Он едва держался в седле, вцепившись в гриву
коня.
Впереди выезжали на равнину татары сомкнутыми рядами, странно безмолвные,
с завернутыми до плеча правыми рукавами, с поднятыми изогнутыми клинками.
Что-то зловещее было в этом молчаливом движении тесной колонны всадников,
когда они, без единого крика, приближались рысью к берегам Калки.
Только фырканье коней, глухой топот и случайный звон оружия нарушали
тишину грозного монгольского войска, скованного единой цепью и единой
волей.
Татары перешли реку, поднялись на другой берег, и тогда только
задребезжали пронзительные сигналы труб. Они с диким воем помчались на
лагерь русских. Там уже заметили стремительное бегство потерявшего разум
половецкого отряда, и поспешно сдвигались в круг тяжелые повозки.
Не задерживаясь около первого русского отряда, татары поскакали дальше,
налетая на встречные растянувшиеся обозы.
Все отряды русских, тянувшиеся по Залозному шляху, видели гнавших коней
половецких всадников и среди них князя Мстислава Удатного. В развевающемся
по ветру красном плаще он мрачно скакал на долговязом сивом жеребце. Многие
русские, бросая повозки, садились на коней и спешили назад к Днепру. Другие
составляли в круги повозки и с боем встречали топорами налетавшие татарские
отряды.
Одна часть татарских войск осадила лагерь князя киевского Мстислава
Романовича. Он шел с десятитысячным отрядом ратников, конных и пеших. Он не
держал связи с другими отрядами, не знал, что предпримет Мстислав Удатный,
и похвалялся, что один, без чужой помощи, истребит "принесенных злым ветром
татар хана Чагониза".
В полдень этого черного дня киевляне стали лагерем на высоком берегу
Калки. Они, как обычно, поставили кругом повозки, когда мимо них пронеслась
лавина обезумевших половецких всадников.
Одиннадцать князей, бывших в киевском войске, сказали:
- Здесь наша смерть! Станем же крепко!
Они перецеловались друг с другом и постановили биться до последнего
вздоха.
Киевляне теснее сдвинули повозки, оградились красными щитами и залегли за
колесами. Они поражали налетавших татар стрелами, отбивались мечами и
секирами,
Глава четырнадцатая
"И БЫСТЬ СЕЧА ЗЛА И ЛЮТА..."
Тучи пыли носились над широкой высохшей равниной, и где особенно
клубилась пыль, там рубились люди, мчались кони без всадников, раздавались
стоны раненых, крики ярости, треск барабанов, пронзительные звуки труб.
Субудай-багатур находился на холме, окруженный сотней отборных тургаудов.
Он посылал всадников узнать; "Как держатся багатуры? Не видать ли свежих
русских войск? Не грозит ли откуда-нибудь беда? Но гонцы возвращались и
говорили, что монголы всюду одолевают, что урусы отступают к Днепру,
бьются, падают, раненые продолжают отбиваться, но ни один не просит пощады,
ни один не сдается в плен.
- Волчья порода! - сказал Субудай.- Волчья им смерть!
Узнав, что киевское войско окружило себя повозками, отстреливается и
отбивается, Субудай посылал на этот лагерь отряд за отрядом, приказывая:
"Опрокинуть телеги! Прорвать кольцо! Поджечь кругом степь!"
Монголы, напирая на русские заслоны, метали копья, натягивая большие
луки, пускали меткие стрелы с закаленными иглами на конце, подкатывали
зажженные связки сухого камыша,- но русские держались так же стойко, сбивая
стрелами и камнями подлетавших близко всадников, и татары не могли сломить
русскую силу.
По приказу Субудая на русский лагерь двинулись, спешившись, сбродные
спутники монголов из разных племен; они взбирались на телеги, размахивая
булавами и кривыми мечами, издавая дикие вопли и подбадривая друг друга.
Русские встретили их ударами топоров на длинных рукоятках, мечами и
дубинами и сбивали нападавших, которые валились с разбитыми черепами...
На третий день Субудай призвал старшину бродников Плоскиню. Он пришел
почерневший, худой от голода. Высокий, сильный Плоскиня теперь еле шел. Два
монгола стояли сзади него и покалывали ножами, чтобы Плоскиня двигался
вперед. Субудай сказал:
- Поди к своим братьям урусам и уговори, чтобы они побросали мечи и
топоры. Пусть уходят домой... Мы их не тронем. За это получишь от меня
свободу.
Плоскиня, придерживая рукой цепь от ножных кандалов, направился к
русскому лагерю. Два монгола шли следом за ним и держали конец сыромятного
ремня, накинутого на шею Плоскини. Он остановился в нескольких шагах от
русских телег. Русские поднялись на телеги и с удивлением смотрели на
странного истощенного человека с тяжелой колодкой на шее. Некоторые его
узнали: "Это Плоскиня-лошадник, он пригонял в Киев табуны половецких коней
и был у половецких ханов переводчиком!" Плоскиня начал кричать русским:
- Мне приказал хан татарский, Субудай-богатырь, сказать вам, чтобы вы
больше зря не бились. Если вы ихней милости покоритесь, то они вас на все
четыре стороны отпустят... Только побросайте все ваше добро - тулупы,
повозки и топоры. Все это татарам нужно за их хлопоты, потому в походах
очень они поиздержались.
- Да врешь ты все, пустобрех Плоскиня, как врал на торжищах, когда
продавал нам запаленных коней!
- Не слушайте его! - кричали старые воины.- Лучше выйти с мечами и
пробиваться к Днепру. Хоть половина доберется до избы, а так, без топоров
или мечей, мы все в степи поляжем!
Но Плоскиня клялся, что говорит правду, снял нательный крест, целовал
его, плакал и говорил:
- Могу ли я говорить иначе, если татары меня сзади ножами подкалывают!
А татары кивали головами и подтверждали, подымая большой палец, что
правильно говорит их переводчик.
Несмотря на возражения старых воинов, все же великий ккязь киевский
Мстислав Романович приказал сдавать татарам оружие. Тогда киевские воины
стали прощаться друг с другом, кланяясь в пояс, и выходили поодиночке,
бросая оружие в одну кучу. Первым делом воины побежали к реке,- три дня они
не пили воды. Когда же последние воины вышли из лагеря и в пыли потянулись
по шляху, разминая плечи и радуясь, что увидят родину, татары стали их
нагонять и беспощадно рубить.
Теперь в пустынной бескрайной степи, без оружия, гибель всем казалась
неминуемой. Русь далеко, и помощи ягдать неоткуда!
Монголы выделили одиннадцать князей, бывших вместе с князем киевским. Они
пригласили их на пир к хану Субудай-багатуру. Всадники окружили их тесным
кольцом и повели в татарский лагерь.
Субудай-багатур с сотней своих телохранителей-тургаудов проезжал в
стороне от киевского лагеря и наблюдал за бойней. Безоружные урусы бились,
как могли, бросая камни и комья сухой земли. Раненые схватывались с
татарами, стаскивали их с седел, вырывая их кривые мечи, и снова бились.
Один высокий урус, принеся из лагеря оглоблю, бился ею, как дубиной, хотел
ударить подъехавшего всадника, и удар пришелся по голове коня. Конь взвился
на дыбы и упал вместе с монголом. Урус набросился на лежавшего, вырвал его
меч, зарубил и, вскочив на коня, продолжал биться мечом... Туча пыли все
закрыла... Но силы были неравные, и монголы одолевали. Субудай-багатур
въехал на холм и оттуда продолжал наблюдать за передвижением по шляху
всадников; он первый заметил, что с севера движутся три тучи пыли.
- Что это? - спросил Субудай, показав пальцем на север.
- Это возвращаются монголы Тохучара! - говорили тургауды.- Это кипчаки
гонят быков!
- Нет, это идет свежее войско! - сказал Субудай.- Трубите сбор! Сзывайте
скорее всех воинов! Довольно сдирать сапоги с мертвых Урусов! Будет новый
бой!
Пронзительно задребезжали трубы. В нескольких местах, где шла свалка,
ответили сигналами другие монгольские трубачи. Некоторые монгольские
всадники, оставляя дорогу, где отбивались русские, вскачь неслись к холму,
где виднелись пятихвостый бунчук Субудая и неподвижный, как каменный идол,
полководец на коне.
А с севера, из степи, все ближе надвигались три облака пыли. Потом
пыльные тучи отделились от земли, поплыли в воздухе и медленно рассеялись.
Субудай молча смотрел в ту сторону. Его тургауды вполголоса заговорили:
- Идут три отряда. Кто это? Если не кипчаки, то это урусские всадники.
Там впереди камыши. Они теперь идут через болото, оттого и пыль
кончилась... Глядите, вот и они!
На полях, за которыми тянулись камыши, среди зарослей ивняка показались
первые всадники на белых и рыжих конях. Появляясь со всех сторон, вырастая,
точно из земли, группы всадников все сгущались и вскоре заполнили равнину.
Некоторое время всадники спокойно оставались на месте, точно приводя свои
ряды в порядок. Всадники растягивались полукругом, показались три
треугольных знамени - черное с золотом посредине и два красных по сторонам.
Татары, рубившие безоружных киевлян на шляху, окруженные густой пылью,
долго не замечали прибытия нового войска, и свалка продолжалась, постепенно
подвигаясь на запад к Днепру...
Вдруг середина прибывшего войска рванулась вперед и помчалась с
оглушительным криком, направляясь в самую гущу боя.
Правое крыло оторвалось и понеслось дальше, на запад, в обхват дравшихся,
а левое крыло медленно, все ускоряя бег, направилось к тому холму, где
находился Субудай-багатур.
Старый полководец колебался только несколько мгновений. Он крикнул: "За
мной!" Хлестнув иноходца, он быстро спустился с холма и понесся в ту
сторону, где стояли войска Тохучара. Там было пусто.- Тохучар принял
участие в битве,- и Субудай несся все дальше.
Но русские его не преследовали. Они сделали полукруг и помчались, вздымая
тучи пыли, выручать уходивших к Днепру киевлян.
Субудай остановился, разослав гонцов-нукеров сзывать растянувшиеся по
шляху монгольские войска, приказывая немедленно возвращаться к берегам реки
Калки.
- Пока победа на нашей стороне,- сказал старый полководец.- Урусы
плодовитое, упорное племя! Из степи может еще появиться войско урусов и
отрежет нам возвращение на родину... Пора поворачивать коней!
Джебэ-нойон во главе трехсот всадников, меняя коней, без передышки
проскакал до Днепра. Сопровождавший его как переводчик бродник Плоскиня
расспрашивал раненых русских:
- Где Мстислав Удатный?
Некоторые отвечали, что видели его мчавшимся, как буря, на чертовском
сивом коне.
На берегу Днепра Джебэ заметил отплывавшую черную лодку. В ней алел плащ
Мстислава. Князь сидел на корме и поддерживал за повод плывшего за лодкой
коня. В лучах вечернего солнца ярко блестел золотой шлем Мстислава, но он
не оглядывался на оставленный им "злой берег".
Джебэ наставил лучшую стрелу и натянул тугой лук. Стрела, не долетев до
лодки, плеснула по воде. Джебэ соскочил с коня, упал грудью на землю и,
обхватив руками голову, в ярости грыз пожелтевшую сухую траву...
Он встал, посмотрел еще раз на удалявшуюся лодку с алым плащом и, не
зная, на ком сорвать свое бешенство, выхватил кривой меч и на несколько
частей рассек теперь ему ненужного закованного бродника Плоскиню.
Джебэ вскочил на рыжего коня и, свернув в степь, поскакал обратно,
удаляясь от шляха, где в черных тучах пыли продолжались последние схватки и
передвигались тысячи людей.
Б битве при Калке и на длинном Залозном шляхе погибло много славных
русских богатырей и рядовых удальцов. Они пали, выручая безоружных киевских
воинов, избиваемых татарами, которые поклялись не сделать сдавшимся урусам
зла. Русские люди не забудут сложивших свои головы в этом бою ростовского
богатыря Алешу Поповича и его верного щитоносца Торопа, рязанского богатыря
Добрыню Золотой пояс, молодого помощника Алеши - славного Екима Ивановича и
других суздальских, муромских, рязанских, пронских и иных храбрых северных
витязей.
Русские отряды, пробивавшиеся смело, не бросая оружия, дошли до Днепра,
где ожидавшие лодки перевезли их на другую сторону. Те же, что поверили
татарским уговорам и побросали мечи и топоры, почти все были перебиты, как
говорит старая песня:
Серым волкам на растерзание,
Черным воронам на возграенье...
Так по вине недальновидных, завистливых и враждовавших между собой
князей, не пожелавших соединить свои силы в единое, крепко спаянное русское
войско, Залозный шлях вместо пути великой победы стал "слезным шляхом",-
отважные русские ратники усеяли его своими белыми костями, полили своей
алой кровью.
Глава пятнадцатая
ТАТАРСКИЙ ПИР НА КОСТЯХ
...А князей имаше, изавиша и
покладаше под доены, а сами верху
седоша обедати. И гако князи живот
свой скончаша.
(Троицкая летопись)
На берегу Калки, на высоком кургане, Субудай-багатур созвал всех своих
тысячников и сотников на торжественное моление богу войны Сульдэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
коня.
Впереди выезжали на равнину татары сомкнутыми рядами, странно безмолвные,
с завернутыми до плеча правыми рукавами, с поднятыми изогнутыми клинками.
Что-то зловещее было в этом молчаливом движении тесной колонны всадников,
когда они, без единого крика, приближались рысью к берегам Калки.
Только фырканье коней, глухой топот и случайный звон оружия нарушали
тишину грозного монгольского войска, скованного единой цепью и единой
волей.
Татары перешли реку, поднялись на другой берег, и тогда только
задребезжали пронзительные сигналы труб. Они с диким воем помчались на
лагерь русских. Там уже заметили стремительное бегство потерявшего разум
половецкого отряда, и поспешно сдвигались в круг тяжелые повозки.
Не задерживаясь около первого русского отряда, татары поскакали дальше,
налетая на встречные растянувшиеся обозы.
Все отряды русских, тянувшиеся по Залозному шляху, видели гнавших коней
половецких всадников и среди них князя Мстислава Удатного. В развевающемся
по ветру красном плаще он мрачно скакал на долговязом сивом жеребце. Многие
русские, бросая повозки, садились на коней и спешили назад к Днепру. Другие
составляли в круги повозки и с боем встречали топорами налетавшие татарские
отряды.
Одна часть татарских войск осадила лагерь князя киевского Мстислава
Романовича. Он шел с десятитысячным отрядом ратников, конных и пеших. Он не
держал связи с другими отрядами, не знал, что предпримет Мстислав Удатный,
и похвалялся, что один, без чужой помощи, истребит "принесенных злым ветром
татар хана Чагониза".
В полдень этого черного дня киевляне стали лагерем на высоком берегу
Калки. Они, как обычно, поставили кругом повозки, когда мимо них пронеслась
лавина обезумевших половецких всадников.
Одиннадцать князей, бывших в киевском войске, сказали:
- Здесь наша смерть! Станем же крепко!
Они перецеловались друг с другом и постановили биться до последнего
вздоха.
Киевляне теснее сдвинули повозки, оградились красными щитами и залегли за
колесами. Они поражали налетавших татар стрелами, отбивались мечами и
секирами,
Глава четырнадцатая
"И БЫСТЬ СЕЧА ЗЛА И ЛЮТА..."
Тучи пыли носились над широкой высохшей равниной, и где особенно
клубилась пыль, там рубились люди, мчались кони без всадников, раздавались
стоны раненых, крики ярости, треск барабанов, пронзительные звуки труб.
Субудай-багатур находился на холме, окруженный сотней отборных тургаудов.
Он посылал всадников узнать; "Как держатся багатуры? Не видать ли свежих
русских войск? Не грозит ли откуда-нибудь беда? Но гонцы возвращались и
говорили, что монголы всюду одолевают, что урусы отступают к Днепру,
бьются, падают, раненые продолжают отбиваться, но ни один не просит пощады,
ни один не сдается в плен.
- Волчья порода! - сказал Субудай.- Волчья им смерть!
Узнав, что киевское войско окружило себя повозками, отстреливается и
отбивается, Субудай посылал на этот лагерь отряд за отрядом, приказывая:
"Опрокинуть телеги! Прорвать кольцо! Поджечь кругом степь!"
Монголы, напирая на русские заслоны, метали копья, натягивая большие
луки, пускали меткие стрелы с закаленными иглами на конце, подкатывали
зажженные связки сухого камыша,- но русские держались так же стойко, сбивая
стрелами и камнями подлетавших близко всадников, и татары не могли сломить
русскую силу.
По приказу Субудая на русский лагерь двинулись, спешившись, сбродные
спутники монголов из разных племен; они взбирались на телеги, размахивая
булавами и кривыми мечами, издавая дикие вопли и подбадривая друг друга.
Русские встретили их ударами топоров на длинных рукоятках, мечами и
дубинами и сбивали нападавших, которые валились с разбитыми черепами...
На третий день Субудай призвал старшину бродников Плоскиню. Он пришел
почерневший, худой от голода. Высокий, сильный Плоскиня теперь еле шел. Два
монгола стояли сзади него и покалывали ножами, чтобы Плоскиня двигался
вперед. Субудай сказал:
- Поди к своим братьям урусам и уговори, чтобы они побросали мечи и
топоры. Пусть уходят домой... Мы их не тронем. За это получишь от меня
свободу.
Плоскиня, придерживая рукой цепь от ножных кандалов, направился к
русскому лагерю. Два монгола шли следом за ним и держали конец сыромятного
ремня, накинутого на шею Плоскини. Он остановился в нескольких шагах от
русских телег. Русские поднялись на телеги и с удивлением смотрели на
странного истощенного человека с тяжелой колодкой на шее. Некоторые его
узнали: "Это Плоскиня-лошадник, он пригонял в Киев табуны половецких коней
и был у половецких ханов переводчиком!" Плоскиня начал кричать русским:
- Мне приказал хан татарский, Субудай-богатырь, сказать вам, чтобы вы
больше зря не бились. Если вы ихней милости покоритесь, то они вас на все
четыре стороны отпустят... Только побросайте все ваше добро - тулупы,
повозки и топоры. Все это татарам нужно за их хлопоты, потому в походах
очень они поиздержались.
- Да врешь ты все, пустобрех Плоскиня, как врал на торжищах, когда
продавал нам запаленных коней!
- Не слушайте его! - кричали старые воины.- Лучше выйти с мечами и
пробиваться к Днепру. Хоть половина доберется до избы, а так, без топоров
или мечей, мы все в степи поляжем!
Но Плоскиня клялся, что говорит правду, снял нательный крест, целовал
его, плакал и говорил:
- Могу ли я говорить иначе, если татары меня сзади ножами подкалывают!
А татары кивали головами и подтверждали, подымая большой палец, что
правильно говорит их переводчик.
Несмотря на возражения старых воинов, все же великий ккязь киевский
Мстислав Романович приказал сдавать татарам оружие. Тогда киевские воины
стали прощаться друг с другом, кланяясь в пояс, и выходили поодиночке,
бросая оружие в одну кучу. Первым делом воины побежали к реке,- три дня они
не пили воды. Когда же последние воины вышли из лагеря и в пыли потянулись
по шляху, разминая плечи и радуясь, что увидят родину, татары стали их
нагонять и беспощадно рубить.
Теперь в пустынной бескрайной степи, без оружия, гибель всем казалась
неминуемой. Русь далеко, и помощи ягдать неоткуда!
Монголы выделили одиннадцать князей, бывших вместе с князем киевским. Они
пригласили их на пир к хану Субудай-багатуру. Всадники окружили их тесным
кольцом и повели в татарский лагерь.
Субудай-багатур с сотней своих телохранителей-тургаудов проезжал в
стороне от киевского лагеря и наблюдал за бойней. Безоружные урусы бились,
как могли, бросая камни и комья сухой земли. Раненые схватывались с
татарами, стаскивали их с седел, вырывая их кривые мечи, и снова бились.
Один высокий урус, принеся из лагеря оглоблю, бился ею, как дубиной, хотел
ударить подъехавшего всадника, и удар пришелся по голове коня. Конь взвился
на дыбы и упал вместе с монголом. Урус набросился на лежавшего, вырвал его
меч, зарубил и, вскочив на коня, продолжал биться мечом... Туча пыли все
закрыла... Но силы были неравные, и монголы одолевали. Субудай-багатур
въехал на холм и оттуда продолжал наблюдать за передвижением по шляху
всадников; он первый заметил, что с севера движутся три тучи пыли.
- Что это? - спросил Субудай, показав пальцем на север.
- Это возвращаются монголы Тохучара! - говорили тургауды.- Это кипчаки
гонят быков!
- Нет, это идет свежее войско! - сказал Субудай.- Трубите сбор! Сзывайте
скорее всех воинов! Довольно сдирать сапоги с мертвых Урусов! Будет новый
бой!
Пронзительно задребезжали трубы. В нескольких местах, где шла свалка,
ответили сигналами другие монгольские трубачи. Некоторые монгольские
всадники, оставляя дорогу, где отбивались русские, вскачь неслись к холму,
где виднелись пятихвостый бунчук Субудая и неподвижный, как каменный идол,
полководец на коне.
А с севера, из степи, все ближе надвигались три облака пыли. Потом
пыльные тучи отделились от земли, поплыли в воздухе и медленно рассеялись.
Субудай молча смотрел в ту сторону. Его тургауды вполголоса заговорили:
- Идут три отряда. Кто это? Если не кипчаки, то это урусские всадники.
Там впереди камыши. Они теперь идут через болото, оттого и пыль
кончилась... Глядите, вот и они!
На полях, за которыми тянулись камыши, среди зарослей ивняка показались
первые всадники на белых и рыжих конях. Появляясь со всех сторон, вырастая,
точно из земли, группы всадников все сгущались и вскоре заполнили равнину.
Некоторое время всадники спокойно оставались на месте, точно приводя свои
ряды в порядок. Всадники растягивались полукругом, показались три
треугольных знамени - черное с золотом посредине и два красных по сторонам.
Татары, рубившие безоружных киевлян на шляху, окруженные густой пылью,
долго не замечали прибытия нового войска, и свалка продолжалась, постепенно
подвигаясь на запад к Днепру...
Вдруг середина прибывшего войска рванулась вперед и помчалась с
оглушительным криком, направляясь в самую гущу боя.
Правое крыло оторвалось и понеслось дальше, на запад, в обхват дравшихся,
а левое крыло медленно, все ускоряя бег, направилось к тому холму, где
находился Субудай-багатур.
Старый полководец колебался только несколько мгновений. Он крикнул: "За
мной!" Хлестнув иноходца, он быстро спустился с холма и понесся в ту
сторону, где стояли войска Тохучара. Там было пусто.- Тохучар принял
участие в битве,- и Субудай несся все дальше.
Но русские его не преследовали. Они сделали полукруг и помчались, вздымая
тучи пыли, выручать уходивших к Днепру киевлян.
Субудай остановился, разослав гонцов-нукеров сзывать растянувшиеся по
шляху монгольские войска, приказывая немедленно возвращаться к берегам реки
Калки.
- Пока победа на нашей стороне,- сказал старый полководец.- Урусы
плодовитое, упорное племя! Из степи может еще появиться войско урусов и
отрежет нам возвращение на родину... Пора поворачивать коней!
Джебэ-нойон во главе трехсот всадников, меняя коней, без передышки
проскакал до Днепра. Сопровождавший его как переводчик бродник Плоскиня
расспрашивал раненых русских:
- Где Мстислав Удатный?
Некоторые отвечали, что видели его мчавшимся, как буря, на чертовском
сивом коне.
На берегу Днепра Джебэ заметил отплывавшую черную лодку. В ней алел плащ
Мстислава. Князь сидел на корме и поддерживал за повод плывшего за лодкой
коня. В лучах вечернего солнца ярко блестел золотой шлем Мстислава, но он
не оглядывался на оставленный им "злой берег".
Джебэ наставил лучшую стрелу и натянул тугой лук. Стрела, не долетев до
лодки, плеснула по воде. Джебэ соскочил с коня, упал грудью на землю и,
обхватив руками голову, в ярости грыз пожелтевшую сухую траву...
Он встал, посмотрел еще раз на удалявшуюся лодку с алым плащом и, не
зная, на ком сорвать свое бешенство, выхватил кривой меч и на несколько
частей рассек теперь ему ненужного закованного бродника Плоскиню.
Джебэ вскочил на рыжего коня и, свернув в степь, поскакал обратно,
удаляясь от шляха, где в черных тучах пыли продолжались последние схватки и
передвигались тысячи людей.
Б битве при Калке и на длинном Залозном шляхе погибло много славных
русских богатырей и рядовых удальцов. Они пали, выручая безоружных киевских
воинов, избиваемых татарами, которые поклялись не сделать сдавшимся урусам
зла. Русские люди не забудут сложивших свои головы в этом бою ростовского
богатыря Алешу Поповича и его верного щитоносца Торопа, рязанского богатыря
Добрыню Золотой пояс, молодого помощника Алеши - славного Екима Ивановича и
других суздальских, муромских, рязанских, пронских и иных храбрых северных
витязей.
Русские отряды, пробивавшиеся смело, не бросая оружия, дошли до Днепра,
где ожидавшие лодки перевезли их на другую сторону. Те же, что поверили
татарским уговорам и побросали мечи и топоры, почти все были перебиты, как
говорит старая песня:
Серым волкам на растерзание,
Черным воронам на возграенье...
Так по вине недальновидных, завистливых и враждовавших между собой
князей, не пожелавших соединить свои силы в единое, крепко спаянное русское
войско, Залозный шлях вместо пути великой победы стал "слезным шляхом",-
отважные русские ратники усеяли его своими белыми костями, полили своей
алой кровью.
Глава пятнадцатая
ТАТАРСКИЙ ПИР НА КОСТЯХ
...А князей имаше, изавиша и
покладаше под доены, а сами верху
седоша обедати. И гако князи живот
свой скончаша.
(Троицкая летопись)
На берегу Калки, на высоком кургане, Субудай-багатур созвал всех своих
тысячников и сотников на торжественное моление богу войны Сульдэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26