Но Алексей Палыч был раздражен, вилять перед парикмахером ему не хотелось.
Тем более, что у парикмахера был отвратительно самоуверенный вид.
- Есть еще один способ закончить наш разговор, - сказал Август Янович. - Можно признаться.
- Вам?
- Именно мне.
Терять было нечего.
- Значит, так, - сказал Алексей Палыч, - вы, Август Янович, идите, пожалуйста, к черту.
Август Янович ни капельки не обиделся.
- Может быть, вы мне разрешите поговорить с мальчиком? Мальчик, как тебя зовут?
- Феликс.
- Прекрасное имя. А где ты живешь?
- В лагере.
- А где ты жил до лагеря?..
- В ла...
Алексей Палыч загородил Феликса спиной.
- Оставьте мальчика в покое и уходите!
- Нет, я не уйду! - возвысил голос парикмахер. - Вам не удастся обмануть Августа Яновича! Август Янович не так прост, дорогой Алексей Палыч. Он прекрасно знает, что вы украли этого мальчика!
Август Янович заговорил о себе в третьем лице - это с ним случалось, когда он волновался. А он разволновался неожиданно для себя: мысль о краже ребенка осенила его внезапно. Он уже не думал о том, что вся жизнь Алексея Палыча была посвящена занятию прямо противоположному.
- Но Август Янович этого так не оставит! - воскликнул парикмахер. - Он защитит этого мальчика! Он поднимет на его защиту весь город! Весь народ!..
Парикмахер не успел сказать все, что хотел. Он хотел сказать еще: "Всю страну!". Однако при словах "весь народ" Август Янович, воспламеняясь, поднял свой маленький кулачок и потряс им перед лицом Алексея Палыча.
Для Феликса этого оказалось достаточно. Поняв этот жест как нападение на учителя, он высунулся из-за его спины и толкнул парикмахера в грудь.
Август Янович сделал два шага назад и рухнул на землю. Алексей Палыч бросился его поднимать, но парикмахер оттолкнул протянутую руку.
- Ножом, Алексей Палыч... - бормотал он, сидя на краю канавы. Бейте лучше сразу ножом. Где у вас нож? Почему я не вижу ножа, Алексей Палыч?
Алексей Палыч схватил Феликса за руку и быстро пошел прочь.
Уже стемнело.
В школьном дворе никого не было. Отомкнув подвал, Алексей Палыч завел туда Феликса.
- Побудешь тут до утра?
- Хорошо, - согласился Феликс. - А утром мы пойдем в лагерь?
- Еще не знаю, - сказал Алексей Палыч. - Ничего я сейчас не знаю. Зачем тебе нужно было толкать этого старика?
- Я за тебя заступился.
- Лучше бы ты не заступался. И в лагерь возвращаться неловко, и здесь тебя теперь не оставишь: старик шум поднимет. Да теперь он тебя и в лагере не оставит в покое. И жене моей про тебя расскажет. Просто не знаю, Феликс, что мне с тобой делать.
- Палыч, - сказал Феликс, - я и раньше догадывался... Немножко... Боре я не говорил. Но сегодня я уже точно понял - я не такой, как все ребята. Почему ты не мог сказать этому старику, кто я?
- Не хотел. Да и нельзя было.
- А мне тоже нельзя сказать?
- Тебе? - Алексей Палыч задумался. - Тебе, наверное, можно, ты уже взрослый. Только я боюсь, что если тебе рассказать, то... тебе легче не станет. Может даже стать тяжелее.
- Я хочу знать правду, - сказал Феликс. - Я вижу - тебе тоже плохо. Я уже знаю: если нельзя сказать правду, всегда плохо. Но я не понимаю, как может стать плохо от правды.
- Бывает правда, которую лучше не знать, - сказал Алексей Палыч. - Ладно, завтра я попробую тебе объяснить. Хотя я и сам не знаю, что будет завтра.
- Завтра... - усмехнулся Феликс. - Мне все время говорят "завтра", "потом", "после". Иди, Палыч, отдыхай. Свет я зажигать не буду: я знаю, что ты меня прячешь.
Алексей Палыч вернулся домой поздно. Его не спросили, где он был, Анна Максимовна промолчала: с некоторых пор она вообще старалась поменьше спрашивать.
Алексей Палыч поставил будильник на семь, но будильник ему не потребовался: всю ночь он ворочался, думал, но, как можно догадаться, ничего не придумал.
Наступило утро тяжелого дня - понедельника.
День последний - день 1-й
Конец и начало
- Нет, ты мне скажи: зачем ты туда полез?
- Сначала скажи: зачем ты ее каждый день красишь?
- Это совершенно не твое дело.
- Если твое не мое, то и мое не твое.
- Пока что отец - я. Мое дело - спрашивать, твое - отвечать. Если ты мне все расскажешь по-честному, то я, может быть, тебя прощу.
- Меня не за что прощать. Это тебя надо прощать. Тебя уже много раз прощали.
- Борька, как ты разговариваешь с отцом?!
Но Борис сейчас не боялся ни бога, ни черта. Не боялся он и отца. Он-то знал, что правда на его стороне.
- Я с тобой нормально разговариваю. Если по-честному, то виноват ты.
- Ты слышишь его? - обратился Арсений Петрович к жене. - Нет, я всегда говорил, что наша молодежь "дурно воспитана, она насмехается над начальством и нисколько не уважает стариков. Наши нынешние дети стали тиранами, они не встают, когда в комнату входит пожилой человек, перечат своим родителям. Попросту говоря, они очень плохие" [1]. ------[1] В этом месте автор впервые воспользовался своим правом на вымысел: он заставил Арсения Петровича произнести слова, сказанные древним философом примерно 2400 лет тому назад. ------
- Да, - согласилась мама Бориса. - "Эта молодежь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы. Никогда они не будут походить на молодежь былых времен. Молодое поколение сегодняшнего дня не сумеет сохранить нашу культуру" [1]. ------[1] В этом месте автор вторично воспользовался своим правом и заставил маму Бориса произнести текст, записанный примерно 4500 лет назад в древнем городе Вавилоне. ------
Представитель "растленной" молодежи отнесся к этой критике довольно спокойно. Подобное ему уже приходилось слышать.
- Хорошо, Боря, - сказал Арсений Петрович, - давай поговорим разумно. Мне мерзко на тебя смотреть, но я первый протягиваю тебе руку. Объясни, как это с тобой получилось? Наверное, нечаянно? Мы тебе поверим.
- Сначала объясни, как у тебя получилось. Тоже нечаянно?
- Борька, - сказал Арсений Петрович, - я тебе переломаю ноги, выверну руки, наставлю синяков, набью шишек.
- А еще меня выгонят из лагеря, - сказал Борис.
- Я этого не допущу!
- Они допустят, - сказал Борис. - Они тебя знают. Знаешь, что хуже всего в жизни? Хуже всего краснеть за своего отца.
Вот так, рикошетом, вернул Борис отцу его собственные слова. С заменой, разумеется, одного слова.
- Вот змей! Он еще острит! Борька, я беру ремень!
- Может быть, его лучше отмыть, пока не закрыта баня? - спросила мама, которая отлично знала, что максимум, на что способен разгневанный Арсений Петрович, - это три раза обежать вокруг стола.
- Проклятье! Я же не могу появиться с ним в нашей бане! Надо мной до конца жизни будут смеяться!
- Поезжайте на Старый Разъезд.
Так во второй раз за сегодняшний вечер появился в бане на Старом Разъезде синий мальчишка.
- Что-то сегодня много синеньких, - покачала головой дежурная, провожая отца и сына в отдельный кабинет с ванной. - Хоть бы сгорела она, эта фабрика. Ты бы, гражданин, не оставлял это дело, написал бы в газету, глядишь, и турнут директора. А новый призадумается...
Чувствуя на спине сверлящий взгляд сына, Арсений Петрович шмыгнул в ванную комнату. Он проделал это так быстро, что дежурная не успела предложить ему "черного" мыла.
Бориса пришлось отмывать в пяти водах.
Алексей Палыч проворочался всю ночь, так ничего и не придумав.
Встал он с тяжелой головой и от завтрака отказался. Его не спросили - почему. Его вообще мало о чем спрашивали в последние дни. Домашние видели, что он похудел, стал беспокойным. Но его не трогали и не расспрашивали, словно боялись узнать нечто ужасное. Анна Максимовна не говорила о домашних делах, Татьяна перестала делать замечания.
Никто еще ничего не знал, но предчувствие какой-то беды висело в воздухе. Ощущение было такое, словно в доме была спрятана бомба с часовым механизмом, - все слышали тиканье и все делали вид, будто ничего не случилось.
Сегодня опять экзаменационный день.
Но не случайно говорят: утро вечера мудренее. Едва Алексей Палыч вышел из дома, его осенило. Он все время пытался справиться в одиночку. Ну, с Борисом. Пожалуй, Борис сделал даже больше, чем он. Но теперь и сам Борис попал в тяжелое положение. Нужно поберечь его самолюбие - его нельзя возвращать в лагерь в роли героя. Хватит того, что ему достанется дома.
Алексей Палыч решил, что сегодня же сходит к Куликовым домой, поговорит с родителями, постарается как-то помочь Борису.
Но сейчас самому Алексею Палычу нужна была помощь. И срочная. Неизвестно ведь, где сейчас находится и в какую дверь стучится оскорбленный парикмахер. Старики встают рано...
И вот - идея! Нужно увезти Феликса из Кулеминска! Увезти к кому-нибудь из друзей.
Друзей у Алексея Палыча накопилось довольно много. Правда, дружба была односторонняя и односезонная. С тех пор, как Алексей Палыч обжился в Кулеминске, с той поры, как умерли родители Анны Максимовны и у Мухиных образовался собственный дом, друзья по институту все чаще стали вспоминать Алексея Палыча.
Дружеские отношения вспыхивали каждый год с новой силой в начале июня и с такой же силой затухали в конце августа. Друзья наезжали поодиночке и семьями, ночевали в доме, раскидывали во дворе палатки, ходили за грибами и ягодами, рыбачили на дальних озерах, называли Алексея Палыча "стариной" и спрашивали, почему он не пишет диссертацию.
В конце августа друзья исчезали.
Конечно, Алексея Палыча приглашали вместе с женой в город, обещали билеты в театр и на концерты, грозили даже какими-то путевками в санаторий.
Но Алексей Палыч по субботам был занят в школе, а на один день смысла не было ездить.
Санаторий же для него вообще был понятием отвлеченным - нечто вроде Антарктиды.
И вот нужда заставила Алексея Палыча вспомнить о друзьях. Удивляясь тому, как эта простая мысль не пришла к нему в голову раньше, он поспешил на почту.
Разменяв рубль на пятнадцатикопеечные монеты, Алексей Палыч оседлал автомат.
Еще не было восьми - все друзья оказались дома.
Первый очень обрадовался Алексею Палычу, но когда зашла речь о том, чтобы на десять дней приютить мальчика - очень послушного мальчика, - сказал, что, к великому сожалению, на днях, ну буквально завтра, улетает в командировку.
Второй друг пришел в полный восторг, но тут же выяснилось, что у него в квартире идет ремонт. И надолго - "Ты же знаешь этих мастеров!" - на все лето.
Третий друг - надо же такое совпадение! - как раз сегодня уезжал в отпуск...
Затем друзья начали повторяться: отпуск, ремонт, командировка, ремонт, ремонт, отпуск...
На десятом друге обозначился некоторый сдвиг: десятый чужим голосом сообщил, что он умер этой зимой.
И только на одиннадцатом звонке, к концу второго рубля, Алексею Палычу повезло: Феликса согласился принять человек, который никогда не приезжал к Алексею Палычу и не обзывал его "стариной". Но они когда-то вместе были на практике, и у Алексея Палыча случайно сохранился его телефон.
Значительно повеселев, Алексей Палыч направился в школу. Он решил увезти Феликса сразу же после экзамена. О том, что будет спустя десять дней, он пока не загадывал. Там посмотрим, может, обойдется...
С задней стороны школы уже прогуливался Борис.
- Он там? - спросил Борис, кивая на дверь подвала.
- Конечно, - ответил Алексей Палыч. - Как у тебя?
- Пока никак. Вчера я спать лег, а сегодня они на работу ушли. Вечером будут разбираться. Алексей Палыч, я думал, думал... Жутко не хочется опять в лагерь. Будем там дурачками ходить...
- А в лагерь и не надо. Я все устроил. Идем к Феликсу.
Когда они вошли, Феликс стоял возле лабораторного стола. Вид у него был невеселый. Алексей Палыч подумал, что Феликсу тоже не хочется возвращаться в лагерь, и поспешил его обрадовать:
- Феликс, в лагерь больше вы не поедете.
- Вообще-то жалко, - вздохнул Феликс. - Мне там нравилось. Но теперь это уже неважно.
- Сегодня я отвезу тебя в город. Там ты поживешь с одним человеком всего десять дней. Он хороший человек. Он сведет тебя в музей, в кино, вы сходите в детский парк, покатаетесь на каруселях.
- А Боря?
- Боря пока останется здесь. У него сейчас, понимаешь, некоторые трудности... Но я уверен, что вы еще встретитесь.
- А я уверен, что нет, - сказал Феликс. - Боря, я тебе очень надоел?
- Вчера я на тебя здорово разозлился, - ответил Борис. - А сегодня встал - вроде ничего. Если бы ты не полез в речку, жили бы себе спокойно.
- Разве в лагере ты жил спокойно?
- Не очень, - признался Борис. - Но терпеть можно.
- И ты согласился бы терпеть еще?
- Ну... если нужно... не бросать же тебя одного.
- Одного... - задумчиво повторил Феликс. - Да, одному, наверное, трудно. Я продержался дольше всех. Наверное, потому, что был не один.
- Я тебя не понимаю, - сказал Алексей Палыч. - Что значит "продержался"?
- Меня отзывают, Алексей Палыч.
- Что значит "отзывают"? Феликс, ты подключился?
- Конечно! - сказал Феликс. - Я подключился, когда вы ушли. Я не хотел подключаться, но это от меня не зависит. Меня хотели отозвать сразу, я еле упросил, чтобы мне разрешили с вами попрощаться.
- А ты не мог попросить, чтобы тебя оставили?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29