Ты протестант?..
Его розовый ротик двигался, не переставая, одновременно уминая пласты резины и выплевывая слова пополам со слюной. Напротив яйцеголового, вжавшись в стул, дрожала изящная девчушка лет десяти в расшитом золотыми нитями платье. С того момента, как я появился, она прекратила жевать и следила за каждым моим движением взглядом котенка, которого загнала на дерево стая собак. Ее от природы смуглое лицо буквально перекосилось от ужаса, а губу она прикусила так, что казалось, сей момент брызнет кровь.
- Он не британец, - не поворачиваясь, быстро сказал Барков. От стука его ноги у меня на подносе подпрыгивали бумажные тарелки. - Как там в Ленинграде, браток? Кони стоят?
- Стоят, - тупо промямлил я, навсегда зарекаясь ходить в столовую. Еще полчасика в их обществе, и меня будет впору тоже привязывать ремнем. Если Сикорски таким образом решил отомстить мне за непослушание, то это подло. Подослать тайного агента, знакомого с моей биографией!
Руди покончил с мюслями и набросился на печенье. Долговязый черный санитар невозмутимо менял на нем слюнявчик. Поросячьи глазки недоросля не отрывались от моего кресла.
Леви выдул огромный пузырь. Руки Баркова мелькали в таком темпе, что бедная головоломка должна была вот-вот задымить. Официантка, напевая, собирала у Леви и его соседки грязную посуду. Попутно она что-то прошептала девочке, но та продолжала смотреть на меня как на одно из убедительных созданий Спилберга. За матовой пластиковой перегородкой шевелились тени нормальных людей. Там, в большой столовой, кушали сотрудники. Я отважно запихнул в рот половину запеканки.
Соседка Леви молча разглядывала меня черными миндалевидными глазами. Я подумал, что она очень красивая, а когда вырастет, то станет просто сногсшибательной женщиной.
- Таня моложе тебя на год, - ровно произнес Барков. - Ее папашка наполовину японец, потому кажется такой маленькой. Таня очень смелая девочка, - и, перейдя на штатовский инглиш, добавил: - Таня, Питер - наш друг. Он тебя немножко боится. Он хотел принести тебе русскую шоколадку, но постеснялся.
Я думал, что почти привык к его телепатии, иначе не назовешь. Но каким образом этот худосочный оболдуй проведал о моих сладких запасах? Из-за постоянного риска диабета я таскал за собой несколько плиток бабаевского шоколада и не решался к ним притронуться.
Теперь я пригляделся к Тане внимательней. Совершенно верно, восточная кровь. Миниатюрные, словно кукольные, ручки и ножки, жесткая прямая челка, наверняка черного цвета от природы, но перекрашенная в рыжий. Она явно стремилась на кого-то походить, возможно, на героиню японского комикса. И про то, что я боюсь, Барков сказал неспроста. Она глядела, как загнанный суслик, крохотные ноздри тревожно раздувались, наманикюренные пальчики мяли салфетку. Скорее всего, это было ее обычным состоянием - трусить при виде незнакомцев, и опытный Барков играл в привычную игру, пытался спасти ее от истерики.
И вдруг я вспомнил, где я видел это лицо и эту прическу. Тот самый японский фильм, где Яманэ с другом прятались на барже от асфальтового чудовища и спасали бездомную проститутку. Меня словно в лоб ударило, столь сильным оказалось де-жавю. Безусловно, та актриса много старше, но эффект погружения в фильм захватил меня врасплох, Я вдруг почувствовал, что все мы сидим не за столиками в уютном кафе, а в чреве ржавой заброшенной баржи на берегу Токийского залива. И асфальтовый спрут вот-вот набросится на нас, чтобы высосать душу.
- Не хочешь быть апостолом? - настойчиво повторил Леви, отдирая от щек лопнувший пузырь жевачки. - Не хочешь стать нашим гуру? Не хочешь собрать под знамена белую рать?
- Не обращай внимания на его пиздеж, - на родном мне языке посоветовал Барков. - Леви помешан на религии. Главный спец, внештатный советник Его святейшества.
Я сумел протолкнуть в глотку остатки картошки.
- Какой сок предпочитаешь, Питер? - окликнула меня повариха. Вот кому было все до фонаря!
- Персиковый, - механически ответил я. Санитар отобрал у Руди пластмассовую вилку, которую тот пытался запихать в ноздрю, и только тут я заметил, что «малыш» тоже был прикован к креслу, только без мотора. Но нижние конечности У него шевелились вполне исправно. Скорее всего, парня просто не решались отпускать на волю. Да, такая туша могла натворить делов, несмотря на невинный спортивный костюм, украшенный изображениями дяди Скруджа. Я представил себе, сколько народу понадобится, если он надумает пошалить.
- Руди, ты побудешь с ребятами, или хочешь к себе? - Санитар общался с ним, как с трехлетним.
- Руди с ребятами… - с готовностью ответил великан.
- Хорошо! - Надсмотрщик поднялся и принялся помогать поварихе. Вдвоем они соскребли со стола остатки завтрака, и санитар высыпал на пластиковую поверхность горку разноцветных деталек. Что-то вроде паззла.
- Он не дерется и не псих, - успокоил Барков. - Ему около пяти лет. Говори с ним, только внятно и медленно. Ему полезно говорить, иначе замыкается.
- Рисовать! - потребовал Руди, вороша пухлой ладонью мозаику.
- Скоро пойдем рисовать, - откликнулся санитар.
Я подумал, что Дэвиду со мной крупно повезло. И еще я подумал, что обедать лучше сесть за отдельный столик, иначе от постоянной тряски у меня вывалятся зубы.
- Я не могу прекратить, - повинился вдруг сосед. Тут он впервые улыбнулся и поднял на меня красные невыспавшиеся глаза. Его щека дергалась в едином ритме с конечностью. Этот человек страдал жесточайшим неврозом. - Марго, можно еще сока?
- Не можешь прекратить стучать? - Я потихоньку приходил в себя и уже не так остро хотел сбежать.
- Эй, так нечестно, - заявил Леви. - Говорите по-английски! Питер, угадай, кто будет следующим ламой?
- Понятия не имею, - честно признался я и постарался как можно теплее улыбнуться Тане. Она потихоньку возвращалась из коматозного состояния, но полностью не расслаблялась, сидела, как взведенная пружина.
- Ты принесешь и мне шоколад? - спросил яйцеголовый. - Я тоже хочу. Принеси мне шоколад, за это я научу тебя Таро.
- Он может, - кивнул Барков, отложил на угол собранную пирамидку и жадно отхлебнул сока. - Я в треморе, дружок. Когда совсем развинчиваюсь, гасят, но потом еще паршивее. Понимаешь, о чем я?
- Понимаю. Становишься, как кочан капусты.
- Он становится, как настоящий дзэн-монах, - хихикнул Леви, набираясь сил для создания очередного жевательного дирижабля. - Зато перестает подслушивать. А потом начинает искать веревку.
- Питер, будешь мясной рулетик? - осведомилась повариха.
Я прислушался к своему желудку и кивнул. Мне принесли рулетик, а Тане - яблочный пирог. Продолжая сверлить меня взглядом, она откусила кусочек лакомства. Поводырь Руди листал журнал. Иногда он, не глядя, протягивал руку и подхватывал разлетающиеся кусочки паззла. Великовозрастный малыш пускал слюни и сооружал неустойчивую пирамиду.
- Марго, - негромко окликнул Барков. - Можешь звонить, она в порядке.
Санитар, поверх газеты, кинул быстрый взгляд на девочку и тоже кивнул. Повариха сняла висевшую на стене трубку и сказала два слова. Таня все активнее поглощала пирог.
- Она могла сорваться? - спросил я.
- Хуже, - ответил Леви. - Она встречает спящих демонов в твоей подкорке.
- Намного хуже, - подтвердил Барков, потирая скачущую щеку. - Теперь она к тебе привыкла, и можно открыть дверь. Полифобия. Ментальная защита.
-Так если бы у нее началась истерика, мы не смогли бы выйти? - Беседа принимала все более интересный оборот. Мне пришло в голову, что здесь я узнаю о Крепости гораздо больше, чем от начальства.
- Если она потеряется, даже Барков не сможет найти, - туманно объяснил Леви. - Ты ортодокс? Вы же все в России ортодоксы?
Я так и не понял насчет Тани и решил оставить на потом. Санитар свернул газету и покатил свой тяжкий крест в палату. На прощание Роби всем пожал руки и, как ни странно, тоже напомнил мне о шоколадке.
- Боюсь, что я атеист.
- Так не бывает! - парировал Леви. - Если ты не веришь ни во что, значит, ты веришь в неверие, А это уже вера.
- Здесь нет придурков, - встретив мои ошалелые глаза, сказал Барков. - Настоящие придурки там, - Он ткнул большим пальцем куда-то за спину. По моим прикидкам, в той стороне должен был находиться корпус «Б».
- Кто-то кричал ночью, - брякнул я, чтобы поддержать беседу.
- Мальчики, кто хочет пирога? - высунулась из-за стойки Марго.
- Двойную дозу, - скомандовал Леви.
- Жопа не треснет? - осведомился сосед. - Здесь много звуков, дружок. Не стоит на все обращать внимание. Вот я прислушивался - и подвинулся рассудком.
- Ты из Петербурга?
- Из Луги.
- И… давно в Америке?
- А разве я в Америке? - удивился Барков.
- Здесь не Америка, а страна островов, - весело добавил Леви.
Я тотчас решил, что переоценил умственные способности моих новых приятелей.
- Кто твой куратор? Винченто? - Барков принял у Марго истекающий соком, пышный ломоть пирога. - Значит, ты на его острове. А я на острове мадам Элиссон. И так далее…
- А все вместе - архипелаг, - хохотнул поборник религии. - Знаешь, почему у меня такая башка? Меня неправильно прихватили щипцами, когда вытягивали из родительницы. Они нарушили мои конституционные права уже при рождении…
- Соединенные Штаты находятся там, за великой щелью! - поделился Барков. Таким образом я впервые узнал о хитрых архитектурных особенностях Крепости. - Там действует одноногая, одноглазая демократия. По крайней мере, то, что действует, любит себя так называть. Сраная двухпартийная демократия.
- А здесь архипелаг Его святейшества, Пэна Сикорски, - дурачился Леви.
Я отважился на мучивший меня вопрос.
- Ты умеешь слушать мысли?
- Ты тоже умеешь, но боишься сквозняков в голове, - выдал Барков. - А у меня в голове давно сквозняк.
- Мысль изреченная - ложь! - глубокомысленно ввернул жертва акушера. - Барков мог бы стать великим гуру нового рая, вдали от протухшего архипелага. Он не слушает мысли, он подслушивает ветер, который их приносит. Я ему сто раз предлагал…
Я вздрогнул. Опять ощущение, что я проваливаюсь в японский фильм. Словно все мы - ничтожные пленники механизированного урода.
- Братишка зрит в корень, - Барков схватился за другую щеку. Когда он замолкал, его желваки начинали зловещую пляску. Стук шлепанца по полу я почти перестал замечать. - Сквозняки несут запахи химических реакций. Когда ты превращаешь химию в слова, смысл искажается.
- Леви, расскажи про сорок тысяч Будд, - попросила Таня. Она впервые подала голос, и я удивился, как правильно и певуче девочка говорит, Впрочем, взглянув на меня, тут же потупилась.
- Я слышу, как поют сорок тысяч Будд, - сквозь чавканье поделился тот. - Я построю такой храм, когда вырасту. Сорок тысяч улыбок будут подниматься спиралью к небу и поддерживать свод. И между ними можно будет летать, так густо разольется блаженство. Снаружи останется все плохое, вся пыль и перхоть. Все, что придумали седые дураки.
- Ты заметил? - дотронулся до меня Барков. - Этот пацан, впервые на свете, намерен создать неагрессивную религию. Концессия замкнутого блаженства, активно отгородившаяся от выделений демократии. Как тебе план?
- Эээ… - изрек я. Непонятно было, говорит он серьезно или издевается над собратом по несчастью.
- А внутри можно будет летать… - мечтательно ввернула девочка. Очевидно, она слышала этот бред сотни раз, но купалась в нем, как в ароматической ванне.
- А внутри мы будем летать, - согласился Леви. - И никого не бояться. Никто не сможет напугать Таню, потому что среди улыбок не выживет ни одно создание мрака. Когда сорок тысяч Будд смотрят друг на друга, рождаются мелодии света. Но я разбираю, о чем их песни. У каждого из них тысячи песней. Разобрать их смысл - значит проникнуть в сущее. Их песни обнимают вселенную. Таня считает, что песня всего одна. Так тоже может быть. Понимаешь?
Я жалобно воззрился на Баркова.
- Он просит меня пустить в голову сорок тысяч сквозняков, - без тени юмора подтвердил невротик.
- А ты хочешь проникнуть в сущее? - не отставал яйцеголовый. - Улыбка сорока тысяч Будд стоит всех религий. Понимаешь? Баркову и так все равно. Поможешь мне уговорить его?
- Уговорить? - Я беспомощно захлопал глазами.
- Знаешь, в чем кайф буддизма? - спросил Барков. - Во всеобщем отказе от жизни.
- Леви, прекрати запугивать нашего нового друга, - нараспев произнесла Марго и подмигнула мне. Я задумался, каким талантом должна обладать эта женщина, чтобы оставаться нормальной в этой компашке. Впрочем, что такое нормальность, как говорит наш уважаемый шеф?
Но тут произошло главное событие дня, прервавшее нашу ученую беседу. Дверь отворилась, и вошла она.
Куколка.
Я сразу дал ей это имя и, как выяснилось, не ошибся. Волнистые локоны, прическа под Мэрелин, пухлые губки и широко распахнутые серые глаза, прямо как у настоящей куклы. Даже чуточку ненатуральные, словно бы замершие навсегда в немом изумлении. Словно мир каждую минуту открывался ей с новой стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Его розовый ротик двигался, не переставая, одновременно уминая пласты резины и выплевывая слова пополам со слюной. Напротив яйцеголового, вжавшись в стул, дрожала изящная девчушка лет десяти в расшитом золотыми нитями платье. С того момента, как я появился, она прекратила жевать и следила за каждым моим движением взглядом котенка, которого загнала на дерево стая собак. Ее от природы смуглое лицо буквально перекосилось от ужаса, а губу она прикусила так, что казалось, сей момент брызнет кровь.
- Он не британец, - не поворачиваясь, быстро сказал Барков. От стука его ноги у меня на подносе подпрыгивали бумажные тарелки. - Как там в Ленинграде, браток? Кони стоят?
- Стоят, - тупо промямлил я, навсегда зарекаясь ходить в столовую. Еще полчасика в их обществе, и меня будет впору тоже привязывать ремнем. Если Сикорски таким образом решил отомстить мне за непослушание, то это подло. Подослать тайного агента, знакомого с моей биографией!
Руди покончил с мюслями и набросился на печенье. Долговязый черный санитар невозмутимо менял на нем слюнявчик. Поросячьи глазки недоросля не отрывались от моего кресла.
Леви выдул огромный пузырь. Руки Баркова мелькали в таком темпе, что бедная головоломка должна была вот-вот задымить. Официантка, напевая, собирала у Леви и его соседки грязную посуду. Попутно она что-то прошептала девочке, но та продолжала смотреть на меня как на одно из убедительных созданий Спилберга. За матовой пластиковой перегородкой шевелились тени нормальных людей. Там, в большой столовой, кушали сотрудники. Я отважно запихнул в рот половину запеканки.
Соседка Леви молча разглядывала меня черными миндалевидными глазами. Я подумал, что она очень красивая, а когда вырастет, то станет просто сногсшибательной женщиной.
- Таня моложе тебя на год, - ровно произнес Барков. - Ее папашка наполовину японец, потому кажется такой маленькой. Таня очень смелая девочка, - и, перейдя на штатовский инглиш, добавил: - Таня, Питер - наш друг. Он тебя немножко боится. Он хотел принести тебе русскую шоколадку, но постеснялся.
Я думал, что почти привык к его телепатии, иначе не назовешь. Но каким образом этот худосочный оболдуй проведал о моих сладких запасах? Из-за постоянного риска диабета я таскал за собой несколько плиток бабаевского шоколада и не решался к ним притронуться.
Теперь я пригляделся к Тане внимательней. Совершенно верно, восточная кровь. Миниатюрные, словно кукольные, ручки и ножки, жесткая прямая челка, наверняка черного цвета от природы, но перекрашенная в рыжий. Она явно стремилась на кого-то походить, возможно, на героиню японского комикса. И про то, что я боюсь, Барков сказал неспроста. Она глядела, как загнанный суслик, крохотные ноздри тревожно раздувались, наманикюренные пальчики мяли салфетку. Скорее всего, это было ее обычным состоянием - трусить при виде незнакомцев, и опытный Барков играл в привычную игру, пытался спасти ее от истерики.
И вдруг я вспомнил, где я видел это лицо и эту прическу. Тот самый японский фильм, где Яманэ с другом прятались на барже от асфальтового чудовища и спасали бездомную проститутку. Меня словно в лоб ударило, столь сильным оказалось де-жавю. Безусловно, та актриса много старше, но эффект погружения в фильм захватил меня врасплох, Я вдруг почувствовал, что все мы сидим не за столиками в уютном кафе, а в чреве ржавой заброшенной баржи на берегу Токийского залива. И асфальтовый спрут вот-вот набросится на нас, чтобы высосать душу.
- Не хочешь быть апостолом? - настойчиво повторил Леви, отдирая от щек лопнувший пузырь жевачки. - Не хочешь стать нашим гуру? Не хочешь собрать под знамена белую рать?
- Не обращай внимания на его пиздеж, - на родном мне языке посоветовал Барков. - Леви помешан на религии. Главный спец, внештатный советник Его святейшества.
Я сумел протолкнуть в глотку остатки картошки.
- Какой сок предпочитаешь, Питер? - окликнула меня повариха. Вот кому было все до фонаря!
- Персиковый, - механически ответил я. Санитар отобрал у Руди пластмассовую вилку, которую тот пытался запихать в ноздрю, и только тут я заметил, что «малыш» тоже был прикован к креслу, только без мотора. Но нижние конечности У него шевелились вполне исправно. Скорее всего, парня просто не решались отпускать на волю. Да, такая туша могла натворить делов, несмотря на невинный спортивный костюм, украшенный изображениями дяди Скруджа. Я представил себе, сколько народу понадобится, если он надумает пошалить.
- Руди, ты побудешь с ребятами, или хочешь к себе? - Санитар общался с ним, как с трехлетним.
- Руди с ребятами… - с готовностью ответил великан.
- Хорошо! - Надсмотрщик поднялся и принялся помогать поварихе. Вдвоем они соскребли со стола остатки завтрака, и санитар высыпал на пластиковую поверхность горку разноцветных деталек. Что-то вроде паззла.
- Он не дерется и не псих, - успокоил Барков. - Ему около пяти лет. Говори с ним, только внятно и медленно. Ему полезно говорить, иначе замыкается.
- Рисовать! - потребовал Руди, вороша пухлой ладонью мозаику.
- Скоро пойдем рисовать, - откликнулся санитар.
Я подумал, что Дэвиду со мной крупно повезло. И еще я подумал, что обедать лучше сесть за отдельный столик, иначе от постоянной тряски у меня вывалятся зубы.
- Я не могу прекратить, - повинился вдруг сосед. Тут он впервые улыбнулся и поднял на меня красные невыспавшиеся глаза. Его щека дергалась в едином ритме с конечностью. Этот человек страдал жесточайшим неврозом. - Марго, можно еще сока?
- Не можешь прекратить стучать? - Я потихоньку приходил в себя и уже не так остро хотел сбежать.
- Эй, так нечестно, - заявил Леви. - Говорите по-английски! Питер, угадай, кто будет следующим ламой?
- Понятия не имею, - честно признался я и постарался как можно теплее улыбнуться Тане. Она потихоньку возвращалась из коматозного состояния, но полностью не расслаблялась, сидела, как взведенная пружина.
- Ты принесешь и мне шоколад? - спросил яйцеголовый. - Я тоже хочу. Принеси мне шоколад, за это я научу тебя Таро.
- Он может, - кивнул Барков, отложил на угол собранную пирамидку и жадно отхлебнул сока. - Я в треморе, дружок. Когда совсем развинчиваюсь, гасят, но потом еще паршивее. Понимаешь, о чем я?
- Понимаю. Становишься, как кочан капусты.
- Он становится, как настоящий дзэн-монах, - хихикнул Леви, набираясь сил для создания очередного жевательного дирижабля. - Зато перестает подслушивать. А потом начинает искать веревку.
- Питер, будешь мясной рулетик? - осведомилась повариха.
Я прислушался к своему желудку и кивнул. Мне принесли рулетик, а Тане - яблочный пирог. Продолжая сверлить меня взглядом, она откусила кусочек лакомства. Поводырь Руди листал журнал. Иногда он, не глядя, протягивал руку и подхватывал разлетающиеся кусочки паззла. Великовозрастный малыш пускал слюни и сооружал неустойчивую пирамиду.
- Марго, - негромко окликнул Барков. - Можешь звонить, она в порядке.
Санитар, поверх газеты, кинул быстрый взгляд на девочку и тоже кивнул. Повариха сняла висевшую на стене трубку и сказала два слова. Таня все активнее поглощала пирог.
- Она могла сорваться? - спросил я.
- Хуже, - ответил Леви. - Она встречает спящих демонов в твоей подкорке.
- Намного хуже, - подтвердил Барков, потирая скачущую щеку. - Теперь она к тебе привыкла, и можно открыть дверь. Полифобия. Ментальная защита.
-Так если бы у нее началась истерика, мы не смогли бы выйти? - Беседа принимала все более интересный оборот. Мне пришло в голову, что здесь я узнаю о Крепости гораздо больше, чем от начальства.
- Если она потеряется, даже Барков не сможет найти, - туманно объяснил Леви. - Ты ортодокс? Вы же все в России ортодоксы?
Я так и не понял насчет Тани и решил оставить на потом. Санитар свернул газету и покатил свой тяжкий крест в палату. На прощание Роби всем пожал руки и, как ни странно, тоже напомнил мне о шоколадке.
- Боюсь, что я атеист.
- Так не бывает! - парировал Леви. - Если ты не веришь ни во что, значит, ты веришь в неверие, А это уже вера.
- Здесь нет придурков, - встретив мои ошалелые глаза, сказал Барков. - Настоящие придурки там, - Он ткнул большим пальцем куда-то за спину. По моим прикидкам, в той стороне должен был находиться корпус «Б».
- Кто-то кричал ночью, - брякнул я, чтобы поддержать беседу.
- Мальчики, кто хочет пирога? - высунулась из-за стойки Марго.
- Двойную дозу, - скомандовал Леви.
- Жопа не треснет? - осведомился сосед. - Здесь много звуков, дружок. Не стоит на все обращать внимание. Вот я прислушивался - и подвинулся рассудком.
- Ты из Петербурга?
- Из Луги.
- И… давно в Америке?
- А разве я в Америке? - удивился Барков.
- Здесь не Америка, а страна островов, - весело добавил Леви.
Я тотчас решил, что переоценил умственные способности моих новых приятелей.
- Кто твой куратор? Винченто? - Барков принял у Марго истекающий соком, пышный ломоть пирога. - Значит, ты на его острове. А я на острове мадам Элиссон. И так далее…
- А все вместе - архипелаг, - хохотнул поборник религии. - Знаешь, почему у меня такая башка? Меня неправильно прихватили щипцами, когда вытягивали из родительницы. Они нарушили мои конституционные права уже при рождении…
- Соединенные Штаты находятся там, за великой щелью! - поделился Барков. Таким образом я впервые узнал о хитрых архитектурных особенностях Крепости. - Там действует одноногая, одноглазая демократия. По крайней мере, то, что действует, любит себя так называть. Сраная двухпартийная демократия.
- А здесь архипелаг Его святейшества, Пэна Сикорски, - дурачился Леви.
Я отважился на мучивший меня вопрос.
- Ты умеешь слушать мысли?
- Ты тоже умеешь, но боишься сквозняков в голове, - выдал Барков. - А у меня в голове давно сквозняк.
- Мысль изреченная - ложь! - глубокомысленно ввернул жертва акушера. - Барков мог бы стать великим гуру нового рая, вдали от протухшего архипелага. Он не слушает мысли, он подслушивает ветер, который их приносит. Я ему сто раз предлагал…
Я вздрогнул. Опять ощущение, что я проваливаюсь в японский фильм. Словно все мы - ничтожные пленники механизированного урода.
- Братишка зрит в корень, - Барков схватился за другую щеку. Когда он замолкал, его желваки начинали зловещую пляску. Стук шлепанца по полу я почти перестал замечать. - Сквозняки несут запахи химических реакций. Когда ты превращаешь химию в слова, смысл искажается.
- Леви, расскажи про сорок тысяч Будд, - попросила Таня. Она впервые подала голос, и я удивился, как правильно и певуче девочка говорит, Впрочем, взглянув на меня, тут же потупилась.
- Я слышу, как поют сорок тысяч Будд, - сквозь чавканье поделился тот. - Я построю такой храм, когда вырасту. Сорок тысяч улыбок будут подниматься спиралью к небу и поддерживать свод. И между ними можно будет летать, так густо разольется блаженство. Снаружи останется все плохое, вся пыль и перхоть. Все, что придумали седые дураки.
- Ты заметил? - дотронулся до меня Барков. - Этот пацан, впервые на свете, намерен создать неагрессивную религию. Концессия замкнутого блаженства, активно отгородившаяся от выделений демократии. Как тебе план?
- Эээ… - изрек я. Непонятно было, говорит он серьезно или издевается над собратом по несчастью.
- А внутри можно будет летать… - мечтательно ввернула девочка. Очевидно, она слышала этот бред сотни раз, но купалась в нем, как в ароматической ванне.
- А внутри мы будем летать, - согласился Леви. - И никого не бояться. Никто не сможет напугать Таню, потому что среди улыбок не выживет ни одно создание мрака. Когда сорок тысяч Будд смотрят друг на друга, рождаются мелодии света. Но я разбираю, о чем их песни. У каждого из них тысячи песней. Разобрать их смысл - значит проникнуть в сущее. Их песни обнимают вселенную. Таня считает, что песня всего одна. Так тоже может быть. Понимаешь?
Я жалобно воззрился на Баркова.
- Он просит меня пустить в голову сорок тысяч сквозняков, - без тени юмора подтвердил невротик.
- А ты хочешь проникнуть в сущее? - не отставал яйцеголовый. - Улыбка сорока тысяч Будд стоит всех религий. Понимаешь? Баркову и так все равно. Поможешь мне уговорить его?
- Уговорить? - Я беспомощно захлопал глазами.
- Знаешь, в чем кайф буддизма? - спросил Барков. - Во всеобщем отказе от жизни.
- Леви, прекрати запугивать нашего нового друга, - нараспев произнесла Марго и подмигнула мне. Я задумался, каким талантом должна обладать эта женщина, чтобы оставаться нормальной в этой компашке. Впрочем, что такое нормальность, как говорит наш уважаемый шеф?
Но тут произошло главное событие дня, прервавшее нашу ученую беседу. Дверь отворилась, и вошла она.
Куколка.
Я сразу дал ей это имя и, как выяснилось, не ошибся. Волнистые локоны, прическа под Мэрелин, пухлые губки и широко распахнутые серые глаза, прямо как у настоящей куклы. Даже чуточку ненатуральные, словно бы замершие навсегда в немом изумлении. Словно мир каждую минуту открывался ей с новой стороны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48