Могу продолжать в том же духе до вечера.
– Будь у меня такой враг, я бы не знала покоя, покуда он жив, – молвила Элиза. – К слову, у меня есть враг, и я уже давно не знаю покоя…
– Кто он? – с жаром спросил Монмут. – Тот, кто выучил вас кататься на коньках, а потом…
– Другой, – отвечала Элиза, – я не знаю его имени, ибо наша встреча произошла в тёмной каюте корабля…
– Какого?
– Не знаю.
– Под каким флагом он шёл?
– Под чёрным.
– Чтоб мне провалиться!
– О, это был обычный пиратский галеон – ничего особенного.
– Вас похищали пираты?
– Только один раз. Такое случается чаще, чем вам кажется. Однако мы отступили от темы. Я не успокоюсь, пока не узнаю, кто мой враг, и не сведу его в могилу.
– Предположим, вы узнали, кто он, и выяснилось, что это ваш двоюродный дед, деверь вашей кузины и крёстный лучшей подруги.
– Я говорю лишь об одном враге…
– Знаю. Однако королевские семьи Европы так тесно переплетены, что враг может состоять с вами во всех этих родственных связях одновременно.
– Какой ужас!
– Напротив, это вершина цивилизации. Мы не забываем обид, что было бы неразумно. Однако будь убийство единственным способом сатисфакции, вся Европа превратилась бы в поле боя!
– Она и без того поле боя! Вы не следили за политикой?
– Некогда было следить, сражаясь под Маастрихтом, Монсом и в других местах, – сухо отвечал Монмут. – Я хочу сказать, что могло быть много хуже – как в Тридцатилетнюю войну или в Гражданскую войну в Англии.
– Наверное, вы правы, – проговорила Элиза, вспоминая разрушенные замки в Богемии.
– Теперь мы мстим при дворе. Иногда дело может дойти до дуэли, хотя, как правило, мы состязаемся в метких словах, а не в метких выстрелах. Жертв меньше, и у дам есть возможность принять участие в войне – как сейчас.
– Простите?
– Вы когда-нибудь стреляли из мушкета, мадемуазель?
– Нет.
– Однако за время нашего разговора вы уже выпустили несколько словесных залпов. Так что, как видите, в придворных битвах женщины ничем не уступают мужчинам.
Элиза остановилась, услышав, что часы на ратуше пробили четыре. Монмут по инерции пролетел вперёд, изящно развернулся и с глупой ухмылкой покатил назад.
– Мне надо на встречу, – сказала Элиза.
– Вы позволите проводить вас до Бинненхофа?
– Нет. Там д'Аво.
– Общество посла вам более не приятно?
– Я боюсь, что он захочет подарить мне шубу.
– Это было бы невыносимо!
– Не хочу доставлять ему такое удовольствие… он в некотором роде меня использовал.
– Французский король поручил ему вести себя с Марией как можно более дерзко. А поскольку Мария сегодня влюблена в меня…
– Почему?
– Почему в меня? Мадемуазель, я оскорблён.
– Я прекрасно знаю, почему она влюблена в вас. Я хотела спросить, почему французский король отправил посла в Гаагу с единственной целью досаждать Марии?
– О, граф д'Аво занят не только этим. Отвечая на ваш вопрос: Людовик хочет развести Вильгельма с Марией – ослабить влияние Вильгельма на Англию и выдать Марию за какого-нибудь из своих бастардов.
– Я чувствовала, что это какая-то семейная интрига – уж так всё гадко и мелочно.
– Вот теперь вы начали понимать!
– Разве Мария не любит мужа?
– Вильгельм и Мария – идеальная пара.
– Вы говорите мало, но подразумеваете многое – что?
– Теперь мой черёд напустить на себя таинственность, – сказал Монмут. – Это единственный способ наверняка увидеться с вами снова.
Он продолжал в том же духе. Элиза ловко ушла от ответа, и они расстались.
Однако через два часа они встретились снова. На этот раз в обществе Гомера Болструда.
В паре миль к северу от Гааги плоская земля Голландской республики обрезана морским побережьем. Цепочка дюн худо-бедно защищает от морских ветров. За ней, параллельно берегу, тянется полоска земли, по большей части заросшая лесом, но не дикая, а окультуренная каналами и дорогами. Здесь расположились разнообразные поместья – загородные приюты купечества и дворянства. Каждую такую усадьбу окружает сад, а те, что побогаче, – целые охотничьи угодья с домиками, куда мужчины могут скрыться от женщин.
Элиза по-прежнему очень мало знала про Болструда и его планы; очевидно, его поддерживал какой-то купец, владелец подобного поместья, разрешивший использовать для деловых встреч свой охотничий домик. Канал соединял поместье с Гаагским лесом, который тянулся от самого Бинненхофа. Расстояние составляло несколько миль, так что весной или летом прогулка могла занять всё утро или весь вечер. Однако когда каналы были подо льдом, а гость – на коньках, он добирался сюда совсем быстро.
Так и прибыл Монмут – без спутников, инкогнито. Он сидел в кресле, которое Болструд сравнил с троном людоеда, Элиза и Болструд – на скрипучих стульях из хворостин. Болструд пытался официально представить клиента, но…
– Итак, – сказала Элиза, – совсем недавно вы утверждали, что обычай сражаться при помощи оружия устарел и…
– Мне выгодно, чтобы люди думали, будто я впрямь верю в эту чепуху, – отвечал Монмут, – а женщины обманываются охотнее всех.
– Почему? Потому что на войне женщины становятся добычей, а нам это не нравится?
– Полагаю, да.
– Я была добычей, и мне это не понравилось. Ваша небольшая лекция о современности в некотором роде меня вдохновила.
– Как я сказал, женщины обманываются охотнее других.
– Вы знакомы?! – выговорил наконец Болструд.
– Как показал мой покойный папенька, те из нас, кому предопределено гореть в аду, должны хоть немного поразвлечься при жизни, – пожал плечами Монмут. – Мужчины и женщины – не пуритане – сходятся самыми разнообразными способами! – добавил он, нежно смотря на Элизу. Взгляд Элизы должен был ледяной сосулькой пронзить его насквозь, однако Монмут отвечал лишь лёгким чувственным трепетом.
Элиза сказала:
– Если вы так легко пошли у д'Аво на поводу и отвернулись от Марии, что проку будет от вас на английском троне?
Монмут уронил челюсть и взглянул на Болструда.
– Я этого не говорил! – запротестовал тот. – Только сказал, что мы собираемся закупить.
– Из чего со всей очевидностью следовали ваши намерения, – заметила Элиза.
– Не важно, наверное, – проговорил Монмут. – Поскольку мы не можем сделать закупки без какого-то обеспечения, а обеспечение в данном случае – трон.
– Мне сказали иначе, – промолвила Элиза. – Меня уверили, что за всё будет уплачено золотом.
– Да – после.
– После чего?
– После того, как мы завоюем Англию.
– Ой.
– Большая часть Англии на нашей стороне – это дело от силы нескольких месяцев.
– А большая часть Англии вооружена?
– Он говорит правду, – вставил Гомер Болструд. – Всюду, где он появляется в Англии, народ выходит на улицы, разводит костры и жжёт чучела Папы.
– Так что помимо закупки требуемых товаров вы просите временный заём, обеспечением в котором станет…
– Лондонский Тауэр, – успокаивающе пообещал Монмут.
– Я торгую акциями, но я не акционер, – сказала Элиза. – Я не могу быть вашим финансистом.
– Как вы можете торговать акциями, не будучи акционером?
– Я торгую дукатовыми акциями, составляющими одну десятую от настоящих акций Ост-Индской компании, поэтому куда более ликвидными. Я держу их – или опционы – ровно столько, чтобы получить небольшую прибыль. Вашей светлости надо будет проделать на коньках сорок миль вон в ту сторону, – она указала на северо-восток, – и договориться с амстердамскими ростовщиками. Среди них есть настоящие князья рынка, владеющие целыми мешками акций Ост-Индской компании. Однако поскольку вы не можете положить лондонский Тауэр в карман и поставить его на стол в качестве обеспечения, вам потребуется что-то другое.
– Мы это знаем, – заверил Болструд. – Мы просто даём вам понять, что, когда дело дойдёт до оплаты, её внесем не мы, а…
– Некий легковерный заимодавец.
– Не такой уж легковерный. С нами значительные люди.
– Могу я поинтересоваться кто?
Болструд и Монмут переглянулись.
– Не сейчас. Позже, в Амстердаме, – сказал Болструд.
– Ничего не выйдет. У амстердамцев более чем достаточно надёжных начинаний для вложения лишних средств, – возразила Элиза. – Впрочем, возможно, удастся добыть деньги иным способом.
– Где вы предлагаете их добыть, если не у амстердамских ростовщиков? – спросил Монмут. – Моя любовница уже заложила свои драгоценности – этот ресурс исчерпан.
Несколько долгих минут Элиза смотрела в огонь, затем повернулась к собеседникам.
– Мы можем получить их от господина Слёйса.
– Это тот, что предал свою страну тринадцать лет назад? – с опаской спросил Болструд.
– Он самый. У него много связей среди французских инвесторов, и он очень богат.
– Так вы хотите его шантажировать?.. – спросил Монмут.
– Не совсем. Сперва мы найдём другого инвестора и расскажем тому о вашем плане вторгнуться в Англию.
– Это тайна!
– Он будет всячески хранить тайну – ибо, как только узнает о ваших намерениях, начнёт играть на понижение акций Ост-Индской компании за счёт коротких продаж.
– Я слышал, как голландцы и евреи говорят об «игре на понижение», но не знаю, что это значит, – сказал Монмут.
– На рынке есть две воюющие фракции: liefhebberen или «быки», которые хотят, чтобы акции росли, и contremines, или «медведи», которые хотят, чтобы они падали. Часто несколько «медведей» входят в тайный сговор и распространяют ложные слухи о пиратах либо начинают демонстративно сбывать акции по очень низкой цене, чтобы посеять панику и сбить цену.
– Как же они зарабатывают на этом деньги?
– Подробности не важны. Можно продавать акции на срок без покрытия, то есть акции, которых у продавца на самом деле нет, – это называется «короткие продажи». Наш инвестор – как только мы расскажем ему о ваших планах – начнёт строить игру в расчёте на то, что акции Ост-Индской компании упадут. И будьте покойны – они упадут. Несколько лет назад всего лишь слухи об ухудшении англо-голландских отношений уронили акции на десять – двадцать процентов. Как только станет известно о вторжении, они упадут ниже некуда.
– Почему? – спросил Монмут.
– У Англии мощный флот. При плохих отношениях с Голландией она может блокировать морскую торговлю, и Ост-Индская компания камнем пойдёт на дно.
– Однако я буду куда более дружествен голландцам, чем король Яков!
У Болструда тем временем лицо стало такое, будто его душат невидимым шнурком.
Элиза набрала в грудь воздуха, улыбнулась Монмуту, затем подалась вперёд и положила ладонь ему на руку.
– Естественно, когда станет ясно, что ваш мятеж увенчается успехом, акции Ост-Индской компании взмоют, как жаворонок поутру. Но поначалу на рынке будут преобладать невежды, которые по глупости вообразят, будто Яков возьмёт верх и станет мстить голландцам за то, что их страна послужила плацдармом для вторжения.
Болструд немного успокоился.
– Значит, поначалу акции будут дешеветь, – рассеянно произнёс Монмут.
– Покуда не прояснится истинная ситуация. – Элиза ещё раз твёрдо похлопала его по руке и выпрямилась.
Гомер Болструд, кажется, успокоился окончательно.
– В этот промежуток, – продолжала Элиза, – наш инвестор сможет получить колоссальную прибыль на коротких продажах. В благодарность он охотно купит вам порох и свинец для вторжения.
– Однако этот инвестор не господин Слёйс?
– При игре на понижение кто-то остаётся в барыше, а кто-то – внакладе, – сказала Элиза. – Внакладе останется господин Слёйс.
– Почему именно он? – спросил Болструд. – Это может быть любой спекулянт, играющий на повышение.
– Короткие продажи запрещены три четверти века назад! Против них изданы многочисленные эдикты, в том числе во времена штатгальтера Фридриха-Генриха. Если покупатель понёс убытки, он вправе «апеллировать к Фридриху».
– Фридриха-Генриха давно нет в живых! – возмутился Монмут.
– Это просто термин, означающий, что обязательства по контракту можно не выполнять. Контракт аннулируется в суде.
– Однако если верно, что при коротких продажах кто-то всегда останется внакладе, то эдикт Фридриха-Генриха должен был покончить с такой практикой!
– О нет, ваша светлость, в Амстердаме процветают короткие продажи! Многие спекулянты ими живут!
– Почему же все проигравшие не апеллируют к Фридриху?
– Дело в том, как составлен контракт. При достаточной ловкости можно поставить проигравшего в такое положение, что он не сможет апеллировать к Фридриху.
– Значит, всё-таки шантаж, – проговорил Болструд, глядя в окно на снежное поле, что не мешало ему на лету ловить мысли Элизы. – Мы выбираем Слёйса в проигравшие, и если он решит апеллировать к Фридриху, всё – включая полный склад свинца – выплывет в суде, и его предательство обнаружится. Так что ему придётся молча проглотить убытки.
– Если я правильно понял, надо, чтобы Слёйс не знал о планах вторжения в Англию, – вставил Монмут, – иначе он не станет играть на повышение.
– Разумеется, – кивнула Элиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
– Будь у меня такой враг, я бы не знала покоя, покуда он жив, – молвила Элиза. – К слову, у меня есть враг, и я уже давно не знаю покоя…
– Кто он? – с жаром спросил Монмут. – Тот, кто выучил вас кататься на коньках, а потом…
– Другой, – отвечала Элиза, – я не знаю его имени, ибо наша встреча произошла в тёмной каюте корабля…
– Какого?
– Не знаю.
– Под каким флагом он шёл?
– Под чёрным.
– Чтоб мне провалиться!
– О, это был обычный пиратский галеон – ничего особенного.
– Вас похищали пираты?
– Только один раз. Такое случается чаще, чем вам кажется. Однако мы отступили от темы. Я не успокоюсь, пока не узнаю, кто мой враг, и не сведу его в могилу.
– Предположим, вы узнали, кто он, и выяснилось, что это ваш двоюродный дед, деверь вашей кузины и крёстный лучшей подруги.
– Я говорю лишь об одном враге…
– Знаю. Однако королевские семьи Европы так тесно переплетены, что враг может состоять с вами во всех этих родственных связях одновременно.
– Какой ужас!
– Напротив, это вершина цивилизации. Мы не забываем обид, что было бы неразумно. Однако будь убийство единственным способом сатисфакции, вся Европа превратилась бы в поле боя!
– Она и без того поле боя! Вы не следили за политикой?
– Некогда было следить, сражаясь под Маастрихтом, Монсом и в других местах, – сухо отвечал Монмут. – Я хочу сказать, что могло быть много хуже – как в Тридцатилетнюю войну или в Гражданскую войну в Англии.
– Наверное, вы правы, – проговорила Элиза, вспоминая разрушенные замки в Богемии.
– Теперь мы мстим при дворе. Иногда дело может дойти до дуэли, хотя, как правило, мы состязаемся в метких словах, а не в метких выстрелах. Жертв меньше, и у дам есть возможность принять участие в войне – как сейчас.
– Простите?
– Вы когда-нибудь стреляли из мушкета, мадемуазель?
– Нет.
– Однако за время нашего разговора вы уже выпустили несколько словесных залпов. Так что, как видите, в придворных битвах женщины ничем не уступают мужчинам.
Элиза остановилась, услышав, что часы на ратуше пробили четыре. Монмут по инерции пролетел вперёд, изящно развернулся и с глупой ухмылкой покатил назад.
– Мне надо на встречу, – сказала Элиза.
– Вы позволите проводить вас до Бинненхофа?
– Нет. Там д'Аво.
– Общество посла вам более не приятно?
– Я боюсь, что он захочет подарить мне шубу.
– Это было бы невыносимо!
– Не хочу доставлять ему такое удовольствие… он в некотором роде меня использовал.
– Французский король поручил ему вести себя с Марией как можно более дерзко. А поскольку Мария сегодня влюблена в меня…
– Почему?
– Почему в меня? Мадемуазель, я оскорблён.
– Я прекрасно знаю, почему она влюблена в вас. Я хотела спросить, почему французский король отправил посла в Гаагу с единственной целью досаждать Марии?
– О, граф д'Аво занят не только этим. Отвечая на ваш вопрос: Людовик хочет развести Вильгельма с Марией – ослабить влияние Вильгельма на Англию и выдать Марию за какого-нибудь из своих бастардов.
– Я чувствовала, что это какая-то семейная интрига – уж так всё гадко и мелочно.
– Вот теперь вы начали понимать!
– Разве Мария не любит мужа?
– Вильгельм и Мария – идеальная пара.
– Вы говорите мало, но подразумеваете многое – что?
– Теперь мой черёд напустить на себя таинственность, – сказал Монмут. – Это единственный способ наверняка увидеться с вами снова.
Он продолжал в том же духе. Элиза ловко ушла от ответа, и они расстались.
Однако через два часа они встретились снова. На этот раз в обществе Гомера Болструда.
В паре миль к северу от Гааги плоская земля Голландской республики обрезана морским побережьем. Цепочка дюн худо-бедно защищает от морских ветров. За ней, параллельно берегу, тянется полоска земли, по большей части заросшая лесом, но не дикая, а окультуренная каналами и дорогами. Здесь расположились разнообразные поместья – загородные приюты купечества и дворянства. Каждую такую усадьбу окружает сад, а те, что побогаче, – целые охотничьи угодья с домиками, куда мужчины могут скрыться от женщин.
Элиза по-прежнему очень мало знала про Болструда и его планы; очевидно, его поддерживал какой-то купец, владелец подобного поместья, разрешивший использовать для деловых встреч свой охотничий домик. Канал соединял поместье с Гаагским лесом, который тянулся от самого Бинненхофа. Расстояние составляло несколько миль, так что весной или летом прогулка могла занять всё утро или весь вечер. Однако когда каналы были подо льдом, а гость – на коньках, он добирался сюда совсем быстро.
Так и прибыл Монмут – без спутников, инкогнито. Он сидел в кресле, которое Болструд сравнил с троном людоеда, Элиза и Болструд – на скрипучих стульях из хворостин. Болструд пытался официально представить клиента, но…
– Итак, – сказала Элиза, – совсем недавно вы утверждали, что обычай сражаться при помощи оружия устарел и…
– Мне выгодно, чтобы люди думали, будто я впрямь верю в эту чепуху, – отвечал Монмут, – а женщины обманываются охотнее всех.
– Почему? Потому что на войне женщины становятся добычей, а нам это не нравится?
– Полагаю, да.
– Я была добычей, и мне это не понравилось. Ваша небольшая лекция о современности в некотором роде меня вдохновила.
– Как я сказал, женщины обманываются охотнее других.
– Вы знакомы?! – выговорил наконец Болструд.
– Как показал мой покойный папенька, те из нас, кому предопределено гореть в аду, должны хоть немного поразвлечься при жизни, – пожал плечами Монмут. – Мужчины и женщины – не пуритане – сходятся самыми разнообразными способами! – добавил он, нежно смотря на Элизу. Взгляд Элизы должен был ледяной сосулькой пронзить его насквозь, однако Монмут отвечал лишь лёгким чувственным трепетом.
Элиза сказала:
– Если вы так легко пошли у д'Аво на поводу и отвернулись от Марии, что проку будет от вас на английском троне?
Монмут уронил челюсть и взглянул на Болструда.
– Я этого не говорил! – запротестовал тот. – Только сказал, что мы собираемся закупить.
– Из чего со всей очевидностью следовали ваши намерения, – заметила Элиза.
– Не важно, наверное, – проговорил Монмут. – Поскольку мы не можем сделать закупки без какого-то обеспечения, а обеспечение в данном случае – трон.
– Мне сказали иначе, – промолвила Элиза. – Меня уверили, что за всё будет уплачено золотом.
– Да – после.
– После чего?
– После того, как мы завоюем Англию.
– Ой.
– Большая часть Англии на нашей стороне – это дело от силы нескольких месяцев.
– А большая часть Англии вооружена?
– Он говорит правду, – вставил Гомер Болструд. – Всюду, где он появляется в Англии, народ выходит на улицы, разводит костры и жжёт чучела Папы.
– Так что помимо закупки требуемых товаров вы просите временный заём, обеспечением в котором станет…
– Лондонский Тауэр, – успокаивающе пообещал Монмут.
– Я торгую акциями, но я не акционер, – сказала Элиза. – Я не могу быть вашим финансистом.
– Как вы можете торговать акциями, не будучи акционером?
– Я торгую дукатовыми акциями, составляющими одну десятую от настоящих акций Ост-Индской компании, поэтому куда более ликвидными. Я держу их – или опционы – ровно столько, чтобы получить небольшую прибыль. Вашей светлости надо будет проделать на коньках сорок миль вон в ту сторону, – она указала на северо-восток, – и договориться с амстердамскими ростовщиками. Среди них есть настоящие князья рынка, владеющие целыми мешками акций Ост-Индской компании. Однако поскольку вы не можете положить лондонский Тауэр в карман и поставить его на стол в качестве обеспечения, вам потребуется что-то другое.
– Мы это знаем, – заверил Болструд. – Мы просто даём вам понять, что, когда дело дойдёт до оплаты, её внесем не мы, а…
– Некий легковерный заимодавец.
– Не такой уж легковерный. С нами значительные люди.
– Могу я поинтересоваться кто?
Болструд и Монмут переглянулись.
– Не сейчас. Позже, в Амстердаме, – сказал Болструд.
– Ничего не выйдет. У амстердамцев более чем достаточно надёжных начинаний для вложения лишних средств, – возразила Элиза. – Впрочем, возможно, удастся добыть деньги иным способом.
– Где вы предлагаете их добыть, если не у амстердамских ростовщиков? – спросил Монмут. – Моя любовница уже заложила свои драгоценности – этот ресурс исчерпан.
Несколько долгих минут Элиза смотрела в огонь, затем повернулась к собеседникам.
– Мы можем получить их от господина Слёйса.
– Это тот, что предал свою страну тринадцать лет назад? – с опаской спросил Болструд.
– Он самый. У него много связей среди французских инвесторов, и он очень богат.
– Так вы хотите его шантажировать?.. – спросил Монмут.
– Не совсем. Сперва мы найдём другого инвестора и расскажем тому о вашем плане вторгнуться в Англию.
– Это тайна!
– Он будет всячески хранить тайну – ибо, как только узнает о ваших намерениях, начнёт играть на понижение акций Ост-Индской компании за счёт коротких продаж.
– Я слышал, как голландцы и евреи говорят об «игре на понижение», но не знаю, что это значит, – сказал Монмут.
– На рынке есть две воюющие фракции: liefhebberen или «быки», которые хотят, чтобы акции росли, и contremines, или «медведи», которые хотят, чтобы они падали. Часто несколько «медведей» входят в тайный сговор и распространяют ложные слухи о пиратах либо начинают демонстративно сбывать акции по очень низкой цене, чтобы посеять панику и сбить цену.
– Как же они зарабатывают на этом деньги?
– Подробности не важны. Можно продавать акции на срок без покрытия, то есть акции, которых у продавца на самом деле нет, – это называется «короткие продажи». Наш инвестор – как только мы расскажем ему о ваших планах – начнёт строить игру в расчёте на то, что акции Ост-Индской компании упадут. И будьте покойны – они упадут. Несколько лет назад всего лишь слухи об ухудшении англо-голландских отношений уронили акции на десять – двадцать процентов. Как только станет известно о вторжении, они упадут ниже некуда.
– Почему? – спросил Монмут.
– У Англии мощный флот. При плохих отношениях с Голландией она может блокировать морскую торговлю, и Ост-Индская компания камнем пойдёт на дно.
– Однако я буду куда более дружествен голландцам, чем король Яков!
У Болструда тем временем лицо стало такое, будто его душат невидимым шнурком.
Элиза набрала в грудь воздуха, улыбнулась Монмуту, затем подалась вперёд и положила ладонь ему на руку.
– Естественно, когда станет ясно, что ваш мятеж увенчается успехом, акции Ост-Индской компании взмоют, как жаворонок поутру. Но поначалу на рынке будут преобладать невежды, которые по глупости вообразят, будто Яков возьмёт верх и станет мстить голландцам за то, что их страна послужила плацдармом для вторжения.
Болструд немного успокоился.
– Значит, поначалу акции будут дешеветь, – рассеянно произнёс Монмут.
– Покуда не прояснится истинная ситуация. – Элиза ещё раз твёрдо похлопала его по руке и выпрямилась.
Гомер Болструд, кажется, успокоился окончательно.
– В этот промежуток, – продолжала Элиза, – наш инвестор сможет получить колоссальную прибыль на коротких продажах. В благодарность он охотно купит вам порох и свинец для вторжения.
– Однако этот инвестор не господин Слёйс?
– При игре на понижение кто-то остаётся в барыше, а кто-то – внакладе, – сказала Элиза. – Внакладе останется господин Слёйс.
– Почему именно он? – спросил Болструд. – Это может быть любой спекулянт, играющий на повышение.
– Короткие продажи запрещены три четверти века назад! Против них изданы многочисленные эдикты, в том числе во времена штатгальтера Фридриха-Генриха. Если покупатель понёс убытки, он вправе «апеллировать к Фридриху».
– Фридриха-Генриха давно нет в живых! – возмутился Монмут.
– Это просто термин, означающий, что обязательства по контракту можно не выполнять. Контракт аннулируется в суде.
– Однако если верно, что при коротких продажах кто-то всегда останется внакладе, то эдикт Фридриха-Генриха должен был покончить с такой практикой!
– О нет, ваша светлость, в Амстердаме процветают короткие продажи! Многие спекулянты ими живут!
– Почему же все проигравшие не апеллируют к Фридриху?
– Дело в том, как составлен контракт. При достаточной ловкости можно поставить проигравшего в такое положение, что он не сможет апеллировать к Фридриху.
– Значит, всё-таки шантаж, – проговорил Болструд, глядя в окно на снежное поле, что не мешало ему на лету ловить мысли Элизы. – Мы выбираем Слёйса в проигравшие, и если он решит апеллировать к Фридриху, всё – включая полный склад свинца – выплывет в суде, и его предательство обнаружится. Так что ему придётся молча проглотить убытки.
– Если я правильно понял, надо, чтобы Слёйс не знал о планах вторжения в Англию, – вставил Монмут, – иначе он не станет играть на повышение.
– Разумеется, – кивнула Элиза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43