Я просил пятнадцать, — для порядка возмутился Игнат и мысленно себя похвалил: вовремя сообразил назвать сумму кредита с запасом, попросил бы десять, получил бы семь.
— Твоя комнатуха в коммуналке больше двенадцати, и то по дружбе, не стоит, — сказал, как отрезал, коммерсант Леха.
— Позавчера ты давал двадцать.
— Ну и дурак, что не соглашался.
— Резонно, — вздохнул Игнат. — Умело воспользоваться моментом — залог успеха в любой негоции. Лех, но у меня, в натуре, полный край со временем! Уже, блин, опаздываю на стрелку!
Аргумент со стрелкой, наездом, разборкой должен быть Лехе понятен. Можно даже надеяться на некоторое сочувствие. Игнат представил, как делится с Тимошенко своими истинными проблемами, и неожиданно для себя рассмеялся.
Тимошенко вздрогнул, на секунду повернул голову, зыркнул глазами, словно примерился, куда ловчее ударить.
— Че ты ржешь, Сергач?
— От безысходности. Кранты мне, Леха! Опоздаю, и абзац.
— Не дергайся. С нотариусом я созвонился. До него от нас пешком через дворы три минуты на своих двоих. В падлу по такой погоде снег месить, на тачке за пять доедем. Открой бардак, покуда едем, пересчитай деньги.
— Что-то я не припомню, где здесь поблизости нотариальная контора.
Лешка промолчал.
В «бардачке» лежал пухлый пакет с рекламой сигарет «Кэмел».
— Лех, дай закурить. — Игнат заглянул в пакет, внутри перетянутые аптечными резинками, до смешного тощие, гнутые пачки стодолларовых купюр. Раз, два, три... ровно двенадцать.
— Ты же не куришь.
— Теперь курю.
«Мазда» катилась по узким улочкам, где не бывает пробок, куда редко заезжают случайные автомобили. Сергач нервно курил, то и дело поглядывая на часы. Десять минут пятого, четырнадцать, семнадцать...
— Леха, блин! Ты говорил, ехать пять ми...
— Не дергайся, приехали. Деньги в тачке не забудь. Паспорт с собой?
— Всегда.
«Мазда» притормозила близ здания, фасад коего не позволяла подробно рассмотреть снежная завеса. Тимошенко припарковался подле трех выстроившихся в ряд иномарок. Вышли. Прижав к груди пакет с деньгами, Игнат следом за Лехой подошел к трехступенчатому возвышению с перилами перед дверью под вывеской: «Бар САЛЬЕРИ». На двери косо приколотый листок с росчерком фломастером: «Закрыто».
— Это и есть нотариальная контора?
— Нотариус в кабаке ждет. — Тимошенко поднялся на ступеньку, перешагнул через две, долбанул коленкой в дверь, крикнул зычно: — Свои!
Дверь отворилась после двух дополнительных кулачных ударов.
— Сергач, айда.
Игнат запрыгнул на трехступенчатый полупьедестал, расплатился за резвость резью в почках, скрипнув зубами, переступил порог. Шкафообразный детина в светлой рубашке при галстуке-бабочке запер за Игнатом дверь, задвинул никелированный засов.
Бар невелик — стойка с четырьмя высокими табуретами да четыре столика на четыре персоны каждый, итого — двадцать посадочных мест, сейчас пустующих. На окнах жалюзи, по периметру потолка разноцветные лампочки. Единственное, что оправдывает прикольное название питейного заведения, — картина вместо одной из отделочных деревянных панелей на стене. Начинающий живописец изобразил, надо полагать, хрестоматийный последний ужин Моцарта и Сальери. Скорее всего носатый и грустный в парике с тремя буклями и с фужером — это Моцарт, а толстый, веселый, без парика и с вилкой — Сальери.
— Присаживайтесь. — Детина с бабочкой под вторым подбородком сделал широкий жест в сторону столиков, скрипнул башмаками и исчез в коридорчике, который не сразу и заметишь.
Игнат и Леха сели напротив друг друга. Пакет с деньгами Сергач пристроил на углу столешницы.
— Леха, я опаздываю.
— Успеешь.
Из неприметного коридорчика появились один за другим трое мужчин — уже знакомый детина, лысый доходяга в очках, в засаленном пиджаке, в брюках с мешками на коленях, с детским портфельчиком под мышкой и барин в безупречном костюме от Армани, красавец барин — точь-в-точь Никита Сергеевич Михалков в роли Паратова из кинофильма «Жестокий романс».
Лысый, как выяснилось, нотариус, уселся справа от Игната, барин расположился слева, поближе к пакету с деньгами, детина встал за барским плечом.
Нотариус попросил у Сергача паспорт, полез в портфельчик, зашуршал бумажками. Лешка, опустив голову, сосредоточенно изучал пятнышки и царапинки на столешнице. Барин внимательно разглядывал Игната телячьими глазами с поволокой и мило улыбался в густые усы, он пребывал в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести.
— Подпишите здесь и здесь. — Нотариус протянул Игнату шариковую ручку, подвинул листок с уже проставленными гербовыми печатями, с заранее отпечатанным на лазерном принтере текстом и вписанными от руки паспортными данными Сергача.
Игнат взял шариковую ручку с синим стержнем, потянулся к бумаге, но ее взять не успел — выпивший барин накрыл листок растопыренной пятерней.
— Чебугашка, ты мне понгавился. Да-ай выпьем! — Букву "р" барин не выговаривал, в остальном лыко вязал вполне сносно.
«Почему „Чебурашка“? — удивился Игнат. — Ах, да! Скомканная лыжная шапочка в кармане куртки, оттопыренное блином сизое ухо на виду. Хрен с тобой, буду Чебурашкой. Хоть горшком назови, только в печку не ставь».
— Извините, пожалуйста. — Сергач осторожно потянул за краешек листа с печатями. — Вы, простите, кто?
— Лешин папа. — Пятерня отпустила листок, взлетела над пьяной головой, щелкнула пальцами. — Водки! Всем по стопке и Чебугашке ведго. Угощаю!
Ничуть не удивившись заказанным дозам угощения, детина в бабочке отбыл к стойке бара разливать водку.
Сергач пробежал глазами по листку с печатями. Сморгнул, тряхнул головой.
— Блин! Леха, что за дела?! Это же договор купли-продажи моей квартиры какому-то Суходольскому!
— Газгешите пгедставиться. — Барин, крестный «папа» коммерсанта Тимошенко, приподнялся со стула, отвесил шутовской поклон. — Суходольский Леонид Матвеич. Алешка пгописан в дгугом гогоде, квагтигу пгоще и быстгее офогмить на меня. Попозже мы по-годственному ее пегеофогмим на Алешу. Хочешь, я буду и твоим папой? Нгавишься ты мне, надоест жить в телефонной будке, как Чебугашке из мультика, пгиходи, так и быть — усыновлю.
К столу вернулся отправленный за выпивкой детина, ловко снял с мельхиорового подноса хрустальные стопарики с сорокаградусной, поставил перед Сергачом наполненное до краев водкой серебряное ведерко. Обычно такие ведерки используют для охлаждения в мешанине колотого льда бутылок с шампанским.
— Спасибо за угощение, добрые люди. — Игнат подписал бумагу, нотариус подсунул еще стопку листков, и их Сергач подмахнул не глядя. Игнат разжал пальцы, шариковая ручка покатилась по столешнице. — Большое спасибо. Как-нибудь в другой раз обязательно выпью с вами со всеми на брудершафт, ежели, конечно, пустите бомжа за порог, а сейчас разрешите откланять...
— Э-э-э, нетушки! — Леонид Матвеевич прижал кулаком к столу пухлый от баксов целлофановый мешок! — Выпей хоть половину... ну, ладно, четвегть! Уважь, тогда и отдам баксики. Пей, Чебугашка! Отказы не пгинимаются, но стгого кагаются.
Как только прозвучало слово «кагаются», сиречь — «караются», вооруженный подносом детина, не иначе каратель, переместился Игнату за спину и угрожающе засопел.
С пьяным барином спорить бесполезно. «Четверть ведерка водки — это сколько? Два стакана? Больше? — прикинул Игнат. — Стакан мигом сожгут нервы. Два сдюжу. Три натощак — перебор, сломаюсь. А вдруг восточная медицина не действует на поддатого?.. Дурак, не в те ботинки обулся. Без железной обуви с бугаем официантом и амбалом Тимошенко могу и не справиться».
— Фу-у-у, черт... — Сергач взъерошил волосы, взялся обеими руками за ведерко, приподнял... Он хотел на выдохе метнуть ведро в Тимошенко, вскакивая, опрокинуть стол, ударить затылком по носу детинушке за спиной. Он втянул воздух сквозь не плотно сжатые губы, расслабил мышцы, мобилизовал волю, почувствовал, как в кровь хлынул норадреналин, так называемый «гормон драки», приготовился и... И за мгновение до атаки поясницу сковала боль в почках. Проклятая болезнь сыграла на руку противнику, словно разумное, ехидное и коварное существо.
— Нет! — Игнат со стуком поставил ведерко подальше от себя, расплескав при этом грамм двести кристально чистой водки. — Нет! Честное слово, мне что водку сейчас жрать, что застрелиться — никакой разницы... Послушайте, я не...
— Вгешь! — стукнул кулаком по денежному мешку хмельной Леонид Матвеич. — Докажи! Слабо за базаг ответить?
— В каком смысле? — уперев руки в бока, Сергач помассировал почки, боль нехотя отступила.
— "Смит-и-вессон" Чебугашке! — щелкнул пальцами картавый барин. — Быстго! Сыггаешь со мной пагтию в «Гусскую гулетку», отпущу тгезвым!
Сергач оглянулся, детина официант остался стоять где стоял, за пистолетом не побежал. Револьвер достал нотариус, выудил «пушку» из детского портфельчика, полного бумаг.
— Револьвер «смит-и-вессон», модель «комбат магнум», — объявил нотариус бодро, словно ведущий аукциона очередной лот. — Емкость барабана шесть патронов. — Нотариус откинул барабан, патроны посыпались на столешницу. — Пять в минус, оставляем один. — Лысый доходяга умело вернул барабан в рабочее положение, крутанул. — Ударно-спусковой механизм двойного действия. — Нотариус еще раз крутанул барабан. — Стрельба ведется посредством нажатия на спусковой крючок без предварительного взведения курка. — Оружие легло на стол поверх подписанных Игнатом бумаг. — Прошу, готово к стрельбе.
— Сначала я! — Леонид Матвеич с пьяной лихостью схватился за револьвер.
Игнат успел заметить быстрый косой барский взгляд и скупой кивок умелого оружейника. И Сергачу стало понятно — перед ним разыгрывается давно отрепетированная сценка. Конечно же! Конечно, оружейный шулер не просто так крутил барабан несколько раз! Безусловно, при первом нажатии на курок выстрела не последует!
Леонид Матвеич встал, слегка, самую малость пошатываясь. Револьвер в правой руке, ствол у виска, в левой стопарик, полный водки. Батюшка барин картинно запрокинул буйную голову, влил водку под пышные усы, бесшабашно нажал на курок. Сухой треск сработавшего вхолостую спускового механизма услышали все.
— Вот так! — Леонид Матвеич упал на стул в меру упитанной задницей, небрежно бросил через плечо пустую стопку, швырнул пистолет Сергачу на колени. — Твоя очегедь пгезигать смегть, Чебу-гашка!
Игнат взялся за рукоятку «смит-и-вессона», взвесил оружие в руке, устроил палец на дуге спускового крючка, свободной ладонью задумчиво погладил похожую на бочонок и совершенно не похожую на музыкальный инструмент «барабан» револьверную деталь. «Бжик-бжик» — Сергач крутанул туда-сюда маленькую металлическую бочку с одним-единственным патроном внутри.
— Стгашно тебе, Чебугашка?
— Да ну вас к черту! — Игнат улыбнулся правым уголком губ. — Это не мне вас, люди добрые, это вам меня надо бояться.
Игнат схватил свободной рукой пакет с деньгами, завалился на бок, опрокинулся вместе со стулом, откатился к стене, подскочил мячиком, встал на ноги. Кувырки у него всегда здорово получались, сенсей Фам Тхыу Тхыонг даже похвалил однажды. Талант к кувырканию когда-то выручал Сергача во время каратешных спаррингов, кувырок назад спас Игната позавчера в стычке с обезьяноподобным бойцом кунг-фу, кувырок вбок помог сейчас выйти на позицию, позволяющую держать под прицелом всю четверку «добрых людей».
— Не двигаться. — Сергач переориентировал ствол с официанта на барина, с нотариуса на коммерсанта Леху. Хвала духам, почки смилостивились, и за гимнастический пассаж наказания не последовало.
— Тупой какой Чебугашка — а-ха-ха-ха! — залился веселым пьяным смехом Леонид Матвеич. — В багабане всего один пат-гон, и тот неизвестно где — е-хе-хе-е!..
— Правильно, у меня в запасе один результативный выстрел из шести попыток. — Игнат прицелился в переносицу Леониду Матвеичу, нажал на курок, спусковой механизм сработал вхолостую, барабан повернулся. — Теперь один из пяти.
— Чебугашка, ты озвегел?! — Леонид Матвеич перестал смеяться, и, кажется, холостой щелчок, будто настоящий выстрел, вышиб из него сразу весь хмель. — А ты, чучело с подносом, чего стоишь, едалом щелкаешь?! А ну, быстго отними пистолет у мегзавца!
Прикрываясь щитом-подносом, детина подавальщик шагнул к Игнату.
Ствол револьвера прицелился в галстук-бабочку, нажатие на курок, сухое «щелк», поворот барабана.
— Один из четырех. — Игнат прицелился детине в глаз, дородный официант остановился, зажмурился.
— Дагмоед жигный! Чего встал? А ну, взять мегзавца! А ну, впегед, а ну... — заорал фальцетом Леонид Матвеич, но моментально замолк после того, как увидел дырочку на конце револьверного ствола, увидел, как палец Сергача нажимает на курок, как поворачивается барабан, совершенно не похожий на музыкальный инструмент.
— Один из трех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Твоя комнатуха в коммуналке больше двенадцати, и то по дружбе, не стоит, — сказал, как отрезал, коммерсант Леха.
— Позавчера ты давал двадцать.
— Ну и дурак, что не соглашался.
— Резонно, — вздохнул Игнат. — Умело воспользоваться моментом — залог успеха в любой негоции. Лех, но у меня, в натуре, полный край со временем! Уже, блин, опаздываю на стрелку!
Аргумент со стрелкой, наездом, разборкой должен быть Лехе понятен. Можно даже надеяться на некоторое сочувствие. Игнат представил, как делится с Тимошенко своими истинными проблемами, и неожиданно для себя рассмеялся.
Тимошенко вздрогнул, на секунду повернул голову, зыркнул глазами, словно примерился, куда ловчее ударить.
— Че ты ржешь, Сергач?
— От безысходности. Кранты мне, Леха! Опоздаю, и абзац.
— Не дергайся. С нотариусом я созвонился. До него от нас пешком через дворы три минуты на своих двоих. В падлу по такой погоде снег месить, на тачке за пять доедем. Открой бардак, покуда едем, пересчитай деньги.
— Что-то я не припомню, где здесь поблизости нотариальная контора.
Лешка промолчал.
В «бардачке» лежал пухлый пакет с рекламой сигарет «Кэмел».
— Лех, дай закурить. — Игнат заглянул в пакет, внутри перетянутые аптечными резинками, до смешного тощие, гнутые пачки стодолларовых купюр. Раз, два, три... ровно двенадцать.
— Ты же не куришь.
— Теперь курю.
«Мазда» катилась по узким улочкам, где не бывает пробок, куда редко заезжают случайные автомобили. Сергач нервно курил, то и дело поглядывая на часы. Десять минут пятого, четырнадцать, семнадцать...
— Леха, блин! Ты говорил, ехать пять ми...
— Не дергайся, приехали. Деньги в тачке не забудь. Паспорт с собой?
— Всегда.
«Мазда» притормозила близ здания, фасад коего не позволяла подробно рассмотреть снежная завеса. Тимошенко припарковался подле трех выстроившихся в ряд иномарок. Вышли. Прижав к груди пакет с деньгами, Игнат следом за Лехой подошел к трехступенчатому возвышению с перилами перед дверью под вывеской: «Бар САЛЬЕРИ». На двери косо приколотый листок с росчерком фломастером: «Закрыто».
— Это и есть нотариальная контора?
— Нотариус в кабаке ждет. — Тимошенко поднялся на ступеньку, перешагнул через две, долбанул коленкой в дверь, крикнул зычно: — Свои!
Дверь отворилась после двух дополнительных кулачных ударов.
— Сергач, айда.
Игнат запрыгнул на трехступенчатый полупьедестал, расплатился за резвость резью в почках, скрипнув зубами, переступил порог. Шкафообразный детина в светлой рубашке при галстуке-бабочке запер за Игнатом дверь, задвинул никелированный засов.
Бар невелик — стойка с четырьмя высокими табуретами да четыре столика на четыре персоны каждый, итого — двадцать посадочных мест, сейчас пустующих. На окнах жалюзи, по периметру потолка разноцветные лампочки. Единственное, что оправдывает прикольное название питейного заведения, — картина вместо одной из отделочных деревянных панелей на стене. Начинающий живописец изобразил, надо полагать, хрестоматийный последний ужин Моцарта и Сальери. Скорее всего носатый и грустный в парике с тремя буклями и с фужером — это Моцарт, а толстый, веселый, без парика и с вилкой — Сальери.
— Присаживайтесь. — Детина с бабочкой под вторым подбородком сделал широкий жест в сторону столиков, скрипнул башмаками и исчез в коридорчике, который не сразу и заметишь.
Игнат и Леха сели напротив друг друга. Пакет с деньгами Сергач пристроил на углу столешницы.
— Леха, я опаздываю.
— Успеешь.
Из неприметного коридорчика появились один за другим трое мужчин — уже знакомый детина, лысый доходяга в очках, в засаленном пиджаке, в брюках с мешками на коленях, с детским портфельчиком под мышкой и барин в безупречном костюме от Армани, красавец барин — точь-в-точь Никита Сергеевич Михалков в роли Паратова из кинофильма «Жестокий романс».
Лысый, как выяснилось, нотариус, уселся справа от Игната, барин расположился слева, поближе к пакету с деньгами, детина встал за барским плечом.
Нотариус попросил у Сергача паспорт, полез в портфельчик, зашуршал бумажками. Лешка, опустив голову, сосредоточенно изучал пятнышки и царапинки на столешнице. Барин внимательно разглядывал Игната телячьими глазами с поволокой и мило улыбался в густые усы, он пребывал в состоянии алкогольного опьянения средней тяжести.
— Подпишите здесь и здесь. — Нотариус протянул Игнату шариковую ручку, подвинул листок с уже проставленными гербовыми печатями, с заранее отпечатанным на лазерном принтере текстом и вписанными от руки паспортными данными Сергача.
Игнат взял шариковую ручку с синим стержнем, потянулся к бумаге, но ее взять не успел — выпивший барин накрыл листок растопыренной пятерней.
— Чебугашка, ты мне понгавился. Да-ай выпьем! — Букву "р" барин не выговаривал, в остальном лыко вязал вполне сносно.
«Почему „Чебурашка“? — удивился Игнат. — Ах, да! Скомканная лыжная шапочка в кармане куртки, оттопыренное блином сизое ухо на виду. Хрен с тобой, буду Чебурашкой. Хоть горшком назови, только в печку не ставь».
— Извините, пожалуйста. — Сергач осторожно потянул за краешек листа с печатями. — Вы, простите, кто?
— Лешин папа. — Пятерня отпустила листок, взлетела над пьяной головой, щелкнула пальцами. — Водки! Всем по стопке и Чебугашке ведго. Угощаю!
Ничуть не удивившись заказанным дозам угощения, детина в бабочке отбыл к стойке бара разливать водку.
Сергач пробежал глазами по листку с печатями. Сморгнул, тряхнул головой.
— Блин! Леха, что за дела?! Это же договор купли-продажи моей квартиры какому-то Суходольскому!
— Газгешите пгедставиться. — Барин, крестный «папа» коммерсанта Тимошенко, приподнялся со стула, отвесил шутовской поклон. — Суходольский Леонид Матвеич. Алешка пгописан в дгугом гогоде, квагтигу пгоще и быстгее офогмить на меня. Попозже мы по-годственному ее пегеофогмим на Алешу. Хочешь, я буду и твоим папой? Нгавишься ты мне, надоест жить в телефонной будке, как Чебугашке из мультика, пгиходи, так и быть — усыновлю.
К столу вернулся отправленный за выпивкой детина, ловко снял с мельхиорового подноса хрустальные стопарики с сорокаградусной, поставил перед Сергачом наполненное до краев водкой серебряное ведерко. Обычно такие ведерки используют для охлаждения в мешанине колотого льда бутылок с шампанским.
— Спасибо за угощение, добрые люди. — Игнат подписал бумагу, нотариус подсунул еще стопку листков, и их Сергач подмахнул не глядя. Игнат разжал пальцы, шариковая ручка покатилась по столешнице. — Большое спасибо. Как-нибудь в другой раз обязательно выпью с вами со всеми на брудершафт, ежели, конечно, пустите бомжа за порог, а сейчас разрешите откланять...
— Э-э-э, нетушки! — Леонид Матвеевич прижал кулаком к столу пухлый от баксов целлофановый мешок! — Выпей хоть половину... ну, ладно, четвегть! Уважь, тогда и отдам баксики. Пей, Чебугашка! Отказы не пгинимаются, но стгого кагаются.
Как только прозвучало слово «кагаются», сиречь — «караются», вооруженный подносом детина, не иначе каратель, переместился Игнату за спину и угрожающе засопел.
С пьяным барином спорить бесполезно. «Четверть ведерка водки — это сколько? Два стакана? Больше? — прикинул Игнат. — Стакан мигом сожгут нервы. Два сдюжу. Три натощак — перебор, сломаюсь. А вдруг восточная медицина не действует на поддатого?.. Дурак, не в те ботинки обулся. Без железной обуви с бугаем официантом и амбалом Тимошенко могу и не справиться».
— Фу-у-у, черт... — Сергач взъерошил волосы, взялся обеими руками за ведерко, приподнял... Он хотел на выдохе метнуть ведро в Тимошенко, вскакивая, опрокинуть стол, ударить затылком по носу детинушке за спиной. Он втянул воздух сквозь не плотно сжатые губы, расслабил мышцы, мобилизовал волю, почувствовал, как в кровь хлынул норадреналин, так называемый «гормон драки», приготовился и... И за мгновение до атаки поясницу сковала боль в почках. Проклятая болезнь сыграла на руку противнику, словно разумное, ехидное и коварное существо.
— Нет! — Игнат со стуком поставил ведерко подальше от себя, расплескав при этом грамм двести кристально чистой водки. — Нет! Честное слово, мне что водку сейчас жрать, что застрелиться — никакой разницы... Послушайте, я не...
— Вгешь! — стукнул кулаком по денежному мешку хмельной Леонид Матвеич. — Докажи! Слабо за базаг ответить?
— В каком смысле? — уперев руки в бока, Сергач помассировал почки, боль нехотя отступила.
— "Смит-и-вессон" Чебугашке! — щелкнул пальцами картавый барин. — Быстго! Сыггаешь со мной пагтию в «Гусскую гулетку», отпущу тгезвым!
Сергач оглянулся, детина официант остался стоять где стоял, за пистолетом не побежал. Револьвер достал нотариус, выудил «пушку» из детского портфельчика, полного бумаг.
— Револьвер «смит-и-вессон», модель «комбат магнум», — объявил нотариус бодро, словно ведущий аукциона очередной лот. — Емкость барабана шесть патронов. — Нотариус откинул барабан, патроны посыпались на столешницу. — Пять в минус, оставляем один. — Лысый доходяга умело вернул барабан в рабочее положение, крутанул. — Ударно-спусковой механизм двойного действия. — Нотариус еще раз крутанул барабан. — Стрельба ведется посредством нажатия на спусковой крючок без предварительного взведения курка. — Оружие легло на стол поверх подписанных Игнатом бумаг. — Прошу, готово к стрельбе.
— Сначала я! — Леонид Матвеич с пьяной лихостью схватился за револьвер.
Игнат успел заметить быстрый косой барский взгляд и скупой кивок умелого оружейника. И Сергачу стало понятно — перед ним разыгрывается давно отрепетированная сценка. Конечно же! Конечно, оружейный шулер не просто так крутил барабан несколько раз! Безусловно, при первом нажатии на курок выстрела не последует!
Леонид Матвеич встал, слегка, самую малость пошатываясь. Револьвер в правой руке, ствол у виска, в левой стопарик, полный водки. Батюшка барин картинно запрокинул буйную голову, влил водку под пышные усы, бесшабашно нажал на курок. Сухой треск сработавшего вхолостую спускового механизма услышали все.
— Вот так! — Леонид Матвеич упал на стул в меру упитанной задницей, небрежно бросил через плечо пустую стопку, швырнул пистолет Сергачу на колени. — Твоя очегедь пгезигать смегть, Чебу-гашка!
Игнат взялся за рукоятку «смит-и-вессона», взвесил оружие в руке, устроил палец на дуге спускового крючка, свободной ладонью задумчиво погладил похожую на бочонок и совершенно не похожую на музыкальный инструмент «барабан» револьверную деталь. «Бжик-бжик» — Сергач крутанул туда-сюда маленькую металлическую бочку с одним-единственным патроном внутри.
— Стгашно тебе, Чебугашка?
— Да ну вас к черту! — Игнат улыбнулся правым уголком губ. — Это не мне вас, люди добрые, это вам меня надо бояться.
Игнат схватил свободной рукой пакет с деньгами, завалился на бок, опрокинулся вместе со стулом, откатился к стене, подскочил мячиком, встал на ноги. Кувырки у него всегда здорово получались, сенсей Фам Тхыу Тхыонг даже похвалил однажды. Талант к кувырканию когда-то выручал Сергача во время каратешных спаррингов, кувырок назад спас Игната позавчера в стычке с обезьяноподобным бойцом кунг-фу, кувырок вбок помог сейчас выйти на позицию, позволяющую держать под прицелом всю четверку «добрых людей».
— Не двигаться. — Сергач переориентировал ствол с официанта на барина, с нотариуса на коммерсанта Леху. Хвала духам, почки смилостивились, и за гимнастический пассаж наказания не последовало.
— Тупой какой Чебугашка — а-ха-ха-ха! — залился веселым пьяным смехом Леонид Матвеич. — В багабане всего один пат-гон, и тот неизвестно где — е-хе-хе-е!..
— Правильно, у меня в запасе один результативный выстрел из шести попыток. — Игнат прицелился в переносицу Леониду Матвеичу, нажал на курок, спусковой механизм сработал вхолостую, барабан повернулся. — Теперь один из пяти.
— Чебугашка, ты озвегел?! — Леонид Матвеич перестал смеяться, и, кажется, холостой щелчок, будто настоящий выстрел, вышиб из него сразу весь хмель. — А ты, чучело с подносом, чего стоишь, едалом щелкаешь?! А ну, быстго отними пистолет у мегзавца!
Прикрываясь щитом-подносом, детина подавальщик шагнул к Игнату.
Ствол револьвера прицелился в галстук-бабочку, нажатие на курок, сухое «щелк», поворот барабана.
— Один из четырех. — Игнат прицелился детине в глаз, дородный официант остановился, зажмурился.
— Дагмоед жигный! Чего встал? А ну, взять мегзавца! А ну, впегед, а ну... — заорал фальцетом Леонид Матвеич, но моментально замолк после того, как увидел дырочку на конце револьверного ствола, увидел, как палец Сергача нажимает на курок, как поворачивается барабан, совершенно не похожий на музыкальный инструмент.
— Один из трех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26