Джихан-Пехлеван, наконец, устал допрашивать и пытать упорного джигита и
приказал отвести его в "Башню возмездия".
Кара-Бургута вели в темноте к высокой башне; палачи тесным кольцом
окружали его. И вдруг кто-то тихо шепнул ему на ухо: "Ты протяни руку
вправо и ухватись за железный крюк". И он тут же почувствовал, что веревки,
скрутившие его руки, ослабели, перерезанные неведомым другом. Не показывая
виду, что он уже готов к защите, Кара-Бургут покорно вошел в башню и
поднялся по высокой витой лестнице. Наверху, при тусклом свете факела,
открылась небольшая дверь. Разбойник упирался изо всех сил, когда его
вталкивали в эту дверь. Факел внезапно потух, разбойник быстро освободил
руку и легко нащупал справа - большой железный хрюк. Кто-то крикнул: "Одной
собакой меньше!" Дверь с треском захлопнулась, и Кара-Бургут повис в полной
темноте, не чувствуя опоры под ногами... Кара-Бургут висел, стараясь
высвободить из веревок левую руку, что ему удалось с большим трудом, и
тогда стало легче висеть, держась двумя руками. Когда приблизилось утро и
первые лучи проникли в щели старой башни, джигит убедился, что он находится
под самой крышей: внизу глубокая бездна, откуда слышно глухое рычание, там
движутся черные тени и видны груды костей. Если не придет помощь от тайных
друзей, то сил хватит ненадолго, чтобы так висеть, ухватившись за крюк".
- Что же было дальше? - спросили голоса, когда Хаджи Рахим снова замолк и
стал равнодушно смотреть на костер.- Что стало с Кара-Бургутом, с
Гюль-Джамал? Говори скорее!
- Может быть, вы дадите немного воды и хлеба моему мальчику? Да и мне бы
надо промочить горло, я с утра не пил ни глотка...
- Дайте ему лепешек, сушеного винограда и всего, что у меня есть,-
приказал "черный всадник".- Продолжай, дервиш, до восхода солнца уже
близко...
Хаджи Рахим, выпив медленно чашку кислого молока, продолжал:
- "Тем временем сын шаха беспечно развлекался в саду под развесистым
карагачом и кормил ломтями дыни своих любимых жеребцов. Вдруг к нему
приблизился закутанный до самых глаз один из преданных ему друзей, которые
были повсюду, и тихо рассказал, что гость из пустыни схвачен у стены его
сада, отведен к начальнику шахской охраны и оттуда его потащили к "Башне
возмездия".
Молодой хан вскипел гневом. Он приказал всем своим джигитам садиться на
коней и быть готовыми к бою. С сотней вооруженных всадников Джелаль эд-Дин
помчался в город, разгоняя выбегавших навстречу уличных сторожей, и прямо
прискакал к старой высокой башне, возле которой совершались казни. Мрачный
сторож со страху убежал, и джигиты топорами выломали входную дверь. Джелаль
эд-Дия поднялся по лестнице на самый верх башни, и там пришлось выломать
вторую дверь.
Когда ее раскрыли, то отшатнулись: прямо за порогом начиналась черная
пустота, а направо, у стены, на небольшом железном крюке висел человек.
Джигиты осторожно его сняли и вытащили на лестницу. Джелаль эд-Дин взял
зажженный факел и пытался взглянуть вниз. Из глубины смотрели блестящие
глаза и слышалось злобное рычание. Хан швырнул горящий факел. Кружась,
полетел он вниз, и с визгом отскочили в стороны большие мохнатые
собаки-людоеды.
- Клянусь,- сказал он,- если бы я стал шахом, то я сохранил бы этих
страшных псов, чтобы они пожрали тех, кто придумал эту башню.
Молодой хан спустился с башни и сел на коня. Второй оседланный конь ждал
Кара-Бургута. Тесной толпой джигиты проехали через город, и, только миновав
каменные ворота, когда впереди открылась ровная даль бесконечной степи,
Джелаль эд-Дин сказал спасенному Кара-Бургуту:
- Не подумал ли ты, что я умышленно пригласил тебя в свой дворец, чтобы
ты попался в руки шахских палачей? Я бы хотел снова пригласить тебя в мой
сад Тиллялы, но боюсь, что теперь опять ты можешь попасть в лапы собачьих
слуг палача Джихан-Пехлевана...
- Таких черных мыслей у меня не было. Разреши мне вернуться в мою родную
пустыню. Хотя там голые пески, скудная трава и солоноватая вода, но там
больше свободы и счастья, чем здесь, среди прекрасных дворцов, высоких
башен и крепких стен.
- Я не буду тебя задерживать. Я бы хотел еще исполнить какое-нибудь твое
желание, ведь ты пострадал из-за меня.
- У меня только одна просьба. Мои мучители, окутав меня рыболовной сетью,
сняли с меня мой славный меч-кончар. Пока я не отберу его у того хвастуна,
который осмелился носить его, не разрешишь ли ты на время взять светлую
саблю у одного из твоих джигитов?
Молодой хан отцепил с пояса свою саблю, украшенную бирюзой, сердоликом и
яхонтами, и передал Кара-Бургуту.
- Носи ее со славой и вынимай из ножен только против врагов нашего
племени, а не против мирных караванных путников. Этот благородный вороной
конь, на котором ты сидишь, отныне тоже твой. На нем ты отправишься в поход
против врагов родины.
- У меня еще одна к тебе просьба,- сказал Кара-Бургут.
- Говори!
- Не можешь ли ты, знающий все, что делается в шахском дворце, сказать
мне, что стало с девушкой нашего туркменского племени по имени Гюль-Джамал?
Ее насильно увезли шахские грабители, сказав, что она поступит во дворец
для увеселения престарелого шаха.
- Знаю. Для этой девушки Гюль-Джамал шах приказал поставить особую юрту в
одном из дворцовых садов. Но девушка оказалась гордой и непокорной. Я
боюсь, что и ее постигнет печальная участь всех непокорных пленниц нашего
шаха.
- Спасибо тебе, мой великодушный избавитель! - сказал Кара-Бургут.- Если
тебе нужна будет моя жизнь, призови меня, и я приеду немедленно, хотя бы
мне пришлось пробираться через горы и пропасти.
Кара-Бургут повернул вороного коня и поскакал а свою пустыню. Вскоре он
переменил направление и выехал на дорогу, которая ведет в сторону
прекраснейшего из городов - утопающего в садах Самарканда. Медленно шагал
конь, а джигит пел:
Мне ветер поет, как дальний привет любимой...
Возможно ль внимать приветам таким бесстрастно?
Пускай впереди, за каждой скалой, погибель,-
На каждом пути она сторожит безгласно...
Кара-Бургут так задумался, что его чуть было не смяли несколько джигитов,
скакавших во всю конскую прыть, крича:
- Дорогу! Дайте дорогу! Гонец к падишаху! Письмо в собственные руки
падишаха!
Несколько всадников мчались в клубах пыли, таща за собой натянутый аркан,
конец аркана был прикручен к луке седла. Гонец, привязанный к коню
верёвками, на всем скаку крепко спал, раскачиваясь и мотая головой.
Видно, конь гонца делал последние усилия, чтобы доскакать до ворот
города; он хрипел, бил хвостом и несся только потому, что его тащили на
аркане скакавшие впереди джигиты, обычно сопровождавшие шахского гонца от
одного селения до другого.
Вдруг на полном ходу конь рухнул на землю. Всадники остановились,
соскочили с коней, пытались поднять, обессиленного, загнанного коня, но
напрасно: кровь полилась из его ноздрей на пыльную дорогу.
Гонец, как упал, так и остался лежать. Он только сказал: "Важное письмо
шаху от его дочери, осажденной бунтовщиками в крепостной башне. В
Самарканде восстание всех жителей против шахских палачей и сборщиков
податей. Жители их режут и куски тел вешают на тополях. А мне все равно
умирать..."
Сказав эти слова, гонец положил голову на кулак и закрыл глаза.
Кара-Бургут подъехал к гонцу и сказал:
- Дай мне твою кожаную сумку. Я сам доставлю письмо в руки падишаха. А ты
не валяйся здесь рядом с околевшим конем, а ложись там, в тени дерева, и
хорошенько выспись. Я знаю, что ты не очень торопишься доставить письмо и
тебя приходится насильно тащить, так как за "черную", плохую весть шах
гонцу отрубает голову.
- Я тоже думаю, что мне лучше отдохнуть здесь,- сказал запыленный гонец и
отдал Кара-Бургуту свою сумку. Отойдя в сторону, он повалился на траву под
деревом и захрапел.
Кара-Бургут, зацепив конец аркана за луку седла, крикнул; "Вперед!" - и
все всадники снова помчались по дороге к столице шаха.
Вместе с сопровождавшими всадниками Кара-Бургут прискакал к высоким
воротам дворца. Перед гонцом с важной вестью от дочери падишаха открылись
все двери. Старый евнух, гремя ключами, повел гонца по извилистым
переходам, и Кара-Бургут уже должен был предстать перед грозными очами
властителя страны, как вдруг джигит ясно услышал за стеной женский крик:
"На помощь! Последний мой день пришел!"
Мог ли Кара-Бургут не узнать этого нежного голоса, теперь полного ужаса и
призывающего к жалости! Он выхватил саблю, подаренную Джелаль эд-Дином, и,
взмахнув ею над старым ключарем-евнухом, приказал ему открыть дверь.
Прыжком тигра ворвался Кара-Бургут в комнату, всю наглухо увешанную
коврами. Он искал шаха, желая зарубить его, уверенный, что это он позволяет
себе издеваться над их туркменской девушкой. В комнате, однако, ни одного
человека не было, а в углу лежал на груде персидских шалей желтый с черными
пятнами барс и старался когтями разодрать ковер, из-под которого неслись
сдавленные крики.
Двумя ударами сабли джигит убил зверя и откинул ковер. Перед ним лежала
почти бездыханная, бледная ГюльДжамал.
- Какой злодей мог пустить хищного зверя к слабой девушке! - закричал
Кара-Бургут и склонился над той, которая столько времени привлекала все его
помыслы.
В комнату широкими шагами вошел сам шах. В ярости он хотел тут жа казнить
джигита, зарубившего его любимого барса. Но Кара-Бургут важно передал ему
письмо. Шах, пораженный известием о восстании в Самарканде и нападении на
его дочь, приказал начальнику войск сейчас же готовиться к походу для
усмирения и казни мятежников и уже не обращал внимания на джигита. А
Кара-Бургут поднял Гюль-Джамал, сам ка руках отнес ее в белую юрту среди
персикового сада и сказал служанкам, что завтра приедут старики из пустыни
с почетным караваном, который отвезет Гюль-Джамал в ее родное кочевье.
Но на другой день стариков не допустили к Гюль-Джамал и вытолкали из
дворца. Им объявили, что Гюль-Джамал за покушение на жизнь великого
падишаха посажена в каменную "Башню вечного забвения", в которой останется
"навеки и до смерти"...
- И она умерла там? - спросил чей-то голос.
Хаджи Рахим, помедлив, сказал:
- Нет, Гюль-Джамал жива до сих пор, запертая в каменной башне Гурганджа.
Ее приказала держать там злая мать шаха Туркан-Хатун, и хотя сама старуха
бежала, как трусливая гиена, из столицы Хорезма, но безголовые судьи, раисы
и сторожа не решаются изменить приказание ненавистной шахини и держат
Гюль-Джамал в тюрьме, а также много других невинных пленников.
- Дервиш, объясни мне, откуда ты знаешь все это? - спросил, поднявшись с
ковра, "черный всадник".- Ведь все, что ты рассказал, это не сказка, а
произошло на деле...
- Мы, скитальцы по равнинам вселенной, бродим среди людей и слышим разные
беседы. А кроме того, ветер пустыни не раз напевал мне эту сказку.
- Беки-джигиты! - обратился "черный всадник" к сидевшим.- Готовьтесь! На
рассвете я выезжаю в Гургандж.
- Если ты хочешь попасть в Гургандж, торопись,- сказал Хаджи Рахим.- На
Гургандж с трех сторон наступают сыновья татарского хана с огромным
войском. Они окружат город сплошным кольцом, и тогда в город тебе не
попасть.
- А ты, дервиш, поедешь со мной,- сказал "черный всадник".- Я дам тебе и
твоему спутнику пару коней, и через три дня мы будем у ворот Гурганджа. Вы
же, мои товарищи, отправляйтесь в свои кочевья и ждите моего вызова. А
вернусь ли я к вам, или меня Азраил утащит в огненную долину,- кто, кроме
аллаха, знает?..
Глава шестая
ИЗ-ЗА ГУРГАНДЖА ВРАЖДОВАЛИ ТРИ СЫНА ЧИНГИЗ-ХАНА
Чингиз-хан приказал младшему сыну, Тули-хану, взять и подвергнуть
разграблению древний город Мрев, а трем старшим сыновьям, Джучи, Джагатаю и
Угедэю, разрешил отправиться со своими войсками на завоевание хорезмской
столицы Гурганджа.
Всем монголам хотелось участвовать в походе на этот богатейший город
мусульманских земель, рассылавший во все концы вселенной караваны с тонкими
тканями, прославленными кольчугами и другими ценными товарами. Всякий
участник штурма приведет оттуда по меньшей мере пару коней или верблюдов,
нагруженных шелковыми одеждами, ожерельями из яхонтов и смарагдов, кубками
и всякими другими редкими предметами, кроме того, каждый пригонит, к себе
на родину несколько искусных рабов, которые будут ткать материи, шить
сапоги или шубы, в то время как их владелец будет спокойно лежать на
привезенном с войны ковре и слушать игру на лютне музыканта, тоже взятого в
плен в Гургандже.
Так мечтали монгольские воины, подвигаясь на север к берегам реки
Джейхуна, в богатые равнины Хорезма.
Сыновья Чингиз-хана, Джагатай и Угедэй, торопились прибыть первыми, чтобы
захватить этот город раньше, чем явится старший их брат, Джучи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26