– Убийца, я? – приподнимаясь, переспросил я, не веря своим ушам. – Но тогда чего ради…
Субудай-багатур мановением руки заставил меня опуститься на свое ложе.
– Это правда, что ты пришел из вечерней страны?
– Да, – ответил я, не раздумывая, помня, что из всех пороков монголы больше всего презирают и ненавидят ложь.
Как и у других кочевых народов, само выживание в условиях пустыни зависело в первую очередь от гостеприимства хозяина, его честного и строгого соблюдения собственного слова.
Он наклонился вперед, положив ладони на колени.
– Несколько лет тому назад я повел своих воинов на запад от двух великих внутренних морей, туда, где сама почва черна как смола и так плодородна, что там выращивают злаки выше человеческого роста.
«Украина», – подумал я.
– Люди в этой стране тоже имеют розовую кожу, как и ты?
Я бросил невольный взгляд на Аглу, молча сидевшую на корточках рядом с моей подстилкой.
– Верно, – подтвердил я. – Люди с таким цветом кожи живут на этой земле и дальше на запад, вплоть до великого моря.
– Дальше на запад лежат королевства, где еще не ступало копыто монгольского коня, – продолжал Субудай, на мгновение утратив свою невозмутимость. – Богатые, сильные страны.
– Я слышал о людях, живущих в этих странах, – подтвердил я. – Русские и поляки, венгры, немцы и франки. А еще дальше на острове, не уступающем по размерам Гоби, бритты.
– Ты пришел из этого королевства? – спросил Субудай.
Я отрицательно покачал головой.
– Нет, я проделал куда более длинный путь. Мне пришлось пересечь великое море, такое широкое, как земли, лежащие между нами и Каракорумом.
Субудай слегка отклонился назад, пытаясь представить себе столь огромное пространство воды.
Как я уже говорил, из того, что я слышал и видел, я сделал вывод, что лагерь монголов был расположен где-то на территории современного Ирана, более чем в тысяче миль от монгольской столицы Каракорума, находившегося на севере пустыни Гоби.
– Я взял тебя под свое покровительство, так как убежден, что ты говоришь правду, – повторил он небрежно. – Но я хочу знать все, что ты знаешь о западных королевствах, их городах, силе и устройстве их армий, искусстве и доблести их воинов.
Я заметил, что Агла едва заметным кивком головы дала мне понять, что отказать Субудаю или хотя бы попытаться дать ему неполную или неточную информацию для меня равнозначно подписанию собственного смертного приговора. Впрочем, похоже, знаменитый полководец даже не допускал возможности отказа. Не давая мне опомниться, он продолжал:
– Но прежде всего ты должен убедить меня в том, что страхи Хулагу абсолютно беспочвенны. Итак, объясни мне, с какой целью ты хочешь увидеть Великого хана? У тебя нет ни даров для него, ни других знаков, подтверждающих твою миссию. Ты дал ясно понять Хулагу, что прибыл сюда не для того, чтобы выразить свою покорность Ослепительному от имени твоего короля. Какое же другое послание ты собираешься передать Угэдэю?
Я продолжал колебаться. Разумеется, у меня не было и не могло быть никакого послания Угэдэю. Я просто изобрел этот предлог и назвал себя послом, чтобы спасти свою жизнь. Субудай бросил на меня надменный взгляд. В его голосе зазвучали железные нотки:
– Всю свою жизнь я провел на службе Великого хана Угэдэя и его отца, Великого Потрясателя Вселенной, чье имя чтут все монголы. Оба они доверяют мне, и я ни разу не обманул их доверия.
Намек был совершенно ясен. Если сам Чингисхан доверял Субудаю, как я осмеливался сомневаться?
– Хорошо, я скажу, – произнес я медленно, тщательно обдумывая каждое слово. – Я пришел в эту землю, чтобы предупредить Великого хана о происках дьявола, способных уничтожить его самого и всю империю монголов.
Темные глаза Субудая впились в мое лицо, точно пытаясь проникнуть мне в душу.
– Кого ты называешь дьяволом? – уточнил он.
– Существует человек, не похожий ни на одного другого известного мне. Темноволосый и темнокожий, с глазами, горящими ненавистью.
– Ариман, – уверенно произнес Субудай.
– Вы знаете его? – переспросил я, чувствуя, что у меня внезапно пересохло в горле.
– Еще бы! Это он предсказал нашу победу над войсками Джелал-ад-Дина и обещал Хулагу, что он покорит Багдад и навсегда уничтожит власть халифа.
На мгновение я закрыл глаза, пытаясь припомнить известные мне истории о Гарун-аль-Рашиде, знаменитом герое сказок «Тысячи и одной ночи», и славном городе Багдаде. Насколько я помнил, его великое царство было сметено волной монгольских завоевателей. Пышный цветок цивилизации ислама раздавили копыта монгольских лошадей. Города сожжены, волшебные сады безжалостно вытоптаны и вырублены, миллионы людей вырезаны или проданы в рабство.
Пока гордые рыцари Европы безуспешно пытались противостоять арабам в горах Испании и равнинах Святой Земли, монгольские захватчики разбили само сердце ислама, обратив цветущие поля Шинара в выжженную пустыню.
– Ариман – дьявол, – повторил я. – Он намерен уничтожить государство монголов.
Субудай не выказал ни возбуждения, ни тревоги, как, впрочем, и доверия к моим словам.
– Однако до сих пор все его пророчества сбывались, – невозмутимо подытожил он. – Монголы одерживали одну победу за другой.
– Он здесь, в лагере? – спросил я. – В таком случае, скорее всего, это его люди пытались убить меня, а не сверхисполнительные слуги орхона Хулагу.
– Нет, – небрежно бросил Субудай. – Он покинул лагерь две недели тому назад.
– И куда он направился? – спросил я, уже заранее зная, каким будет ответ монгольского вождя. Увы, мои худшие подозрения полностью оправдались.
– Подобно тебе, он хотел отправиться в Каракорум для разговора с Великим ханом. Он уехал две недели назад.
– Две недели назад, – машинально повторил я. – Я должен перехватить его.
– Зачем?
– Он опасен. Я должен предупредить Великого хана о его замыслах.
Полководец в задумчивости покрутил кончики своих усов. Кажется, это был единственный признак неуверенности, который мне когда-либо довелось наблюдать у него. Я повернулся к Агле, не сделавшей ни одного движения в течение всего нашего разговора. Сейчас она молча смотрела на Субудая, ожидая его решения.
– Я пошлю тебя в Каракорум, – произнес он наконец, – и позабочусь об охране.
– Но он не может отправиться в путешествие, пока полностью не оправится от ран, – запротестовала Агла.
– У меня хватит сил, – настаивал я, – со мной будет все в полном порядке.
Субудай отвел все мои возражения движением руки.
– Ты останешься в лагере, пока лекарка не сочтет возможным разрешить тебе отправиться в дорогу. И в течение всего этого времени я буду навещать тебя каждый день. Ты расскажешь мне все, что знаешь о королевствах запада. Мне необходимо знать о них как можно больше.
Прежде чем я сумел ему ответить, он с заметным усилием поднялся на ноги. Только сейчас я сообразил, что этому человеку никак не меньше шестидесяти лет. Оставалось только удивляться силе духа дикого кочевника, целую жизнь проведшего в седле, покорившего сотни городов и побеждавшего во множестве сражений.
Когда Субудай покинул юрту, я бросил умоляющий взгляд на Аглу:
– Я должен ехать немедленно. Я не могу допустить, чтобы Ариман раньше меня достиг Каракорума и встретился с Великим ханом.
– Но почему? – не поняла она.
Что я мог ей на это сказать?
– Я должен сделать это, – повторил я.
– Но каким образом один человек может быть настолько опасен?
– Не знаю, но так оно и есть, и мое предназначение остановить его.
Агла печально покачала головой:
– Субудай не позволит вам покинуть лагерь, пока не узнает всего, что ему требуется. И я тоже не хочу, чтобы вы уехали.
– Вы что, опасаетесь, что пострадает ваша репутация лекарки, если я уеду до срока?
– Нет, – ответила она просто. – Я хочу… чтобы вы остались со мной.
Я протянул руки к ней, и она позволила мне заключить ее в объятия. Агла доверчиво положила голову мне на плечо. Я вдыхал запах ее волос, чистый, свежий и очень женственный.
– Каким именем ты назвал меня? – спросила она шепотом. – Другим именем, которое, по твоим словам, когда-то принадлежало мне.
– Теперь это не имеет значения, – тихо ответил я. – Это было так далеко отсюда.
– И все-таки… – настаивала она.
– Арета.
– Какая она была? Ты любил ее?
Я глубоко вздохнул и прижал ее к своей груди.
– Я едва знал ее… но, да, я любил ее. Десять тысяч миль и почти восемь веков отделяют меня от нее… Да, я любил ее.
– Она была очень похожа на меня?
– Но ты и есть та самая женщина, Агла. Я не знаю, как это могло произойти, но, поверь мне, так оно и есть.
– Значит, ты любишь меня?
– Конечно, я люблю тебя, – отвечал я, не колеблясь ни секунды. – Я всегда любил тебя. Я любил тебя от самого сотворения мира и буду любить, пока он не обратится в прах.
Она подняла ко мне свое лицо, и я поцеловал ее.
– И я люблю тебя, могучий воин. Я любила тебя всю жизнь. Я ждала тебя с той самой поры, когда впервые почувствовала себя взрослой, и наконец нашла тебя. И никогда больше не позволю тебе покинуть меня.
Я еще сильнее прижал ее к себе, чувствуя, как бьются наши сердца…
Однако где-то в глубине моего сознания постоянно билась мысль, что в это самое время Ариман находится на пути в Каракорум, куда и я должен был скоро отправиться, и что он еще недавно жил в этом самом лагере, хотя, по словам Аглы, она никогда и не видела его.
12
В течение трех последних дней я рассказал Субудаю все, что мне было известно о Европе тринадцатого столетия. Не надо было иметь семи пядей во лбу, чтобы понять – его интерес носил чисто практический характер. Грозный полководец, сумевший в свое время с триумфом провести свою армию от песков Гоби, через весь Китай и далее до границ Киевской Руси, был одержим одной идеей – выполнить завет своего Священного правителя и омыть копыта монгольских коней в водах Последнего моря, которого никто из них, естественно, никогда не видел.
– Но для чего все это? – спросил я его недоуменно. – Вы уже владеете империей, простирающейся от побережья Индийского океана до Каспийского моря. Скоро армии Хулагу покорят для нее Багдад и Иерусалим. Зачем вам идти дальше?
Помимо многих других своих достоинств, Субудай обладал и еще одним: он был достаточно простым и, я бы даже сказал, по-своему честным человеком, и в его словах не было и намека на фальшь, какую я наверняка бы уловил, если бы задал тот же вопрос Цезарю, Наполеону, Гитлеру или любому другому покорителю вселенной. Ответ был прост, под стать внешнему облику простого монгольского воина:
– Многие годы я вел от победы к победе воинов Священного правителя. Я потерял счет странам, которые завоевал для него и его сыновей. Сейчас я уже старый человек, которому осталось не так много лет жизни. Я видел многое, но еще большего не видел. Да, я помог основать огромную империю, но собственного улуса у меня нет. Дети Священного правителя и его внуки наследовали земли, которые я покорил для него. Сейчас я хочу покорить новые страны, где будут править уже мои дети и внуки. Для них я хочу завоевать земли, не уступающие владениям Хулагу, Кубилая и прочих потомков Потрясателя Вселенной.
В его словах не слышалось и намека на горечь, разочарование или тем более гнев. Это была просто констатация сложившейся ситуации, и он не скрывал желания заполучить собственную империю, опираясь на мощь своих армий. Высказаться яснее, наверное, было просто невозможно.
– Почему бы Великому хану Угэдэю в знак признания ваших заслуг просто не выделить вам какой-нибудь домен?
– Возможно, он и поступил бы таким образом, если бы я попросил его об этом. Но я не люблю просить никого, даже Великого хана. Проще завоевать новые земли и присоединить их к уже существующей империи.
Трудно было не восхищаться примитивной логикой этого дикаря.
– Вы хотите сказать, что в этом случае не будет повода для конфликта между вашими детьми и потомками Великого хана?
Субудай снисходительно улыбнулся:
– Никакого конфликта и не может быть. Монголы не враждуют и не воюют друг с другом. Ясса определяет все наши поступки. Мы не собаки, готовые передраться из-за кости.
– Понятно, – пробормотал я, склоняя голову в знак того, что не намеревался оскорбить его.
– Для нас это насущная необходимость – завоевывать новые земли, – продолжал Субудай, пребывавший в достаточно благодушном настроении, чтобы снизойти до объяснения своих взглядов бестолковому чужестранцу. – Это еще одно из проявлений мудрости Великого хана. Под страхом смерти монголам запрещено воевать друг с другом. Предназначение монголов – покорять чужие народы. И до тех пор, пока мы осуществляем завет Священного правителя, наши армии должны идти вперед.
Кажется, я начинал понимать идею Субудая или, правильнее сказать, самого Чингисхана. Недаром он настолько почитается своими воинами, что никто из них не имеет даже права вслух произнести его имени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47