызвала охрану. Это было забавно, Питер! Меня привязали к койке, хотя я и не сопротивлялась. В тот вечер я все обдумала до конца и не нашла иного выхода. Я не стала искать с тобой встречи, это дело я должна была довести до конца сама. Ты и так, любимый, слишком нежно меня опекал!
Они укололи мне какую-то дрянь, я притворилась, будто сплю. Мамочка подходила, гладила по волосам, слышно было, как она плачет. Но жалость во мне кончилась. Я лежала и занималась весьма важными вещами. Половинкой сознания я удерживала кровоток в левом локте, чтобы снотворное не разошлось по организму, а второй половинкой…
Но об этом позже.
Около двенадцати ночи я начала хрипеть, а когда вбежала сестра, я остановила дыхание. Они вынуждены были меня отвязать, покатили по коридору в малую процедурную. Как я ненавижу эту комнату, Питер! Я скорее умру, чем вернусь туда! Дежурил доктор Винченто, твой любимый куратор. Сестра понеслась звонить Пэну, охранник рвал на мне пижаму, а доктор наклонился ко мне…
Я ничего не имела против доктора Винченто. И ты мне говорил, что ведет он себя всегда очень сдержанно и корректно. Вот словечко забавное - «корректно», никогда не понимала, что оно означает. Пауки тоже ведут себя сдержанно, сидят в уголке паутины и не мешают мухам умирать. Всегда такой вежливый, прилизанный, черноволосый. Я плюнула ему в глаз.
Слюну я готовила четыре часа, Питер, это оказалось чертовски сложно. Я плевала на одеяло раз восемь, отвернувшись, потому что в углу висит камера, и на посту все видно. Я плевала до тех пор, пока слюна не прожгла одеяло и матрас насквозь.
Охранником на третьем дежурил Курт. Он рвал на мне пижаму, чтобы затеять массаж, оглянулся на катающегося по полу доктора, так ничего и не понял, растопырил руки.
Тут я плюнула второй раз. Я молила Бога, чтобы не промахнуться, и не промахнулась. Курт, тем не менее, побежал за мной. Правый глаз у него сгорел, он зажимал лицо ладонью, из-под руки хлестала кровь, и орал, как безумный. Но бежал и расстегивал кобуру. Ему следовало немедленно промыть рану водой, но в том состоянии он не сообразил…
Так мы пронеслись сквозь третий пост, открытый настежь, экраны моргали, сигарета еще дымилась в пепельнице, и свернули к вестибюлю.
Насчет вестибюля у меня был план. Спускаться по лестнице я не стала, а вскочила на перила второго этажа и прыгнула головой вниз в окно. Ты же помнишь, какие там окна, тебя там вывозили гулять. До середины решетка, а выше, на уровне трех метров, откидная форточка, стекло просто прошито проволокой, чтобы можно было проветрить. Туда я и прицелилась темечком. Это оказалось дьявольски больно, уж поверь мне!
Пока я проделала себе достаточную дыру в стекле, Курт подскочил сзади, но дотянуться не мог. По коридору топало множество ног, и кто-то кричал: «Не стрелять!» Зажегся свет, и внутри, и снаружи в саду, у меня все лицо и руки были в крови, прямо-таки заливало. Но я успела вывалиться на траву, прежде чем Курт выстрелил. Кровь шла еще с минуту, пока я неслась вдоль стены, ко входу в хозблок. Спасибо, Питер, ведь это ты показал мне пожарную лестницу! Мне пришлось прыгнуть на двухметровую высоту, чтобы дотянуться до нижней перекладины, а затем, когда я добежала до края крыши, то чуть не подыхала от недостатка кислорода.
Без тебя, Питер, я ни за что бы не выбралась. Там же пропасть, ни за что не перепрыгнуть на вторую половинку здания. Но ты показал мне на плане черточку. На поверку, это такая железная штанга, толщиной в полтора дюйма, и к ней, на петлях, подвешен кабель. Нормальный человек ни за что бы не рискнул прошагать по такой проволочке над обрывом. Но я ничего не соображала, метнулась, как макака, цепляясь всеми конечностями. Штанга завибрировала, начала прогибаться, но я успела перелезть…
С другой стороны пришлось прыгать с третьего этажа на ветки деревьев. Но к тому моменту я в полтора раза нарастила объем легких и сердца, так что все прошло неплохо. Я вывернула лодыжку, сломала два пальца на руке, однако эти мелочи тогда меня не занимали.
Гораздо хуже то, что никто не предупредил внешнюю охрану. Я бежала прямо на них, прямо на ворота, прямо на стеклянную будку, потому что я не умею перелезать через колючую проволоку, а иной дороги просто не было. Они выскочили вдвоем и заметались с пистолетами, приказывали остановиться и лечь, а я все бежала, и тогда толстый не выдержал и принялся палить. Он попал в меня дважды, я продолжала бежать прямо в проход между ними и думала только о том, что у меня внутри…
Я вырвалась. Очень больно передвигаться с пулей в ноге, Питер, но ты не волнуйся, все позади! Я отлежалась минут десять в канаве, пока раны не затянулись, затем махала руками на дороге, какая-то машина остановилась. Я сказала, что за мной гонятся грабители, он поверил и спросил, куда меня отвезти. Это было забавно, я ведь понятия не имела, где нахожусь. Забавно… Питер, он привез меня в полицейский участок, там в машине сидели двое копов, жевали гамбургеры, они уставились на мою больничную пижаму, всю в крови, и хотели меня задержать. Мне пришлось выскочить и снова улепетывать. Мне надо было спасать их. Милый Питер, сейчас я расскажу тебе главное. Ох, как это не просто. Меня подобрал на шоссе какой-то лысый похотливый мерзавец, он так и щупал меня глазами, и еще при этом сморкался, а все дно у него было в кожурках от орехов. Он принялся меня обнимать, и я сказала: пусть, лишь бы убраться подальше. - Я хочу есть и одежду! - заявила я. Он послушался, этот слащавый кобель, заехал на заправку, купил мне какой-то идиотский мужской комбинезон и две пиццы. Боже, как я хотела есть! Когда я покончила с пиццей, я попросила еще, и он снова запер меня в машине, и побежал за второй порцией, оглядываясь, все боялся пропустить, как я останусь без пижамы.
Мы съехали с шоссе. Когда он дотронулся до меня, я убила его.
Мир полон мерзавцев, Питер, которым незачем жить и производить новых маленьких мерзавцев. Я подождала, пока он присосется к моей груди, взяла его за оба уха и пропустила через его гадкую башку ток. Всего лишь разность потенциалов, эти говнюки такие слабые.
Жаль, я не умею водить машину, но его бумажник мне очень пригодился. Мимо пронеслись две машины полиции, затем одна с эмблемой Крепости. Я видела у них собаку. Потом я трижды пересаживалась с одного автобуса на другой, и люди глазели на мой комбинезон и голову в крови. Потом я нашла место, где умыться, а утром купила нормальную одежду. Вот и все.
Почти все.
32. ПО СЛЕДУ КРОВИ
Подкатившись к спуску в тоннель, я обернулся назад. Наш корпус походил на заколдованный восточный дворец, сквозь стрельчатые окна отсвечивали слабые, багровые огоньки пожарных щитов и поблескивали иглы громоотводов на башенках. И впервые за два с лишним года меня разозлило, что в парке так нечасто вырубают кусты.
Ни зги не видно по сторонам, если на нас захотят напасть, то это самая выгодная точка для засады. Зараза, вот я и поддался общему настроению! Больничный лесок являлся, наверное, самым безопасным местом во вселенной. Единственное, чего следовало тут бояться, так это падения метеорита…
Отчего же так неспокойно?
Ночное насекомое чиркнуло меня по щеке и унеслось, с сухим стрекотом, в сторону.
- Роби холодно, - пожаловался художник.
- 3-заткнись! - стуча зубами, огрызнулся Леви.
- Роби холодно!!
- Леви, у меня за спиной, в сумке, одеяла, - напомнил я. - Отдай одно малышу. Барков, положи девочку на траву и займись решеткой. Не бойся, Таня не проснется, пока я не скажу нужное слово. И не шумите…
- Там… - сказал Барков.
Я не узнал его голос. Невротик ломал на груди руки и вздергивал головой, как лошадь, отгоняющая слепней.
- Боже, Боже, Боже… - тоненько запричитал апостол. Роби кутался в одеяло и ворчал, как довольный мишка. Если эта гора мяса решит улечься спать прямо на дороге, мы его нипочем не растолкаем. Моя коляска остановилась задом наперед, я выворачивал шею и все никак не мог взять в толк, что происходит за спиной.
- Он без головы… - Барков икнул, затем сделал два шага в сторону и выблевал на траву ужин.
- Нехорошо! - рассудительно заметил Руди, - Так хорошие мальчики не делают.
Я развернулся, шины скрипнули на цветастой каменной мозаике. Луна выкатилась, на сей раз надолго, и потуги ландшафтных дизайнеров принялись задорно переливаться в голубом сиянии. Я и не знал, что ночами в парке так красиво… Изящные многолепестковые цветы и не думали закрываться, над дорожкой плыли чудесные, завораживающие запахи. Лиловые, нежно-розовые, охряные колокольчики, размером с бутылку от шампанского, склонялись над нами в беззвучном танце парфюмов. Светящиеся точки метались во тьме, собирались в диковинные узоры, водили хороводы в таинственном сумраке крон…
Вплотную к вертикальным прутьям раздвижных ворот лежал обезглавленный труп в зеленом комбинезоне. Голова трупа находилась на рабочем месте и кокетливо поглядывала на нас сквозь стекло вахты. Дверца караульного помещения, которую я собирался штурмовать с помощью электронных отмычек, стояла нараспашку.
- Барков, возьми у него на поясе пистолет.
- Чего? - Мой ближайший помощник не мог подняться с колен.
- Защити нас, магистр духа… - залопотал Леви, усиленно вгоняя себя в транс.
- Петька, это ведь ты… - От несчастного Владислава несло рвотой.
- Возьми оружие и ступай внутрь!
Господи, ну почему бы тебе, хоть на минуту, не подарить мне ноги! Я бы все сделал сам, сам бы проник в караулку и отворил ворота. И почему мне вечно приходится иметь дело с безвольными тряпками? Один не способен даже грамотно выпасть из окна, а другой… - Взываю к тебе, столикий демиург тьмы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48