- В тот день, когда вам показался чудесный зверь, много ли вы пили
кумысу?
Багатуры поклялись, что они были бы рады выпить, но в этих голых скалах
не только кобылье, но даже козье молоко достать трудно, и в доказательство
верности слов подымали большой палец.
Чингиз-хан обратился к Елю-Чу-Цаю:
- Ты знаешь мудрейшие книги, в которых открыты все тайны земли, моря и
неба. Читал ли ты сказание о таком звере?
Елю-Чу-Цай принес большую книгу с чертежами и рисунками разных зверей,
рыб и птиц вселенной, перелистал ее и сказал:
- Такой редкий зверь называется "мудрый Го-Дуань", и он понимает языки
всех народов. Его речь к нашим двум багатурам означает, что в мире
происходит чрезмерное кровопролитие. Ныне уже четыре года, как твое великое
войско покоряет западные страны. Поэтому вечное великое небо, гнушаясь
беспрерывными убийствиями, послало зверя ГоДуаня объявить тебе, государь,
свою волю. Покажи покорность небу и пощади жителей этих стран. Это будет
бесконечное счастье для тебя, иначе на тебя разгневается небо и поразит
молнией. Так объясняет эта древняя книга китайских мудрецов.
Елю-Чу-Цай говорил торжественно и важно, точно жрец, читающий молитву, а
Чингиз-хан, прищурив один глаз, смотрел на своего советника. Потом он
перевел взгляд на багатуров, покорно стоявших перед ним на коленях, и
подозвал к себе сперва одного, а потом другого. Наклонившись, он прошептал
им что-то на ухо, и каждый шепотом же ему ответил.
Тогда каган, весьма довольный, разрешил багатурам удалиться и приказал
дать им кумысу, сколько каждый из них сможет выпить.
- Эти багатуры сметливы и находчивы,- сказал каган своему советнику,- их
следует возвеличить. Я спросил их по очереди, каким шагом прошел зверь
Го-Дуань. И один сказал, что он бежал рысью, а другой - что шел иноходью.
Ни один даже совсем пьяный монгол, взглянув на бегущего зверя, так не
ошибется. Но я понял сегодня, что войско устало воевать, что в нем растет
тоска по родным степям, и поэтому объявляю, что, согласно воле неба,
приславшего мне, своему избраннику, чудесного зверя Го-Дуаня, я поворачиваю
войско в обратный путь и направляюсь в родной коренной улус .
На другой день, узнав о решении Чингиз-хана, все монгольские воины
радовались, пели песни и готовились к походу.
Первоначально Чингиз-хан думал пройти через Индию и Тибет и с этой целью
отправил посольство в город Дели к индийскому царю Ильтутмышу. Но путь
через горы был еще завален снегами, а царь медлил ответом и стягивал
войска, поставив во главе их Джелаль эд-Дина.
Между тем из Монголии прибыли донесения о новом восстании всегда мятежных
тангутов, а вычисления по звездам его советника Елю-Чу-Цая и гадания
шаманов не советовали кагану идти через Индию.
Тогда Чингиз-хан решил идти обратно тем же длинным путем, каким пришел.
По его приказанию население стало расчищать от снега горные перевалы, и в
начале весны монгольское войско двинулось в путь.
Глава вторая
ПЕРЕПИСКА ЧИНГИЗ-ХАНА С НИЩИМ МУДРЕЦОМ
Еще во время стоянки в верховьях Черного Иртыша Чингиз-хан, заботясь о
своем здоровье и продлении жизни, искал опытных врачей. Ему рассказали о
замечательном мудреце Чан-Чуне, который будто бы открыл все тайны земли и
неба и даже знает средство стать бессмертным. Про него великий советник и
звездочет Елю-Чу-Цай сказал:
- Чан-Чунь-Цзы - человек высокого совершенства. Этот старец давно уже
владеет даром быть в обществе облаков, летая к ним на журавлях, и умеет
превращаться в другие существа. Отказываясь от всех земных благ, вместе с
другими мудрецами он живет в горах, отыскивая философский камень "дань",
приносящий человеку долголетие и бессмертие. Погруженный в думы, он то
сидит, как труп, то стоит целые дни неподвижно, как дерево, то говорит, как
гром, то ходит легко, как ветер. Он много видел, много слышал, и нет книги,
которую бы он не прочел.
Для отыскания этого необычайного старика Чингиз-хан приказал немедленно
отправить своего испытанного китайского сановника Лю-Чжун-Лю. Он дал ему
золотую пайцзу с изображением разъяренного тигра с надписью:
"Предоставляется полновластно распоряжаться, как если бы мы сами
путешествовали".
В руки Лю-Чжун-Лю было, как высшая драгоценность, передано именное письмо
от Чингиз-хана к мудрецу Чан-
Чуню, записанное со слов неграмотного великого кагана его советником
Елю-Чу-Цаем. В письме говорилось следующее:
"Небо отвергло Китай за его чрезмерную роскошь и надменность. Я же,
обитатель северных степей, не имею распутных наклонностей. Я люблю простоту
н чистоту нравов, отвергаю роскошь и следую умеренности. У меня всегда
единственное холщовое платье и одинаковая пища. На мне такие же лохмотья,
как на конюхах, и я ем так же просто, как корова.
В семь лет я совершил великие дела, и во всех странах света и утвердил
мою власть. Такого царства еще не было с древнейших времен, когда мир
завоевали наши предки, кочевые племена хунну .
Звание мое велико, и обязанности важны. Но я боюсь, что в управлении моем
чего-то недостает. Если строят судно, то приготовляют и весла для того,
чтобы с их помощью можно было переплыть реки. Подобно этому приглашают и
мудрецов и выбирают помощников для покорения и управления вселенной.
Я узнал, что ты, учитель, сроднился с истиной и действуешь всегда по
высоким правилам. Многоученый и опытный, ты глубоко изучил законы. Издавна
ты пребываешь в скалистых ущельях и скрыл себя от мира.
Но что мне делать? За обширностью разделяющих нас гор и долин я не могу
повстречаться с тобой. Поэтому я выбрал моего приближенного сановника
Лю-Чжун-Лю, приготовил проворных всадников и почтовую повозку и прошу тебя,
учитель, не страшаясь многих тысяч ли", направиться ко мне.
Не думай о дальности и размерах песчаных степей, а пожалей мой народ. Или
же, из милости ко мне, сообщи мне средство для продления жизни.
Надеюсь, что ты, познав сущность великого "дао" - сочувствуешь всему
доброму и не будешь противиться моему желанию. Посему настоящее наше
повеление должно быть тебе вполне ясно".
С таким письмоя в руках Лю-Чжун-Лю отправился в далекий путь через степи
и горы. Он мчался, торопясь выполнить каганскую волю, быстро меняя на
станках лошадей. Наконец, прибыв в Китай, он добрался до высоких гор, где в
глухом ущелье разыскал престарелого мудреца, изможденного и едва прикрытого
ветхим рубищем. Это был знаменитый Чан-Чунь. Прочтя письмо Чингиз-хана он
сперва наотрез отказался поехать к нему.
Затем он написал ответ, который Лю-Чжун-Лю отослал с нарочным гонцом к
великому кагану, сам же остался возле отшельника, боясь гнева кагана и еще
надеясь убедить Чан-Чуня. Вот что писал китайский мудрец:
"Стремящийся к "дао", смиренный житель гор Чан-Чунь получил недавно
высочайшее повеление, прибывшее издалека. Да, весь бездарный приморский
народ китайцев из-за своей надменности неразумен. Представляя себе, что в
делах жизни я туп, в отношении изучения "дао"я нисколько не преуспел,
всевозможными способами трудился, не умер, а состарился, и что хотя слава
обо мне распространилась по разным государствам, но по святости я ничуть не
лучше обыкновенных людей,- то от всего этого я только мучаюсь стыдом.
Тайные мысли ведь кто ведает?
Сперва, получив необычайное письмо, я хотел скрыться в горах или уйти на
море, но потом решил противиться твоему повелению и счел необходимым
отправиться в путь и бороться со снегами, чтобы представиться государю,
которого небо одарило мужеством и мудростью и превосходящему всех, кто был
в древности, так что и ученые китайцы и дикие варвары все покоряются ему.
В путешествии ветер и пыль беспрерывны, небо омрачено тучами, а я стар и
слаб, не могу выдержать больших трудностей и боюсь, что до тебя по такому
длинному пути я не доеду.
Если же я и прибуду к тебе, владыке народов, то решать военные и
государственные дела в моих ли силах? Поэтому прошу милостиво указать:
должно ли мне ехать, или нет? Вид мой высохший, тело истощенное.
Ожидаю решения.
В год Дракона, в 3-ю луну".
Когда Чингиз-хан получил это письмо, он весьма обрадовался, щедро
наградил гонца и ответил новым письмом:
"Кто приходит под мою руку, тот со мной.. Кто уходит от меня, тот против
меня. Я применяю воинскую силу, чтобы со временем после больших трудов
достигнуть продолжительного покоя. Я остановлась только тогда, когда все
сердца вселенной покорятся мне. С этой целью я проявляю грозное величие,
находясь всегда в походе среди непобедимых воинов. Я знаю, что ты можешь
легко отправиться в путь и прилететь ко мне на журавле. Хотя равнины пути и
беспредельны, но уже недолго мне ждать, чтобы увидеть посох твой. Поэтому я
отвечаю на твое послание, чтобы тебе были видны мои мысли. О прочем не
распространяюсь".
Глава третья
СДЕЛАЙ МЕНЯ БЕССМЕРТНЫМ!
Получив от великого кагана второе письмо, китайский мудрец согласился
отправиться в далекий путь. Он наотрез отказался ехать в караване вместе с
прекрасными дворцовыми певицами и танцовщицами, которых одновременно
посылали из Китая Чингиз-хану. Поэтому ему была дана особая охрана из
тысячи пехотинцев и трехсот всадников. Чан-Чунь взял с собой двадцать своих
учеников; из них один писал подробный дневник, занося в него изречения и
стихотворения учителя .
Чан-Чунь ехал не спеша и всюду в городах останавливался. Монгольские
начальники городов (даруги) устраивали ему торжественные приемы и
предлагали обильные угощенья, от которых мудрец отказывался, питаясь только
рисовой кашей и плодами.
В пути Чан-Чунь постоянно писал стихи. Когда он проезжал монгольские
степи, он изложил свои мысли в таких строках:
Куда б ни метнулся взор,
Не видно конца горам...
Потоки стремятся с гор,
И всюду - простор ветрам!
И думы мои поют:
"От первых земли времен
Зачем проходили тут
Стада кочевых племен?
Как в древние дни, едят
Они заповедный скот,
Не наш их чудной наряд,
Не наш и обычай, не тот!
Не знают письмен они,
Как дети, просты душой...
Беспечно текут их дни,
Довольны они судьбой!"
Дорога равниной пустынной шла,
И труден был каждый шаг.
Озера синели, как из стекла,
Поблескивал солончак.
Не встретишь здесь путника целый день,
Меж этих бугров немых...
Спеша пронесется рай в год, как тень,
Наездник из стран чужих.
Ни гор, ни деревьев не встретит взор,
Покрыты травой холмы...
Из меха племен кочевых убор
В дни лета, как в дни зимы.
Здесь рис не родится, и весь народ
Питается молоком,
И весело каждый с собой везет
Из войлока утлый дом...
Через два года со дня выезда Чан-Чунь прибыл к реке Джейхун и близ
Термеза переправился на другую сторону. Там его встретил личный лекарь
Чингиз-хана. Мудрец подарил ему стихи, написанные по поводу окончания
долгой дороги, и сказал:
- Я горный дикарь, прибыл в военный лагерь великого кагана только для
того, чтобы ему сказать важные слова. От их исполнения станет счастливой
вселенная. Стихи Чан-Чуня были следующие:
Издревле прославлена светом
Восьмая луна!
Рассеялись тучи,
Стих ветер,
И ночь ясна.
Через весь небосвод
Перекинут серебряный мост,
На юге
Драконы
Взыграли от блеска звезд!
И с башен высоких
Доносится радостный звон:
Все праздник справляют,
Как то повелел закон!
И льется вино,
И поет своп песни певец...
А берегом тихим
Усталый бредет мудрец...
К могучему хану
Бесстрашно направил он путь,
Чтоб демон
Смирился кровавый
И дал вздохнуть!
(Китайцы, считая корову священным животным, не ели коровьего мяса, не
пили молока. Питание монголов поэтому им казалось странным. Восьмая луна-по
китайскому календарю, месяц сентябрь, когда китайцы устраивают веселые
празднества по случаю конца полевых работ.)
Проехав через опустошенный город Балх, где был слышен только лай голодных
собак, так как жители разбежались, Чан-Чунь через четыре дня дороги по
горам прибыл в лагерь Чингиз-хана, к его желтому шатру, стоявшему над
крутым обрывом.
В сопровождении наместника в Самарканде Ахайя-Тайши, который знал
китайский и монгольский языки, Чан-Чунь явился к грозному владыке. Так как
все "даосы", являясь к китайскому владыке, никогда не становились перед ним
на колени и не били земных поклонов, то и Чан-Чунь, войдя в юрту кагана,
только наклонился и сложил в знак почтения ладони.
Перед великим каганом стоял высохший старик бронзового цвета, обожженный
зноем и ветрами, с выпуклым лбом и белым пухом на затылке. Он казался нищим
в веревочных сандалиях на босу ногу и ветхом плаще, но он спокойно и без
страха смотрел на "владыку вселенной", затем опустился на ковер,
Чингиз-хан, темнолицый, с рыжей поседевшей бородой, с черной круглой
шапке с большим изумрудом и тремя лисьими хвостами, падавшими на плечи,
сидел на золотом троне, подобрав ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26