А это… не соответствует моим ожиданиям. Никто не говорил, что я буду солдатом.
Дюк сказал: - Ты получаешь военный паек, не так ли?
- Служебный паек, - поправился я. Мне повезло. Мое биологическое образование квалифицировали как "необходимое умение" - но только отчасти.
Дюк поморщился: - Да? Здесь мы не проводим таких тонких градаций. Разницы нет.
- Прошу прощения, Дюк, большая разница.
- Да? И какая?
- Я следую контракту. Я прислан в качестве ученого. Там не говориться, что я должен быть солдатом.
Дюк откинулся в кресле: - Взгляни получше на контракт, парень, раздел "специальные обязанности".
Я цитировал наизусть, научился этому в школе; Дюк поднял брови, но позволил продолжать: - "В дополнение, от работника может быть потребовано нанимателем в лице его/ее непосредственных или более высокопоставленных начальников выполнение любых специальных или единичных обязанностей, для которых он пригоден и должным образом подготовлен с помощью обучения, по природе или другим образом, и которые связаны или имеют отношение к основным обязанностям, как здесь описано…" - Дюк улыбнулся. Я продолжал: - "… за исключением случаев, когда эти обязанности находятся в прямом противоречии с целью данного контракта."
Дюк продолжал улыбаться: - Все верно, Маккарти - и обязанности, о которых я прошу, не находятся в прямом противоречии. Ты же не находишься в пределах действия раздела о "мирных целях"?
- Ну, не знаю.
- Нет, не находишься. Если б находился, тебя бы сюда не прислали. Каждый человек здесь выполняет два дела - свое собственное и уничтожение червей. Надо ли говорить, какое на первом месте?
Я медленно произнес: - И что это значит?
- Это значит, - сказал Дюк, - если миссия носит военный характер, то каждый является солдатом. Мы не можем позволить себе иметь бездельников. Мне нужен помощник. Хочешь изучать червей - научись работать огнеметом.
- Ты так понимаешь "специальные обязанности"?
Он сказал спокойно: - Верно. Знаешь, я не могу приказать тебе, Маккарти. Любая операция, связанная с риском для жизни, должна быть совершенно добровольной. И это вовсе не старомодный тип добровольности, вроде: " я беру тебя, тебя и тебя". - Дюк поставил кофейную чашку. - Но я дам тебе время. До завтра. Если надумаешь, найди Шоти. Иначе, в пятницу улетишь на вертушке. Идет?
Я не ответил.
- Ты понял?
- Понял! - огрызнулся я.
- Хорошо. - Дюк встал. - Ты уже знаешь, на что идешь, Джим - об этом нет вопросов. Поэтому кончай переживать и приступай к делу. У нас нет времени.
Он был прав и я это знал, но было нечестно так давить на меня.
Он понял мое молчание и покачал головой: - Брось, Джим. Ты не станешь более готовым, чем сейчас.
- Но я вообще не готов!
- Об этом и речь. Если бы был, не было бы нужды в разговоре. Так что… как?
Я поднял глаза.
- Да?
- Я боюсь, - признался я. - А если я струшу?
Дюк улыбнулся. - Есть очень простой способ узнать, не трусишь ли ты. Если да, тебя съедят. Все остальное - это успех. Запомни.
Он взял чашку, чтобы отнести на кухню. - Я скажу Шоти, чтобы ждал тебя. Надень чистое белье. - Потом он повернулся и ушел, оставив меня таращиться вслед.
4
По закону, я уже отслужил в армии.
Три года. Что-то около этого.
Вас автоматически зачисляли, когда вы появлялись на первом занятии по "глобальной этике", единственном обязательном курсе в высшей школе. Без окончания этого курса не давали диплома. И кроме того, что обнаруживалось только впоследствии - нельзя было закончить курс, не заслужив почетного увольнения. Все это было частью "Обязанностей Всеобщей Службы". Ура!
Инструктором был некто по имени Уайтлоу. О нем знали немногое. Здесь он был первый семестр. До нас, правда, доходили некоторые слухи - что однажды он ударил парнишку за разговорчики и сломал ему челюсть. Что его нельзя уволить. Что он проходил срочную службу в Пакистане - и все еще хранит уши мужчин и женщин, которых убил. Что он до сих пор участвует в некоторых сверхсекретных операциях и преподавание - лишь прикрытие. И тому подобное.
Когда я увидел его, то поверил всему.
Он приковылял в комнату, бросил клипборд на стол и обратился к нам: - Прекрасно! Я хочу находиться в этой комнате не более чем вы! Но этот курс обязательный для всех - так выжмем все лучшее из плохой ситуации!
Он был коренастый, как медведь, грубоватый и раздражительный. У него были начинающие седеть волосы и серо-стальные глаза, ввинчивающиеся в вас, как лазер. Нос толстый; похоже, был сломан несколько раз. Он выглядел, как танк, и двигался странной катящейся походкой. Покачиваясь при ходьбе, он был неожиданно грациозен.
Он стоял перед нами, как неразорвавшаяся бомба, и глядел на нас с очевидным отвращением. Он смотрел сердито - выражение, которое мы быстро научились распознавать, как общее недовольство нашим испугом, причем не каждым из нас в отдельности, а всем классом, как целым.
- Меня звать Уайтлоу! - рявкнул он. - И я не являюсь приятным человеком!…
Ого!?…
- … Так что, если вы думаете, что пройдете курс, подружившись со мной, забудьте это! - он так свирепо смотрел, как если бы ждал от нас такого же взгляда. - Я не хочу быть вашим другом. Так что не тратьте времени. Все очень просто: я должен сделать дело! И оно будет сделано. Вы тоже должны сделать дело. Вы можете сделать его легко и взять ответственность на себя - или вы можете сопротивляться, и тогда я вам обещаю - этот класс станет хуже преисподней! Понятно?
Широким шагом он прошел в конец комнаты, вырвал комиксы из рук Джо Бэнгса и разорвал их. Обрывки бросил в мусорную корзину. - Те, кто думают, что я вас разыгрываю, пусть отныне не заблуждаются. Мы можем сэкономить друг другу две недели танцев на цыпочках для изучения друг друга, если вы будете с самого начала предполагать худшее. Я - дракон. Я - акула. Я - монстр. Я разжую вас и выплюну кости.
Он находился в постоянном движении, скользя из одного угла комнаты в другой, указывая, жестикулируя, рубя воздух рукой во время разговора. - На следующие два семестра вы принадлежите мне. Этот курс нельзя пройти или не пройти. Когда преподаю я - все проходят. Потому что я не даю никакого другого шанса. Большинство из вас, если предоставляется выбор, не выбирают победу. И это гарантирует ваше поражение. Поэтому запомните: здесь у вас нет выбора. Как скоро вы поймете это, так скоро сможете выйти. - Он прервался. Оглядел всех. Глаза были жесткие и маленькие. Он продолжил: - Я очень безобразен. Я это знаю. Я не стану тратиться на доказательство обратного. Не ждите, что я буду другим. И если в этой классной комнате кто-то должен приспособиться, то я жду, что это будете вы! Вопросы есть?
- Ага… - Один из клоунов с заднего ряда: - Можно выйти?
- Нет. Еще вопросы?
Их не было. Большинство из нас были ошеломлены.
- Хорошо. - Уайтлоу вернулся к кафедре. - Я жду стопроцентной посещаемости все сто процентов времени. Извинения не принимаются. В этом классе будет результат. Большинство из вас используют свои обстоятельства, как причины не иметь результатов. - Он смотрел в наши глаза, словно глядел в души. - Об этом все, начнем немедленно! Отныне ваши обстоятельства - единственное, чем вы можете управлять, чтобы получать результаты.
Одна из девушек подняла руку: - А если мы заболеем?
- Вы планируете это?
- Нет.
- Тогда не должны беспокоиться.
Другая девушка: - А если…
- Стоп! - Уайтлоу поднял руку. - Видите? Вы уже пытаетесь найти себе лазейки. Они называются: а если?… "А если я заболею?" Правильный ответ - не болейте! "Если моя машина сломается?" Сделайте, чтобы она не ломалась, или имейте запасной транспорт. Забудьте лазейки. Их нет! Вселенная не дает второго шанса. Я тоже. Будьте здесь. У вас нет выбора. Этот класс работает только так. Предположите, что я приставил револьвер к вашей голове. Так оно и есть - только вы еще не знаете, какой это револьвер, но факт есть факт: я держу револьвер у вашей головы. Либо вы здесь и вовремя, либо я нажму спусковой крючок и разбрызгаю ваши никчемные мозги по стене. - Он показал на стену. Некоторые содрогнулись. Я обернулся посмотреть. И представил красно-серые брызги мозга на панели.
- Вам понятно? - Он принял наше молчание за согласие. - Хорошо. Можно продолжать.
Уайтлоу небрежно присел на краешек своего стола. Скрестил руки на груди и оглядел комнату.
Улыбнулся. Эффект был ужасающим.
- Теперь, - сказал он спокойно, - я расскажу о выборе, который вы сделаете. Единственном выборе. Все остальное - иллюзии, или лучше сказать - лишь их отражения. Вы готовы слушать? Прекрасно. Вот этот выбор: или вы свободны, или вы скоты. Это все.
Он ждал нашей реакции. В комнате было много озадаченных лиц.
- Вы ждете продолжения, не так ли? Вам кажется, что надо сказать больше. Нет, продолжения нет. Это все. То, что вы ждете в качестве продолжения - просто определения, или приложения. Разговору об этом мы и посвятим остаток нашего курса. Звучит просто, правда? Но просто не получится - потому что вы будете упорствовать в отягощении, и потому что наш курс не просто об определениях этого выбора - он о переживании его. Большинству из вас это не понравится. Но курс не о том, что вам нравится. То, что нравится или не нравится, не есть законный базис для выбора в нашем мире. Вы научитесь этому здесь.
Так он начал.
Отсюда все пошло под гору - или в гору, в зависимости от точки зрения.
Уайтлоу никогда не входил в комнату, пока все не сядут и не приготовятся. Он говорил, что пройти курс - это наша обязанность; кроме того, он уже знает материал и этот курс предназначен только для нас.
Он всегда начинал одинаково. Когда решал, что мы готовы, он входил - и всегда входил, говоря: - Прекрасно, кто хочет начать? Кто хочет дать определение свободе? - И мы отчаливали…
Одна из девушек предложила: - Это право делать, что вы хотите, да?
- Слишком просто, - расценил он. - Я хочу сорвать вашу одежду и совершить с вами страстное сношение прямо здесь на полу. - Он сказал это абсолютно хладнокровно, глядя ей прямо в лицо. Девушка открыла рот; класс изумленно засмеялся; она зарделась. - Что меня остановит? - спросил Уайтлоу. - Кто?
- Закон, - сказал кто-то. - Вас арестуют. - Еще смех.
- Тогда я не совсем свободен, не так ли?
- Ну, ладно… свобода - это право делать, что хочешь, пока не нарушаешь права других.
- Звучит лучше - но как я определю, в чем это права? Я хочу делать атомные бомбы на своем заднем дворе. Почему я не могу?
- Вы подвергаете опасности других.
- Кто сказал?
- Ну, если бы я был вашим соседом, мне это не понравилось бы!
- Что же вы так обидчивы? Я же еще ни одну не сбросил.
- Но всегда есть шанс. Мы должны обезопасить себя.
- Ага! - сказал Уайтлоу, отбрасывая назад свои белесые волосы и наступая на несчастного студента: - Но теперь вы нарушаете мои права, когда говорите, что я не могу построить собственную атомную бомбу.
- Сэр, но это же нелепо. Каждый знает, что нельзя делать А-бомбу на заднем дворе.
- Да? Я этого не знаю. На самом деле, я мог бы ее сделать, если бы имел доступ к материалам, достаточно денег и времени. Принципы хорошо известны. Вы рассчитываете лишь на то, что у меня не хватит решимости довести дело до конца.
- Э-э… да, конечно. Но даже если вам удастся ее сделать, права отдельных лиц имеют меньший вес по сравнению с безопасностью целого общества.
- Ну, снова. Вы утверждаете, что права одной персоны более важны, чем права другой?
- Нет, я…
- Но именно так это звучит для меня. Вы говорите, что мои права имеют меньший вес по сравнению с чьими-то. Я хочу знать, как вы определите их. Вспомните, предполагается, что каждый из нас равен перед законом. А что вы будете делать, если мне кажется, что ваш подход несправедлив? Как вы проведете в жизнь ваше решение? - Уайтлоу внимательно смотрел на юношу. - Попробуем по-другому: пусть я - жертва чумы. Мне надо в больницу для лечения, но едва я достиг вашего города, вы начинаете стрелять в меня. Я утверждаю, что мое право на медицинскую помощь гарантирует мне вход в эту больницу, а вы утверждаете, что ваше право быть свободным от заразы дает вам лицензию на убийство. Чьи права нарушены больше?
- Это нечестный пример!
- Да? Почему же? Это происходит в Южной Африке прямо сейчас - и неважно, что по этому поводу говорит правительство Южной Африки, мы рассуждаем о правах. Почему же этот пример нечестен? Это же ваше определение свободы. Мне кажется, что-то неверно с вашим определением. - Уайтлоу глядел на несчастного юношу. - Ну?
Юноша покачал головой. Он сдался.
- Ладно, дам вам намек. - Уайтлоу снова повернулся к нам. - Свобода не имеет отношения к тому, что вы хотите. Это не значит, что вы не можете иметь, что хотите - наверное, можете. Но я хочу, чтобы вы понимали, что погоня за сладостями есть просто погоня за сладостями и ничего больше. У ней очень мало общего со свободой. - Он снова сел на краешек стола и огляделся. - У кого-нибудь есть другие идеи?
Тишина. Смущенная тишина.
Потом голос: - Ответственность.
- А? Кто это сказал?
- Я. - Юноша-китаец в углу.
- Кто-кто? Встань сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Дюк сказал: - Ты получаешь военный паек, не так ли?
- Служебный паек, - поправился я. Мне повезло. Мое биологическое образование квалифицировали как "необходимое умение" - но только отчасти.
Дюк поморщился: - Да? Здесь мы не проводим таких тонких градаций. Разницы нет.
- Прошу прощения, Дюк, большая разница.
- Да? И какая?
- Я следую контракту. Я прислан в качестве ученого. Там не говориться, что я должен быть солдатом.
Дюк откинулся в кресле: - Взгляни получше на контракт, парень, раздел "специальные обязанности".
Я цитировал наизусть, научился этому в школе; Дюк поднял брови, но позволил продолжать: - "В дополнение, от работника может быть потребовано нанимателем в лице его/ее непосредственных или более высокопоставленных начальников выполнение любых специальных или единичных обязанностей, для которых он пригоден и должным образом подготовлен с помощью обучения, по природе или другим образом, и которые связаны или имеют отношение к основным обязанностям, как здесь описано…" - Дюк улыбнулся. Я продолжал: - "… за исключением случаев, когда эти обязанности находятся в прямом противоречии с целью данного контракта."
Дюк продолжал улыбаться: - Все верно, Маккарти - и обязанности, о которых я прошу, не находятся в прямом противоречии. Ты же не находишься в пределах действия раздела о "мирных целях"?
- Ну, не знаю.
- Нет, не находишься. Если б находился, тебя бы сюда не прислали. Каждый человек здесь выполняет два дела - свое собственное и уничтожение червей. Надо ли говорить, какое на первом месте?
Я медленно произнес: - И что это значит?
- Это значит, - сказал Дюк, - если миссия носит военный характер, то каждый является солдатом. Мы не можем позволить себе иметь бездельников. Мне нужен помощник. Хочешь изучать червей - научись работать огнеметом.
- Ты так понимаешь "специальные обязанности"?
Он сказал спокойно: - Верно. Знаешь, я не могу приказать тебе, Маккарти. Любая операция, связанная с риском для жизни, должна быть совершенно добровольной. И это вовсе не старомодный тип добровольности, вроде: " я беру тебя, тебя и тебя". - Дюк поставил кофейную чашку. - Но я дам тебе время. До завтра. Если надумаешь, найди Шоти. Иначе, в пятницу улетишь на вертушке. Идет?
Я не ответил.
- Ты понял?
- Понял! - огрызнулся я.
- Хорошо. - Дюк встал. - Ты уже знаешь, на что идешь, Джим - об этом нет вопросов. Поэтому кончай переживать и приступай к делу. У нас нет времени.
Он был прав и я это знал, но было нечестно так давить на меня.
Он понял мое молчание и покачал головой: - Брось, Джим. Ты не станешь более готовым, чем сейчас.
- Но я вообще не готов!
- Об этом и речь. Если бы был, не было бы нужды в разговоре. Так что… как?
Я поднял глаза.
- Да?
- Я боюсь, - признался я. - А если я струшу?
Дюк улыбнулся. - Есть очень простой способ узнать, не трусишь ли ты. Если да, тебя съедят. Все остальное - это успех. Запомни.
Он взял чашку, чтобы отнести на кухню. - Я скажу Шоти, чтобы ждал тебя. Надень чистое белье. - Потом он повернулся и ушел, оставив меня таращиться вслед.
4
По закону, я уже отслужил в армии.
Три года. Что-то около этого.
Вас автоматически зачисляли, когда вы появлялись на первом занятии по "глобальной этике", единственном обязательном курсе в высшей школе. Без окончания этого курса не давали диплома. И кроме того, что обнаруживалось только впоследствии - нельзя было закончить курс, не заслужив почетного увольнения. Все это было частью "Обязанностей Всеобщей Службы". Ура!
Инструктором был некто по имени Уайтлоу. О нем знали немногое. Здесь он был первый семестр. До нас, правда, доходили некоторые слухи - что однажды он ударил парнишку за разговорчики и сломал ему челюсть. Что его нельзя уволить. Что он проходил срочную службу в Пакистане - и все еще хранит уши мужчин и женщин, которых убил. Что он до сих пор участвует в некоторых сверхсекретных операциях и преподавание - лишь прикрытие. И тому подобное.
Когда я увидел его, то поверил всему.
Он приковылял в комнату, бросил клипборд на стол и обратился к нам: - Прекрасно! Я хочу находиться в этой комнате не более чем вы! Но этот курс обязательный для всех - так выжмем все лучшее из плохой ситуации!
Он был коренастый, как медведь, грубоватый и раздражительный. У него были начинающие седеть волосы и серо-стальные глаза, ввинчивающиеся в вас, как лазер. Нос толстый; похоже, был сломан несколько раз. Он выглядел, как танк, и двигался странной катящейся походкой. Покачиваясь при ходьбе, он был неожиданно грациозен.
Он стоял перед нами, как неразорвавшаяся бомба, и глядел на нас с очевидным отвращением. Он смотрел сердито - выражение, которое мы быстро научились распознавать, как общее недовольство нашим испугом, причем не каждым из нас в отдельности, а всем классом, как целым.
- Меня звать Уайтлоу! - рявкнул он. - И я не являюсь приятным человеком!…
Ого!?…
- … Так что, если вы думаете, что пройдете курс, подружившись со мной, забудьте это! - он так свирепо смотрел, как если бы ждал от нас такого же взгляда. - Я не хочу быть вашим другом. Так что не тратьте времени. Все очень просто: я должен сделать дело! И оно будет сделано. Вы тоже должны сделать дело. Вы можете сделать его легко и взять ответственность на себя - или вы можете сопротивляться, и тогда я вам обещаю - этот класс станет хуже преисподней! Понятно?
Широким шагом он прошел в конец комнаты, вырвал комиксы из рук Джо Бэнгса и разорвал их. Обрывки бросил в мусорную корзину. - Те, кто думают, что я вас разыгрываю, пусть отныне не заблуждаются. Мы можем сэкономить друг другу две недели танцев на цыпочках для изучения друг друга, если вы будете с самого начала предполагать худшее. Я - дракон. Я - акула. Я - монстр. Я разжую вас и выплюну кости.
Он находился в постоянном движении, скользя из одного угла комнаты в другой, указывая, жестикулируя, рубя воздух рукой во время разговора. - На следующие два семестра вы принадлежите мне. Этот курс нельзя пройти или не пройти. Когда преподаю я - все проходят. Потому что я не даю никакого другого шанса. Большинство из вас, если предоставляется выбор, не выбирают победу. И это гарантирует ваше поражение. Поэтому запомните: здесь у вас нет выбора. Как скоро вы поймете это, так скоро сможете выйти. - Он прервался. Оглядел всех. Глаза были жесткие и маленькие. Он продолжил: - Я очень безобразен. Я это знаю. Я не стану тратиться на доказательство обратного. Не ждите, что я буду другим. И если в этой классной комнате кто-то должен приспособиться, то я жду, что это будете вы! Вопросы есть?
- Ага… - Один из клоунов с заднего ряда: - Можно выйти?
- Нет. Еще вопросы?
Их не было. Большинство из нас были ошеломлены.
- Хорошо. - Уайтлоу вернулся к кафедре. - Я жду стопроцентной посещаемости все сто процентов времени. Извинения не принимаются. В этом классе будет результат. Большинство из вас используют свои обстоятельства, как причины не иметь результатов. - Он смотрел в наши глаза, словно глядел в души. - Об этом все, начнем немедленно! Отныне ваши обстоятельства - единственное, чем вы можете управлять, чтобы получать результаты.
Одна из девушек подняла руку: - А если мы заболеем?
- Вы планируете это?
- Нет.
- Тогда не должны беспокоиться.
Другая девушка: - А если…
- Стоп! - Уайтлоу поднял руку. - Видите? Вы уже пытаетесь найти себе лазейки. Они называются: а если?… "А если я заболею?" Правильный ответ - не болейте! "Если моя машина сломается?" Сделайте, чтобы она не ломалась, или имейте запасной транспорт. Забудьте лазейки. Их нет! Вселенная не дает второго шанса. Я тоже. Будьте здесь. У вас нет выбора. Этот класс работает только так. Предположите, что я приставил револьвер к вашей голове. Так оно и есть - только вы еще не знаете, какой это револьвер, но факт есть факт: я держу револьвер у вашей головы. Либо вы здесь и вовремя, либо я нажму спусковой крючок и разбрызгаю ваши никчемные мозги по стене. - Он показал на стену. Некоторые содрогнулись. Я обернулся посмотреть. И представил красно-серые брызги мозга на панели.
- Вам понятно? - Он принял наше молчание за согласие. - Хорошо. Можно продолжать.
Уайтлоу небрежно присел на краешек своего стола. Скрестил руки на груди и оглядел комнату.
Улыбнулся. Эффект был ужасающим.
- Теперь, - сказал он спокойно, - я расскажу о выборе, который вы сделаете. Единственном выборе. Все остальное - иллюзии, или лучше сказать - лишь их отражения. Вы готовы слушать? Прекрасно. Вот этот выбор: или вы свободны, или вы скоты. Это все.
Он ждал нашей реакции. В комнате было много озадаченных лиц.
- Вы ждете продолжения, не так ли? Вам кажется, что надо сказать больше. Нет, продолжения нет. Это все. То, что вы ждете в качестве продолжения - просто определения, или приложения. Разговору об этом мы и посвятим остаток нашего курса. Звучит просто, правда? Но просто не получится - потому что вы будете упорствовать в отягощении, и потому что наш курс не просто об определениях этого выбора - он о переживании его. Большинству из вас это не понравится. Но курс не о том, что вам нравится. То, что нравится или не нравится, не есть законный базис для выбора в нашем мире. Вы научитесь этому здесь.
Так он начал.
Отсюда все пошло под гору - или в гору, в зависимости от точки зрения.
Уайтлоу никогда не входил в комнату, пока все не сядут и не приготовятся. Он говорил, что пройти курс - это наша обязанность; кроме того, он уже знает материал и этот курс предназначен только для нас.
Он всегда начинал одинаково. Когда решал, что мы готовы, он входил - и всегда входил, говоря: - Прекрасно, кто хочет начать? Кто хочет дать определение свободе? - И мы отчаливали…
Одна из девушек предложила: - Это право делать, что вы хотите, да?
- Слишком просто, - расценил он. - Я хочу сорвать вашу одежду и совершить с вами страстное сношение прямо здесь на полу. - Он сказал это абсолютно хладнокровно, глядя ей прямо в лицо. Девушка открыла рот; класс изумленно засмеялся; она зарделась. - Что меня остановит? - спросил Уайтлоу. - Кто?
- Закон, - сказал кто-то. - Вас арестуют. - Еще смех.
- Тогда я не совсем свободен, не так ли?
- Ну, ладно… свобода - это право делать, что хочешь, пока не нарушаешь права других.
- Звучит лучше - но как я определю, в чем это права? Я хочу делать атомные бомбы на своем заднем дворе. Почему я не могу?
- Вы подвергаете опасности других.
- Кто сказал?
- Ну, если бы я был вашим соседом, мне это не понравилось бы!
- Что же вы так обидчивы? Я же еще ни одну не сбросил.
- Но всегда есть шанс. Мы должны обезопасить себя.
- Ага! - сказал Уайтлоу, отбрасывая назад свои белесые волосы и наступая на несчастного студента: - Но теперь вы нарушаете мои права, когда говорите, что я не могу построить собственную атомную бомбу.
- Сэр, но это же нелепо. Каждый знает, что нельзя делать А-бомбу на заднем дворе.
- Да? Я этого не знаю. На самом деле, я мог бы ее сделать, если бы имел доступ к материалам, достаточно денег и времени. Принципы хорошо известны. Вы рассчитываете лишь на то, что у меня не хватит решимости довести дело до конца.
- Э-э… да, конечно. Но даже если вам удастся ее сделать, права отдельных лиц имеют меньший вес по сравнению с безопасностью целого общества.
- Ну, снова. Вы утверждаете, что права одной персоны более важны, чем права другой?
- Нет, я…
- Но именно так это звучит для меня. Вы говорите, что мои права имеют меньший вес по сравнению с чьими-то. Я хочу знать, как вы определите их. Вспомните, предполагается, что каждый из нас равен перед законом. А что вы будете делать, если мне кажется, что ваш подход несправедлив? Как вы проведете в жизнь ваше решение? - Уайтлоу внимательно смотрел на юношу. - Попробуем по-другому: пусть я - жертва чумы. Мне надо в больницу для лечения, но едва я достиг вашего города, вы начинаете стрелять в меня. Я утверждаю, что мое право на медицинскую помощь гарантирует мне вход в эту больницу, а вы утверждаете, что ваше право быть свободным от заразы дает вам лицензию на убийство. Чьи права нарушены больше?
- Это нечестный пример!
- Да? Почему же? Это происходит в Южной Африке прямо сейчас - и неважно, что по этому поводу говорит правительство Южной Африки, мы рассуждаем о правах. Почему же этот пример нечестен? Это же ваше определение свободы. Мне кажется, что-то неверно с вашим определением. - Уайтлоу глядел на несчастного юношу. - Ну?
Юноша покачал головой. Он сдался.
- Ладно, дам вам намек. - Уайтлоу снова повернулся к нам. - Свобода не имеет отношения к тому, что вы хотите. Это не значит, что вы не можете иметь, что хотите - наверное, можете. Но я хочу, чтобы вы понимали, что погоня за сладостями есть просто погоня за сладостями и ничего больше. У ней очень мало общего со свободой. - Он снова сел на краешек стола и огляделся. - У кого-нибудь есть другие идеи?
Тишина. Смущенная тишина.
Потом голос: - Ответственность.
- А? Кто это сказал?
- Я. - Юноша-китаец в углу.
- Кто-кто? Встань сюда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51