Ни единой живой души! Некому даже помочь мне схоронить мертвых.
К полудню я сумел по одному подтащить к люку останки своих родных и бесцеремонно скатил их по ступеням в подземелье. Спустившись следом, я аккуратно, как только смог, уложил их в ряд, старательно составляя части тел в единое целое, – последним 6ыло тело отца.
То была изнурительная работа, и к концу ее я находился буквально в полуобморочном состоянии.
Сил на погребение остальных у меня не оставалось. К тому же я понимал, что убийцы могут вернуться, поскольку им известно, что я остался в живых, – тому был свидетель, этот дьявол в капюшоне, жестокий убийца, безжалостно зарезавший ни в чем не повинных детей.
А кто такая Урсула? Какова природа этого явившегося мне ангела смерти – изысканно прекрасного, с едва тронутыми румянцем щеками, длинной шеей и покатыми плечами? Что, если она вновь появится здесь, дабы отомстить мне за нанесенное оскорбление?
Так или иначе, необходимо было бежать с нашей горы, скрыться, исчезнуть…
Я инстинктивно чувствовал, что эти жуткие твари уже покинули окрестности замка. Истинность моего внутреннего ощущения подтверждало и целительное для души сияние теплых, ласковых лучей солнца, а главное, я сам был свидетелем их бегства, собственными ушами слышал, как они пересвистывались между собой и как дьявол в человеческом обличье, грозно прикрикнул на Урсулу, велев ей поторапливаться.
Те существа, несомненно, принадлежали тьме ночи.
А потому у меня еще оставалось время, чтобы взобраться на самую высокую башню и хорошенько оглядеться вокруг.
Я так и сделал. Дабы еще раз удостовериться в том, что поблизости не было ни души, а значит, никто не мог видеть дым от наших горящих деревянных полов и пылавшей мебели. Как я уже говорил, ближайший замок превратился в руины, а расположенные ниже сельские поселения давно опустели.
Какую бы то ни было обитаемую деревню, можно найти не ранее чем после целого дня пути, и, если я хотел обрести кров над головой до наступления ночи, следовало без промедления отправляться в дорогу.
Тысячи мыслей обуревали меня. Я знал слишком многое. Я был еще мальчиком и даже внешне никак не мог сойти за взрослого мужчину! Все мое состояние хранилось в банках Флоренции, а до нее ехать верхом не меньше недели. Те, кто на нас напал, – демоны. И тем не менее они смогли проникнуть в церковь. И Фра Диамонте упал замертво.
В конце концов я нашел единственно приемлемое для себя решение.
Вендетта! Я обязан разыскать их и отомстить во что бы то ни стало. И коль скоро они не выносят дневного света, именно этим я и воспользуюсь. Я обязательно доберусь до них! Отомщу за Бартолу, за Маттео, за отца и мать, за безобидное существо – полоумного мальчика, похищенного с моей горы.
Ведь они украли детей. Да, именно украли! Из-за великого множества одновременно свалившихся на меня несчастий я понял это далеко не сразу, однако перед уходом из родного гнезда получил неопровержимое доказательство злодеяний демонов: мне не удалось найти ни одного детского трупа. Мои сверстники были убиты, но все, кто младше, – похищены.
За что? За что такие ужасные несчастья? Я был вне себя.
Наверное, я еще долго стоял бы возле окна в башне, сжав кулаки, снедаемый яростью и жаждой мести, если бы взгляду моему не открылась картина, доставившая неожиданную радость. Внизу, в ближайшей долине, я увидел трех моих лошадей – они бродили там без всякого присмотра, словно в растерянности ожидая, когда их позовут домой.
Чтобы пуститься в дальний путь, необходимо отловить хотя бы одну из моих любимиц, и ради этого следует поторопиться. Верхом я сумею добраться до какого-нибудь города, прежде чем стемнеет. Я не имел представления о землях к северу от нашей горы. Слышал только, что местность в тех краях гористая и что где-то неподалеку находится довольно крупный город. А значит, необходимо попасть туда, чтобы укрыться, поразмышлять, посоветоваться с каким-нибудь местным священником, достаточно разумным и хоть что-то знающим о демонах.
Со своей последней задачей – постыдной и отвратительной для меня самого – я справился: собрал все ценное, что в состоянии был унести.
Для начала я отправился в свою комнату, надел лучший охотничий костюм из темно-зеленого шелка и бархата, высокие сапоги и перчатки, а в довершение прихватил с собой кожаные мешки, чтобы привязать их к седлу. Со стороны мои сборы могли показаться совершенно обыденными, словно ничего не произошло. Затем я спустился в тайное подземелье, где снял с родителей и со всех других моих родственников наиболее ценные кольца, ожерелья и броши, а также пряжки из золота и серебра, добытые на Святой земле. Прости и помоги мне, Господи!
Завершив столь страшное дело, я наполнил мешок золотыми дукатами и флоринами, найденными в отцовских сундуках, ощущая себя в эти мгновения презренным вором, бессовестно обкрадывающим покойников…
…И вот наконец забитые до отказа кожаные мешки приторочены к седлу, лошадь взнуздана, и я тронулся в путь, все дальше углубляясь в лесную чащу, – хорошо вооруженный высокородный юноша в отороченном норковым мехом плаще и во флорентийского покроя берете из зеленого бархата.
Я сталкиваюсь с новыми тайнами, подвергаюсь совращению и проклинаю себя за отсутствие доблести
Полагаю, мне нет нужды объяснять, что после всего случившегося, охваченный яростью и отчаянием, я в значительной мере утратил способность размышлять здраво. Посудите сами: разумно ли богато одетому благородному юноше отправляться в одинокое странствие по кишащим бандитами лесам Тосканы? Однако я не счел возможным разыгрывать из себя нищего студента.
Не могу сказать, что принял определенное решение. Всеми моими поступками руководило одно-единственное чувство: непреодолимая жажда мести – желание покарать дьяволов, уничтоживших мой родной дом.
Примерно после полудня башни нашего замка окончательно скрылись из вида. Я постарался взять себя в руки, осушил слезы и двинулся дальше, стараясь держаться дорог, пролегающих по ровной местности, но то и дело сбивался с пути и вдруг обнаруживал, что вокруг высокие горы, а под копытами коня лишь узенькая тропка, вьющаяся по склону.
У меня все время кружилась голова. А окружающая обстановка не располагала к долгим размышлениям.
Трудно вообразить места на земле более заброшенные.
На моем пути встретились развалины двух огромных замков, практически полностью поглощенные прожорливыми лесными зарослями. Глядя на то, что осталось от некогда величественных бастионов и парапетов, я думал о судьбах старых властителей, которые по недомыслию пытались сопротивляться могуществу Милана или Флоренции. И тут в душу мою закрались подозрения, заставившие меня усомниться в здравости собственного рассудка; а что, если нас погубили вовсе не дьяволы, а вполне обыкновенные недруги?
Взору моему предстала невообразимо мрачная картина: разрушенные боевые укрепления, неясно вырисовывавшиеся на фоне небес, обычно столь радостных и сияющих, заросшие кустарником остатки деревень с жалкими, развалившимися лачугами. На перекрестках дорог виднелись заброшенные часовни, где каменные изваяния святых утопали во мраке, погруженные в небытие, опутанные густыми плетями паутины.
Издалека заметив высокие стены хорошо укрепленного города, я понял, что приближаюсь к Милану, а у меня не было ни малейшего желания там объявиться. Я заблудился!
Что же касается бандитов, я только раз столкнулся с горсткой оборванцев, бдительность которых мне удалось утопить в потоке вдохновенной болтовни.
Во всяком случае, это сборище глупцов несколько отвлекло меня от грустных мыслей. Возбуждение, вызванное ощущением опасности, питало мое красноречие:
– Я возглавляю сотню всадников, следующих за мной, – горделиво провозгласил я. – Мы ищем банду преступников, объявивших себя борцами за Сфорца, в то время как на самом деле они отъявленные негодяи, насильники и воры. А вам они случайно не встретились где-нибудь поблизости? Если сообщите о них хоть что-нибудь, каждый получит от меня по флорину. Мы намерены без промедления покончить с этим сбродом. Мне надоело гоняться за отпетыми подонками.
Я бросил им горсть монет.
Бродяги быстренько ретировались.
Однако, прежде чем они исчезли, мне удалось выудить у них кое-какие полезные сведения относительно тех мест, где я по воле судеб оказался. В частности, они сообщили, что ближайший флорентийский город – Санта-Маддалана – находится в двух часах езды отсюда, что городские ворота на ночь запираются и никакие уговоры на стражников тогда не действуют – они не впускают никого.
Я притворился, будто все и сам знаю и направляюсь в прославленный монастырь, который, насколько мне было известно, находился довольно далеко к северу отсюда, а потому, едва ли я мог до него доехать. Затем, пришпорив коня, я бросил им через плечо еще горсть монет, посоветовав напоследок поспешить навстречу бандитам, о которых только что им рассказывал и которые смогут щедро вознаградить за оказанную услугу.
Уверен, что в течение всей нашей беседы среди бродяг не умолкали споры – не лучше ли просто убить и ограбить меня? Судьба моя зависела от желаний и настроений отъявленных негодяев, от упрямства одних членов банды и умения настоять на своем – других. Но, как бы то ни было, мне удалось вырваться от них.
Я пустил лошадь вскачь, свернул с главной дороги и двинулся напрямик – кратчайшим путем – к горным склонам. Оттуда мне удалось увидеть едва вырисовывавшиеся вдалеке туманные очертания Санта-Маддаланы. Большой город. Вблизи городских ворот я различил четыре башни и несколько церковных колоколен.
Я рассчитывал, что, прежде чем оказаться в Санта-Маддалане, встречу какой-нибудь небольшой, менее основательно укрепленный городок. Но никак не мог припомнить названий и к тому же был настолько растерян, что сил на поиски уже не оставалось.
Вечернее солнце светило по-прежнему ярко, однако постепенно близилось к горизонту. Пришлось ехать в Санта-Маддалану.
Достигнув подножия горы, на которой был построен город, я свернул на узкую пастушью тропу, вьющуюся вверх по склону.
Быстро темнело. Столь густая лесная чаща вблизи городских стен представлялась мне небезопасной. Я мысленно ругал горожан за то, что они не поддерживали окрестные леса в надлежащем порядке, хотя, надо признаться, именно благодаря такой их беспечности я смог обрести здесь надежное убежище.
Временами в сгущающейся темноте мне казалось, что добраться до вершины просто невозможно. Сапфировое небо освещали только ночные звезды, и в их сиянии высокие стены величественного города казались совершенно неприступными.
Спустившаяся ночь погрузила все вокруг в холодно-безучастную тьму, и мне пришлось выбирать дорогу, полагаясь в большей мере на инстинкты моей лошади, чем на собственное слабеющее зрение. Бледный месяц практически не расставался с облаками. Раскинувшийся надо мной балдахин из листьев рассек небеса на тысячи мелких осколков.
Я вдруг поймал себя на том, что возношу молитвы к собственному отцу, как если бы он по-прежнему оставался рядом, под надежной защитой моих ангелов-хранителей. Мне даже кажется, что в тот момент я веровал в него и в его присутствие более истово, чем когда-либо веровал в ангелов.
– Отец, – снова и снова призывал я, – пожалуйста, помоги мне попасть туда и оказаться наконец в безопасности, дабы эти дьяволы не избежали моего отмщения.
Все крепче сжимая рукоятку меча, я напоминал себе о кинжалах, спрятанных в сапогах, в рукаве, в куртке и за поясом, и напряженно вглядывался в лежащий впереди мрак, стараясь увидеть хоть что-нибудь. Однако неяркое свечение звезд было слишком слабым, и мне не оставалось ничего другого, кроме как полностью довериться лошади и предоставить ей самой выбирать путь между огромными стволами деревьев.
Иногда я останавливался и замирал, прислушиваясь к тишине. Однако царящее вокруг безмолвие не нарушал ни единый звук. Да уж, едва ли найдется еще один подобный мне глупец, решившийся провести ночь в глухом лесу. И вот наконец мои долгие блуждания, похоже, были близки к завершению: лес поредел и вскоре уступил место равнинным полям и луговинам. Пустив лошадь в галоп, я поскакал по извилистой дороге.
Когда передо мной вырос сам город, ощущение было сродни тому, какое испытываешь, когда, свернув за угол, вдруг оказываешься перед плотно закрытыми воротами: кажется, будто тебя швырнули оземь к стенам волшебной крепости. Ворота были действительно заперты наглухо, как если бы перед ними стояла лагерем вражеская армия. И все же, несмотря ни на что, я с облегчением вздохнул и возблагодарил Бога.
Как будто достиг небес.
Разумеется, откуда-то сверху меня тут же окликнул стражник – сонный солдат, пожелавший выяснить, кто я, откуда и зачем пришел.
И снова стремление хоть немного приукрасить действительность заставило меня выбросить из головы воспоминания о злодейке Урсуле и ее отрезанной руке и отогнать прочь страшное видение – обезглавленные тела моих брата и сестры на церковном полу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36